tiger lily

Это был долгий день. На данный момент каждый из них является таковым, но сегодняшний показался Юнги астрономически тянущимся. Он не совсем уверен, почему, ведь график не особо был забит клиентами, и он не проторчал в студии бесконечное количество часов. Во всяком случае, это не отличалось от любого другого рабочего дня, но его мозг продолжал работать на износ. С ним такое случается нечасто, но когда это происходит, вездесущий экзистенциальный кризис овладевает Юнги и заставляет очень быстро утомляться. Непрекращаемые мысли делают его мозг похожим на хомяка, бегающего по колесу; двигающегося так быстро, но на самом деле стоящего на одном месте. Очень трудно сосредоточиться на своей работе, когда ты едва можешь привести голову в порядок. Это заставляет Юнги сдвинуть брови в попытке сосредоточиться, а его слух перестаёт улавливать что-либо из-за того, что он так усердно погружается в искусство, лежащее перед ним. Это приводит к сильнейшей во всём мире головной боли, с которой Юнги слишком хорошо знаком. Поворачиваясь к часам на левой стене, Юнги вздыхает с облегчением, зная, что сможет уйти чуть больше чем через полтора часа. У него остался только один клиент, и после он будет свободен, как птица. Не то чтобы его студия казалась клеткой, но метафора всё равно в какой-то степени расслабляет его. Юнги работает татуировщиком уже почти пять лет, заинтересовавшись этим после того, как бросил университет всего через год. В глазах большинства людей это делает его неудачником. Юнги же считает, что это делает его храбрым. Очень легко соответствовать тому, что диктует общество. Ты должен учиться, чтобы получить необоснованную степень в чём-то фантастическом, что абсолютно тебя не волнует, только для того, чтобы после получить работу, требующую носить костюм с девяти утра до пяти вечера. Юнги никогда не проявлял никакого интереса к этому, даже если это то, что его родители хотели бы. Всю свою жизнь он был творческим, не заинтересованным в академических науках, и это не должно было чудесным образом измениться после учёбы в университете в течение пары лет. Поэтому Юнги велел своим родителям идти к чёрту, а потом направился прямо в студию, в которой мечтал работать, с портфолио в одной руке и чашкой кофе для владельца в другой. Он каждый день проходил мимо Abyss Ink по дороге в университет, как будто здание соблазняло его перейти на тёмную сторону, пока, наконец, этого не произошло. Он был там пару раз, сделал несколько татуировок у владельца и полностью влюбился в это место. Оно было маленьким и скромным, но качество разрабатываемых эскизов для татуировок и обслуживание клиентов не имело себе равных. Это пробудило в Юнги желание, которое он не позволял себе испытывать в течение многих лет. Трудно было удержаться от того, чтобы принять опрометчивое решение бросить университет. Поэтому он не остановил себя. Некоторые решения могут быть импульсивными, но это не делает их неразумными или неправильными. Как только Юнги заполнил анкету об отчислении и был принят на работу в Abyss Ink, у него словно гора свалилась с плеч, и чувство дома приятно поселилось в груди. Юнги потребовалось некоторое время, чтобы почувствовать уверенность в принятом решении, и ещё больше времени, чтобы родители приняли новый выбор карьеры сына, но он был взрослым и мог делать то, что хотел. Он также был счастливее, хотя это не имело большого значения ни для кого, кроме самого Юнги. Когда он перестал жить своей жизнью для других людей и начал жить для себя, всё, казалось, стало лучше. Он освоился с новой рутиной, с новой жизнью, и это было хорошо, даже замечательно. До одного конкретного момента. Юнги всегда был немного философским человеком, загадочным и любопытным, с каждым днём у него на кончике языка вертелся новый вопрос. Это делало жизнь интересной и создавало множество увлекательных бесед с друзьями, коллегами и клиентами, но после этого у Юнги всегда оставалось больше вопросов, чем было изначально. Начиная со смысла жизни и заканчивая понятиями о влечении, он подвергал сомнению всё это. Второй вопрос его интересовал больше, чем первый, так как именно он вызывает у Юнги экзистенциальный кризис, из-за которого он раскачивается взад-вперед и рыдает в углу часами подряд. Концепция влечения ставила его в тупик с тех пор, как он себя помнит, особенно в подростковом возрасте, когда гормоны стремительно растут и все одержимы идеей секса. Все, кроме Юнги. Это оставило у него много вопросов. Что вообще значит влечение? Неужели я всегда буду так себя чувствовать? Что я должен испытывать? Испытывать влечение к девушкам — это правильно, тогда почему оно таким не кажется? Мне нравятся парни? Откуда мне знать? У Юнги есть ответы на некоторые из этих вопросов, но не на все. Хотя его это вполне устраивает. Самопознание — длительный процесс, и прошло более десяти лет с тех пор, как у него появились эти мысли. Но иногда они не дают ему спать по ночам и наполняют грудь тревогой, которую ничто не может успокоить. Юнги хотел бы, чтобы в его мозгу был выключатель, способ заглушить навязчивые мысли и непрекращающиеся вопросы. Он не часто пользовался им, только в плохие дни, когда всё, что он хочет делать, — это рисовать и спать, не подвергаясь допросу собственного разума. Можно было подумать, что разумнее всего было бы провести исследование. Задать поисковику Гугл те же вопросы, которые задаёшь сам себе, чтобы узнать, ответил ли кто-то уже за тебя. Юнги попробовал это один раз и сразу же решил больше никогда так не делать. Одного ненавистного блога против квир*персон и их «ненужных ярлыков для дерьма, за которое они себя выдают» было достаточно, чтобы Юнги больше никогда не доверял словам в интернете. Юнги сумел самостоятельно понять, что он гей. Он также может разобраться и с этой проблемой влечения самостоятельно. Заархивировав эти мысли на другое время, Юнги открывает файл своего следующего клиента, заставляя себя вернуться в рабочий режим для последней встречи. Он смотрит на эскиз и поражён тем, насколько он замысловат и красив. Пролистав заметки, он видит, что человек, делающий татуировку, — тот же самый человек, который её нарисовал. Это заставляет брови Юнги подняться в удивлении. Этот человек чрезвычайно талантлив и, вероятно, мог бы дать Юнги возможность побороться за свои деньги, когда дело доходит до эскиза татуировок. Это делает Юнги более сосредоточенным, хотя он должен отдать должное этому произведению искусства, перенести его на кожу таким же красивым и значимым, как того хочет клиент. Юнги начинает настраивать свой трафарет, обводя линии, нарисованные неким Чон Чонгуком, который в любой момент войдёт в студию. Чем больше он смотрит на тату, тем больше впечатляется им и больше может видеть своё отражение в нём. Юнги понимает, почему именно его выбрали в качестве татуировщика для подобной работы, так как в ней есть замысловатые детали, надписи и акварель: все фирменные черты стиля Юнги. Проводя по краям, он продолжает смотреть на цвет, проходящий через нарисованный эскиз: белый, серый и чёрный, работающие как монохромный спектр, с редким оттенком фиолетового в мельчайших деталях. Существует несколько различных версий с фиолетовым оттенком, каждая из которых так же красива, как и предыдущая. Если бы Юнги попросили выбрать его любимую, он не уверен, что смог бы это сделать, учитывая, насколько все они по-своему потрясающи. Татуировка сама по себе прекрасна. Стук в его дверь заставляет Юнги вскинуть голову, оборачиваясь. Он смотрит в глаза Сокджину, владельцу студии, и на незнакомое лицо рядом, которое принимает за Чонгука. — Готов принять Чонгука? — спрашивает Сокджин, прищурив глаза на трафарет в руке Юнги. Он ещё не закончен, и обычно Юнги попросил бы больше времени, но, посмотрев в глаза Чонгука, полные нерешительности и нервозности, он не может заставить себя это сделать. — Конечно, — кивает он, откидываясь на спинку своего кресла, чтобы позволить Чонгуку пройти и сесть перед собой. Похлопав по плечу, Сокджин приглашает парня войти внутрь и оставляет их наедине. Чонгук робко, почти на цыпочках входит в кабинет Юнги, его глаза блуждают по всем произведениям искусства на стенах, цветным татуировкам, красиво выставленным на общее обозрение, и, наконец, переводит взгляд на трафарет на столе мастера. Вот тогда Юнги наконец видит улыбку Чонгука, два больших передних зуба выглядывают из-под его губ. Он видит, как нервы парня заметно расслабляются, его плечи опускаются, а мышцы кажутся менее напряжёнными, чем раньше. Юнги сразу же понимает, что у этой татуировки есть смысл, за ней стоит дорогое клиенту значение, и Чонгук испытывает любовь к своему эскизу. — Присаживайся, — Юнги указывает на место перед собой, на котором Чонгук будет лежать некоторое время. — Я ещё готовлю трафарет, так что ты можешь просто посидеть и расслабиться, пока я не закончу. Чонгук кивает и садится на край, предпочитая сидеть лицом к Юнги и наблюдать, как он работает. Обычно, когда за ним так пристально наблюдают, Юнги чувствует беспокойство и напряжение, но во взгляде Чонгука столько любви, что он тоже расслабляется. — Красивый эскиз, — говорит Юнги, чтобы заполнить тишину, нежели самому Чонгуку. — Ты чертовски хороший художник. Хочешь рассказать мне немного об этом? Юнги поднимает глаза после нескольких секунд молчания и видит, как Чонгук покусывает нижнюю губу — знак испытываемой тревожности, который слишком знаком. Он мог сказать и так, что эта татуировка является чем-то личным, но, возможно, она настолько важна для Чонгука, что ему сложно поделиться этим с совершенно незнакомым человеком. — Тебе не обязательно, если не хочешь, — успокаивает Юнги, возвращая своё внимание к трафарету, чтобы дать Чонгуку немного передышки. — Иногда разговор помогает успокоить нервы, но не всегда. Большинство людей, которые входят в дверь Юнги, никогда не перестают говорить — это бурлящий бочонок нервов с бесконечной болтовнёй, который можно извергать часами подряд. Паническая речь его клиентов — то, что заполняет разум Юнги большую часть рабочего времени, один из типов белого шума, который он привык терпеть, пытаясь сосредоточиться. Сказать, что обет молчания Чонгука немного отличается от того, к чему привык Юнги, было бы преуменьшением. Он никогда бы не попытался заставить клиентов что-то говорить, ведь некоторые предпочитают стиснуть зубы и преодолевать боль, и не то чтобы Юнги поощрял подобное. — Это цветок дня моего рождения, — выпаливает Чонгук, и внезапный шум слегка пугает Юнги. Он бросает быстрый взгляд на парня и видит знакомую улыбку, которую встречал ранее. Это обнадёживает, и Юнги заглатывает наживку, чтобы попытаться сохранить начавшийся загорающий огонёк для беседы. — Да? — М-гм-м, — Чонгук ёрзает на месте, и Юнги чувствует, что в его голове происходит конфликт. Делиться или не делиться. Юнги надеется на первое. — Первое сентября — это тигровая лилия. Она мне очень нравится, и мне повезло, что этот цветок олицетворяет мой день рождения. Юнги не может удержаться от улыбки. Есть что-то в невинном волнении и благоговении в тоне Чонгука. Он хочет слушать, как тот часами рассказывает о своём эскизе татуировки, говорит ему столько, скольким вообще готов поделиться, даже если это будет означать, что его щёки болят от слишком большой улыбки. — Она очень красивая, ты прав. Ты изменил цвета? Я не помню, чтобы тигровые лилии выглядели вот так. С вопросом, повисшим в воздухе, Юнги подносит трафарет к правой руке Чонгука, пытаясь найти правильное место. В файле говорилось, что Чонгук хотел, чтобы он был на внутренней стороне предплечья, стебель поднимался от запястья вверх. Юнги наклоняет голову набок, оценивая, как это будет смотреться на коже парня. Чонгук довольно крепкий, с мускулами по всему телу, но в этой области его руки есть что-то такое же нежное, как и сам цветок. Это идеально ему подходит. — Тебе нравится такое расположение? — когда Юнги поднимает взгляд, глаза Чонгука прикованы к чёрному трафарету на своей руке, а в уголках глаз скапливаются слёзы. Он надеется, что это слёзы счастья, потому что Юнги слишком хорошо знает, как это может быть эмоционально, когда произведение искусства, которое ты создал и в которое полностью влюблён, выглядит на тебе так идеально. Не в силах произнести ни слова, Чонгук кивает. Когда он встречается взглядом с Юнги, он не может удержаться от улыбки, смешок срывается с его губ, когда он вытирает глаза свободной рукой. Юнги успокаивающе похлопывает Чонгука по ноге, жест, который, как он надеется, парень поймет и оценит. Как только рука Чонгука подготовлена, Юнги усаживает его поудобнее в кресле. Пока он начинает готовить чернила и иглы, он чувствует, как глаза парня наблюдают за ним, словно ястреб. На самом деле, это мило. Чонгук кажется немного загадочным. Кто-то такой застенчивый и тихий, но такой бесстрастный и любопытный, без страха рассматривать всё, что попадётся на глаза. Это странное сочетание, но оно заставляет Юнги тихонько посмеиваться. — Ты делал татуировку раньше? — спрашивает он, поворачиваясь лицом к Чонгуку, держа наготове иглу с чернилами в руке в перчатке. — Нет, — тот качает головой, делая большой глубокий вдох, прежде чем перевести взгляд с иглы в руке Юнги обратно на его лицо. — Я немного нервничаю. Это заставляет Юнги хихикнуть, прежде чем он одумывается. Он просто ничего не может с этим поделать. Слова Чонгука звучат как извинения за свою нервозность, будто это доставляет неудобства мастеру. Во всяком случае, Юнги был бы более обеспокоен, если бы Чонгук не нервничал. У самого Юнги было множество татуировок, и он каждый раз испытывает нервозность. Это обычное дело, и это нормально. Определённо не за что извиняться или чувствовать себя виноватым. — Всё в порядке, — улыбается Юнги, надеясь, что это успокоит Чонгука. — Иглы могут быть страшными, и большинство людей нервничают из-за боли. Но ты в надёжных руках, хорошо? И ты можешь попросить меня остановиться и немного отдохнуть в любой момент. Просто старайся оставаться как можно более неподвижным. Ты можешь сделать это для меня? — Я могу попробовать, — бормочет Чонгук, сосредоточившись главным образом на том, чтобы выровнять дыхание. — Как ты обычно успокаиваешься? — спрашивает Юнги, очищая кожу Чонгука. — Большинство людей, которые приходят сюда, — болтуны, или некоторые любят, чтобы я говорил, дабы отвлечь их. Музыка иногда тоже помогает. — Мы можем, эм... поговорить? Друг с другом? Когда Юнги поднимает глаза, он видит слабый румянец на щеках Чонгука и не может удержаться от улыбки. Он не должен сидеть здесь, чувствуя головокружение от того, какой его клиент милый. Это не совсем профессиональное занятие, Мин Юнги. Он будет ругать себя за это позже. Чонгук начинает говорить, и Юнги тут же улыбается. Это просто происходит. Он ничего не может с этим поделать. — Конечно. Ты хочешь рассказать мне больше о цветке? Цветы дня рождения обычно имеют за собой какое-то значение, да? — У них есть свой собственный язык, — кивает Чонгук, отводя глаза от иглы, когда Юнги впервые соприкасается с его кожей. Он не может удержаться, чтобы не втянуть воздух и не зашипеть сквозь зубы. Юнги чувствует, как чужие мышцы сжимаются под рукой, и подсознательно проводит подушечкой большого пальца по обнажённой коже в попытке успокоить и утешить. — У тебя действительно хорошо получается, — комментирует Юнги. Похоже, Чонгук лучше реагирует на слова, чем на жесты, поэтому он напоминает себе продолжать говорить. — Тогда что же говорит твой цветок на его родном языке? — Пожалуйста, люби меня, — выдыхает Чонгук, его голос лёгкий и воздушный. — Вот что значит надпись на стебле. — Я вижу, что здесь много фиолетовых оттенков, — комментирует Юнги, разглядывая эту часть трафарета татуировки на руке Чонгука. — Почему ты выбрал именно этот цвет? — он ловит себя на том, что задаёт вопрос, который вертится у него в голове. — Я думал, тигровые лилии ярко-жёлтые или оранжевые. — Так и есть, — отвечает Чонгук и хмурится, и Юнги интересно знать, действительно ли парню больно. — Лилии считаются счастливыми цветками. Оранжевый и жёлтый символизируют гордость и уверенность в себе. — Всё в порядке? — спрашивает Юнги, прерывая Чонгука. В боли на лице парня есть что-то такое, от чего сердце татуировщика учащённо бьётся. — Тебе нужно сделать перерыв? Мы можем остановиться на секунду. — Нет, нет, — быстро успокаивает Чонгук. — Я в порядке, мы всё равно только начали. Всё нормально, продолжай. — Ты уверен? — Юнги не может не перепроверить. — Да, с чего вдруг ты спрашиваешь? — Ты выглядишь... — Юнги делает паузу, подбирая подходящее слово. Общение никогда не давалось ему легко. Он может нарисовать тысячу эскизов, сделать татуировки сотням людей, но найти правильное слово? Это то, что он считает очень трудным. — Как будто испытываешь дискомфорт, — вот на чём останавливается Юнги, посмеиваясь, чтобы ослабить напряжение. — Ох, — говорит Чонгук, и его лицо вытягивается. Он снова начинает жевать нижнюю губу, и Юнги проклинает себя за то, что внезапно заставил того почувствовать тревожность. — Дело не в боли от татуировки. Просто цветовая гамма довольно личная, я полагаю? Это не самая лёгкая вещь, о которой можно говорить. — Ах, Чонгук-а, — вздыхает Юнги, и он бы даже ударил себя по лбу ладонью, будь у него свободная рука. — Ты должен был сказать. Я задавал эти вопросы, чтобы попытаться помочь тебе немного успокоиться, а не заставлять тебя испытывать ещё больше неловкости. Мне очень жаль. — Это нормально, — кивает Чонгук, откидывая голову на подголовник сиденья. Его плечи опускаются, когда он позволяет себе наконец расслабиться. — Могу я спросить тебя кое о чём вместо этого? Ты сказал, что клиенты иногда задают тебе вопросы. — Конечно. О чём ты хочешь спросить? — говорит Юнги, для верности поводя бровями в сторону Чонгука. Это заставляет его клиента смеяться, и звук такой яркий и красивый, что Юнги метафорически похлопывает себя по спине за то, что смог поднять настроение парню. — Что самое лучшее в том, чтобы быть татуировщиком? Что тебе нравится больше всего? — Вау, ну уж и вопрос, — думает Юнги вслух, выжидая время, чтобы придумать разумный ответ. Он хорошо справляется с многозадачностью, может говорить и делать татуировки одновременно, но для того, чтобы делать и то, и другое, требуется чертовски много мозговой энергии. — Мне нравится взаимодействие с клиентами. Я довольно замкнутый человек и бываю подавлен в больших толпах и шумных местах, но иметь возможность поговорить с одним или двумя людьми о чём угодно и обо всём действительно приятно. Я многому учусь у своих клиентов, заставляя их разговаривать со мной, это тоже отвлекает их от боли. Беспроигрышный вариант для нас обоих, я думаю. — Я понимаю, я тоже больше подхожу под понятие интроверта, — бормочет Чонгук. Юнги бросает взгляд на него, и они обмениваются понимающей улыбкой, которая рассказывает историю социального давления и общественных событий, вызывающих тревожность. — Чему ты научился? — Ты помнишь, я сказал, что некоторые люди — болтуны? — спрашивает Юнги, и Чонгук кивает. — Ну, один парень пришёл сюда за татуировкой, и я клянусь Богом, что никогда не видел, чтобы кто-то так нервничал, а я работаю мастером уже около пяти лет. У него на ребре было вытатуировано очень красивое цветное дерево бонсай, и он рассказал мне, как лучше всего ухаживать за ним. Я думаю, что там было около тридцати семи пунктов или что-то такое. Как будто он читал вслух справочник, — Юнги фыркает при воспоминании. — Ты помнишь все тридцать семь пунктов? — Я гордый папа бонсая, конечно, я помню, — смеётся Юнги. — Он вернулся примерно через неделю, чтобы поблагодарить меня за татуировку, и купил мне моё собственное дерево. С тех пор мы лучшие друзья. — Кто? Ты и бонсай? Юнги смеётся, ему приходится откинуться на спинку стула и вынуть иглу из рук Чонгука из страха испортить рисунок татуировки. Его плечи трясутся при смехе, и татуировка выглядела бы так, будто её сделал пятилетний ребёнок, не отстранись он. Они разделяют мгновение смешков, и внезапно все нервы, которые Юнги замечал на лице Чонгука до сих пор, полностью исчезли. Он никогда не был лучшим в утешении людей, изо всех сил пытаясь найти правильные слова, чтобы сказать, но в такие моменты, как этот, Юнги чувствует, что ему становится лучше. Чувство нервозности, которое он испытал за десять минут до того, как Чонгук пришёл, тоже пропало. — Я имел в виду парня, которому я сделал татуировку, но, думаю, ты можешь сказать, что мы и с Бонзо лучшие друзья. Живём вместе и всё такое. — Ты назвал своё дерево бонсай Бонзо? — спрашивает Чонгук сквозь приступ хихиканья. — Я хочу, чтобы ты знал, что ему очень подходит это имя, большое спасибо, — Юнги откидывает назад свой стул и приподнимает футболку, чтобы показать Чонгуку свои рёбра, где у него также есть татуировка деревца. — Разве ты так не считаешь? — Боже мой, это он? — спрашивает Чонгук высоким и писклявым голосом, как будто он вот-вот засмеётся снова. — Единственный и неповторимый, — мычит Юнги, и самодовольство сквозит в его тоне. — Что я могу сказать, Намджун вдохновил меня. — Так у вас есть одинаковые татуировки? Это замечательно, мне она нравится. — В этом мы с тобой солидарны, — Юнги отпускает футболку и снова обращает своё внимание на татуировку Чонгука. — Хорошо, взгляни на контур и дай мне знать, что ты об этом думаешь, а затем мы сможем приступить к штриховке и раскрашиванию. Чонгук кивает и вскакивает с места, направляясь к зеркалу в полный рост, прикреплённому к задней части двери. Он смотрит на татуировку как в отражении, так и непосредственно на коже. Это момент, когда Юнги больше всего нервничает. Всё, что он нанёс на кожу Чонгука, — это то, о чём парень и просил, но всегда есть небольшой шанс, что клиент не будет счастлив или удовлетворён. Иногда были жалобы на толщину линий, размер всей татуировки и даже её расположение. Это невероятно расстраивает Юнги, потому что в этих вещах нет его вины. В Abyss Ink они обязательно проводят встречи за встречами и консультации за консультациями с каждым клиентом, чтобы при создании трафарета и принятии решения о размещении не было места для ошибок. Когда ты делаешь что-то столь же постоянное, как нанесение татуировки на своё лицо, нельзя рисковать, что тебе не понравится получившийся результат или ты захочешь изменить эскиз на полпути. Ты принимаешь решение и должен его придерживаться. Принятие решений никогда не было лёгким делом для Юнги. Поступил в университет, затем бросил его, разорвал общение с родителями, умолял их принять его обратно в свою жизнь. Всё его существование — это одно неправильное решение за другим, возвращение к тому, что когда-то делало его счастливым, чтобы в конце концов заняться чем-то новым. Он никогда не верил, что жизнь постоянна. Вот как ему удавалось справляться в те времена, когда казалось, что мир рушится. Напоминание о том, что всё всегда меняется, ничто не остаётся неизменным, и баланс должен в какой-то момент восстановиться. Но с татуировками так быть не должно. Это единственный аспект жизни Юнги, где он верит, что решение, которое он принимает в этот момент, является постоянным, и позже его уже не вернуть. Он не верит в лазерное удаление или перекрытие татуировок. Будучи татуировщиком, он видит в этом пинок в зубы художнику, который подарил тебе эскиз, и пощёчину своему прошлому «я» за то, что ты испортил нечто, что когда-то приносило тебе счастье. Если бы Юнги попросили просмотреть каждую татуировку, которую он когда-либо рисовал для кого-то, или каждую, которую он имеет на своём теле, то мог бы объяснить, почему она была важна и почему они должны сохранить её навсегда. Люди так быстро избавляются от воспоминаний, когда они окрашиваются негативными эмоциями, что забывают о блаженстве и счастье, которые наполняли их раньше. Юнги не из тех, кто сожалеет, он доверяет себе и придерживается каждого решения, которые когда-либо принимал. Потому что в тот момент Юнги сделал то, что, по его мнению, было лучше для него, и он поддерживает себя. До самого конца, и все остальные должны делать то же самое. — Что ты думаешь? — спрашивает Юнги тихим и неуверенным голосом. Лично он считает, что это уже выглядит красиво, потому что как эскиз Чонгука может не выглядеть превосходно? Юнги просто надеется, что парень увидит то же, что и он. — Я немного потерял дар речи, — признаётся Чонгук, встречаясь глазами с Юнги в отражении зеркала. — Я знал, что мне понравится, но не ожидал, что буду чувствовать себя так ещё до того, как увижу конечный результат. — Мне знакомо это чувство, — Юнги постукивает по сиденью, призывая Чонгука вернуться. Как только парень снова полностью усаживается на место, Юнги открывает файл Чонгука и вытаскивает различные варианты эскизов. Он кладёт их рядом, наблюдая, как чужие глаза бегают по каждому из них, отмечая очень незначительную разницу в их цветовой гамме. — Я знаю, ты сказал, что о палитре трудно говорить, и тебе не нужно объяснять мне смысл или историю, стоящую за этим, — начинает Юнги, избегая взгляда Чонгука в попытке уменьшить давление, которое, как он может себе представить, чувствует его клиент прямо сейчас. — Но мне нужно знать, на каком оттенке ты хотел бы остановиться. Эта татуировка явно много значит для тебя, и я хочу сделать всё правильно, хочу, чтобы она была идеальной для тебя. Так что просто взгляни и дай мне знать, какой тебе больше нравится, или вдруг ты хочешь попробовать что-то совершенно другое. Я собираюсь приготовить чай, ты хочешь что-нибудь выпить? — спрашивает он, вставая и давая Чонгуку немного пространства. — Просто стакан воды было бы хорошо, — улыбается он, хотя Юнги чувствует, что эмоции, скрытые за этой лёгкой улыбкой, выходят на поверхность. — Конечно, — кивает Юнги, направляясь к двери. — Потрать столько времени, сколько тебе нужно, ладно? Не спеши. Чонгук, кажется, заметно расслабляется, и Юнги тоже не возражает против предложения остаться в студии намного позже, чем он планировал изначально. Отчаянной потребности и желания пойти домой и свернуться калачиком больше нет, и у него такое чувство, что Чонгук несёт за это ответственность. Самое меньшее, что он может сделать, это уделить своему клиенту больше времени и убедиться, что эта татуировка — самое лучшее произведение искусства, которое когда-либо создавал Юнги. С последней беглой улыбкой и кивком он выходит из маленькой студии и поднимается в комнату отдыха для сотрудников. Ещё одна причина дать Чонгуку передышку состояла в том, чтобы дать самому Юнги минутку спокойного экзистенциального созерцания. Он не уверен, что именно его так разозлило, но его разум гудит со скоростью мили в минуту, и ему нужно время, чтобы просто успокоиться. Акварель и растушёвка — самая важная часть эскиза Чонгука, и он никогда не простит себе, что испортил его только потому, что его разум работает на пределе возможностей. Пока он ждёт, пока закипит чайник, Юнги достает свой телефон и набирает в гугле «монохромная и фиолетовая цветовая гамма». Может быть, дело было в том, как неловко и защищающе Чонгук рассказывал о своих причинах выбора этих оттенков, или, может быть, это было неприятное чувство «я уверен, что видел это раньше», которое заставило Юнги искать в интернете. Он не совсем уверен, что ожидал найти, но флаг гордости для «асексуального» сообщества определенно был не тем. Когда он нажимает на веб-страницу и просматривает всю информацию, распростёртую перед ним, он удивляется с каждой секундой больше и больше. В сочетании со всё более бурлящим шумом чайника и жужжанием его разума Юнги находится примерно в десяти секундах от психического срыва. Предполагается, что это успокаивающее чувство — читать описание, которое подходит тебе так идеально, как будто кто-то залез в твой мозг и вложил все твои бессвязные мысли в интеллектуальное предложение. Однако Юнги чувствует что угодно, только не утешение. Он ощущает себя более одиноким, чем когда-либо прежде, задаваясь вопросом, как, чёрт возьми, целое сообщество людей, в которое он идеально вписывается, существовало всё это время без его ведома. Юнги почти чувствует, что тонет, окружённый всеми этими утешительными словами и историями. Вместо того, чтобы почувствовать поддержку и комфорт, он чувствует себя так, как будто слишком опоздал на вечеринку, и Юнги туда не пускают. Когда он дойдёт до «10 признаков того, что ты можешь быть асексуалом», Юнги должен закрыть свой телефон. Последнее, что он хочет сделать, — это подвергнуть себя контрольному списку чувств, которые он должен испытывать, чтобы чувствовать себя утешенным этим новым ярлыком, на который он наткнулся. Юнги верит в текучесть, в перемены и свободу самовыражения, он не собирается загонять себя в квадратную коробку, которая не соответствует его круглой форме. Он так близок к тому, чтобы вписаться, но некоторые черты его личности не соответствуют этим новым критериям. Ему действительно не следовало так сильно надеяться. Заваривая чай и наливая Чонгуку стакан воды, Юнги начинает задаваться вопросом, действительно ли эскиз парня символизирует флаг асексуалов. Что, если у Чонгука есть ответы на вопросы, которые крутятся у Юнги в голове? Что, если Чонгуку просто очень нравятся монохромные татуировки, но его любимый цвет — фиолетовый? Честно говоря, возможности безграничны. Но если есть хоть малейший шанс, что Чонгук асексуален и может поделиться некоторыми знаниями с Юнги, то он не собирается упускать эту возможность. Юнги жаждет учиться у Чонгука, но только в том случае, если Чонгук готов учить его. Когда он возвращается в свою студию, толкая дверь плечом, чтобы держать два напитка в руках устойчивыми, он не ожидает увидеть парня, раскрашивающего один из его готовых эскизов. Не желая отвлекать своего клиента, Юнги подходит и тихо ставит напитки на маленький столик между местом, на котором сидит Чонгук, и его стулом. Он наблюдает за работой парня, улыбаясь про себя, рассматривая эскиз, который тот изменяет под себя. Цветок тигровой лилии по-прежнему полностью чёрно-белый, монохромное затенение не слишком отличается от изначального варианта, но именно фиолетовые элементы действительно привлекают внимание Юнги. С самого начала он знал, что Чонгук хотел, чтобы слова «пожалуйста, люби меня» на стебле были фиолетовыми, но чего он не ожидал, так это того, что фиолетовые буквы перетекут в остальную часть цветка. Все края затенены нежнейшим фиолетовым оттенком, который плавно переходит в монохромный эскиз. По всему цветку на точках посередине, рыльце и пыльнике остаются маленькие капельки фиолетового цвета. Это прекрасно, и Юнги снова поражён тем, насколько невероятным художником на самом деле является Чонгук. Все его предыдущие бурлящие мысли, которые чуть не довели его до срыва, полностью рассеялись, не оставив ничего, кроме спокойных звуков волн, накатывающих на берег. Он никогда раньше не испытывал подобных перепадов настроения, как будто Чонгук работает как переключатель включения и выключения, который Юнги так охотно хотел создать для себя. Может быть, у него всё это было с самого начала, но он не мог его найти. Очевидно, это данный эскиз был работой Чонгука, и Юнги вполне доволен, что тот несёт такую ответственность за своё искусство. Вероятно, это не те мысли, которые у тебя должны быть, касаемо клиента, с которым ты познакомился меньше часа назад, но в Чонгуке есть что-то такое, что заставляет Юнги поверить, что они родственные души. Так похожи, что это не может быть совпадением. — Это выглядит красиво, — бормочет Юнги через некоторое время тихим голосом, чтобы не слишком беспокоить Чонгука. — Мне нравится небольшой всплеск цвета на сложных деталях, это прекрасно. — Спасибо, — улыбается Чонгук, откидываясь назад и кивая на свою работу, которую он только что закончил. — Извини за изменение эскиза... — Не стоит, — Юнги качает головой, останавливая Чонгука от дальнейших извинений. — Это твоя татуировка, я хочу, чтобы ты был счастлив. Кроме того, твой цвет в любом случае, безусловно, лучше. — Это неправда, — возражает Чонгук. — Я думаю, что Бонзо красиво раскрашен. Юнги не может не фыркнуть на это. Во-первых, Бонзо почти не залит красками, а во-вторых, именно Сокджин в первую очередь сделал татуировку Бонзо на Юнги. Он никак не мог сделать себе татуировку на ребрах, но это красноречиво говорит о том, насколько Чонгук верит в него, раз думает, что Юнги способен на что-то подобное. Так что пока он оставит этот маленький факт при себе и будет наслаждаться похвалой. После этого они мало говорят о самой татуировке, возвращаясь к прежним беззаботным разговорам, чтобы Чонгук улыбался и смеялся, несмотря на боль. Юнги не возражает против этого, ему очень нравится быть причиной смеха парня, но что бы он ни делал, он не может успокоить жгучие вопросы, которые у него кружатся в голове. Он отчаянно хочет знать, верны ли его подозрения, и если да, то задать все вопросы, касающиеся влечения, которые когда-либо всплывали у него. Но мысль о том, что Чонгук ни в коем случае не может быть асексуалом, останавливает его от этого. Чонгук недвусмысленно дал понять, что выбор цвета этой татуировки имеет для него большое значение, и Юнги не должен проецировать свои собственные выводы на парня и ожидать, что тот будет не против. Как только чёрно-белое растушёвывание закончено, Юнги начинает готовить фиолетовые чернила. Они говорят через множество различных оттенков, они охватывают весь спектр, от сиреневого до лилового, В итоге Чонгук останавливается на довольно глубоком фиолетовом под названием «возвышение», что является синонимом превосходства, и Юнги не может не согласиться с его выбором. Это в буквальном смысле превосходный оттенок фиолетового, и ни Чонгук, ни Юнги не согласились бы на меньшее. — Это тот оттенок фиолетового, который ты всегда себе представлял? — с любопытством спрашивает Юнги. Он лишь мельком взглянул на флаг асексуалов, но должен признать, что этот специфический фиолетовый оттенок довольно близок к тому, что он помнит. Это опасная территория, на которую вступает Юнги, он балансирует на грани между непринуждённой беседой и поиском информации. Последнее, что он хочет сделать, — это показаться бесчувственным, но любопытство убивает кошку, и Юнги не может сдерживаться. — Эм, да... — бормочет Чонгук, не сводя глаз с чернил, которые предлагает Юнги. — Я просто взял это из первой же ссылки, так что... — О, правда? — Юнги пытается казаться беззаботным. Достаточно пассивный, чтобы не быть агрессивным, но достаточно прямой, чтобы иметь надежду на продолжение разговора. — Цвета представляют асексуальный флаг, — невнятно произносит Чонгук. Слова слетают с его губ так быстро, как будто он сорвал их прямо со своих голосовых связок. — Чёрный, серый, белый и фиолетовый, — заканчивает он тише и медленнее. Поток сотен различных эмоций пробегает по венам Юнги после признания Чонгука. Есть облегчение от того, что он был прав в своих подозрениях, но также беспокойство и опасения по поводу того, что на самом деле он достаточно уязвим, чтобы задавать Чонгуку вопросы о таком. Учитывая, насколько тихим, застенчивым и скрытным был Чонгук в отношении своей асексуальной идентичности, Юнги не хочет подталкивать его к информации, если тот также немного опасается делиться такими мыслями. Это хрупкий баланс, который Юнги полон решимости исправить. — Мне показалось, что я уже где-то это видел, — кивает Юнги, подготавливая руку Чонгука к очередной порции чернил. — Я пару раз искал тему асексуальности из любопытства. Честно говоря, я не слишком уверен, подходит мне это или нет. Всё, что связано с влечением, немного сбивает меня с толку, и я просто не совсем понимаю это. Легко притворяться, что на тебя не влияет твоя собственная честность, когда ты сосредоточен на совершенно другой задаче. К тому времени, как Юнги закончил излагать свои внутренние мысли Чонгуку, он уже начал фиолетовое затенение. Его глаза поглощены фиолетовым пигментом, отмечающим кожу Чонгука, — идеальное оправдание, чтобы игнорировать чужой взгляд. Боковым зрением Юнги видит, что глаза Чонгука стали невероятно круглыми. Он почти похож на лань. Вероятно, он не ожидал, что Юнги признается в таких мыслях, будет таким открытым и честным с клиентом, не менее незнакомым. Но вот Юнги здесь, он ставит на кон свое сердце и эмоции, чтобы Чонгук мог их увидеть. — Правда? — спрашивает Чонгук, его голос немного хриплый. Пронзительный шум заставляет Юнги поднять глаза, наконец-то встретившись взглядом с ним. Чонгук выглядит таким маленьким и хрупким, как будто малейшая фраза или один неверный жест могут опрокинуть его через край. Юнги отчасти ненавидит себя за то, что заставил его так выглядеть. — Ты говоришь это не просто для того, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше, да? Юнги приостанавливает то, что он делает, вынимает иглу из кожи Чонгука и кладет её на свой маленький стол. Он поворачивается лицом к парню, стараясь всё время сохранять зрительный контакт. — Нет, Чонгук, я обещаю, — начинает Юнги, улучив момент, чтобы собраться с мыслями. Одно дело понимать свои собственные чувства, но сообщать о них вслух кому-то другому, кто не может читать твои мысли? Это совершенно новая ситуация, с которой Юнги совсем не знаком. — Влечение никогда по-настоящему не имело для меня смысла, как целостная концепция. Я просто на самом деле не понимаю этого и не знаю, каким оно должно быть. Я прочитал пару вещей, но вся эта история с «контрольным списком критериев» выводит меня из себя, так что я просто был в замешательстве в течение последних лет, — шутит он в надежде поднять настроение. — Это... — начинает Чонгук, слова замолкают, когда он смотрит на Юнги так, как будто у него выросло пять голов. — Извини, я просто немного шокирован, полагаю? Я не думал... — Всё в порядке, — улыбается Юнги той улыбкой, которую, как он думает, носит с тех пор, как Чонгук застенчиво вошёл в его студию несколько часов назад. — Тебе не обязательно говорить об этом, если не хочешь. Но если ты не возражаешь поговорить об этом… Я бы с удовольствием послушал, как ты понял, что асексуален. Но никакого давления, — отмечает Юнги в конце. — Это не самая красноречивая из историй, — смеётся Чонгук. — И я не знаю, поможет ли это тебе вообще, но я могу попробовать? — Только если ты не против, — поспешно говорит Юнги. — Я никогда никому об этом раньше не говорил и действительно не знаю, что можно спрашивать, а что нет. — М-м, — мычит Чонгук, тихо размышляя про себя. Юнги позволяет тишине завладеть комнатой, это не неудобно, ни в коем случае. Сейчас он о многом просит Чонгука, и самое меньшее, что он может сделать, — это быть терпеливым и понимающим. — Как насчёт того, чтобы я рассказал, как я понял, потому что это то, чем ты интересуешься, а затем, если у тебя возникнут ещё какие-либо вопросы, мы можем просто поговорить? — Да, — бормочет Юнги тихим голосом, чувствуя, что по какой-то причине начинает стесняться. — Я был бы очень признателен за это. Они отводят взгляд друг от друга, внимание Юнги возвращается к татуировке, потому что сложные детали требуют его полной концентрации. По крайней мере, ему не нужно говорить, он может просто послушать, как Чонгук рассказывает свою историю, и посмотреть, как она находит отклик в нём. Чонгук оглядывает комнату, как будто пытается найти что-то, что могло бы занять его поле зрения, пока он говорит. Это убирает элемент уязвимости из ситуации, когда никто не смотрит, как ты говоришь, или не разговаривает непосредственно с тобой. — Я понял, что асексуал, наверное, два года назад? Или около того. Я вроде как всегда знал, что во мне что-то не так с точки зрения сексуальности. Мне потребовалось очень много времени, чтобы смириться с тем фактом, что я гей, и ещё больше времени, чтобы принять себя. Я провёл много исследований, посмотрел много видео на YouTube, просто попытался впитать всю информацию, которую могло предложить квир*сообщество, чтобы посмотреть, написал ли кто-то то, о чём я уже думал. И когда я нашёл нужные мне слова, то был удивлён. Я очень долго метался между демисексуальностью и грейсексуальностью, и потребовалось некоторое время, чтобы найти конкретный ярлык, который мне бы подошёл, — слова, кажется, замирают на кончике языка Чонгука, его мыслительный процесс иссякает. — В этом моя проблема, — добавляет Юнги, надеясь, что его слова помогут мыслям Чонгука вернуться в нужное русло. — Из того, что я видел, кажется, есть какие-то критерии, почти как контрольный список. И я не могу найти тот, где я отмечаю каждую галочку, я больше похож на несоответствие всех их. — Это нормально, — говорит Чонгук, его голос становится всё менее тихим и шатким, приятно видеть, как уверенность сквозит в его словах. — Общие термины классные, и, честно говоря, я бы хотел, чтобы больше людей так думали. Конкретный ярлык может быть очень утешительным, если он действительно суммирует все твои мысли и чувства в одном слове, но общий термин, который включает в себя всё это, чтобы ты мог плавно перемещаться по спектру, тоже валиден. — Я думаю, в этом есть смысл, — соглашается Юнги, по-видимому, неуверенный. — Думай об этом как о бисексуальности, — начинает Чонгук без малейшего колебания в голосе. У Юнги такое чувство, что Чонгук уже произносил эту речь раньше, может быть, кому-то другому, но, скорее всего, самому себе. — Это спектр, верно? И независимо от того, где ты находишься, ты всё равно бисексуален. Если ты 50/50, 70/30 или, может быть, даже если ты на 99% гей, но 1% тебя всё ещё иногда любит целоваться с девушками, то ты бисексуал, понимаешь? Асексуальность — то же самое. Всё дело в сексуальном влечении, и если ты не чувствуешь его, как аллосексуалы, то ты находишься в этом спектре и всё ещё асексуален. Неважно, секс-позитивен ли, равнодушен к сексу или испытываешь отвращение к нему, это нормально, и ты до сих пор асексуален. Даже если тебе нужна особая связь или другой человек, чтобы сначала почувствовать к нему сексуальное влечение, то это не имеет значения. Понимаешь, о чём я говорю? — Полагаю, — кивает Юнги, позволяя словам Чонгука захлестнуть его. — Каждый человек индивидуален, поэтому каждый асексуальный человек тоже. — Точно, — почти вскрикивает Чонгук, его глаза широко раскрыты, яркие и полные надежды. — Как я уже сказал, конкретные ярлыки могут быть утешительными для одних людей и действительно пугающими для других. Лично мне нравится иметь конкретику, которая подводит итог, но обобщающий термин, который не ставит тебя в тупик, может быть столь же полезным, так что просто выбирай то, что делает тебя счастливым. Юнги думает, что мягкая улыбка, которую дарит ему Чонгук, блеск в его глазах, когда он смотрит на него, тепло его ладони, лежащей на ногах Юнги, это те мелочи, которые заставляют его чувствовать себя по-настоящему счастливым. Как будто он и его существование имеют значение и ценятся. Может быть, он просто переполнен эмоциями, и Чонгук был достаточно добр, чтобы направлять его, может быть, он просто немного не в себе из-за своих чувств. Но, возможно, сам Чонгук — олицетворение счастья. Тихое и спокойное, которое постоянно излучается вокруг тебя, как мягкий луч солнечного света в золотой час. И теперь Юнги почувствовал это тепло, без которого он не хочет больше жить. — Спасибо, Чонгук, — это всё, что ему удаётся сказать. В его голове крутится так много мыслей и чувств, что он непреклонен в том, чтобы держать рот на замке на случай, если случайно раскроет слишком много. Но он не может не спросить. — Что за названия, которые ты упомянул? Грейсексуальность и демисексуальность? Я был слишком взволнован, когда исследовал, так что не зашёл так далеко. — Грейсексуальность — интересный термин, я думаю, он тебе понравится, — начинает Чонгук, и на его лице появляется дерзкая улыбка, когда он объясняет Юнги. Поразительно, как быстро изменилось настроение парня, превратившись из скрытного и застенчивого в открытое и дразнящее. Это мило, Юнги искренне поражён этим. — Это когда человек испытывает сексуальное влечение редко и обычно с низкой интенсивностью. Но самое замечательное то, что это своего рода обобщающий термин для людей, которые подходят в спектре где-то между асексуальностью и аллосексуальностью, некая «серая зона» между определениями чёрного и белого. — А демисексуал? — Ты испытываешь сексуальное влечение после установления тесной связи с кем-то, например, вступаешь в отношения или становишься действительно близкими друг другу людьми. — И что больше подходит тебе? — осторожно спрашивает Юнги. — Ты сказал, что не мог определиться долгое время. — Демисексуал, — кивает Чонгук, решительный и уверенный в себе. Юнги может только надеяться, что однажды он достигнет такого же уровня уверенности и самопознания. — Было трудно понять, учитывая, что я никогда раньше не испытывал сексуального влечения, но потом это произошло по отношению к моему недавнему бывшему после того, как мы дружили целую вечность и попробовали отношения. Так что на данный момент демисексуал мне идеально подходит. Но всё это может измениться, так что... — Хорошо, значит, существуют асексуалы, грейсексуалы и демисексуалы, — Юнги перечисляет их вслух, кивая на каждый произнесённый термин. — Существует ещё множество других, — спешит поправить Чонгук. — Я не знаю их все, но есть довольно много микро-лейблов с конкретными нюансами. — Вау, — вздыхает Юнги, слегка посмеиваясь себе под нос. — Это всё довольно сложно. — Подожди, пока мы не начнём разбираться во всех типах влечения. Это действительно взорвёт твой мозг, — смеётся Чонгук, и Юнги чувствует, что немного сильнее влюбляется в этот смех. — Вперёд, Мистер Чон. Научите меня всему, что знаете. — Это странно, — усмехается Чонгук, улучив момент, чтобы осознать ситуацию, в которой он находится. — Что именно? — Вести такой разговор со своим мастером, — фыркает Чонгук. — Мне не нравится говорить с кем-то об этом, так что это немного непривычно. — Тебе не нужно продолжать, если ты не хочешь, — говорит Юнги, тратя секунду на то, чтобы повернуться лицом к Чонгуку впервые за долгое время. — Ты уже многое мне рассказал, я уверен, что смогу провести больше исследований самостоятельно. Хотя и предпочитаю, чтобы ты был моим личным Гуглом. — И это действительно лучший из вариантов, — кивает Чонгук, лучезарно улыбаясь. Как раз в тот момент, когда Юнги не думал, что парень может стать ещё симпатичнее, он начинает выглядеть как самый милый человек на планете. — Я намного красивее, чем Гугл. — Это правда, — говорит Юнги, прежде чем успевает остановиться. В тот момент, когда слова слетают с его губ, его глаза округляются от осознания. Румянец появляется на щеках и только усиливается, когда Чонгук хихикает над ним. Юнги быстро возвращается к татуировке, пока его кожа не превратилась в помидор. Будь проклят Чонгук, его очаровательное личико и ещё более очаровательный смех. — Итак, эстетическое влечение, — начинает болтать Чонгук, используя смущение Юнги и возникшую паузу. Его голос слегка дразнящий. — Влечение, когда ты оцениваешь чью-то внешность. Кроме того, есть сексуальное и романтическое, они понятны и так. Существует также тактильное влечение, когда ты испытываешь желание прикоснуться к кому-то и быть тактильным с ними, например, обниматься или держаться за руки, и в этом нет ничего сексуального. Эмоциональное влечение означает твоё желание узнать кого-то получше, основываясь на его личности. А также интеллектуальное влечение, когда ты просто хочешь поковыряться в их мозгах и вести с ними увлекательные беседы. Юнги может смело отметить четыре влечения, которые испытывает к Чонгуку прямо сейчас. — Сейчас тот момент, когда мне хотелось бы всё записать, не будь мои руки заняты, — смеётся Юнги. Именно в этот момент Чонгук смотрит вниз, чтобы посмотреть на проделанную работу. Фиолетовое затенение и специфическая окраска — всё готово, остались только последние штрихи надписи «пожалуйста, люби меня» на стебле. Юнги на мгновение встречается взглядом с Чонгуком, видя все смешанные эмоции, плавающие в них. Юнги понимает это чувство, когда татуировка, имеющая личное значение, может вызвать множество эмоций, которые ты изначально не ожидал испытать. — Ты помнишь, как я сказал, что яркие цвета тигровой лилии символизируют уверенность в себе? — спрашивает Чонгук, больше для себя, чем для Юнги, но татуировщик тем не менее кивает. — Отсутствие цвета в цветке не обязательно означает, что я не горжусь тем, кто я есть. На самом деле всё как раз наоборот. Это моя личность асексуала, которая заставляет меня гордиться. Это даёт мне уверенность в том, что я могу устанавливать границы с людьми и действительно ставить себя на первое место. Даже если ты беспокоишься, что кто-то может тебя не любить из-за этого. Чонгук произносит эти слова, когда Юнги заканчивает слово «пожалуйста», и внезапно послание, стоящее за цветком, приобретает совершенно новый смысл. Гордость и смелость фиолетового, проходящего через цветок, в сочетании с неуверенностью и мольбой в словах прекрасно передают все смешанные чувства Чонгука в одном прекрасном эскизе. Юнги был в восторге от него, когда впервые увидел, и влюбился позже, стоило перенести цветок на кожу Чонгука, но теперь, услышав всё сказанное парнем и потратив время на то, чтобы понять и его, и значение татуировки, эмоции, которые Юнги испытывает, слишком велики для простого разговорного языка, чтобы объяснить. Переключение с первого лица на второе — это то, что действительно разбивает сердце Юнги. Он буквально слышит и чувствует, как Чонгук дистанцируется от своей неуверенности, чтобы не быть полностью уязвимым прямо сейчас. С самого начала Юнги пытался обдумать, как он подходит к Чонгуку и насколько чувствительно всё, что связано с его татуировкой. В какой-то момент он случайно (нарочно) переступил черту, и прямо сейчас его мозг кричит, чтобы он молчал и притворялся, что не замечает уязвимости Чонгука. Но Юнги всегда руководствовался своим сердцем, и сейчас просто ещё одно доказательство этого, потому что он не может сидеть здесь и позволять Чонгуку верить, что люди не будут любить его из-за асексуальности. Он этого не потерпит. — Чонгук, — неуверенно начинает Юнги, прекрасно понимая, что то, что он собирается сказать, может быть сочтено дико неуместным. — Я надеюсь, ты не против, что я говорю, но после нашего короткого времени, проведённого вместе сегодня, я не могу представить, чтобы кто-то не влюбился в тебя, если бы у них был шанс. Ты кажешься по-настоящему красивым человеком, и этого должно быть более чем достаточно для любого потенциального партнёра. В комнате совершенно тихо и спокойно, когда слова Юнги повисают в воздухе между ними. Обычно в его голове закручивалась паника, побуждая отказаться от своих чувств и извиниться, что переступил черту и поставил ситуацию в неловкое положение. Но нет ни одной части Юнги, которая сожалела бы о том, что он сказал. Да, может быть немного странно слышать такие слова от фактически незнакомца, но внутри Юнги есть что-то, что говорит ему, что Чонгук не является обычным клиентом. Он намного больше, чем это. Он пришел сюда, метафорически поджав хвост, и действительно превзошёл все ожидания. У него было больше увлекательных и знающих бесед с Чонгуком, чем с любым близким другом или бывшим парнем. Между ними мгновенно установилась связь, непринуждённость в том, как они разговаривали друг с другом, и комфортность в воздухе, окружавшем их. По крайней мере, так думал Юнги. Чонгук может полностью не согласиться, даже если Юнги вопреки всем надеждам надеется на обратное. — Я не знаю, что на это сказать, — наконец признаётся Чонгук. — Тебе не нужно ничего говорить, — улыбается Юнги, ища в глазах Чонгука какой-либо дискомфорт. — Просто поверь в это и знай, что я говорю серьёзно, хорошо? — Хорошо, — это всё, что говорит Чонгук, прежде чем они возвращаются к комфортной тишине. Вскоре после этого татуировка Чонгука наконец-то закончена. Как только Юнги миллион раз проверил затенение и добавил несколько бликов, он, наконец, откидывается на спинку стула и объявляет, что закончил. — Правда? — спрашивает Чонгук, впервые за более чем двадцать минут тишины. Юнги кивает. — Почему бы тебе не пойти и не посмотреть? Чонгук вскакивает со стула еще до того, как Юнги заканчивает фразу, и бросается к зеркалу на двери. Он долго стоит молча, упиваясь новым произведением искусства на своей руке. Часть Юнги хочет отвести взгляд, дать Чонгуку немного уединения, но другая его часть настолько очарована эмоциями, охватившими лицо парня, что не смог бы этого сделать, даже если бы попытался. Чонгук смотрит на тату со всех сторон, в отражении зеркала и на собственной коже. Его глаза ни на секунду не отрываются от неё, и Юнги задаётся вопросом, моргал ли Чонгук вообще за последние пять минут. — Как тебе? — Юнги не может удержаться, чтобы не спросить во второй раз за сегодня. Он очень гордится татуировкой и надеется, что Чонгук испытывает то же самое. — Честно? — Чонгук вздыхает, его голос звучит слегка влажным. — Я снова потерял дар речи, — смеётся он. Когда Чонгук поворачивается прямо к Юнги, все, что Юнги может видеть, — это чистое счастье, исходящее от его клиента. Улыбка парня ослепительна, и Юнги никогда в жизни не чувствовал такого облегчения. В такие моменты он так благодарен за то, что в прошлом бросил университет, чтобы осуществить свои мечты, потому что не смог бы вызвать у кого-то столько эмоций после окончания бизнес-школы. Способность сделать что-то значимое, подобное этому, используя при этом своё художественное мастерство, — это величайший дар в мире. Он не променял бы это ни на что. — Это ведь что-то хорошее? — О, определённо, — Чонгук возвращается, чтобы опуститься на место перед Юнги. Они оба с удивлением уставились на татуировку. Это кажется странно интимным, но в комфортной и совершенно не пугающей манере, и Юнги обычно не так относится к близости. — Ты не возражаешь, если я сделаю пару фотографий для своего Инстаграма? — спрашивает Юнги, вытаскивая свой телефон из кармана. — Возможно, это одна из моих любимых татуировок, которые я сделал за долгое время. — Только если ты меня отметишь, — шутит Чонгук, игриво высовывая язык. — Я собирался отдать тебе должное и за эскиз, но меня вполне устраивает и твоё упоминание, — шутит Юнги в ответ. — Ну, теперь я хочу и то, и другое. Хорошо, что Юнги не способен сказать «нет» Чонгуку. — Конечно, — бормочет он, включает камеру и делает несколько фотографий с разных ракурсов. Некоторое время они сидят в тишине, и внезапно Юнги осознаёт, сколько времени они провели вместе. Прежде чем Чонгук вошёл в его студию, Юнги отсчитывал часы до того, как он сможет пойти домой и отключить свой перегруженный мозг. Три часа спустя он тянет время и не торопится, чтобы провести ещё больше времени в присутствии парня. Это был странный день, а встреча с Чонгуком была странным опытом. Юнги наконец раскрыл ту часть себя, которую долгое время не мог понять, и на самом деле чувствует себя достаточно комфортно, чтобы провести собственное исследование, когда почувствует, что готов. Разговор с Чонгуком наполнил Юнги желанием принять свои недостатки, принять свою асексуальность и вырасти как личность. Он всегда был скрытным парнем, держал свою неуверенность близко к груди, но Чонгуку удалось разрушить барьеры. Это не то, что Юнги когда-либо делал раньше, с другом или бывшим партнёром. Это неизведанная территория, и это должно сильно его напугать, заставить рвануться к двери и бежать так быстро, как только может, в противоположном направлении. Но на самом деле, прямо сейчас, в этот момент, Юнги хочет остаться запертым в этой студии с Чонгуком и узнать о нём всё, что может. Слушать, как он говорит часами, и позволить завернуть себя в безопасное одеяло, которым и является присутствие Чонгука. Какая-то испуганная часть задаётся вопросом, сможет ли он когда-нибудь снова увидеть Чонгука, встретятся ли они ещё раз и поговорят ли друг с другом. Обычно Юнги проводит пару часов с клиентом и больше никогда о них не слышит, если только те не захотят сделать ещё одну татуировку. Намджун — это совсем другая история, и он является таким же близким человеком, как и родной брат Юнги. Юнги был бы не против того, чтобы Чонгук превратился в ещё одного Намджуна, но он не может не заметить свои романтические мысли по отношению к нему, маячащие в глубине его сознания. Было бы трудно их проигнорировать, но Юнги считает, что смог бы, захоти Чонгук быть только друзьями. После того, как он вырвался из своих мыслей, убрал телефон и перекрыл татуировку Чонгука плёнкой, он встретился с двумя очень умоляющими глазами. То, как парень смотрит на него с маленькой салфеткой в руках, напоминает Юнги о том, каким маленьким и застенчивым он выглядел, когда он впервые пришёл. Как будто они прошли полный круг, вернувшись к самому началу. Без предупреждения Чонгук вытягивает руку вперёд, вкладывая салфетку в руки Юнги. — Мой Инстаграм, — бормочет он. — Чтобы ты мог отметить меня. — Спасибо, — начинает Юнги, обдумывая правильные слова, чтобы сказать. — За Инстаграм и за то, что научил меня сегодня кое-чему новому. Лёгкая улыбка, которую Юнги так любит, вернулась на лицо Чонгука, и он чувствует, как немного тает. Он не был таким слабым для кого-то уже много лет, возможно, с тех пор, как учился в средней школе. Приятно снова влюбиться. Тёплое трепещущее чувство в животе, розовые щёки и немного учащённое сердцебиение. Это чувство, которое раньше заставляло тревожные колокольчики звенеть в ушах Юнги, но теперь всё, что он слышит, — это сладкий звук голоса Чонгука. — Не за что, — застенчиво отвечает он, наклоняя голову и заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. — Спасибо тебе за всё. Это был хороший опыт. — Мне тоже было приятно быть твоим мастером, — говорит Юнги, ведя Чонгука к двери. — Береги себя, Чонгук. — Ты тоже, Юнги. А потом он ушёл. Юнги закрывает за Чонгуком дверь и с минуту стоит, прислонившись к ней, восстанавливая дыхание и замедляя сердцебиение. Он действительно не может поверить, что последние три часа прошли вот так. Разговоры, которые он вёл с Чонгуком, уязвимость, которой они делились друг с другом, были совершенно необычными. Он очень старается не обольщаться и сохранять реалистичность своих мыслей, потому что, хотя это была связь по типу «однажды в голубой луне», нет никакой гарантии, что она ощущалась с обеих сторон. Юнги не напористый человек, и он ни за что не пригласил бы клиента на свидание во время одной из их сессий, это крайне непрофессионально. Даже если некоторые вещи, которые он обсуждал с Чонгуком, и некоторые мысли, которые у него были о нём, не говорили о нём, как о хорошем профессионале, он изо всех сил старался оставаться собранным. Последнее, чего бы Юнги хотел, — это чтобы Чонгук чувствовал себя неловко, и это ощущение отпечаталось на татуировке, которая так много значит. Превыше всего прочего, уважение Юнги к своему мастерству и работе, которую он делает для других, всегда существует безраздельно, и он ни за что не стал бы рисковать этим. Это не мешает Юнги хвастаться дизайном в своём Инстаграме всего несколько дней спустя. Он поймал себя на том, что каждые несколько часов просматривает свой профиль, восхищаясь татуировкой, которую они с Чонгуком создали вместе. Он пообещал парню, что загрузит фото и отметит его аккаунт, так что он не может нарушить обещание. Его подписчики заслуживают того, чтобы увидеть эскиз; он больше и похож на боди-арт, чем на татуировку, из-за того, насколько этот цветок красив. Юнги знает, что многим это понравится, и, может быть, ему удастся снова связаться с Чонгуком. Этого крошечного проблеска надежды достаточно, чтобы Юнги, не задумываясь, нажал на «опубликовать».

@minsdesigns: я получил удовольствие, делая татуировку по прекрасному эскизу для @jk_jeon несколько дней назад. безусловно, самая красивая цветочная работа, которую я когда-либо видел (и это я вовсе не про себя, я хочу похвалить клиента, о котором идёт речь, который сам и создал данный эскиз). для меня было честью перенести эту лилию на твою кожу, чонгук. надеюсь, тебе тату нравится так же сильно, как и мне.

Юнги писал и переписывал это почти миллиард раз. Баланс между чрезмерным комплиментом и их достаточным количеством было слишком трудно найти. Он сказал гораздо больше Чонгуку лично, но это было наедине, а не своим десяти тысячам подписчиков в интернете. Он старался не думать об этом слишком много, и если сердце Юнги подпрыгивало каждый раз, когда он получал уведомление из Инстаграма, то притворялся, что это не так. Независимо от того, сколько дней прошло, сколько ещё клиентов Юнги встретил, Чонгук продолжал занимать подавляющее большинство мыслей Юнги. Всё, что он мог сделать, это молиться, чтобы парень тоже вспоминал о нём.

@jk_jeon 2 новых сообщения

@jk_jeon привет, юнги!!!! спасибо, что отметил, хаха, я уже некоторое время жду этого уведомления. я просто хотел еще раз поблагодарить тебя за то, что ты сделал это для меня, я действительно так влюблен в тату, и за это мне нужно поблагодарить только тебя, так что да, спасибо!! я также хотел спросить... и для тебя совершенно нормально сказать «нет», но если я правильно понял или что-то в этом роде, то ты не хотел бы как-нибудь выпить со мной кофе? Сказать, что Юнги потрясён, — ничего не сказать. Он перечитывает сообщение не один и не два раза, может быть, более ста, прежде чем напечатать ответ. Как будто он не может поверить своим глазам, действительно ли это Чонгук, который ответил ему, или это кто-то, притворяющийся им. За последние несколько дней Юнги слишком хорошо ознакомился с профилем парня в Инстаграме, поэтому знал, что аккаунт далеко не ошибочный, хотя всё и казалось сюрреалистичным. Может быть, Юнги всё-таки не был на все сто процентов уверен в обратной связи с Чонгуком.

@minsdesigns

я бы с удовольствием, Чонгук.

Именно в этот момент Юнги даёт обещание самому себе. Если это свидание пройдёт хорошо, если они начнут что-то прекрасное вместе, и он сделает своей жизненной миссией показать Чонгуку, что независимо от твоей сексуальности, независимо от отсутствия у тебя сексуального влечения, ты заслуживаешь того, чтобы тебя любили. Ты заслуживаешь испытать всепоглощающее, безоговорочное и потрясающее чувство любви. Чонгуку никогда больше не придётся произносить слова «пожалуйста, люби меня». Нет, если Юнги будет рядом.