Бабочки

— Начинаю раздачу последних заданий на сегодня. Все в сборе? — магистр оглядел столпившихся вокруг него учеников, цепко выхватывая взглядом каждого и мысленно отмечая присутствующих, — Одного нет. Где Осаму? Начавшие переглядываться и по очереди пожимать плечами подростки подняли гудëж, и действующий магистр, устало возведя глаза к ночному небу, понял, что проще сначала разогнать их по разным уголкам города, работать на благо родины, а потом уже искать пропажу. — Он, кажется, пошëл к Большому Дереву, — вспомнил кто-то из будущих рыцарей. «Ага, отлично. Тогда можно поступить ещё проще...» — Чуя, не мог бы ты сходить за ним и вернуть товарища в строй? — напускно-ласковым голосом попросил учитель. Столкнувшись с возмущëнным взглядом рыжеволосого парнишки, он улыбнулся ещё слаще, всем своим видом показывая, что просьбой это назвать нельзя. Юноша пробубнил себе под нос что-то недовольное и под десятком взглядов таких же учеников, как он, невольно кивнул. Магистру захотелось ехидно усмехнуться: неужели дети считают, что он не в курсе всего, что происходит в их отряде? Что не знает обо всех взаимоотношениях, неприязнях и интрижках? В отношениях между Накахарой и Дазаем явно прослеживалась вражда: вспыльчивый рыжик и насмешливый притворно-дружелюбный шатен, допускавший в адрес первого множество шуток и подтруниваний, являли собой поистине взрывную смесь, и, если уж бывало завязаться драке, флора и фауна в радиусе пяти метров (это в лучшем случае) не выживала. Проблем это не приносило, пока они были достаточно далеко от городских стен, но не стоило мальчишкам ссориться в Спрингвейле, вблизи огорода одной дамы. После рыцарям Ордо Фавониус пришлось лично перед ней извиняться и обещать присматривать лучше за своими оруженосцами. Но не только из-за этого старый магистр не спускал с этой парочки своих внимательных глаз: чутьë бывалого рыцаря, воителя и воспитателя новичков подсказывало ему, что из противоположных, словно Инь и Ян парней в будущем мог получиться превосходный тандем. А чутьё его редко подводило. Но была и неувязка: в любом хорошем дуэте напарники должны составлять единое целое, знать друг друга едва ли не лучше, чем самих себя, предугадывать каждое движение и понимать с полуслова, а для этого надо, как минимум, уметь побороть свой характер и сделать шаг навстречу. Вот чему требовалось научить каждого рыцаря — умению работать в команде. Во времена юности командира молодняк попросту загоняли на поле со слаймами и не впускали в город до тех пор, пока всех монстров не перебьют. Вот тогда без товарища было никуда, и уметь сработаться с другим в надëжный механизм было практически жизненно необходимо. И всё же магистр понимал, что сейчас эти методы воспримут как что-то дикое, всё же времена и нравы меняются, и опасным схваткам предпочитал разбивать учеников на группы по несколько человек и заставлять их отрабатывать синхронные и последовательные атаки с участием товарищей, а в свободное время гонял получившиеся команды по городу, раздавая им различные задания по помощи горожанам. И Дазая с Чуей (которые, он был уверен, на деле не так категорично относились друг к другу и плевались ядом исключительно для виду) надо было лишь подтолкнуть, заставить их победить в себе предубеждение и хоть на время посмотреть на напарника под другим углом. Чем, собственно, наставник и занимался, пересказывая план работы оставшимся юнцам и наблюдая краем глаза за удаляющимся от городских ворот парнем с огненно-рыжими волосами, который, яростно топая сапогами, пинал камни на дороге и распугивал ни в чëм не повинных ящериц. Магистр едва заметно улыбнулся: наступит день, когда они вырастут, и от этой подростковой войны не останется и следа... Поднявшись на вершину холма, Чуя обвëл глазами раскинувшуюся перед ним долину, и взгляд его сразу зацепился за ясно выделявшуюся на фоне равнины высокую фигуру. Дазай стоял, запрокинув голову, и глядел в небо. Вокруг него порхали светящиеся голубые пятна — бабочки анемо. Их всегда было много здесь. Почему-то от этой картины и подувшего в его сторону свежего ветерка, разметавшего отросшие волосы Осаму по воздуху, у рыжеволосого невольно перехватило дыхание, но парень, пересилив себя, сумел вдохнуть побольше воздуха и крикнуть: — Все выполняют задания, а он, значит, бабочек ловит! Силуэт немного сдвинулся: Дазай лениво повернул голову в его сторону. — Похоже, не все выполняют, раз уж ты пришëл, — прокатился по долине его тихий, насмешливый бархатный голос, от которого раз за разом всё внутри замирало. — Эй! Чтоб ты знал, меня наставник отправил, так бы я ни за что не пришëл! — смутился Накахара, сжав руки в кулаки и поставив их на пояс. А шатен, похоже, даже не собирался внять словам о наставнике, продолжая самозабвенно наблюдать за кружившимися хрупкими, будто хрустальными бабочками, — Оглох что ли? Магистр, говорю, зовëт! — Раз уж ты здесь, будь добр, потише. Распугаешь ведь, — отмахнулся парень, заставив напарника задохнуться от возмущения, однако, что удивительно, и вправду замолчать. Свистел лëгкий ветерок, журчала вода в реке, тихо шелестело листьями огромное древо. Вслушиваясь в каждый из звуков ночи, невольно подстраиваешься под их тишину, стараясь не пропустить ни единого. Светила луна, сияли в вышине звëзды, ярко сверкали крыльями мотыльки, отчего на поляне было светло как днём, несмотря на близость стрелки часов к полуночи. В этом месте всегда тихо и спокойно, даже нападениям монстров дерево подвергалось очень редко, что объясняло обилие здесь светящихся насекомых. И почему Чуя раньше не приходил сюда, когда не мог уснуть ночами?... Потому что не было его — зачем-то полностью забинтованного насмешливого напарника, который сейчас сделал резкий выпад руками, и одна из голубых бабочек скрылась из виду. Чуя удивлëнно моргнул: поймал. Остальные летающие фонарики поспешили отдалиться на пару метров от опасного человека, только что сцапавшего в свои руки одну из их родственниц. Дазай, полюбовавшись немного своим трофеем, снова повернулся в сторону товарища — теперь с довольной улыбкой: — Иди, покажу. — Чего я, бабочек не видел? — фыркнул Накахара, всё же с невольным интересом глядя на парня. Тот закатил глаза и только шире заулыбался: — Да иди уже сюда, смотри. И Чуя идёт, мысленно ругая собственные ноги, что так радостно несут его навстречу напарнику, таинственно ухмыляющемуся и смотрящему на него таким взглядом. Застыв перед ним, рыжеволосый чуть склоняет голову набок, силясь рассмотреть что-нибудь между сомкнутыми руками, как вдруг Дазай достаëт стеклянный стакан из сумки и накрывает им одну ладонь, сразу убирая другую. В глаза тут же ударяет голубоватый холодный свет, и за прозрачным стеклом бьëтся крыльями нежная бабочка. Теперь её, такую вëрткую, наконец можно рассмотреть вблизи, а не с расстояния в несколько метров, на котором обычно держатся эти существа. Каждая чешуйка на каждом крылышке источает сияние, причём, у многих из них разные цвета, почти все оттенки голубого. Чуя наклоняется чуть ближе, придерживая чужие руки, чтобы не уронить стакан, и с интересом разглядывает добычу. В какой-то момент она, устав сопротивляться, перестаëт махать крыльями и садится на прозрачную стенку. Отчаялась пытаться освободиться. Обладатель Пиро элемента явственно чувствует её отчаяние и принятие поражения и поднимает взгляд на Осаму. Тот понимает его без слов и, легко улыбнувшись, поднимает стакан. Освободившись из стеклянной тюрьмы, бабочка тут же вспархивает ввысь, и свет её сразу становится в полтора раза ярче, чем был в плену. Вокруг неё тут же начинают кружить её сородичи, след света за ними оставляет причудливые переплетения на долю секунды и исчезает. У ног в траве начинают копошиться светлячки. Чуя восторженно оглядывается, слушает шуршание листьев, журчание воды и мерное жужжание жучков, завороженно смотрит в сверкающее тысячами звёзд небо и чувствует, как замирает его сердце, когда взгляд падает на парня напротив. Дазай тоже смотрит, но не на звëзды, не на реку, не на бабочек, а на него. Смотрит своими невозможно красивыми глазами и улыбается так нежно, что даже под воздействие собственного элемента рыжеволосому попадать не нужно — он и так горит... Даже в полночь в долине светло как днём. Но ни луна, ни звëзды, ни порхающие бабочки не могут сравниться с яркостью света, источающегося из этих глаз напротив. И Чуя однозначно пропустил тот момент, когда эти глаза стали настолько близко, что стали единственным, что он вообще мог видеть перед собой. Чуя пропустил момент, когда тëплое дыхание заменило собой свежий ветерок на его щеке и губах, когда эти губы вдруг накрыли чужие, тëплые и невообразимо мягкие. И однозначно упустил, как начал отвечать на этот поцелуй, такой робкий и невяжущийся с образом Дазая, но именно поэтому заставлявший табуны мурашек пробегать по телу. Губы раз за разом соприкасались с губами, рваные от волнения выдохи щекотали кожу, заставляя жмуриться и краснеть, но никак не отстраняться. Нельзя было отстраниться сейчас, когда всё было так хорошо и так правильно, что пробивала сладкая дрожь. Они целовались под светом звëзд, луны и бабочек, неторопливо круживших над ними. Из головы вылетело совершенно всё, кроме лица напротив и чужого и собственного сбившегося дыхания, но, будем честны, всему остальному там было не место. Оторвавшись лишь тогда, когда воздуха стало критически не хватать, а голова начала кружиться, Осаму снова взглянул на напарника — раскрасневшегося, пытавшегося отдышаться, в ожидании, что сейчас его либо обматерят, либо сразу ударят. И то, и другое было абсолютно заслуженно, не лезут же нормальные люди ни с того ни с сего целоваться к напарникам, однако Чуя ничего из этого не сделал. Восстановив дыхание, он сглотнул и сам схватился за воротник чужой одежды, притягивая к себе и приникая губами снова, жадно лаская ими чужие. Дазай облегчëнно улыбнулся в поцелуй и, нащупав на своëм вороте ладонь рыжеволосого и крепко сжав её, ответил с ничуть не меньшим энтузиазмом. Слишком долго им приходилось смирять очевидную симпатию, прячась за гордостью, предрассудками и бессмысленным страхом — страхом быть непонятым, отвергнутым. Сейчас, стоя посреди сияющей долины, укрытые покрывалом ночного неба, оба вдруг осознавали, насколько всё это притворство было глупо и смешно, насколько прозрачно и ясно можно было увидеть ответ на животрепещущий вопрос прямо в чужих глазах — "я тебя тоже"... Но впереди у них — вся жизнь, время кажется таким невообразимо долгим, что всё возможно, ничему нет предела, и они точно сумеют восполнить каждую минуту, проведённую в бессмысленной наигранной вражде и нерешительности. Не для этого ли они так молоды?.. Бабочки всё так же летали над ними, заливая светом своих крыльев и, будто прожекторы, показывая возможным запоздалым путникам: смотрите, мол, что творится. А звëзды всё так же светили в вышине, складываясь в созвездия и замысловатые фигуры. А на холме стоял старый магистр и усмехался себе в бороду. Чутьë его никогда не подводило.