Обойдёмся без Диониса

      Дожди шли всё лето. Виноград трескался, не созревая, на листьях расползались уродливые мучнистые пятна. Козы подхватили какую-то пакость, от которой кашляли до крови. И совсем перестали доиться. На огородах гнило всё, кроме капусты. Люди в деревне ходили мрачные, с потупленными глазами, словно уже видели, как маячит перед каждым призрак голодной смерти.       Агата до последнего надеялась, что обойдётся. Когда стало ясно, что уже всё, край, достала из старого бабушкиного сундука, с самого дна, продолговатый свёрток. Размотала пожелтевшее полотно и долго смотрела на ничуть не потускневший от времени бронзовый нож с изогнутой, как виноградная лоза, рукоятью. Потом спрятала его в корзину, дождалась ночи и пошла по раскисшей тропе к древнему каменному лабиринту за рощей.       Путь к древнему алтарю в центре лабиринта, Агате показала бабушка. Научила, что и как делать. Строго наказала — грех это, придёшь, только если совсем беда. В лабиринте было холодно и сыро. Агата шла, стараясь не касаться склизких стен. Тучи чуть разошлись, проявилось бледное пятно луны. А ведь бабушка учила, что обряд надо совершать на новую луну. И обязательно зарезать на алтаре козла. Вот только единственный в деревне козёл сдох на прошлой неделе. Агата вздохнула. Зря она столько ждала. А теперь придётся лить свою кровь и надеяться на лучшее. Полнолуние — это ведь самое колдовское время, верно? Не может древний бог не услышать.       Агата брызнула на алтарь уксусом — вина не было — и резанула лезвием ладонь. Кровь потекла по желобу, смешиваясь с дождём. Дрожащим голосом Агата запела древний гимн:       — Я Диониса зову, оглашенного криками «эйа»! Перворожденный и триждырожденный, двусущий владыка, неизреченный, неистовый, тайный, двухвидный, двурогий, в пышном плюще, быколикий, «эвой» восклицающий, бурный, мяса вкуситель кровавого...       Она допела. Дионис не отозвался, дождь продолжал лить. "Надо козла! — в отчаянье подумала Агата. — Где же его взять-то?"       — Ме-е-е!       Она вздрогнула и попятилась. Возле алтаря стоял козёл. Чёрный, с желтыми глазами, похожими на две расколотые пополам луны. Козёл посмотрел на Агату, на нож, на алтарь...       — Жертва нужна? — деловито спросил он.       — Д-да...       — Капуста есть?       Агата кивнула. Разом пересохшее горло сжалось. Сейчас она не то что слово, даже писк бы из себя не выдавила.       — И ещё простыни... — Козёл мечтательно зажмурился. — Только не затхлые, а прямо с верёвки, чуть подсохшие после стирки, чтобы ветром пахли. Угостишь? Вот и договорились.       Козёл взобрался на алтарь и улёгся, подставив горло.       — Режь.       Агата потрясла головой. Наваждение не исчезло, зато вернулся голос. Должно быть, от полной нелепости происходящего.       — Как же ты… — хрипло прошептала она.       — Я потом оживу, но жертва всё равно зачтётся.       Агата замахнулась ножом. Ей не приходилось резать никого, крупнее курицы. А тем более, говорящего козла.       — Не могу! — Она бросила нож и разрыдалась.       — Вот люди пошли! — Козёл слез с камня. — Ладно, обойдёмся без Диониса. Всё равно его трезвым не застанешь, а пьяный он ни на что не способен. Ты чего хотела-то?       — Чтобы дождь перестал!       Козёл поднял голову, прищурился.       — Это тебе обойдётся в дюжину простыней.       — Да хоть всё моё приданое забирай, только останови дождь!       — Щедрая какая! — Козёл усмехнулся. — Реветь-то перестань, и без того сыро.       Длинные рога его заискрились. Змеями сорвались с острых кончиков молнии, улетели в небо. Агата замерла с раскрытым ртом. Молнии рвали тучи на клочки. Луна светила всё ярче. Из ниоткуда налетел сухой горячий ветер, подмёл небо.       — Готово, — горделиво сказал козёл. — Теперь долго дождя не будет.       ***       Солнце жарило уже неделю. Виноград наливался сладким соком, навёрстывая упущенное время. Козы отогрелись, перестали кашлять и снова исправно давали молоко. Лица людей прояснились, все улыбались друг другу. Хозяйки выносили из домов отсыревшие постели на просушку. На Агату с её стиркой никто не обращал внимания.       Порезанная ладонь болела. И как Агата ни старалась, кровь попадала на простыни, когда она их отжимала. Впрочем, козёл не жаловался. Людям на глаза он не показывался, держался за домом, в тени, и не спеша наслаждался заслуженной наградой.       Агата выплеснула воду из корыта и присела на заднее крыльцо отдохнуть. Рядом козёл дожёвывал последнюю простыню. Капуста закончилась ещё вчера. Как в него всё влезло — непонятно.       — Хорошо-то как, спокойно, — бормотал козёл. — У тебя детей нет? И не торопись, успеешь ещё, намучаешься. Вот у меня тысяча оглоедов. Ты не представляешь, как это тяжело, когда тебя постоянно сосут!       — Ты же козёл! — опешила Агата.       — И козёл, и коза. Такая моя божественная сущность. Мне-то без разницы, а деточкам молока подавай, приходится то и дело перекидываться.       Он замолчал и насторожился. Откуда-то издалека донеслись исступлённые вопли:       — Йа! Шуб-Ниггурат! Чёрная Коза Лесов с Тысячью Младых!       — Отыскали-таки! — простонал козёл и поднялся. — Пойду я, пожалуй. А то сюда явятся, нехорошо будет. Но если что, ты зови, не стесняйся.       — Позову, — пообещала Агата. — Просто так позову, через год, когда созреет капуста, а я сотку новые простыни.