només repetir

– Спраут, есть кое-что, поговорим об этом? – он не привык говорить, вообще нет, Хитч и смелость где-то на уровне фантастических дружественных пегасьих народов, но сейчас промолчать при незаконно красивом напарнике просто невозможно. – Ну и что же? – скучающе протянул Спраут, повернувшись так, что солнце запуталось в его светлой гриве, и в тёмных линзах солнцезащитных очков Хитч вглядывался в свои заторможенные эмоции, некстати вспыхнувшие, вероятно заранее осуждённые Спраутом. «Когда всё это началось?» – уже устарело. «Как всё это закончить?» – копытом по голове. Спраут, не двигаясь, молчал, и Хитч покорно ждал своего приговора. В их отношениях всегда вёл Кловерлиф, и иной раз шериф задавался вопросом, почему же никто из жителей не видел в нём этой жажды, этого стремления быть гораздо значимее, чем на вторых ролях за отсветами блистательного доброго Трейлблейзера. Спраут был напористее, принципиальнее, более гордым, словом, целиком и полностью таким, каким и должен быть шериф, каким порой видели Хитча, и каким он, вероятнее, никогда и не был. Поэтому, смущённый, разбитый, отчаявшийся Хитч Трейблейзер положил свою морду, полную разного рода мыслей, на холку Спраута. – Прости. Кловерлиф, на удивление, партнёром был без ярко выраженной эмпатии, но в ответ усмехнулся, и прикоснулся губами к Хитчевской холке. – Ничего. Поцелуи Спраута были точны – он просто не мог позволить себе НЕ знать о нужных точках потенциальных партнёров (даже если предполагалось, что партнёр за всю половую жизнь единственный). Поцелуи Спраута Хитч любил – за необыкновенно разнообразный спектр: от неумелого утешения до выражения недвусмысленного желания. В этот миг Хитч чувствовал себя расслабленным. И, пожалуй, довольным. – Заводиться пока рано. – усмехнулся Спраут, отчего-то открыто улыбаясь. Его улыбку Хитч чувствовал всегда. Не задумывался, почему, но это и не важно. *** Вообще-то, Хитч был проблемным. Слишком правильным по мнению Спраута, особенно в излюбленном режиме «старшего брата» в отношении Санни. Это раздражало действительно сильно, но стоило признаться, что в моменты, когда Хитч доверительно подставлял свою шею в желании Спраута оставить на ней «особые кьютимарки», подставлял, запыхавшийся от предвкушения, забравшийся на рабочий стол Кловерлифа (он простит раскиданные бумаги и перепутанные дела), Спраута это заводило. Голубая грива была гораздо распутанной, чем была, по обыкновению, и его щёки покрывались невероятно непривлекательными красными огромными пятнами. И Спраут ненавидел, когда кто-то смущался, и он признавался, что отчасти это уродовало Хитча буквально до безвкусицы. Спрауту это нравилось сильнее, чем мог думать Трейлблейзер. Но, конечно, он в этом и не собирался признаваться хоть когда-нибудь. *** От тазобедренного сустава до пятки – Хитч ощущал это, когда губы Спраута прикасались к его члену почти плавно. Дрожь охватывала и круп, и шериф забывал, как правильно дышать, как вообще это делать. До смешного, но чувства, как в первый раз связывали его каждый раз, и напряжение, возникшее от простой ласки, брало верх над его телом. Но Спраут никогда не смотрел в глаза. Он предпочитал брать в рот, закрыв свои зелёные, а никому ещё не удавалось залезть в черепную коробку Кловерлифа, чтобы убедить Хитча, что это, вроде как, норма для таких отношений. Собственно, минет от Спраута был восхитителен, настолько, что Хитчевская память забывала спросить, как вообще у помощника дела. Редко, но он предавался размышлениям, что он был специально выполнен идеально. Кто захочет допускать всяких назойливых шерифов в свою душу? *** Брал Кловерфил глубоко. Поясница ныла после этого, а затылок чувствовал холод от горячих хрипов Спраута. Партнёром он был хорошим. Но только партнёром. *** Спрауту нравилось, когда при каждом толчке, шея Хитча открывалась всё сильнее. Ему нравилось ставить на них отметины размером с айсберг, но он не придавал значения, насколько ему всякий раз не скучно (он даже простил разбросанные бумаги, которые он сортировал часов пять). Он был уверен в этом. С такой же уверенностью ему нравился морковный пирог, пока тот не приелся. И потому Спраут не понимал: насколько Хитча Трейлблейзера хватит. Размышления прервал особенно громкий вскрик последнего («когда он вообще затыкался хотя бы на минуту?»), и Спраут довольно запрокинул голову назад («снова укладывать гриву»). Хитч готов был повалиться на стол. Хитч дрожал и не выдерживал, но каждый раз стойко переносил Спраута. А ещё краснел сильнее: плечи, шея, гребень, уши, щёки. Но возможно, уши краснели её и от того, что помощник кусал их? Кто знает. *** – Так что ты хотел мне сказать? – Спраут собирал отчёты, брезгливо морщась, когда находил очередную страницу с остатками Трейлблейзера (он никогда не жаловался на Хитча, но предъявлял за перевод пергаментов, выделяемых полицейскому участку). – Разве? – Хитч задумался, но легкомысленно отбросил смутные воспоминания. – Наверное, о Санни. Вероятно о ней. Спраут невнятно хмыкнул. Хитч помог привести стол в порядок. Это был, в общем-то, обычный день, какой возникал всегда, стоило шерифу задуматься, что пора бы всё это заканчивать. Вероятно, Спраут заканчивать не хотел, но когда он в этом признается?