Корнуолльские Ведьмочки и Непредвиденные Последствия

— Я его прекрасно вижу… Вытянув ноги, девушка сидела на ветвях старого вяза — достаточно толстых, чтобы можно было развалиться, опираясь спиной о могучий ствол. Следует заметить, что среди благопристойных жителей Литтл-Уиннинга подобное поведение считалось не подходящим репутации добронравной молодой женщины. Подобным образом действия девушки с удовольствием были бы включены в число наглядных примеров безусловно падающих нравов подрастающего поколения — темы, подлежащей детальнейшему рассмотрению почтенными леди пожилого возраста при каждой беседе. Тем не менее следовало признать, костюм девушки был вполне приличным. Порицать девушку можно было разве что за серо-фиолетовый шейный платок, каковой стоило постирать. Излишне говорить, что здесь и сейчас девушка выглядела в высшей степени странно. Хотя, скорее всего, не столько «здесь», сколько «сейчас». Чуть потёртый на локтях камзол, свободную батистовую рубашку, жилетку из мягкой замши, бриджи, высокие чёрные сапоги на пуговицах с золотой оторочкой и даже треуголку с небольшим воткнутым под ленту пером, можно было назвать старомодными — и, в то же время, в чём-то даже и респектабельными — даже тем леди, что помнили продуктовые карточки и прочие лишения времён Битвы за Канал. Пару веков назад её костюм смотрелся бы вполне обыденно, хотя для пожилых леди конца восемнадцатого столетия, он тоже стал бы прекрасным поводом обсудить нравы подрастающего поколения. Ведь и юная Анна Листер покорение Монте-Пердидо и Виньмаль тоже наверняка начинала с лазания по деревьям… С другой стороны, винтовка с оптическим прицелом, которую девушка крепко держала в руках, в те времена смотрелась бы не менее чужеродно. — Могла бы снять с одного патрона. Гарантировано… — Если бы я тебя не знал… — проворчал её спутник. В шляпе-федоре и макинтоше с капюшоном он тоже выглядел несколько неуместно посередине солнечного июльского дня. Облокотившись о капот старого Рейндж Ровера — типичного «сэндвича с джемом» — Джерард Киттлер закурил. Сам себе в этот момент он напоминал, скорее, техасского рейнджера или детройтского детектива, нежели инспектора полиции из Девонпорта. Но Джерард Киттлер числился не в полиции Давэнпорта, что на Миссисипи, и уж тем более не в Девонпорте, что расположился на противоположной стороне земного шара, на острове Тасмания. Инспектор жил и работал в округе Девонпорт раскинувшегося на восточном берегу дельты реки Тамар города Плимут, что на юго-западной границе церемониального графства Девон. К западу от Тамар лежало графство Корнуолл. Страна тёплого моря и солнечных пляжей, выветренных скал, тихих озёр, замков той или иной степени разваленности, пиратских пещер, заброшенных каменоломен и уходящих в глубины веков традиций контрабандного промысла. Хотя, прежде всего, во всём мире графство было известно своими легендами и преданиями. Сказания о короле Артуре и волшебнике Мерлине (первом), Тристане и Изольде, мужественных рыцарях, благородных девах, феях и великанах — всем этим был Корнуолл с его многочисленными дольменами, менгирами, кромлехами, кельтскими крестами и триквертами. Ещё Корнуолл был землёй неизменных историй про фей и волшебство, заставляющих сердце любого ирландца биться чаще. Пелларов, ведьм и колдунов… С которыми, будь на то воля Джерарда Киттлера, он предпочёл бы общался как можно реже. К сожалению, родная дочь инспектора, двенадцатилетняя Эрин Киттлер, тоже была ведьмой. Как и её помешанная на оружии «тётушка», в настоящий момент сидящая над Джерардом со своей любимой винтовкой, стоившей не меньше двенадцати тысяч фунтов. — Я просто констатирую факт… Расположившаяся на дереве девушка снова чуть подкрутила прицел. — Я, сейчас, какой, день… — пробормотала она. — У тебя, берёзовый, день. Не, день рождения. Где открытки, чудовища… Да чтоб тебя! — Скорее, где открытки от друзей, — инспектор глубоко затянулся. — Давай сам будешь смотреть, если такой умный! Так… Будешь колдовать… О, помчался к мамочке! — Использование магии ведь запрещено ученикам, живущим среди магглов. Верно? — Эти не-маги, похоже, о запрете не в курсе. — А паренёк явно наслаждается их незнанием… — Ты его в этом вини… Эй! — Чего?! — Мы могли спалиться. Воистину я была очень предусмотрительна, когда оставила обоймы в машине. Парнишку чуть было не огрели чугунной сковородой. — И куда бы ты стреляла? До дома Дарсли две с половиной тысячи футов. — В сковородку, естественно… Так похоже, сегодня он из дома уже не выйдет. Сворачиваемся? — Ты можешь объяснить, почему этот мальчишка так всем интересен? Снейп же чуть в драку не полез… На самом деле как раз полез — взбешённого зельевара инспектору, ещё в бытность констеблем участвовавшему в разгоне футбольных хулиганов, удалось удержать с большим трудом. И то, лишь с помощью Грегора Майера, добродушного садовника Преддеков. Человека с немалым борцовским опытом, насколько мог судить Джерард. — Зайдём перекусить? — предложила девушка. Пока она заказывала еду — то есть выбирала соус к неизменной картошке и сосискам — Джерард снова прокрутил в голове ту беседу. Деталей он не уловил, но общая картина, на первый взгляд, понятна. Мальчик, сын злейшего врага профессора Снейпа, в результате предательства другого злейшего врага профессора Снейпа, каким-то образом стал сосудом для души ещё одного злейшего врага профессора Снейпа. После чего профессор оказался обязан всячески потакать отличающемуся отвратительнейшим поведением молодому Поттеру, вместо того чтобы сгнобить того в подземельях — чего молодой Поттер, безусловно заслуживал. В последнем был виноват директор Хогвартса Альбус Дамблдор, сколь ни странно — очередной злейший враг профессора Снейпа (по совместительству — работодатель). Подобная концентрация злейших врагов профессора Снейпа вокруг, собственно, самого профессора, наводила на размышления о серьёзных проблемах в его жизни. Не в последнюю очередь — психических. От размышлений о превратности жизни профессора зельеварения Джерарда отвлёк стук тарелок. Рейчел за один раз ухитрилась притащить сразу и две тарелки, и три чашки, и даже миску с чипсами — последнюю придерживая подбородком. Расставив еду по столу, ничего не пролив и не просыпав, девушка быстро буркнула нечто вроде «варсагок» и с аппетитом принялась за сосиски, щедро сдабривая каждый кусок густым луковым соусом. Ни на девушку, ни на выложенные на стол револьвер и резной амулет из нескольких вложенных друг в друга костяных шаров немногочисленные посетители паба не обращали ни малейшего внимания. — Меы пведостовожноши, — уже набив рот, на всякий случай пояснила Рейчел. — Наф не видяч и ме флыфач. Даве маки. На одном дыхании умяв свою порцию, Рейчел принялась за кофе. За то время, пока Джерард ел, она, явно наслаждаясь процессом, выпила первую чашку и взяла вторую лишь тогда, когда инспектор пригубил свой чай. — Кстати, знаешь, в чём разница между кофе с коньяком во Франции и в Австрии? — Понятия не имею. — В Австрии общепринятой считается пропорция в одну жидкую унцию коньяка со специями и сахаром на четыре унции кофе. — А во Франции? — Малюсенькая чашечка крепкого кофе и бокал коньяка, которым его запивают. — Потрясающе, — кофе Джерард не переносил и в чём-то даже понимал лягушатников. Бокал хорошего коньяка способен перебить вкус какой угодно гадости. — Предполагаю, что тебе по душе австрийский кофе. — Не-а! Ирландский, с восьмилетним «Финниганом» и жидкими сливками! — Предпочитаю не портить вкус хорошего виски. Так что там с Поттером? Рейчел задумчиво изучала содержимое своей второй чашки. — Некоторые почему-то добавляют взбитые сливки. Но, поскольку кофе по-ирландски пьют не через коктейльную трубочку, избежать сливочных усов почти невозможно. А то, что у этих самых некоторых обычные сливки свёртываются на дне чашки, так это потому, что руки у них не оттуда, откуда нужно. Э-эх… Так вот, как вижу ситуацию я. Не Дом Преддек, не британский род во главе с Эндером, а я… Девушка задумчиво облокотилась о столик, подперев подбородок ладонями. — Есть мальчик, каким-то невероятным способом сумевший даже не избежать, а защититься от смертельного проклятия. При том, что все известные мне — а значит и Страже Ньюфаундленда — способы защиты от него подразумевают такие некромантические ритуалы, что любой вменяемый чародей предпочтёт сдохнуть, но не воспользоваться ими. Дешевле выйдет. Тем более, что такая смерть мгновенна и безболезненна. Не говоря уже о том, что годовалый ребёнок их просто не проведёт. Н-да… — А как тогда объяснить произошедшее? — Единственный кажущийся мне реальным вариант — ошибка самого Риддла. Он к этому времени уже окончательно поехал крышей, но по-прежнему оставался единственным экспериментирующим некромантом в Европе. Не знаю, зачем ему приспичило создать себе живой хоркрукс… Собственно, до него вообще никто не пытался создать их больше одного, то есть даже хоть какой-то теории не было… Девушка поморщилась. — По сути дела, потому-то лорд Глойн сначала и помогал Тому Риддлу. Уникальная возможность изучить множественные хоркруксы. Оптимальные методы их создания, тонкости балансировки, побочные эффекты… — Поясни мне одну вещь… Риддл убивал людей, приносил их в жертву для своих кровавых ритуалов и опытов на младенцах — а британские Преддеки просто конспектировали его действия? Искали побочные эффекты?! — Это очень… тонкий момент. Понимаешь, сассанахи всё равно убивали бы друг друга. Все люди регулярно принимаются убивать себе подобных, а внутренние дела Магической Британии не касаются Дома. Война способствовала бизнесу, а Porth-Ia было нейтральной территорией. — Тогда мне непонятно, почему вы — почему Глойн Преддек вдруг выступил против Риддла? — Риддл пересёк черту. Есть определённые вещи, которые делать нельзя. Никому и никогда, вне зависимости от оправданий. В тот день, когда Риддл впервые пришёл к Преддекам, он был с этим вполне согласен. Но побочный эффект многократного раскола души… Он сводит с ума. Превращает даже не в зверя, но в безумного одержимого. А Глойн дал слово. Но об этом, — девушка вдруг спохватилась, — лучше поговорить с Эндером. Меня тогда здесь и близко не было. Так вот, возвращаясь к Поттеру… Полицейский участок Литтл-Уиннинга располагался в добротном старом здании с полуторавековой историей — если быть точнее, сто пятьдесят лет ему должно было исполниться через год. Двухэтажный дом с цоколем, в котором располагались три камеры, некогда тёмные и мрачные, ныне же вполне светлые и даже в чём-то уютные. По крайней мере, так заявлял известный городской пьяница мистер Коллинз, проведший в них как бы не больше времени, чем все остальные задержанные вместе взятые. Хотя, возможно, он просто предпочитал стены и нависающий над головой кирпичный потолок полицейского участка скалке в тяжёлой руке миссис Коллинз — женщине статной, широкоплечей и оттого зачастую чрезмерно решительной. Обычно в разгар рабочего дня — которым, вопреки мнению того же мистера Коллинза пятница всё же являлась — в здании, помимо занимавшегося составлением отчётов инспектора, присутствовало всего пара констеблей и сержант. А также, естественно, секретарь миссис Флэнаган, чистокровная англичанка, по возрасту и внешнему виду удивительно похожая на свою ирландскую однофамилицу-актрису. Однако именно сегодня инспектор Уиллис вместе с миссис Флэнаган, подобно легендарным рыцарям Круглого Стола покинули родной город, чтобы добыть сокровища из логова монстра (среди полицейских Литтл-Уиннинга сей ежегодный подвиг сэра Уиллиса именовался «Битва за Бюджет Восточного Управления при Гилфорде»), а дежурного констебля Гастингса опять подкосила мигрень. Подменявшая его специальный констебль Ратфорт, смешливая и милая девушка, работала только до обеда, так что в настоящий момент любое неожиданное нарушение покоя горожан могли встретить разве что занявший компьютер в кабинете инспектора на втором этаже и погрязший в бумажной работе сержант Оуэнс, а также зорко охранявший телефон миссис Флэнаган констебль Тидбол. Именно он и столкнулся с двумя ничем особо не запоминающимися посетителями, что около двух часов пополудни тридцать первого июля девяносто второго года зашли в полицейский участок города Литтл-Уиннинг, что в графстве Суррей. — Доброе утро, джентльмены! — поприветствовала констебля девушка, вошедшая первой. Сколь ни странно, но неуместность подобного приветствия осталась констеблем Тидболом незамеченной. — Кто там, Алан? — донеслось со второго этажа. — Мужчина и женщина. Я их не знаю. — Узнай, чего им нужно. Путеводители и карты для заблудившихся туристов на полке секретарской стойки. Алан Тидбол родился в Литтл-Уиннинге, вырос здесь, а когда ему исполнился двадцать один год, будучи здоров душой и телом, имея рост на четыре дюйма выше обязательных пяти футов восьми дюймов, стопроцентное зрение и не совершив ничего уголовно наказуемого, заполнил высланный ему опросный лист для поступления на государственную гражданскую службу и, спустя некоторое время, заполненное собеседованиями и предписанным законами обучением, стал полицейским. Алан Тидбол был самым обычным констеблем полиции. Как и другие констебли графства Суррей, он получал восемьсот двадцать пять фунтов стерлингов в месяц, и верил, что честно зарабатывал своё жалованье. Ещё констебль Тидбол был высок, белокур и выглядел очень молодо — главным образом потому, что и в самом деле был ещё очень молод. Он был последним пополнением участка и даже задавая вопросы при рутинной полицейской работе, он частенько попадал, что называется, пальцем в небо. Иногда констебль Тидбол и сам чувствовал себя довольно глупо из-за неумения быстро связать пару слов. Это было бы вполне простительно, если бы юноша все ещё только постигал искусство полицейской беседы. Но констебль Тидбол служил в полиции Литтл-Уиннинга уже пятый год, то есть вдвое больше, чем необходимо сообразительным молодым юношам для получения звания если и не сержанта, то хотя бы временного следователя. — Вы туристы? — спросил Алан после непродолжительной паузы. — Детектив-инспектор Киттлер, полиция Плимута. Мужчина в плаще-макинтоше показал документы. — Детектив-констебль Преддек, Гарда Шихана, — улыбнулась девушка. — Это полицейские! — крикнул констебль в сторону лестницы. Если ему и ответили, то за треском компьютерного принтера этого никто не услышал. — Прошу прощения, сержант Оуэнс сейчас готовит графики для обсуждения на следующей неделе. Наш начальник, инспектор Уиллис сейчас в Маунт Брауни. Это в Гилфорде. Констебль Тидбол немного подумал и решил уточнить, чтобы у гостей не сложилось впечатления, что начальник участка покинул рабочее место по личным делам. Это бросило бы тень на полицию Литтл-Уиннинга в глазах гостей, а их участок и так за глаза иногда называли «сборищем недалёких лентяев». — У него там совещание и защита бюджета. В Восточном Управлении. — Жаль. Но, возможно, вы сможете нам помочь. — Вы ведь знаете, что породистые кошки могут стоить больше тысячи фунтов? И это не экзотические породы, вроде као-мани, каракалов, тойгеров или сафари, а американские мейн-куны, русские голубые или шотландские вислоухие! Десяток котят с документами, украденные из питомника, стоят больше, чем вы зарабатываете за год! — Знаете, я не понимаю. А при чём тут… — И перевезти их на континент гораздо проще, чем наркотики — просто потому, что наркотики полиция и таможня ищет очень активно, а на котят им плевать… — Из Девонпорта ходит множество пассажирских рейсов в Испанию, Португалию и Францию, — пояснил своё присутствие инспектор Киттлер. — И в Ирландию. У вас тут последнее время не было необычной активности с котами? Или другими животными? Констебль Тидбол в породистых котах совсем не разбирался, но про шотландских вислоухих и каракалов что-то слышал. Хотя и не очень представлял, как именно они выглядят. — Да вроде нет… Мистер Лестер, по-моему, разводит котов, но вроде как говорил, что они девонской породы. У Бишопов, у Фигг и ещё у Малькольма-младшего куча котов, но они у них уже много лет не меняются. А, ещё в прошлом году многие жаловались, что у Дарсли в доме буквально сотни сов, даже в доме не помещались, сидели по всему саду, и на крыше, и на заборах по всей улице! У меня где-то были фотографии, я их тогда много сделал, но не могу найти. Куда же я их сунул… Констебль Тидбол начал судорожно рыться в столе за которым сидел. Не найдя в них искомого, он переключился на выдвижные ящики настольной картотеки. Там фотографий тоже не было. — А птиц так не воруют? Я просто подумал, что ведь они тоже должны чего-то стоить. А то от Дарсли… Констебль задумался. Настолько сильно, что под конец даже начал морщился от напряжения. — Мне они кажутся очень подозрительными людьми… — Они совершали что-то противозаконное? — заинтересовалась девушка. — Нет, — после ещё более тяжёлых раздумий, ответил констебль Тидбол. — Не могу ничего такого за ними припомнить. Но почти уверен. Знаете… Ох… Извините, это, наверное, погода. Давление меняется. У нас Гастингс даже на работу сегодня выйти не смог. Некоторые говорят, что тут какая-то погодная аномалия, часто у людей мигрени бывают. Не только в участке, но и в школе, например. А когда я был в отпуске в Сомерсете, все три недели чувствовал себя очень хорошо! С эмпатией у Рейчел обычно было туго, но сейчас она почувствовала сожаление оттого, что не могла перекинуться с констеблем хотя бы парой слов в более непринуждённой обстановке. Да, к большинству мужчин она относилась с насмешливым снисхождением, а на не-магов в форме у неё была неявно выраженная аллергия — но даже отсутствие способности быстро устанавливать эмоциональную связь с другими людьми не мешало ей понять, что творилось у молодого мистера Тидбола в голове. Который очень нуждался в том, чтобы кто-то заверил его — «Эй, парень, твоя жизнь вовсе не так бессмысленно сумбурна, какой кажется!» За последние пять лет констебль наверняка получил несколько дюжин Конфундусов и с полдюжины Обливиэйтов. Ментальную магию Раггерги не переносила так, как мог только Страж из Тириннанока. Незаконный Обливиэйт по законам Ньюфаундленда расценивался почти как убийство и, как она подозревала, это было одной из основных причин, по которой все прошедшие сорок лет остров оставался практически независимым от канадского Министерства. Хотя некоторыми выдвигались и другие версии. Особой популярностью пользовалась та, что вопросы патентных сборов и пошлин в крупнейшем городе волшебного мира на восточном побережье Северной Америки играли в самодостаточности острова определённую и вполне заметную роль. — Жаль, но ничего не поделаешь. Отсутствие результата — это тоже результат! — бодро завершила разговор представительница ирландской полиции. — Я бы хотел вам помочь, — развёл руками английский констебль. — Может быть чаю? Наверное, надо было его сначала предложить… — Не возражаем, — впервые за всё время улыбнулся инспектор из Плимута. Констебль Тидбол поднялся из-за стола, достал из шкафа три тонкие фарфоровые чашки, жестяную коробку с чаем и электрический чайник. Пару раз попытался его включить, чему прибор явно сопротивлялся, потом догадался заглянуть внутрь и, покраснев, отправился наполнять чайник водой. — Гарда Шихана? Я думал, ты не умеешь лгать, — вполголоса спросил инспектор Киттлер. — Я не могу лгать. Поэтому не уточнила страну. С ирландского это переводится как «полиция». Точнее — «силы правопорядка». Он сам решил, что я из Ирландии. — Кстати, только мне кажется, что этот констебль — полный идиот? Каким чудом он прошёл тесты, хотелось бы знать? — Когда он проходил тесты, он не был таким, — негромко пробормотала Рейчел. — И, готова поставить свою шляпу, что сержант с бумажками наверху тоже не был настолько рассеян, чтобы забыть о прибытии непонятно кого непонятно с какой целью… — Поясни. — Многократное, регулярное промывание мозгов. Причём довольно прямолинейное — мастер, как наш знакомый Северус, аккуратно заменил бы воспоминания на нужные ему, а не тупо блокировал бы их. — Маги? Для чего? — Поттера уже сотню раз должна была забрать опёка, а за Дарсли, я уверена, числится не меньше десятка таких поступков, за которые суд Её Величества может дать вплоть до пожизненного. Школа, социальные службы, соседи, полиция. Все те, кто замечает эту местную «погодную аномалию», от которой череп тяжелее чугунного котелка. Стало быть прогрессирующий склероз всем этим милым людям обеспечен в очень раннем возрасте — и вовсе не из-за их любви к нездоровым привычкам и пренебрежения здоровым питанием. Милому Алану, думаю, осталось лет пять-десять, не больше… — А если он… переедет? — негромко спросил Джерард, когда вернувшийся констебль Тидбол отвлёкся на закипающий чайник. — Хуже не будет. Если верить как докторам, так и колдомедикам — после тридцати мозг и в обычной ситуации перестаёт справляться с кислородным стрессом и демилленизацией, а уж с регулярным разрывом синапсов от менталки… Но там, где придётся регулярно общаться с кучей разных людей и постоянно напрягать извилины — ему должно полегчать. Хочешь помочь парню? — Рассел попросил подыскать кого-то, раз уж я планирую переехать, — уклонился от вопроса инспектор. — Если сразу послать Тидбола на курсы детективов, он провалится. Минимум годик дайте ему повариться в большом городе. Постоянная физическая и мозговая нагрузка. И регулярный сон. В принципе, двадцать шесть лет, ещё должно помочь… — Вы о чём-то говорите? — неловко улыбаясь, Алан Тидбол повернулся к гостям. Чайник закипел и констебль осторожно разливал кипяток по чашкам. — Простите, я что-то задумался… — Обсуждаем превратности полицейской службы, — мило улыбнулась Рейчел. — Ничего особенного. — Вы не думали о том, что стоит сменить место работы? — неожиданно спросил инспектор Киттлер. — Честно говоря, не знаю. Мне всегда хотелось быть полицейским. Или пожарным, но туда меня не взяли. Просто, конечно, я не самый лучший констебль, но… — Я имел в виду — сменить место службы. Плимут, Девон. Я собираюсь уходить и в управлении освобождается место. Теперь констебль Тидбол выглядел ошарашенным. — Я… Я не думал об этом. Понимаете, это ведь большой город… — Всего четверть миллиона человек, — ухмыльнулась Рейчел. — Далеко не Лондон и не Baile Átha Cliath. — По сравнению с Литтл-Уиннингом — очень большой. И даже мне понятно, что полицейская служба там очень сильно отличается от нашей. Да и преступления, наверняка, самые настоящие, как в детективах! Не то что тут, кража из магазина — уже событие месяца… Инспектор Киттлер вдумчиво посмотрел констеблю прямо в глаза. — Самой первой фразой, которую заслуженный офицер полиции сказал мне в первый день, когда я вышел патрулировать улицы Девонпорта была «Это работа за&бывает, сынок». И несколько лет спустя, во время подомового обхода с опросом, дождливым промозглым и ветреным вечером один пожилой джентльмен пригласил к себе. Он налил мне чашечку согревающего, и в ходе беседы я узнал, что он прослужил констеблем целых тридцать лет, а получал пенсию и того больше. И знаешь, что он спросил, когда мы прощались? «Скажи, сынок, эта работа всё так же за&бывает?». И где бы я не оказывался по делам службы, там всегда находился старый хрыч, втиравший желторотым новичкам бессмертную фразу про то, что «эта работа за&бывает». Коротким жестом инспектор прервал готовую было сорваться с губ констебля реплику. — Мне приходилось заниматься ужасными вещами. Я видел множество мертвецов и тех, кому вот-вот предстояло ими стать. Держал людей за руки, а жизнь покидала их прямо на моих глазах. Я видел самые худшие стороны человека. Зарабатывал раны, мелкие и серьёзные. Пропускал дни рождения, включая собственной жены и дочери, свадьбы, похороны и кучу не менее важных дней. Мои выходные и отпуска отменялись, когда я уже стоял на пороге с чемоданами, и так же часто приходилось выходить на смену, чтобы кого-то подменить. Работал многие часы без перерывов и недели без выходных. Ходил как зомби из-за недосыпа и возносил хвалу небесам, когда они являли чудо Господне, и выходные всё же наступали. Что уж говорить об отпуске. Констебль Тидбол глядел на инспектора непонимающим взглядом. — И когда я заговорил об уходе, было много всяких обсуждений и разговоров с коллегами, которые тоже отработали свои двадцать, а зачастую и больше, лет, и каждый — каждый! — хоть раз, но вспоминал про ЭРЗ-фразу. Но знаешь, что мы вспоминали намного чаще? Хорошие дни, невероятных людей, с которыми нас свела служба в полиции Плимута. Дружеские подколки, смешные ситуации и самые эпические провалы, которые мы творили или хотя бы были им свидетелями. Всё то, чем на самом деле была наша служба. Одна миллионная на ЭРЗ и всё остальное — на хорошее. Рейчел подумала, что Джерард сейчас очень напоминает ей старика Бёрнса и инспектора Эйлин Бёрк одновременно. Прямо перед тем, как Рейчел стала кадетом ньюфаундлендского надзорного дивизиона. — Хорошая ли это работа? Однозначно. Стоит ли она того? Безусловно. Хорошо ли оплачивается? Ну, неплохо. Пенсия? Не так хороша, как могла бы быть, но вполне достойно на фоне других. Предложу ли я её своим друзьям? Да даже дочери, если ей это покажется интересным. Чем она была для меня? Лучшим. Занятием. В жизни. Инспектор Киттлер искренне улыбнулся. — Я не жалею ни об одной секунде. — Но вы увольняетесь… — Просто мы с дочерью переезжаем в Ковентри. Службу я продолжу там. А сейчас прикидываю, кого посоветовать вместо себя. Констебль дёрнулся, чуть не перевернув чай. — Спасибо за доверие, детектив-инспектор, но я, честно говоря, не думаю, что справлюсь. — И правильно, не та ситуация, чтобы торопиться. Но с высоты своего понимания человеческой природы — мне почему-то кажется, что ты из тех людей, чей ум теряет остроту, будучи погружённым в сонную рутину небольшого провинциального города. Возможно, Плимут окажется тем местом, которое ты и искал, решив стать полицейским. Просто подумай об этом. Некоторое время они молча пили чай, отдавая должное умению Алана получить из пакетированного «листа категории D» вполне приличный напиток. Затем Рейчел, предварительно попрощавшись, покинула мужчин чтобы попудрить носик. Как и следовало ожидать, констебль не обратил на это никакого внимания. Так что, оставив визитную карточку на столе, Джерард Киттлер оставил констебля Тидбола наедине с собственными мыслями. Он искренне надеялся, что в Плимуте констеблю станет лучше. — Если бы я действительно хотела спрятать Поттера, и при этом категорически не хотела обращаться к Преддекам — просто потому, что в Англии даже газетные статьи и фоторепортажи о корнуолльских ведьмах и шабашах не-маги считают, как это… «этническими фокусами жадных до денег пройдох» и простонародными суевериями, да у нас там гонки на летающих черпаках каждый год проводятся, плюс квалификационные испытания, и никто, вообще никто не обращает внимания!!! — я бы отправила контролировать ситуацию Северуса. Он полукровка, живший среди не-магов, и не считает, что на зелёный сигнал светофора дорогу переходят выпускники Слизерина, а на красный — Гриффиндора. — Чего? — Когда я впервые услышала эту версию, я ржала минут пять без перерыва! Но дело не в этом — он один из лучших легилиментов Магической Британии. Я бы никак не смогла распознать, что он кому-то подменил воспоминания — а ситуация с мистером Тидболом бросалась в глаза даже тебе, человеку крайне далёкому от ментальной магии. Но по какой-то причине Дамблдору нужно было держать Северуса от Поттера как можно дальше… — Северус ненавидит Поттера. — Сейчас — разумеется. Но если бы он изначально хотел причинить мальчику вред — убил бы тогда, в детской дома Поттеров, осенью восьмидесятого. А наблюдая за жизнью их отпрыска постоянно, с учётом того, как тот живёт… Презирать, смотреть свысока, игнорировать — элементарно. Но ненавидеть, искренне, от всего сердца — нет, не стал бы. Здесь что-то не то… — Однако, насколько я знаю, этот Дамблдор наоборот, требует, чтобы Северус относился к ребёнку со снисхождением. — Видишь ли… Да, мне всего лишь двадцать пять, и опыт в Страже совсем небольшой, но даже его мне вполне хватило, чтобы понять одну вещь. Нет человека страшнее, чем тот, кто вынужден быть добрым и хорошим по независящим от себя обстоятельствам. Джерард задумался. — Ты это сейчас про себя, Снейпа или Поттера? — Не только… Вопреки ожиданиям, Рейчел оставалась серьёзна.