разложения лепестков-чувств.

если бы его попросили описать себя шуткой, то она бы была из раздела чёрного юмора, точно содержащая стеб над чьим-то существованием. он искренне надеется в этой шутке увидеть каллиграфическо-прописанное "Ли Феликс" в главных ролях. как актер фильма: стопроцентная русская комедия, над которой смеялись только ради приличия, иронично и по уважительному прикрывая рот ладошкой - дабы весь мусор оттуда, наверное, не вывалился. с каждым вздохом в его грудной клетке разлагаются цветы, прорывая путь в кишку. наверное, это розы или колокольчики, он больше названий цветов не запоминает, все они для него цветастым пятном на чёрном лоскуте - лишь глаза выедают, как шипучка со вкусом цитруса. открытое окно. - громкий кашель, с примесью немого крика. полагаю, пятна разрастаются перед глазами, как бутоны в сердечно-сосудистых путях. - ли чешет холодный нос и натягивает кигуруми с пандой на него, заменяя своеобразный шарф. а на подоконнике шипучка в стакане трещит как штукатурка на краях стен, где ровно-ровно-ровно в 4:17 утра видны линии незамысловатых лиц, неизвестно кому принадлежащие, неизвестно чем проецирующиеся. трещит как сердце, на которое он налепит медицинский бинт и залепит малярным скотчем, дабы потуже поддержать, ибо пластыри закончились на его разодранные пальцы, на которые он продолжает клеить зелёных собачек с розовыми котами, хотя они отваливаются при каждом мытье рук, как и его надежды на что-то. трещит как чувства, расплывающиеся бутонами и длинными стеблями по венам, разрывая в кровь плоть, оставляя на местах цветения расплывающимися пятнами и желто-синими оттенками синяки. он не расстроится, а обведет их приторно-ядерным розовым фломастером со сломанным концом и по контору выведет кривые линии цветка на сгибах конечностей. а что за цветок он не знает, и это незнание расплывается вместе с отпавшими лепестками на стенках горла, закрывая собой путь, как стеклянный шарик горлышко газировки. крутит колесико батареи, скребящее по корке мозга, хотя как бы сильно он не старался, то прогреваться всё равно будет одинаково - то есть, никак. он натянет капюшон на отросшие тёмные корни, выделяющие на фоне домашнего осветленного маллета с плохо прокрашенными прядями, которые с задней стороны напоминают чем-то зебру, но помним как хван подметил, что ему идёт блонд, хоть его помятое худи и кривые пародии на кудряшки не желали лучшего своего вида. на пол в форме звезды, а лучше звездой в небытие, выхаркивающие лепестки - похожи на полевые ирисы, что зарисованы на желтоватых страницах учебника биологии - приподнимаясь, проливая некоторые частички из стакана с ярко-оранжевым (такого цвета ещё браслет на руке, с глупым именем ¿!хенджин!¿, который сильно-сильно затянут на соцветиях сиренево-фиолетовых бутонов, пережимая его внутревенные проростки зеленых щупалец) содержимым, запивает листовой металл во рту, заталкивая обратно все накопившиеся чувства, морщась от покалываний на языке и выдыхая лишь носом при вкусе апельсиновой шипучки во рту, а не цветущих клумб из стикеров-сердечек, которые он вырывал из журналов "Гравити фолз", что скупил в киоске 2019-го года. прокрутит как DVD диск черные-смолистые волосы и лицо с хитрыми глазами, которые смотрят на него так близко-близко, но если повернуться в сторону по направлению к нему, то феликс поверит в хогвартс (как минимум, в заклинания), ибо единственное, что останется - запах жвачки бабл-гам и резкий аромат какого-то дешевого парфюма, который въедается в кожу. кажется, через некоторое время от вен и сквозь слои кровоточащей плоти он прочувствует парфюмерный аромат мяты, от которого предательски слезятся глаза, но вытереть запястьем нельзя, - по гороскопу ведано, что нельзя быть сегодня на крючке у кого-то - ибо оно обманет и впечатает в проросшее сознание этот приторный запах, что растекается теперь по организму в системе кровообращения, лопаясь сосудами около шоколадной оболочки глаза. и воздушно-капельным путём по его организму будет блескать и передаваться миллиарды звезд. кажется, что точки перед глазами (они задерживаются на его взоре долго, что каждый раз, когда он встает, у него есть еще куча-куча-куча времени пересчитать их количество) напоминают родинку под кошачьим взглядом, которая пропадает в разрезе глаз, когда он улыбается на, кажется, очень глупую шутку человека, которого он обозначает за неизвестную X. разблокирует телефон, за чьим прозрачным чехлом лежит лишь бумажка с глупо нарисованным смайликом, у которого криво смятые углы. он пролистает переписку до долгого начала (хотя гиперболы тут не к чему, ежели их общение могло состоять из перекинутых друг другу расписаний, что стали настолько повседневными, как программа с бесячим микки-маусом на диснее рано-рано утром в детстве.), переслушает несколько голосовых с зажатым пальцами ненарочно динамиком, где при каждом вздохе из серой механической машины в сердце врываются несколько стрел-купидонов из облезлых постеров на стенах - мысленная заметка в кучу "нужные собрания что-то сделать для чайников" будет кинуто обещание подклеить их к стене и забудется, как другим человеком чужие чувства, если они вообще вспоминались или были удостоены занесением куда-то - и романтично описывающие удары органа, что слышит даже его обладатель, показатель не живущей любви, а скорее, на погибающую, как и её носитель, что сляжет в 4:18 на полу со стаканом глупо бурлящей шипучки, телефоном с контактом "х*ндж/н" и промоткой из старого устройства голосового, с описанием их совмещения с параллельным классом на каком-то гуманитарном уроке. его любовь повеситься с ним на одном золотом и облезлом крючке, раскачивая ветром конечности с цветущими розовыми-перманентными рисунками и яркими соцветиями на лице, распускаясь под глазами на подобии веснушек сиреневыми тонкими-тонкими-тонкими лепесточками, порывами воздуха вырывая их со всеми чувствами, что прорастают внутри палисадником неизвестных вычурных растений из мифических книжек, которые в один момент начнут прорастать наружу, разрывая в себе запретные чувства.