Виновны без вины

Ночной Киев никогда не оставляет ее равнодушной: завораживает и невольно манит взглядом. Хлопья снега, виднеющиеся сквозь окна автомобиля, лишь добавляют атмосферы городу, придавая нотки праздничного, новогоднего настроения. Черт ее побрал сорваться в полночь на другой конец города, сбежав со скучного мероприятия, на котором ей посчастливилось быть в качестве гостьи. Очередной тухляк, что характерно для подобных светских мероприятий. взрослая девочка: «сегодня последний день съемок слепого цирка на плюсах. команда устраивает празднование в честь сего события. марусь, прошу, приедь, мне просто необходима отдушина в виде тебя среди этих сливок шоу-биза. еще и этот самонапыщенный вакарчук :( мне не с кем его обсудить». я: а потапенко разве не там? взрослая девочка: здесь, но он мне не подходит. я: и почему же он не подходит под твои критерии отбора, а я вписываюсь? взрослая девочка: у него нет таких классных сисек. – Аргумент. – произнесла Маша вслух, снова уткнувшись в телефон. я: дурочка. ладно, еду. но только ради обсуждений вакарчука. Ага, сдался ей этот Вакарчук. Будет она ради него ехать ночью по скользким дорогам черт знает куда. Припарковавшись у черного входа и наступив на скользкий асфальт, Маша вдруг поняла, что не переобуть высокие шпильки было не самым лучшим решением. Да и ладно. Ее больше пугал не гололед, а то, что она знала Полякову и все ее мастерство напаивать ни в чем неповинных людей. На шпильке ходить не совсем удобно в трезвом состоянии, не говоря уже о противоположном. Охранники с особо грозным видом не сказали ей и слова, благодаря чему она с легкостью добралась к закулисью довольно-таки вовремя. Как раз тогда, когда кто-то врезался в нее с объятиями: – Машка! Подруга крепко прижалась к телу брюнетки, от чего та едва смогла обнять в ответ. – Полякова, ты меня задушишь! Оля отпрянула, не сдерживая смех: – А че это ты сегодня такая серьезная, будто субсидию пришла сюда оформлять? Маша посмотрела ей прямо в глаза со всей дружеской нежностью и с ямочками на щеках от заметной улыбки. – Я тебя обожаю! – произнесла восторженно, наигранно хлопнув ладонью ниже ключиц блондинки. – Бухнем? – имитируя серьезность сказала Оля, не отводя глаз со взгляда напротив. – Ты превращаешь меня в алкоголичку. – вздохнула Ефросинина, следуя за Олей по коридору. Заходя во внутрь зала, им обеим вдруг кажется, что здесь слишком шумно. Резко появляется желание сделать шаг назад и закрыть дверь с другой стороны. Маша и Оля разные: первая терпеть не может вечеринки и шумные мероприятия, вторая же наоборот – создана для них, именно в подобных местах блондинка чувствует себя в своей тарелке. Полякова любит быть в центре внимания в то время, как Маша предпочитает сесть где-нибудь в углу и молча наблюдать за происходящим, думая над тем, как и, главное – почему она здесь оказалась. Однако даже несмотря на это, им обеим вдруг не хочется здесь оставаться. Два бокала шампанского и светская вечеринка превращается в пьяные посиделки. Чокаясь с бокалами всех коллег в третий раз, Маша и Оля переглядываются и не сдерживают ухмылки, понимая, что думают об одном и том же. Полякова взглядом предлагает отойти от остальных: – Нарцисс! – злобно бросает Полякова рядом стоящей подруге, поглядывая на Вакарчука, делая глоток игристого. – Согласна. – поддакивает Ефросинина. – Индюк! – Есть такое. – снова соглашается. – Да что он здесь вообще забыл? Чего ему в политике не сиделось то? – Подписываюсь под каждым словом! Оля вдруг оборачивается и не узнает свою подругу. – Ефросинина, тебя что, разнесло с трех бокалов шампанского? – громкая музыка глушит ее звонкий смех. – Я не пьяна! – возмущается та. – Коть, будь ты трезвой, ты бы не стала мне поддакивать, а, как минимум, начала бы перебивать. – Не хочу с тобой спорить. Хочу танцевать! – слишком радостно произнесла брюнетка. Маша поставила свой и бокал Оли на ближайший столик, цепляясь обеими руками за ее ладони. – Ну же, давай! – стала тянуть ближе к танцполу. Полякова довольно скептично окинула ее взглядом, не поддерживая настрой подруги. – Маш, давай, может, сядешь там, отдохнешь? Брюнетка театрально вздохнула. – Не хочешь – не надо, уговаривать не стану! Я найду кого-нибудь другого для роли партнера. Оля громко рассмеялась, забавляясь пьяной Ефросининой. – И кого же? Очень вовремя в поле зрения появился ее любимый коллега. – О, Славик! Не хочешь потанцевать? – не унималась Маша. Вакарчук удивленно посмотрел и, опрокинув ее взглядом, ухмыльнулся своим мыслям: – Тебе и отказать?? Да я буду полным идиотом, если упущу такую возможность. Разрешите? – протянул руку в приглашающем жесте. Маша на радостях едва ли не завизжала, положив ладонь на руку Славы, сразу же уходя на танцпол. Полякова закатила взгляд вверх, сдерживая порыв тошноты. Какой же приторный этот Слава. Она не знала, кто сейчас раздражал ее в большей степени – Вакарчук или же Ефросинина, которая будучи не в трезвом состоянии не способна угомонить свой пыл. Брюнетка, по мнению Поляковой, вела себя как девочка-подросток, которую мама впервые отпустила на вечеринку и она, напившись, столкнулась со смутным, неведомым ей раньше сознанием. Оля понимала, что осуждать подругу не имеет права. Маша не единоразово упоминала о том, что отказалась от алкоголя целиком и полностью. И только благодаря их совместным дружеским посиделкам та поменяла свою позицию. Ей нравилось проводить с блондинкой время и она не прочь была выпить, если это было за компанию с подругой. Возможно, из-за длительного перерыва или же так было изначально, но в любом случае Полякову всегда забавляло то, что Маша способна опьянеть даже от одного бокала любого алкоголя. И сейчас, когда ее подруга слишком близко стоит к ее коллеге, кружась в танце под ритмичную музыку, в ней разгорается какое-то странное, острое чувство, которое по отношению к Маше она еще ни разу не испытывала. Обида? Злость? Недопонимание? Ревность. Откуда? Как? Почему? И ее вдруг будто ударяет разрядом тока: может, весь тот невинный флирт, шутки об их шиппе, поцелуи под градусом алкоголя не так уж и невинны? У Поляковой никогда не было подруг, поэтому она и вправду понять не может, нормально ли ощущение подобного в женской дружбе. С мужчинами ей всегда было проще: она по натуре своей жесткая, отчасти грубая, среди особей противоположного пола всегда чувствует себя среди своих. Так почему же с присущей ей грубостью она чувствует к подруге несвойственную ей нежность? Ее всегда тошнило от всех этих, как она называла, розовых соплей, которые, к тому же, характерны для Маши, так почему же рядом с ней она превращается в ту самую девочку-девочку? Противоположности притягиваются, и их дуэт может служить для этого неплохим примером: Ефросинина всегда была пай-девочкой, хорошим школьным аттестатом и красным дипломом лучшего университета страны радовала своих родителей, успешная карьера, обеспеченный муж и красивые дети заставляли ею гордиться. Полякова же из тех, кто делал все вопреки и наперекор: красный от замечаний учителей школьный дневник, тройки в школьном аттестате, неодобренный родителями выбор профессии и много остальных мелких погрешностей стали препятствием для гордости родителей за собственную дочь. Оля терпеть не могла феминных девочек, голова которых забита выбором платья и тем, как же покорить понравившегося парня. Она никогда не ходила по магазинам с подругами, не оставалась на ночевках и не была на пижамных вечеринках, не секретничала с девочками и не смотрела мелодрамы. Это все не ее. Блондинка играла в футбол с парнями, бегала наперегонки, стреляла из пистолета и прыгала с гаражей. Ее раздражали феминные девочки, а их раздражала она. Но тем не менее, все парни были ее. Возможно, именно поэтому таких, как она на дух не переносили в женском обществе. Наверное, из-за этого у нее никогда не было подруг. Так почему же с Машей, которая в школьное время стояла бы в рядах тех самых женственных девочек, сейчас все по-другому? Что вдруг резко изменилось? Мысли затягивают ее в бездну, заставляя абстрагироваться и смотреть на происходящее вокруг будто через призму. И когда она вдруг опомнилась, послышался звук разбитого стекла – призма улетучилась и музыка вмиг стала громче. Оля приходит к единому выводу: стоит абстрагироваться не только мысленно, но желательно еще и физически. Стук каблуков об идеально вымытый пол, настолько, что в нем едва виднеется отражение блондинки, находят один единый ритм. Певица открывает дверь своей гримерки и сразу же плюхается на диван, едва не выливая шампанское из бокала, так удачно и вовремя схваченного перед уходом. Она прикрывает глаза и облегченно вздыхает: без приторной улыбки Вакарчука перед глазами ей определенно лучше. Без громко хохочущей Ефросиной ей точно легче. И одиноко. Делает глоток шампанского и переливает остаток на себя, пугаясь резкого звука открывающейся двери. – Ефросинина, блять! Маша снимает улыбку с лица, впадая в ступор. – Тебя стучаться не учили? Брюнетка резко расслабляется и даже немного наглеет, закрывая за собой дверь и присаживаясь на стол спиной к зеркалу. – А я не из института благородных девиц, так что, увы, нет. Полякова поднимает брови вверх, удивляясь подобной манере речи. – Да что с тобой сегодня такое? – не унимается Оля, подходя ближе к подруге. – А с тобой что? – смотрит прямо в глаза, кусая губы. Блондинка опускает взгляд вниз, наблюдая за ее устами, невольно приоткрывая свои. – Мась, слишком долго смотришь. – улыбается Маша. – Точно, я же не Слава. – театрально ударяет себя ладонью по лбу. – Что? – Ефросинина громко хохочет. – Полякова, ты головой ударилась? Блондинка злится, сама не понимает, почему подруга вдруг стала ее раздражителем. – А чем ударилась ты, когда к тебе в голову пришла мысль пойти с ним зажиматься? – злобно бросает. Маша вдруг прищуривает глаза, рассматривая Полякову. – Чего молчишь? Нечего ответить? Брюнетка вмиг спрыгивает со стола, вздыхает и обыденно бросает: – Ты ревнуешь. Делает глоток шампанского с чужого бокала и даже не оборачивается к собеседнице. Оля открытым ртом глотает воздух, не зная, возмущаться ей или сразу же согласиться. – К кому? К этому самонапыщенному индюку? Маша улыбается уголками губ и подходит довольно близко: – Нет. Дело не в нем, дело во мне. И плевать, с кем я, хоть с Поплавским, ты ревнуешь только меня. Тебе дорога я. С ума сойти, правда? Оля завороженно слушает, взглядом наблюдая за каждым словом, вырывающегося из искусанных губ напротив. Маша замолкает, все еще чувствуя тяжесть чужих глаз на своих устах, и тихо, почти шепотом аккуратно спрашивает, зная ответ заранее: – Ты хочешь меня поцеловать? Блондинка все время, кажется, пыталась и вовсе не дышать, однако сейчас, когда вопрос резко застал ее желания врасплох, она одаривает горячим дыханием чужие губы. – Я всегда хочу тебя поцеловать. Так откровенно оголяет свою прихоть вслух, чем особо впечатляет, видимо, вовсе не подругу. Маша берет инициативу в свои губы, медленно сокращая расстояние между чужими. Певица снова не дышит и, кажется, даже не собирается. Решает, что это меньшее, что ей сейчас нужно. Ефросинина робко касается уст напротив, делает пару движений и отстраняется. Оля неторопливо открывает глаза и видит на своих взгляд темно-карих. – Маруся.. – выдыхает. Ефросинина ощущает чувство щемящей нежности, когда ее имя произносят в подобной форме. Особенный случай – когда оно звучит из уст ее любимой подруги. – Да? – облизывает губы. Блондинка четко ощущает внутреннюю борьбу морали и собственных желаний. – Не заставляй меня это делать, прошу... Ефросинина удивляется, хоть и прекрасно понимает чувства Оли. – Не делай того, чего не хочешь и о чем придется пожалеть позже. – Блять. – смотрит в потолок. – Я хочу. – чуть ли не хнычет. – Как можно не хотеть? Ты себя видела? Маша смеется. – Нет, серьезно! – продолжает возмущаться. – Ты... Ефросинина не выдерживает и затыкает ее губы своими, сжимая затылок. На миг отстраняется, дабы добавить: – Ты слишком много говоришь и мало делаешь. Снова целует. – И если ты сейчас это не исправишь, возмущаться здесь буду я. Полякова притягивает ее к себе, отвечая на поцелуи. – Страшная ты женщина, Ефросинина! Маша тяжело дышит: – Со мной такое бывает, когда я возбуждена и неудовлетворена. Оля вжимает ее в столик, в результате чего с него падает косметика. Губы двигаются в такт друг другу, пока певица не чувствует прикосновение чужого языка и не выдает тихий стон. Маша улыбается сквозь поцелуй и притягивает ее за шею ближе к себе. Блондинка нагло задирает черное платье подруги, оголяя и поглаживая ее бедра. Кожа обладательницы покрывается мурашками, и Оля четко это ощущает, когда прикасается губами к бархатной шее. Ефросинина постанывает, ногами обвивает тело подруги, открывая вид на верх черных чулков, и проводит руками по волосам блондинки, не нарочно портя ей прическу. Полякова спускается ниже, опуская лямки платья с плеч напротив и припадает устами к груди, которую вполне оправданно одаривала комплиментами. Маша не сдерживает стоны и сжимает стол рукой до побеления кожи, пока другая продолжает мучить светлые волосы. – Боже, Маша... что мы творим? – совесть так не вовремя дает о себе знать. Брюнетка выдыхает очередной полустон. – Не знаю, но не смей останавливаться. Оля неуверенно спускается рукой ниже, медля и не решаясь на следующий шаг. – Марусь, ты уверена? – прикасается слегка влажным лбом к мокрому темноволосой. Ефросинина закатывает взгляд вверх. – Господи, да трахни меня уже наконец. – чуть ли не хнычет, слегка ерзая бедрами по твердой поверхности. Неожиданная, нехарактерная для нее манера речи с явной грубостью возбуждает Полякову сильнее, нежели следовало бы ожидать. Она аккуратно отодвигает элемент нижнего белья, не решаясь снять его полностью. Как же здесь, блять, влажно, с ума сойти. Пальцы скользят, собирая на себе влагу, пока губы продолжают терзать нежную кожу шеи напротив. Они долго не решаются смотреть друг другу в глаза, однако когда брюнетка ощущает медленно входящие пальцы внутри нее, певица наблюдает за тем, как медленно закрываются ее веки, а позже встречаетя со взглядом кареглазой. От этого зрелища блондинка готова кончить прямо здесь и сейчас, ибо если вдруг, ну, всего-навсего предположить, что, возможно, Полякова когда-либо представляла подругу в подобном положении, то даже тогда она не могла нарисовать в своих мыслях настолько сексуальную Машу, коей она является сейчас, в действительности. Пальцы задают ритм, и брюнетка резко цепляется за волосы подруги, когда ощущает, что контроль покидает ее слишком быстро. Оля проталкивает язык во внутрь, целуя горячие губы, и буквально стонет в унисон с их обладательницей. – Оля... – шепотом простанывает. Блондинка улыбается, зацеловывая ее лицо. – Моя хорошая. – опаляет щеки. И Маша произносит ее имя настолько громко, что обладательница невольно сжимает затылок подруги, тяжело сглатывая и прислоняясь лбом ко лбу. – Блять... – пытается отдышаться брюнетка.

***

Когда Оля поправляет свою прическу возле зеркала, она упрямо наблюдает за отражением Ефросининой, которая самостоятельно пытается разобраться с платьем. Атмосфера слишком давящая, отчасти напряженная. Брюнетка вздыхает: – Хватит на меня пялиться! Лучше помоги застегнуть платье. Полякова снова смеется. Обходит подругу и одним движением руки застегивает измученную терзаниями своей хозяйки молнию. – Оль... – тихо произносит. – Да? Она заранее знает, что сейчас услышит. – Я ни о чем не жалею. Разве что о том, что это не случилось раньше. – синхронно улыбаются. – Но я думаю, ты понимаешь, что произошедшее здесь должно остаться только между нами двумя. – С ума сойти, мне дала Маша Ефросинина! – слишком громко и театрально произнесла певица. – Дурная! – засмеялась. – Но вижу, что ты меня понимаешь. Брюнетка оставила невесомый поцелуй на щеке подруги и, уже открывая дверь, обернулась: – Жду тебя послезавтра на съемках «Взрослых девочек», не забыла? Оля лишь одобрительно кивнула. – До встречи и целую! Когда дверь захлопнулась, блондинка посмотрела на стол и попыталась воспроизвести хронику сегодняшних событий: ей вдруг стало интересно, как она пришла к сексу с Машей Ефросининой. И главное – когда конкретно шутки про шипперство вышли из-под контроля. И был ли этот контроль изначально.