"Полвека поэзии. Черновики" или "О чём молчат лютики"

- Ох, и заливаешь ты, Лютик! - Не заливаю, а украшаю, а это разные вещи. © Геральт из Ривии и Лютик

- Сие есть Винера. Она всегда меня спасает. А сие есть Момус, то есть дурачок. © Граф Зуров. Борис Акунин "Азазель"

- Дьявольщина! - пыхтел чертыхаясь бард, натягивая штаны в торопях, и от спешки скакал при этом по комнате на одной ноге. Натянул на правую ногу свой сапог, плюнул на застёгивание ширинки, и уже спешил нырнуть в свою сорочку, всё так же оставаясь босым на одну ногу. Тренькала несчастная, телепающаяся на спине, пристёгнутая ремешком, лютня, пока её хозяин метался из угла в угол спальни, подкидывая в воздух раскиданные подъюбники, чулки, платье, лиф, корсет и прочее барахло, что они повалили с мамзелью на пол с мебели в порыве страсти. Неделю назад, здесь, в Новиграде, один из прославленных странствующих поэтов, по имени Лютик, стал наведываться в полюбившийся ему местный трактир, под названием "Стальная Рыба". Причиной тому были ни разнорассовая публика, ни пиво по сносной цене, ни, упаси их Боги, фирменные блюда здешней кухни, состряпанные из бычьих яиц с мятой или какой-то речной рыбы, обжаренной на козьем жире, фу, нет! Причиной была даже не сцена, коей располагало это заведение, для выступлений разного рода артистов. Нет, нет и нет! Приглянулась барду пышногрудая волоокая, с рыжими кудряшками, собранными на затылке в пучок, жена трактирщика. Мамзелька так и постреливала в его сторону глазками, стоило Лютику рвануть струны на своей лютне и затянуть что-нибудь о странствиях и дальних дорогах, куда он намеревался пуститься в скором будущем. После того, как прелестная дама, с её подпрыгивающими при ходьбе формами, как-то преподнесла ему его пинту пива и, дескать, случайно пролила ему часть напитка на бедро, а затем, не растерявшись, стала вытирать влагу, пытаясь сгладить сей конфуз, собственным фартуком, с того момента бард больше не мог устоять перед соблазном наведаться к ней в покои. Разумеется, чтобы декламировать свою новую балладу! Он бы её так "продекламировал", что окна бы в спальне запотели. Да что там, после того усердного протирания его бедра от пролитого на него пива, Лютику хотелось "декламировать" эту даму прямо тут, на столе, ну или хотя бы в ближайшей кладовой. Но черноусый детина, коим являлся муж прелестницы, и хозяин "Стальной Рыбы", буравил поэта взглядом так, что Лютик боялся лишний раз пошевелиться на месте. И вот, как-то тёмной ночью, хитрец подгадал момент, когда усач трактирщик провалит в свой погреб, чтобы пополнить кухню очередной бочкой крепкого напитка, и запер его там на засов. После этого, чувствуя себя принцем, поднимающимся в башню к своей возлюбленной, бард пробрался в окно к готовящейся ко сну рыженькой красавице. Со словами "Гретта, душенька, приди в мои объятья! Нимфа!" оба набросились друг на друга, попутно разбрасывая одежду и натыкаясь в темноте спинами на мебель, обрушивая всё, что было можно, на пол. Лютня, кстати, так и не пригодилась, а жаль. Утром, кто-то снял засов с погреба и яростный ревнивый муж страшным воплем ругательств заставил любовников проснуться. Лютик уже был одет, обут и собран. Если не считать края его сорочки, торчащей из ширинки, в целом неопрятного, помятого, взъерошенного вида, то можно было точно сказать, что молодец был готов пуститься в бега. Зато мамзель, рыжая чаровница, натянув простынь до самого носика, пялилась на него ошарашенными глазками, пунцовая как свёкла, и совершенно не торопившаяся никуда убегать. Впопыхах, мельком, при свете солнца, что-то показалось в чаровнице ему не таким. Она была ещё более ладненькая что ли, более тоненькая, морщинки в уголках глаз вроде даже отсутствовали. "Ну конечно, ведь это сила любви!" - подумал было Лютик, и тут же содрогнулся от грохота топочущих мимо двери ног. Странное дело, но трактирщик пронёсся мимо нужной комнаты и устремился дальше. Топот ног как будто устремился вверх по лестнице. "Странно, мне казалось я на верхнем этаже. Ну да, последнем этаже ведь и была спаль... Нееет!" - задумался было бард и тут его осенило. Он подпрыгнул к прикрывающейся простынью любовнице, одним рывком сдёрнул с неё скрывавшее её лицо тряпицу, и! Дверь с грохотом отворилась. На пороге стоял багровый от ярости, с раздувающимися ноздрями, черноусый мужчина, он же трактирщик, муж и отец. Да-да, этой ночью ни к его жене влез Лютик. Он ошибочно проник не в ту спальню и "декламировал" не кудрявую рыжую Гретту, а её юную, но уже бойкую на выдумки, дочь. К слову сказать, кроме пышных форм и рыжих кудряшек, ничем другим природа девицу не одарила. Лицом она не была похожа даже на своего папаню. Нос крючковат, передние зубы выпирают из-под верхней губки, а на покатом подбородке вообще была коричневая бородавка, на которой, как почудилось поэту, торчали три чёрные волосинки. Бард не знал от чего взвизгнул в первую очередь - от ужаса быть придушенным трактирщиком или от увиденной "нимфы" с её бородавкой. К рассерженному отцу добавилась оскорблённая до нельзя мать! Рыжая чаровница Гретта превратилась в подбоченившуюся фурию, кудряшки которой, раньше красиво собранные в пучок на затылке, теперь топорщились в разные стороны, разлохмаченные и подрагивающие, будто змейки на голове у Горгоны. Теперь то уж точно было принято разумное решение бежать через окно. К счастью внизу стояла повозка с сеном, того самого старика возницы, что привёз его трактирщику, черноусу, и вызволил хозяина из его же погреба. Почему к счастью? Да потому как это в песне Лютик бы написал, что уцепился за плющ, слетел ловко к земле и был таков. А на самом деле, бард попятился, оступился, завопил и вывалился в окно спиной вниз прямо на стог сена, в полёте поминая Богов и маменьку. Хорошо что лютня тоже уцелела. В тот раз Лютик сбежал без особых потерь. Долго слышал он вслед мат и проклятья трактирщика, обещавшего оторвать ему его "колбасу" и скормить её своим собакам. В общем было принято решение не пересекать порога трактира "Стальная Рыба" боле никогда. Прошёл год. Бард за это время успел покинуть Новиград и вернуться в него снова. А ещё повстречать, на одном из балов знати, музу его чресел сердца Графиню Де Стаэль. Какая же это была красивейшая женщина! Что не в сказке сказать, ни пером описать! Хотя Лютик очень старался всё время придумать новые сравнения, эпитеты и рифмы, дабы воспеть её красоту и любовь к ней в своих новых балладах. Проблема была в том, что интимной близости бард добился, но зачастил со своими виршами о даме сердца, в упор не подмечая того, что ей это уже порядком наскучило. Не подмечал глупый бард и того, что ни один он к ней в опочивальню хаживал. Но кто ж его осудит, любовь слепа! Единственное что так же сильно любил Лютик, как воспевать наедине с Графиней её прелести, так это самого себя и привычкой выступать на публике. А чем больше публики ценившей странствующих бардов, тем лучше! И как не на ежегодном фестивале менестрелей и трубадуров можно было найти столь большого скопления поклонников виршей? Этот фестиваль в этом году проходил по счастливой случайности в Новиграде. Награда победителю была, якобы золотая арфа, и мешок оренов! Разумеется Арфа всего лишь предметом декора являлась, покрытая золотой краской, а вот мешок оренов бы Лютику, пожалуй кстати. Вот только загвоздка была одна, фестиваль менестрелей главным образом проходил на сцене того самого трактира "Стальная Рыба". Дело в том что местный театръ погорел после очередной пьянки краснолюдов, стражей и местных актеришек. На главной площади недавно развесили на кольях пойманных и осужденных разбойников, так что лучшей сцены для песен и плясок в городе было не найти. Для участия требовалось приглашение и взнос в размере десяти оренов. Конечно, имея возможность позаимствовать монеты у своей не бедной возлюбленной, с оплатой вопрос не встал бы. Однако бард сильно сомневался, что хозяин трактира, черноусый, успел его напрочь забыть всего то за год. И родился у Лютика план. Пригласительное пришлось перекупить у другого барда, заведомо вписав туда не своё имя, а просто чиркнув "Мистер Х". Он прикупил на рынке пёструю шапочку с длинным пером цали, которую можно было бы натянуть при желании на глаза, а ещё маску и чёрный бархатный плащ с сиреневым подкладом, чтобы добавить себе большей таинственности. Заглянул бард и к торговцу париков, потратился на накладные усищи, пышные, лихо закрученные по краям и рыжие. Другие ему не понравились, а эти показались очень даже ничего. На смолянке, специальном клею с хвойных деревьев набодяженный, они держались как родные! Только голос и лютня могли его выдать, а, думалось трубадуру, трактирщик в музыкальных инструментах не шибко разбирался, да и слух у того вряд ли был. И прокатило! Удалось! Прошёл таки Лютик инкогнито как участник. Только вот при скверная аказия вышла с проверяющим. Неотёсанный чурбан краснолюд, вызвавшийся волонтёром участвовать да грамоты у приглашённых проверять, громко и зычно прочёл его имя не как "Мистер Икс", а как "Мистер Ху!". Поэт так опешил от этого его "Ху", что аж дар речи потерял, да и проморгал момент. Так его и отметили в списке, так и стали звать организаторы сего мероприятия "Мистер Ху". После утешал его пьяненький и разомлевшиый низушек, угощая пивом: - Ну "Ху" и "Ху", та и хуй с нимии! Ну а чего? Сам виноват, нечего было выдумывать ерунду! Думал они оценят, поймут? Да то ж простой люд, куда им головы свои напрягать. Да и краснолюды, им жеж разницы нет, мистер Икс ты или пёсий хвост. Им разницы нет. Они и по-хужее имена слыхали. Ну ежели очень надо тебе, то обратись к жене трактирщика Гретте. Муж еёшный всякого на помосте вашенском, для виршеплётов, обыз... зывы, тьфу! Огласит как надо, вопчем. Понял? Пьяный низушек окропил ухо барда брызгами пивной пены, язык у него уже заплетался, как у пьяного рыбака. Лютик брезгливо отряхнул плечо затянутое чёрным бархатом обиженно подперев кулаком щеку и поглаживая на коленях лютню, как кошку, разглядывая публику наполнявшую зал. Эта промашка с псевдонимом напомнила ему о том, что в случае успеха прославят неизвестного "мистера Ху", а не Лютика. "Ну и как тогда быть? Мир не одними краснолюдами и пьяными низушками полон! Так и что потом, носить это позорище?! Ну нет уж! Никогда! Умереть, но не... Ну в принципе умирать не обязательно." - тут же мысленно напомнил себе Лютик, - "Главное правильно себя подать." Бард тут же выдернул из-под локтя угощавшего его осоловелого от выпивки низушка листок бумаги и пёрышко с чернильницей. Пьяный низушек приготовился вести запись понравившихся ему виршей, чтобы спеть своей жёнушке, ещё до того как упился пивом. Лютик строчил и строчил, черкал и строчил по новой рифмы, которые озаглавил "Баллада о мистере Икс". Написал не знаком, а целым словом нарочно, чтоб никак нельзя было спутать. Суть ежегодного фестиваля министрелей и трубадуров заключался в том, чтобы петь свои вирши несколько дней подряд. Иногда эо были выступления в порядке очереди, организованные и красивые, а иногда кто-то мог переиграть исполнителя собственным исполнением и увлечь публику своими балладами. Порой подобные затеи и вовсе переходили в нечто на вроде поэтической дуэли. Помериться рифмами можно было вызвав на "поединок" кого-то из поэтов присутствавших на этом культурном мероприятии. И как и все подобные мероприятия, этот фестиваль в итоге перерастал в перебранку, пьяные пения, иногда побитыми мордами и парой разбитых музыкальных инструментов о голову соперника или же сложенными новыми матерными поэмами о таком-то нехорошем и нечестном барде. Публика о такого была всегда в восторге. Пытаясь затмить друг друга, поэты съезжались со всех уголков света и потому новиградцам предстояло наслушаться самых разных историй. А может даже выбрать понравившиеся и распевать их и после того, как трубадуры со всего света разъедутся обратно по тем местам откуда прибыли. Так же судить выступающих прибывали так называемые участники жюри, но никто до последнего дня не знал кто из присутствовавших участник судейства. Лютик же считал, что главное завоевать как можно больше почитателей. Конечно главный приз тоже было бы хорошо получить, но это не главное. Наверное так он себя утешал и обнадёживал отрицая саму мысль возможности неудачи для него самого. Всё было бы очень даже хорошо по очередной задумке Лютика. Он так это и воображал себе, как вскакивает на стол, дёргает струны и начинает петь о таинственном Мистере Икс, а поэтов охвативает от его пения сперва конечно зелёная зависть, но после восхищение, а дамы слушательницы припадают к его ногам без чувств от любви и вожделения к нему. И тут, сквозь толпу, вся сияя красотой вплывает его Графиня Де Стаэль, поднимает прелестную ручку и томным нежным голосом обращается к нему: - Милсдарь, пиханите под бок своего приятеля, его храп слушать мешает. - противный козлячий голосок и смачный харчок на пол совсем не красили и без того страшную девицу с большой грудью. Из его фантазий вырвала дочка трактирщика, та самая, с бородавкой. Лютик дёрнулся от неё и её харчка в сторону брезгливо, да так, что заснувший низушек повалился на пол. Девица приотвратнейше захихикала и удалилась. Низушек как ни в чём не бывало уселся обратно на свой табурет, залпом осушил остатки своего пива и стуча дном тары о дубовый стол потребовал ещё пива. Лютик же по-тихоньку стал перебирать струны пальцами, проверяя на вкус свою новую виршу. И тут в трактир вошли двое. Это была Графиня. Его Графиня! Его возлюбленная муза! Песня его сердца! Видимо пришла полюбоваться на своего восхитительного любовника и трубадура... Вальдо Маркса?!! Лютик вскочил с места, да так сильно стиснул гриф своей лютни, что струны её жалобно тренькнули, благо что не оторвались. Пара, в сопровождении лишь друг друга, прошла к центру зала и устроилась за лучшим столиком у сцены. Вальдо, этот мерзкий увалень, утконосый прощелыга! Он что-то нашёптывал милой Элличке на ушко и та, О НЕБО! Смеялась ему в ответ вскидывая личико к потолку и жмуря смущённо глазки. - Ах ты ж рыбий глаз! - прошипел, весь трясшийся от ревности Лютик, которого ни Вальдо, ни его Графиня не узнали разумеется в маске, при усах и прочем его маскараде. Он напрочь забыл, что сочинял на листке и как собирался подать себя перед публикой. Всё это отошло на второй план в этот миг. Он вскочил ногами на стол, за которым сидел вместе с низушком, тронул струны своей лютни и запел на весь зал: - Сто дорог я прошёл, сто вёрст, Чтоб не быть с тобою врозь! А вернулся к тебе и вижу, Подкатил к тебе вон тот бесстыжий? Лютик, облачённый в чёрный бархат, в рыжих идиотских усах и маске прикрывающей пол лица медленной деловитой поступью приблизился к столику пары, обошёл его и допел последнюю строку тыча пальцем в Вальдо. На какой-то момент наступила пауза, но она тут же прекратилась шквалом улюлюканий и свиста, требующих продолжения от певцов. На сцену за спиной Лютика высунулся черноус и пробасил представляя первого, кто решил затеить дуэль: - Милсдари и милсдарыни, мистер Ху! - Да не Ху я Вам! - взорвался Лютик размахивая рукой на подпортившего момент трактирщика, выступившего в роли ведущего. - Милсдарь мистер, не выражайтесь. - аж вздрогнул трактирщик от внезапности и свирепости в голосе Лютика. - Ну и как Вас тогда звать? - "Звать" меня, - слегка передразнил бард и взглянул сидевшей перед ним Графине или как он её звал, Элличке, в глаза с серьёзным упрёком. И кажется она что-то сообразила, поскольку прикрыла ладошкой свой нежный ротик, - Мистер Икс! Лютик пошевелил приклеенными усами и бросил презрительный взгляд на Вальдо Маркса, ожидая ответа.