***
Выпроводив всех из дома, Эмма наконец вернулась к подаркам, внутренне невероятно радуясь. Она любила свою шумную семью со всей бытовой кутерьмой, которая к ней зачастую прилагалась, но в последнее время ей всё чаще просто хотелось обычной тишины и спокойствия. Натали говорила, что ожидала подобное, когда Эмма впервые поделилась своими мыслями — мол, эта черта в ней не просто так проснулась, всё в наследство от деда, спокойного, строгого и нелюдимого. Эмма не могла сказать с точностью, согласна была ли она утверждением крёстной — когда они всей семьёй виделись, дедушка Габриель вёл себя как обычный человек. Замкнутые личности вели себя гораздо показательней, насколько Агрест могла судить из своего опыта — в её школе кого только не было. А тётя лишь улыбалась, стоило Эмме противопоставить ей это в ответ, говоря, что она ещё много не знает. — По такой логике можно сказать, что все вокруг — те ещё фрики, — на одно из последних замечаний по этому поводу Натали вообще засмеялась и сказала, что это изречение — прямо точное попадание. Наглаживая резную вязь узора на конверте, молодая Агрест не решалась вскрыть послание. Как только праздничное возбуждение схлынуло, Эмма поняла, что до этого момента никогда с подобным не сталкивалась. От слов на пресловутом стикере веяло какой-то непонятной тревогой. Натали никогда не пользовалась подобными вещами — письма какие-то, тайны, интриги, загадки — она всегда всё говорила прямо, словами. На неё это было супер непохоже. И с утра было всё нормально — они как раз в кафе виделись. Вручив заветный пакет, Натали как всегда повела её в любимый ресторан, ни словом не обмолвившись о содержимом подарка — по традиции всё дома открывалось. Она кинула небрежный взгляд в окно, оттягивая момент — небо стремительно темнело. Эмма лишь вздохнула — родной город иронизировал как мог, согнав со всей округи штормовые тучи, стоило ей только вернуться домой к километрам привычного парижского асфальта. Спасибо, что буря не настигла их ещё в полете вчера — иначе были бы проблемы с посадкой самолёта, и фиг знает, чем бы это приключение закончилось. Морально собравшись с силами, она всё же потянулась к узорчатому скотчу, отдирая его от бумаги. В руки выпал простой белый лист, сложенный вдвое — скромная такая записка, её детские письма Санта Клаусу были и того больше. Прежде чем ты начнёшь читать, я благодарю тебя, что ты послушала меня и взялась за письмо раньше, чем за подарок. Для меня это очень важно. Обычно строгий почерк заметно дрожал, делая каллиграфический стиль крёстной непохожий сам на себя — и Эмма уже всерьёз начала волноваться. Я всегда говорила с тобой максимально честно. Ты прекрасно это знаешь, насколько бы не была неприглядна правда — я всегда тебе всё рассказывала так, как есть, о чём бы ты меня не спросила. Однако остались ещё в моей жизни вещи, о которых я умалчивала — они довольно специфичны, потому что если о них не говорить, то создаётся иллюзия, что ты и не обманываешь никого. Эмма укусила себя за палец, потому что забывшись, потащила ногти ко рту. Твои родители меня знают как обычного человека, в молодости простого офисного работника, по воле случая замеченного твоим дедом, с которым мы и построили модную империю. Но моя жизнь не всегда была настолько скучной и предсказуемой — некоторый отрезок времени можно охарактеризовать как окутанный синими перьями. И я могу сказать, что сожалею обо всём том, что совершила в этот момент, потому что сделанное выглядит страшно и непростительно. — Это ещё что за бред? — Эмма вслух проговорила первую мысль, пришедшую ей в голову. Происходящее стало напоминать ей какой-то изощрённый пранк — кто бы там не писал почерком Натали, у него была явно очень интересная фантазия. Молодая Агрест не особо сильно ещё разбиралась в писательском искусстве, но написанное явно выдавало себя за приступ графоманства. Это какая-то одна большая пародия на исповедь преступника, но это вообще не имеет смысла! Её крёстная — обычный человек, добрая и хорошая. Эмма могла усомниться в себе, схитрить и сделать что-то из ряда вон, потому что эмоциям иногда не было предела, но усомниться в Натали — как не верить в родителей, которые всегда были и есть на её на стороне и которые также незамутнённо доверяют крёстной. Отбросив нафиг письмо, Эмма кинулась к заветной коробке. Что послание, что эта странная записка-стикер невероятно подозрительны — первое вполне могли просто закинуть в пакет, и чего уж там, лишнюю бумажку налепить на упаковку тоже дело трёх секунд, плевая задача. Натали работала с очень экстравагантными по своей сути людьми, и какой-то очередной чудила вполне мог так жестоко пошутить, если заветный пакет побывал в офисе. Быстро расправившись с цветной бумагой, Эмма наконец вскрыла подарок, отдирая тугую крышку. На самом верху объёмного квадрата ткани и лент, при виде которого у Эммы внутри всё запело, лежала строгая коробочка с каким-то замысловатым лейблом сверху. Эмма кинулась разворачивать тканевый мешок. На невесомой органзе сверкнула блестящими буквами этикетка, и Эмма в предвкушении дернула завязочки — из всего этого бархатного великолепия показалась резная скрипка. Скрипка от одного из самых известных мастеров, очень дорогая и очень, очень классная. Сиганув с кровати в одно движение, Эмма с диким ором начала носиться по комнате, размахивая уже опустевшим мешком. Эмоции били ключом, хотелось реветь от счастья и петь дифирамбы крёстной. Улетел с матраса телефон, задетый рукой и попрощалась с покрывалом та самая коробочка, задетая вертолётными фортелями бархатной ткани, и Эмма полетела уже за ними следом — под стол, доставать многострадальное имущество. Не долго думая, открыть второй подарок Эмма решила прямо там, на полу. Спасибо, что хоть из-под стола вылезла, и то при этом плечом ударилась. С мягким звуком коробочка открылась, и миру явилась прелестная синяя брошка. Не успела Эмма ею умилиться, от неё пошло странное сияние. Испугавшись, Агрест откинула коробку, и украшение звонко встретилось с полом, а напротив лица материализовалось нечто. Эмма завизжала и бросилась наутёк. — Стой! — ещё один маленький сердечный приступ, оно разговаривает! — Мамочка! — девочка запоздало вспомнила, что никого дома уже нет, а телефон остался в комнате. — Да подожди же ты! — существо, оказывается, было очень прытким и догоняло. Помогите! Так некстати нарисовалась впереди тумбочка, и пока Агрест вертела головой, пытаясь выяснить, насколько сильно к ней приблизилась та страшная фигня, гравитация сыграла злую шутку, притянув бренное девичье тельце к полу после удара о злосчастную преграду. — Ай-яй, — баюкая ногу, на которой к вечеру, скорее всего, расползётся огромный синячище, Эмма преисполнилась злости, обиды и смелости. Догнавшая её неведомая хрень свободной рукой в ту же секунду была поймана. — Ты что такое?! — А я говорил, что она читать письмо не будет, — вместо ответа пробурчал кулак, и изнутри завозились в попытке высвободиться. — Не-ет, мол, девочка умная, сделает всё так, как попросили. Кожу на внутренней стороне ладони ощутимо прихватили. — Э-эй! — Агрест взбрыкнула руками, откидывая пленника, и сфокусировалась уже на новой вавке, потирая повреждённое место. Судя по отметине, это был натуральный укус — Ты зачем меня тяпнул?! — Сколько эмоций, — Эмма наконец-то нормально рассмотрела виновника всей кутерьмы. Это было странное существо с большой головой, на маковке которой смешно дергался хохолок, а чуть ниже таким же макаром болтался расписной хвост, похожий на павлиний и размером не уступавший пресловутой макушке. — Ты к записке Натали притрагивалась? — Да, — упоминание крёстной снизило градус опаски и недоверия на полшишечки, и где-то внутри проснулся интерес, здорово потеснивший другие эмоции, — Но не дочитала… Неведомый зверь приложил лапку к лицу. — Тогда зайду с другой стороны — есть тебя не собираюсь, причинять любой другой вред тоже, я разумный. Приятно познакомиться, я Дуусу, квами камня чудес… — Камня чудес?! — молниеносное движение, и девичьи руки вновь стиснули его бренное тельце до умопомрачения. Одно движение, и... — Ааа!***
— Ну вот снова кусать меня было необязательно. — Как и хватать меня, это не очень приятно, знаешь ли. — Ну извините, — Эмма сложила руки на груди и показательно отвернулась. — Не каждый день имею дело с таким особенным гостем. — Судя по твоей реакции, про нас ты знаешь очень хорошо, — Дуусу невесомо парил рядом, пока Агрест петляла по особняку по направлению к своей комнате. — Я знаю все видео тёти Альи почти наизусть, — нотки самодовольства зазвенели в её голосе. — Кроме журналистского телевизионного блока. — Понимаю, я тоже новости с федеральных каналов не очень люблю, заунывно выглядят, — квами сделал головокружительный пируэт, выстреливая в потолок. — Вот когда был Бражник… — Так откуда ты знаешь Натали? И какой силы ты покровитель? — нагло перебила его Эмма. Дуусу завис посреди комнаты, поджал лапки и нахмурился, замолкая. — Да не веди себя как дед, я же нормально у тебя спросила. — Это долгая история, — уклончиво ответил дух. — Которую ты должна узнать со слов своей крёстной, а не с моих. Я лишь винтик в механизме сей истории. И квами спустился вниз. — Но прежде чем ты вновь возьмёшься за письмо, запомни одну вещь, — поддаваясь эмоциям, дух порывисто прислонился к щеке девочки в мягком объятии, — Натали спасла тебя. В прямом смысле этого слова.***
Ты уже не понаслышке знаешь, что люди могут делать глупости из-за любви. Эмма чуть скривилась — попадать в неловкие ситуации из-за эмоций у неё от мамы, это да. Правильные отношения выстраиваются долго, нудно и совсем не так, как в сказках. В них влюблённые учатся друг у друга взаимоуважению, пониманию и личностным границам. Они любят не только своего партнёра, но также и себя, ведь без согласия с самим собой не будет и здравого осознания своих собственных действий. Дуусу в углу комнаты нашёл гитару. Совсем недурно дёргая за струны, он будто бы специально создавал особую атмосферу, хотя всё со стороны, честно, выглядело как простое баловство. Особенно, когда он садился на гриф и съезжал по нему на своём хвосте как на санях. Но есть и другое развития событий, когда любит лишь один. И когда этот самый один слишком сильно доверяет сердцу и отключает голову, ничего хорошего не происходит. Из-за своих чувств он часто идёт на многие глупые и странные вещи, лишь бы быть рядом с объектом своей любви, даже если тот не отвечает взаимностью. Человек не двигается дальше, а впадает в зависимость, часто действуя в ущерб себе. Такой я и была. В голову Эммы начали закрадываться смутные догадки. Вспомни Маюру. — Реально?! — Эмма подкинула листок вверх. Услужливый квами подхватил несчастную бумажку, и Агрест, справившись с порывом, выхватила у него письмо. Раньше камень чудес был сломан, и я пошла на риск своим собственным здоровьем, используя его ради человека, которого любила. Ты сама знаешь, с кем я была в паре, и боюсь, тайну его личности я унесу с собой в могилу. Для общества это знание всё равно больше не имеет веса, этот человек давно уже отошёл от своего злодейского пути. В глазах Эммы защипало. Она не могла уже читать дальше, чувствуя, как ей становится тошно, страшно и больно. Любимая крёстная. Такая добрая, нежная, хоть и строгая с виду. Агрест помнит её с самого маленького возраста, эта женщина всегда была незримой тенью их семьи, находясь рядом как в радостные моменты, так и в плохие. И она, она, из всех миллионов людей во Франции! Эмма не любила Бражника, как и её родители, собственно. Ненависть она впитала, как ей казалось, с молоком матери, для человека, никогда не видевшего кошмаров Хищной Моли воочию, её негативные эмоции по этому поводу были слишком сильны. Возможно, это из-за того, что папа, что мама с младенчества ей рассказывали о том, как они чуть не погибли всей семьёй из-за очередной его атаки. Да и не только семьёй, тётя Алья говорила, что весь их дружный круг друзей и близких был в большой опасности. Сжав в кулак кусок бумаги, девочка невидящим взглядом уставилась куда-то сквозь пространство. Но утонуть в мыслях ей не дал квами, материализовавшийся перед ней. Он уставился на неё в ответ, замирая в ставшей уже любимой позе — сложив лапы на груди. Квами смотрел осуждающе, агрессивно, и вокруг как будто заискрился воздух от злости. Будто в такт ситуации на улице случился особо мощный и близкий раскат — пространство света остро мигнуло. — Вспомни, что я тебе говорил, — дух почти что прорычал. Икая от накрывающей истерики, Эмма дрожащими пальцами полезла в телефон — пересмотреть все битвы с участием Натали. Мир разделился грозовой вспышкой на до и после.***
Эта искрящаяся изящность, опасность и ярость. Экран не потухал уже час, Эмма не отвечала ни на звонки, ни на сообщения, красными от слёз и напряжения глазами уставившись в дисплей. Синие перья павлина невероятно шли Натали, как и тёмный фиолетовый шёл Хищной Моли. Этот смертоносный дуэт был как пресловутые смычок и скрипка — они звучали только вдвоём, сам по себе Бражник из себя представлял нечто куцое и неполноценное. Они подходили к друг другу, определённо. Изгваздав в слезах и соплях уже целую пачку салфеток, Эмма ткнула очередное предложенное видео на ютубе. В своё время очень многое вкладывалось в сеть, и по прошествию стольких лет народ до сих пор клепал подборки самых эффектных, самых яростных боёв, строил теории и просто творил. Фанфикшн, арты, песни, домыслы и догадки — парижские супергерои, злодеи и акумы уже давно стали культурным наследием. На их истории выросло уже два поколения, и с учётом того, что старые лица в расписных костюмах периодически мелькали в городе и на экранах, народ всё ещё был во власти очарования своих защитников и долго ещё не собирался закидывать ушедшее в дальний ящик. На экране заиграла пересмотренная до этого уже в сотый раз битва. Последнее сражение, самое невероятное и разрушительное, самое любимое — потому что знаменовало окончание злодейской эпохи. А ещё там был феникс. Она рассмотрела его со всех сторон — было много камикадзе, которые в минуты опасности не прятались, а лезли в самую гущу событий, снимая происходящее на смартфоны, или вообще запускали коптеры. Кадры получились ценными, потому что официальной съёмке помешал особый гуманизированный, которого СМИ однажды очень сильно подставили. Какие-то предприимчивые граждане в итоге потом слепили из этого полноценный фильм с комментариями самих снимавших, который до сих пор иногда залетал в рекомендации. В народ это творение ушло под названием «Песнь последней битвы», но Эмма была ранодушна к нему, всегда предпочитая смотреть все самые зрелищные кусочки вразнобой, как делала это и сейчас. Агрест не понимала, зачем эта великая птица спасла Маюру. По поведению сентимонстра было понятно, что все совершаемые им разрушения он делал из-под палки, насильно. Злодеи призвали действительно могущественное существо, которое в кои-то веки смогло показать характер, а в итоге оно взяло и излечило своего надсмотрщика. В этом не было никакой логики. Сейчас же Эмма лишь кусала до крови губы, в очередной раз наблюдая за дивным птичьим танцем и ловя каждый звук фениксовой песни. Сознание же услужливо подкидывало все самые классные моменты с крёстной. Видео закончилось, и автопроигрывание запустило следующий ролик в очереди. Это был эпизод до великого исцеления, момент погони. Бешеные скачки супергероев против ящерицы-переростка не очень вдохновляли Агрест, и чаще всего она их просто пропускала, посмотрев весь видеоряд полностью всего лишь раз или два. Девочка понимала, что это всё очень важно для всего происходящего в последующем, но видеть разрушение своей родной улицы было очень неприятно. Она полдетства провела в пекарне у бабушки и дедушки, и видеть, как сыпятся дома с ней рядом, было страшно. Но в этот раз что-то заставило не мотать, а наблюдать дальше. Душераздирающее зрелище — Ледибаг, закованная в лёд. На руках у неё был спасённый из полуразрушенного здания ребёнок — в своё время пытались вычислить, чей он. Это осознание заставляло ёжиться — раж анонимусов из интернета вызывал страх, они спокойно могли сломать жизнь какому-то новорождённому бедняге, если бы сыщикам из сети удалось найти кого похожего. Но Вселенная смиловалась над дитём, все записи с непосредственным участием его лица были настолько шакальными и дерганными, что смотрящие видели в лучшем случае кучку пикселей. Вот из-за ошибки акуманизированного Натали летит не в спину поверженной Ледибаг, а прямо впереди неё, ловя обледенелые пики свои телом. А потом взбесившиеся птицы начинают в истерике метаться по всему периметру, бить людей, акум. Происходящее закручивается в водоворот хаоса и накал страстей нарастает. И на этом моменте на телефон падает Дуусу, выбивая его из рук. Эмма уже хотела влепить в него тапком за покушение на её имущество, но тут голову прострелило от идиотской догадки. Отбросив квами в сторону, она вновь отмотала видео до того момента, когда Натали подставилась под атаку. Ребенок из полуразрушенного района — там где живут её бабушка с дедушкой, странная поза, в которой Маюра прилетела с Телепортатором наперерез копьям, и слова, сказанные час назад квами. «Она спасла тебя», — запульсировало в голове. — Ааааааа! — прижав руки ко рту, Эмма задушила адский крик. Дуусу влепился ей прямо в щеку и заревел сам. — Ты понимаешь теперь, о чё-ом я-аа? — почти что провыл квами. — О-она увидела тебя, завёрну-тую в ку-ульке и бро-осилась наперерез! О-на чуть не-е погибла! Как и-и ты! Эмма упала на пол, сгибаясь в три погибели. Осознание своей собственной ничтожности и слабости пронзило грудную клетку. Она была на волосок от смерти — и её спасла Натали, Натали! Чуть ли не ценой своей жизни. Злость, сожаление, ярость, обида и горячая благодарность смешались внутри в невообразимый коктейль, но сердце болело от любви. Теперь она понимала отношение родителей ко всей этой кутерьме — у них чуть не погибла на глазах собственная дочь! Надрываясь от кашля, Эмма поднялась с колен. В груди пекло. — Я должна пойти к н-ней, — сбивающимся голосом прохрипела Эмма. — Сначала дочитай то, что она тебе передала, — осипшим голосом просвистел Дуусу. И Эмма кинулась выкапывать злосчастный комок бумаги из бардака. Возможно, ты меня возненавидишь и пойдёшь к родителям сразу же после этого письма. Я долго откладывала этот момент, но сейчас понимаю, что моя исповедь обязательно должна свершиться, теперь я готова принять все последствия. Жгучая вина не даёт мне спать спокойно, и если мне суждено понести наказание — я приму его. Но перед этим передам тебе лучшего на свете квами. Бражник же давно поплатился за свои деяния. И желал он камни не ради богатства, а ради кое-чего давно и безвозвратно потерянного, без которого он не видел своей жизни. Дуусу будет хорошим тебе другом, всё расскажет и объяснит, если ты что-то не поймёшь. Не злись на него, квами не виноваты в ошибках своих владельцев. Прячь его и береги. Я отдаю тебе его, потому что знаю, как ты любишь городских героев. Подкину тебе один маленький факт — Ледибаг и её команда получили свои камни чудес примерно в твоём возрасте. Прости меня, совёнок, за всё.Натали
Эмма упала на кровать, вновь взмесив всё, что на ней лежало. Выцепив из беспорядка брошку, она взяла её в руки. Она была уже совсем не такой, какой лежала в коробочке — алмазные грани резного хвоста от движения поймали свет и начали переливаться оттенками голубого и фиолетового, а белое золото птичьей головы и тела будто бы стало светиться изнутри. — Она прелестна, — прошептала Агрест. Аккуратно приколов её с левой стороны, возле сердца, она встала. Заметив в коробке из-под подарка набросанные на дне листы бумаги, Эмма засунула туда руку с мыслями о том, что возможно, Натали оставила там ещё какую-нибудь записку. Но вся бумага была девственно-белой, зато под ней лежала более плотная молочная картонка. Двойное дно. Разделив конструкцию, Эмма нашла под ней райской красоты красно-оранжевое перо. — Да, это от феникса, — прошептал над ухом Дуусу. И Эмма понеслась с к выходу.***
Грозовые дуги раздирали небо, шквальный ветер пронизывал насквозь — но всё внимание Эммы было сосредоточено только на нём одном, на маленьком существе, в глазах которого, казалось, был целый мир. Ей не суждено было просто так выйти за пределы двора — молчаливой тенью преследовавший её Дуусу на улице преобразился и преградил ей путь, сосредоточив внимание на себе. От него повеяло силой, хоть со стороны, возможно, он и выглядел невероятно мило. Усевшись к ней на руки, квами прижался к её ладоням, еле ощутимо дрожа, и всем этим он действительно напоминал настоящую птицу — синицу или воробья, которые также могли уместиться в одной лишь горсти. Такой же невесомый и нежный, маленький, теплый и мягкий — он был истинным воплощением того, чего представлял. Агрест казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди — настолько этот момент был волнительным. Небо мигнуло новой вспышкой, и через несколько секунд окружающее пространство вновь зарезонировало от громового раската, и Эмме показалось, что павлиний камень на груди ответил. Квами же невесомо взмыл на уровень с её лицом — ему абсолютно было наплевать на беснующиеся потоки воздуха вокруг себя, лишь длинный хвост трепыхался как флаг. Эмма не знала, как он переманил её мысли в сторону лишь одного желания — ощутить силу камня чудес в себе, но сопротивляться этому она уже не могла. Мир будто сжался до одной точке — там, где соприкасалось её сердцебиение с магической пульсацией павлиньего талисмана, а дикие громовые раскаты этому вторили. — Дуусу, раскрой крылья, — действуя по наитию, проговорила Эмма.***
Натали пила уже четвёртую чашку американо. Скучающий официант же подозрительно поглядывал в её сторону, думая, видать, что она явно что-то себе подливает, потому что после такого количества кофеина должен произойти как минимум взрыв сверхновой. На деле же бывшая Маюра не чувствовала ровным счётом почти ничего кроме въедливой горечи. В голове зудела мысль о том, что она выглядит так, как будто пытается надраться. Её личная маленькая шизофрения была уже теперь в других руках, поэтому молчаливо осуждать и отвадить от адреналинового опьянения было некому. Смотря в стремительно светлеющее парижское небо сквозь панорамное окно ресторана, Натали подумывала уже о том, чтобы и взаправду заказать что-нибудь покрепче. Она уже успела раз двадцать пожалеть, что решила открыться. Женщина знала, что крестница — человек вдумчивый, не понесётся сломя голову докладывать кому попало, стоит лишь только ей увидеть заветные строчки, а собственноручно приступит в к выяснению вопроса, но уверенность в это медленно таяла прямо пропорционально тому, сколько времени прошло с вручения подарка. С учётом того, что Эмма не любила всё, что связано с Бражником благодаря своим родителям, её реакция может быть как минимум очень экспрессивной. Ныне Натали задавала себе лишь один вопрос — настолько жизнь, что ли, скучной стала, раз она устроила себе такую авантюру? В любом случае, надо наслаждаться, возможно, последними свободными минутами. Никто не обещал ей, что по приходу домой она не нарвётся на толпу полицейских. Или на клан супергероев в полном составе. Зато в груди ожидаемо не болело. Душное ощущение ушло, изнутри перестало царапать тупым ножом — психотерапевт была права, сколько не пей волшебные таблетки, пока есть проблема, пресловутый триггер, потуда депрессия будет вонзать клыки в шею. Дикая молодость не прошла бесследно для Натали — ночами ей снились кошмары, в которых карусель пострадавших лиц из прошлого сгорала в муках на её глазах. Горячая вина перед невинными спустя годы проросла диким плющом, перехватывающим ей дыхание. Её практически единственной отдушиной были Агресты, которые оставались живым напоминанием о том, что в самый важный момент она остановилась и не упала на дно. Но главная сцена до сих иногда проигрывалась перед глазами, когда Натали смотрела на Эмму. Чтобы было, если бы она не успела? Но теперь она наконец извинилась хотя бы перед одним человеком в этой жизни. Небо же за окном стало стремительно светлеть. С башни Монпарнас открывался невероятный вид, и Натали даже залюбовалась, как пошло рябью бело-синее, занавешенное тучами небо. Облака скомочились и начали наваливаться друг на друга волнами, и сквозь прорехи прицельными лучами на город начал падать свет. Даже молодёжь за барной стойкой отвлеклась от созерцания телевизора под потолком и повернулась в сторону этой красоты. Даже на экране Ледибаг с Нуаром, дающие очередное интервью в честь Дня Героев на сцене стадиона, обратили внимание на стремительно улучшающуюся погоду. Умытый мир готовился встречать вечер, и Натали улыбнулась этой мысли. Вдруг новорождённый свет заволокла тень. Все в кафе кинулись кто куда — кто-то влип в телевизор, а кто-то понёсся к окну, стремительно выковыривая мобильники из карманов. Стадион погрузился в хаос, а на всё готовые герои побросали микрофоны и выскочили из-под навеса импровизированной сцены. В небесах на глазах тысяч людей рассекала огромная сверкающая птица. Расписные её конечности при каждом взмахе заставляли сильнейшие потоки ветра расходится волнами в округе, и казалось, что те самые струны солнечного света пошли рябью. Заламывая крылья в виражах, она играючи проносилась сквозь остатки туч, рассеивая их, и оставляла за собой еле видный блестящий след. Натали прижалась к стеклу всем телом, на её глаза навернулись слёзы. На один из домов с птицы соскочила юркая фигурка. Бдительные супергеройские супруги выдвинулись навстречу ей, а захлебывающийся словами диктор надрывался, умоляя новостную вертолётную службу наконец-то заняться делом и нормально настроить съёмку. Прицелы сотни камер, как гражданских, так и телевизионных схлестнулись в одном месте. Мир словно замер. На крыше высотки стояло само воплощение изящества. Словно одетая в само небо, перед всеми предстала новая владелица камня чудес. Её костюм был чистой блестящей лазурью, не синим грозовым одеянием Маюры, а безоблачным весенним днём, расписанным золотом. Полупрозрачное перо, закрывающее один глаз, узор из дуэта индиго по всему телу и невесомое нечто, похожее на плащ, которое крепилось по всей своей ширине ещё и к рукам, создавая имитацию перьев в самом низу. В руках девушка держала синюю резную скрипку, которую она, не долго думая, пустила в дело. По городу полилась мелодия, а птица в вышине, заискрившись красным и жёлтым сильнее, вплела свой голос в инструмент. Когда Ледибаг и Нуар прибыли на ту самую крышу, огромный пылающий феникс уже сидел там, расправив крылья прямо за спиной выступающей. — Боже, — только и могла вымолвить Натали, впиваясь пальцами в стекло ресторанной панорамы. — Кто ты? — сразу пошёл в наступление Кот, выдвигаясь вперёд и еле заметно заслоняя собой Ледибаг. Готовые по щелчку пальца кинуться в бой, вечно молодые и красивые, они как нельзя хорошо дополняли развернувшуюся композицию. Девушка напротив открыла глаза, доигрывая последние ноты своей партии. В её волосы, небрежно присобранные с одной стороны, влетел ветер и ещё больше растрепал причёску, заставляя пряди пушиться и искриться на солнце, а также дал свободу отдельным золотистым паутинкам, падающим на глаза и обнимающим чешуйчатое супергеройское одеяние. Нежный образ, заставляющий в сладкой тоске сжиматься сердце. — Я Птица Счастья, — высоким дрожащим голосом ответила Эмма, поклонившись в лучших традициях выступающих на концерте. — Предвосхищая ваш вопрос, откуда у меня камень, я отвечу — мне передала его та, которая спасла меня. И которую я люблю. Слова ввинтились в сознание Натали с неясным звоном. Она стояла у самого окна, подслеповато вглядываясь вдаль на открывшуюся картину, а динамик телевизора был выкручен на полную громкость и воспроизводил каждый шорох прямого эфира. Возбуждённые сенсацией люди начали вскоре наращивать гул и повалили наружу, стремясь воочию увидеть новую героиню. А женщина смотрела всё и не могла наглядеться. Она отмечала каждую черту, которой Эмма была так похожа на Эмили, потому что супергеройское одеяние будто бы специально акцентировала на этом внимание. Она не знала, смотрел ли сейчас на всё это Габриель и видел то, что видела она, ибо магия камней чудес в плане узнавания как-то по-своему всегда работала, но догадывалась о будущей буре эмоций. Натали не знала, поняли ли что-либо родители Эммы и узнали они её вообще, но то, с какой нежностью и рвением Ледибаг кинулась обнимать Птицу, после чего к ней присоединился и Нуар, давала много пищи для размышления. Феникс же, тот самый феникс, что дал ей, Натали, вторую жизнь, гордо взирал на семью под ним, а потом поднял голову к небу, и город наполнил его новый ликующий крик.