Когда увижу тебя снова

Он вновь стал забывать, что такое нормальный сон. Последний раз такая бессонница мучала его в первые недели после казни. Стоило закрыть глаза, и перед ним вновь представала ужасающая картина предателя, ярких вспышек фейерверков, в ушах начинали звенеть чьи-то крики, взрывы, надрывистый смех. И он опять вспоминает те сны, те ужасные ощущения страха и тревоги. Ему едва удаётся заснуть каждую ночь, независимо насколько сильно устало его тело. Ворочается, крутится по всей кровати, сминая под собой простыни. Перед глазами его силуэт, все ещё великолепный, но больше не такой родной, не такой любимый и нежный, скорее пугающий и опустошенный. Мертвый. Тревожные видения не дают покоя. Чувство вины не отпускает. Таббо вновь открывает глаза. Зрение давно привыкло к темноте, так что комната предстаёт перед ним вполне отчётливо: потрепанный стол в углу с одиноко стоящей на нем вазой и кучкой увядших одуванчиков внутри, несколько сундуков рядом, дальше верстак и книжные полки. Но в первую очередь он обращает внимание не на привычный интерьер родной комнаты, нет. Он смотрит на кровать. Полупустую. В глаза бросается только безжизненная сторона матраса, где раньше был он. Всегда шептавший какие-то слащаво-милые слова поддержки на ночь. Всегда обнимавший, часто заменяя собой зимние одеяла. Но не теперь. Сейчас перед ним пусто. Неправильно пусто. Он снова не может сдержать, прожигающих глаза, слез. Сворачивается в дрожащий комок, утыкаясь носом в подушку, давя в ней измученный крик. Он не может кричать во весь голос. Не хочет разбудить Майкла. Не должен. Лишь тихие всхлипы, все ещё приглушённые подушкой, едва слышно раздаются по комнате. Шатен лежит в кровати ещё около пары часов прежде чем наконец уснуть. Ненадолго, не крепко, постоянно открывая глаза от каждого шороха, но уснуть. И вот опять очередной скрип, шорох, шарканье. Но на этот раз слишком громко. Слишком явно. Почти пугающе. Глаза устало распахиваются, и подозрительно щурятся, косясь на дверь, будто это как-то поможет лучше расслышать звук. Пушистое оленье ушко забавно дёргается, стараясь навострить слух. Тихо. Он успокаивается. Все хорошо. Просто обычный скрип половиц или досок, свойственный любому деревянному дому. Он вновь опускает веки, надеясь хотя бы частично вернуться в мир грёз. Не выходит. Опять шум. Не скрип. Не шорох. Не шарканье. Больше походит на громыхание тарелок. И это уже точно не обычный звук старого пола или завывания ветра за окном. На первом этаже кто-то есть, и это точно не Майкл, малыш бы просто не смог спуститься по крутой лестнице, так тихо. Таббо должен проверить. Встаёт с протяжным зевком, спешно потягиваясь, словно заранее готовясь к драке. В руки берет почти истлевшую свечу в металлическом блюдечке, быстро её поджигая. Аккуратно проходит по коридору второго этажа к комнате сына. Он должен проверить. На всякий случай. Дверь с тихим скрипом приоткрывается так, чтобы Таббо мог быстро выглянуть и тут же уйти. Детская в привычном порядке, если не включать во внимание пару раскиданных на полу игрушек. В углу полутемной комнаты, закутавшись в жёлтое одеяло, на своей кроватке, мирно посапывает маленький пиглин. Он в порядке. С облегченным вздохом он возвращается в коридор, когда от почти успокоившихся мыслей его отвлекает еще один звук. Хлопок. Словно деревом о дерево. Кто-то все ещё находится на первом этаже. Произойди это раньше, он бы совсем не стал так паниковать. Ещё недавно в Сноучестере было мирно: Дрим в тюрьме, на сервере относительное спокойствие, и ничто не угрожает арктической коммуне. А ещё он был жив. Но конечно же подозрительное затишье, как и что-угодно на этом сервере, оказалось недолговечным. Дрим вновь на свободе, и только этот факт уже создаёт огромное количество проблем и причин для опасений. Таббо страшно. Он боится снова потерять ещё одного близкого. Боится опять не защитить его. Его последнее счастье. Его сын. Но он продолжает решительно идти к лестнице. Кто бы там ни был, у бывшего президента наверняка хватит сил, чтобы с ним разобраться. Он больше не ребёнок. Может постоять за себя. Может же, да? Оленёнок спускается по лестнице, на удивление почти ни разу не скрипнув ни одной из ступенек. Идёт по коридору, освещая себе путь маленьким огоньком, почти сгоревшей свечи. Шаг. Чужой, совсем не его. Точно не его. Скрип. Ещё громче, чем до этого. Совсем близко, со стороны кухни. Точно, тарелки! Он на секунду замирает. Собирается и тут же в пару резких движений оказывается у высокой (сделанная по высоте специально для Ранбу) арки, ведущей на кухню-столовую. Протягивает вперёд единственный источник света. И видит… Ужасается… Это не правда. Ему кажется. Он сошел с ума Двухцветная, высокая фигура, с привычно дергающимся из стороны в сторону длинным хвостом-кисточкой, копается в шкафчиках, что-то ищет. Даже со спины видны длинные уши и аккуратно подпиленные рожки. Это он. Точно он. Нет. Невозможно. Действительно, невозможно. Ранбу мёртв, а Таббо просто не смог это принять и сошёл с ума, вот так легко. Да? И только спустя пару слишком уж затянувшихся секунд парень понимает - в нем что-то не так. Он не узнает одежду. Плечи, обычно прямые и слаженные из-за вечно выглаженного костюма, сейчас кажутся чуть сутулыми, под короткой тканью какого-то черно-белого, подрагного плащика. А на ушах совсем нет никакой бижутерии, ни привычных позолоченных цепочек (которые так обожал Майкл), ни памятной серьги со свисающим изумрудом - это был подарок Таббо на их первую годовщину. И у него нет кольца. Ранбу всегда носил свое золотое, обручальное кольцо на белом роге. Сейчас вместо полоски блестящего металла там лишь темная отметина, такая, словно нарисована краской. Олененок непроизвольно делает шаг назад. Отводит руку со свечей ближе к себе и несмотря на источаемый свет, все ещё остаётся незамеченным. Трет глаза о запястье, надеясь, что как только он вновь поднимет взгляд, то ничего не увидит. Только пустая кухня. Опять пустая. Опять безжизненная. Но как только Таббо отрывает лицо от худощавой ручки, все остаётся на своих местах. Ничего не изменилось. Он все ещё тут. Стоит прямо перед зеленоглазым. Кажется, если протянешь руку, то вновь сможешь ощутить его тепло. И это воображаемые тепло манит, зовёт. Хочется вновь ощутить его. Вновь почувствовать его присутствие. – Ранбу..? - его голос подрагивает, демонстрируя неприкрытый страх, надежду, тоску. Его наконец заметили. Фигура отзывается, отрывает руки от открытых дверец шкафчика, медленно разворачиваясь, но как-то неестественно. Странно. Будто не стоя на ногах а.... А он и не стоит. Длинные лапы, облаченные в слегка порванные снизу классические брюки и туфли, как ни в чем ни бывало парят над землёй. Таббо всего раз видел кого-то, передвигающегося таким способом - Гостбур. Его призрачный друг почти всегда предпочитал странный вид полёта, вместо обычной ходьбы по земле. Нечто, изображающее погибшего возлюбленного склоняет голову в бок. За ней странным образом полу-изгибается и все тело. И только сейчас Таббо смотрит ему в лицо - очень похожее на лицо его мужа, но какое-то не такое, странное. Губы медленно расплываются в широкой улыбке, почти такой же красивой, как у Ранбу. Глаза же совсем незнакомые - пустые и кажется почти светятся. Два любопытных огонька: изумрудно-зелёный слева и рубиново-красный справа. В ушах лишь по одной чёрной серёжке-точки. Двуцветная чёлка все также небрежно разбросана по половинчатой мордочке. – Хей Таббо! Привет, друг! – призрак поддается вперед, ближе к шатену, заводя изящные, тонкие руки за спину, словно плывя в воздухе – Давно не виделись, а? – Таббо сглатывает, когда слышит этот голос. Голос Ранбу. Такой красивый и родной. Но непривычно весёлый, счастливый, даже чересчур. Слишком наигранно. – Нет... – тяжёлый вздох – ты ведь не Ранбу.. Так? – Шатен почти шепчет. На этот раз в голосе остаётся лишь тоска, сломленная надежда, скорбь. Он отводит взгляд. – О! Ну Томми назвал меня Гостбу! – так они с Томми уже встретились? И Томми знал, что Ранбу теперь... Призрак? И ничего не сказал Таббо. Ни слова. Заставляя мучиться каждую чёртову ночь, на протяжении месяца! Таббо придется серьёзно поговорить с блондином. Возможно будет громко. Возможно с криками. – Мне нравится это имя. Я же умер, так что и имя, наверное, осталось с прошлым телом. Знаешь, быть призраком не так уж и плохо. Я никогда не чувствовал себя так хорошо! - каждое предложение, как ножом по сердцу. С такой легкостью рассуждать о собственной смерти. Таббо знал, что призраки могут сильно отличаться от своих живых версий, но видеть в подобном свете его.. Нет. Слишком трудно. Свой рассказ Гостбу сопровождал необычной жестикуляцией. Такая точно не свойственна людям. – Так, ты теперь... Счастлив? - Таббо пытается разобрать слова призрака правильно, понять. Расставить мысли по полочкам словно упавшие в один миг, книги. – Видимо! Я больше не чувствую всех этих тягот живой плоти, знаешь! - мимолетный смешок. Такой, словно с эхом, почти как у Гостбура - больше нет никакой тревоги и забот. Да! Я счастлив! Таббо грустно опускает голову, рассматривает скрипучие половицы, из-за шума которых пришел, и со вздохом проходит сквозь арку к кухонному островку. Гостбу любезно отлетает(!) в сторону, пропуская его к столешнице. Олененок достает из уже открытого шкафчика две керамические кружки и небольшую, картонную коробочку, рядом ставит свечу. – Будешь чай или… не знаю. Призраки пьют чай? – выжимает весь оптимизм в пару предложений. Он старается быть милым и даже шутить. Всё-таки это ведь тоже Ранбу. Почти Ранбу. – Мм, я не знаю. Мне еще никто не предлагал чай.. Но я хочу попробовать! – Гостбу буквально выплывает из-за плеча олененка рассматривая каждое его движение. Словно впервые. Таббо лишь пропускает умилительно-грустный смешок, кидая пакетик во вторую кружку. Призрак кажется таким наивно-любопытным, будто ребенок. Через пару минут на столе оказываются две дымящиеся кружки и почти потухшая свечка, едва освещающая его фантомного собеседника. – Так… ты что-то искал там, в шкафчиках? – Стараясь звучать как можно дружелюбнее, вопрошает Таббо. Губы изгибаются в лживо-натянутой улыбке. Он первым решился прервать напрягающую, кажется его одно, тишину. Призрак же, казался совсем непринуждённо счастливым. – А… да, неверное..? Кажется я просто хотел что-то найти. – Найти что? – Эм… – его брови забавно хмурятся, будто он с трудом старается что-то вспомнить – Что-то? – Боже Ран- Гостбу, ты что домовой? – осекаясь хихикает оленёнок. – Или сорока, которой лишь бы чего-нибудь стащить? Это не Ранбу. И он это знает. Знает, что его муж мертв. Он лично присутствовал на похоронах. Он видел тело – безжизненное, с идеальными чертами, всё такое же прекрасное, спокойное в своем бездыханно-вечном анабиозе. Он с нескрываемым умилением и подозрительным страхом в груди рассматривает, как Гостбу честно пытается отпить из кружки, стараясь скрыть, забавно нахмурившуюся мордочку, за керамикой. Призрак явно прилагает все силы, раз за разом припадая губами к горячей поверхности, и отчаянно втягивая воздух, но сделать заветный глоток так и не удаётся. Кажется для этого нужны лёгкие. Он лишь разочарованно-непонимающе смотрит в кружку, озадаченно моргая, так, словно если долго в нее пялится, то она даст ответ на любой вопрос, но конечно, ничего сверхъестественного (кроме «пьющего» чай призрака на кухне Таббо) не происходит. – Да, кажется призраки всё-таки не могут пить чай – Опечалено выдыхает фантом, убирая кружку от своего лица, но не переставая крутить ее в руках. И Таббо наконец не сдерживается. Позволяет негромкому, но почти заливистому смеху раздаться по комнате. В тот момент ему кажется, что он никогда не видел ничего забавнее или милее, этой картины неуклюжего призрака. На секунду ему даже удается отвлечься от тревожных мыслей, просто раствориться в теплеющей каждую секунду атмосфере. Гостбу сначала одаривает, заливающего беспричинным смехом, парня, непонимающим взглядом, а потом, сам не осознавая почему, также начинает хихикать в унисон с оленёнком. И Таббо действительно наслаждается этим призрачно-высоким голосом, так безумно напоминающим голос его мужа. Он готов слушать его вечно, вспоминая самые теплые моменты с ним, пусть и понимая, что они больше не увидятся. Понимая, что его больше нет, но он будет помнить. Всегда. Ведь теперь у него есть Гостбу, у него есть Майкл, Сноучестер, его друзья… Кажется, они болтали ни о чем до самого утра, пока из-за неплотных штор не начали пробиваться первые рассветные лучи, пока Таббо не заснул – отрубился, лицом прямо на обеденном столе. Так крепко. Без кошмаров, без пугающих силуэтов перед глазами. В уютном тепле.

***

Он медленно и нехотя открывает покалывающие глаза, просыпается, чувствуя, как кто-то настырно тянет его за рукав. Сонно поднимает голову и тут же щурится от, бьющего прямо в глаза, света. Переводит взгляд ниже. Рядом с ним стоит Майкл, активно стараясь разбудить, уснувшего прямо на столе, отца. – Доброе утро, Майкл – добродушно приветствует сына, Таббо. Голос после сна звучит на много ниже обычного. Парень осматривает остальную комнату, будто в надежде, что он всё еще здесь. Но перед ним лишь пара пустых стульев, растаявшая свеча и полная кружка давно остывшего чая. Разочарованно-облегченно выдыхает. Конечно, на что он еще надеялся? Но они еще встретятся. Обязательно. – Ты наверняка голоден, да? – почти без труда натягивает милую улыбку – Что ж, поможешь папе приготовить завтрак? В ответ ярые кивания и радостное, пиглинское хрюканье.