saint hell.

Трон из темного дерева и по-королевски красной бархатной обивкой стоял посреди главного зала лордовского поместья. Он никогда не стоял здесь ранее и предназначение было для него несколько другим, однако сегодня в этом месте он идеально подчеркивает интерьер комнаты. Немного позади был вырезанный из камня камин. Что разгорался манящим, алым огнем, и хотя в Аду никогда не бывает холодно, он согревал сердца присутствующих. Но чего-то в нем не хватало. Что-то, что должно от одного взгляда на себя показать гостям все гостеприимство этого дома, что-то, что могло рассказать об этом доме чуточку больше. Чонгук давно заметил этот недочет и старательно думал, как это исправить. Уйдя с головой в семью, он стал больше задумываться о теплоте семейного уюта. Сегодня идеальный день, чтоб осуществить свою маленькую мечту и подарить немного радости любимому. Пак спешно надевал блузу роскошного молочного цвета с красивой горловиной и большой пуговицей на шее из камня аметист. С правого бока от него стоял слуга, что помогал ему застегивать пуговки поменьше на рукавах. После победы над непослушными пуговицами, он накинул на Чимина дорогой пиджак, что идеально подчеркивал красивый воротник. Теперь все идеально. Поблагодарив за помощь, омега подошел немного ближе к колыбельной, где лежал маленький Чон Чонсок – альфа, наследник престола Сатаны, сын дьявола и повелитель адовых земель. Сейчас он совсем малыш, вовсе не скажешь о том, насколько могущественным он станет лет так через 60, быть может – если не позже. Владыка еще в самом расцвете сил и точно не собирается уходить от своих обязательств. Счастливый, папа поднял свое дитя на руки – он был уже достаточно большой, даже умел сидеть и уже готов был совершить первые шаги, что пока еще получалось плохо, но молодые родители искренне верили – еще немного и он сможет бегать по ступенькам огромного замка и слышать добрые упреки старших слуг. Он тоже уже в красивых одеяниях, которые пока никакой радости в него не вселяют, ему все равно. Он просто улыбается, заглядывая в узкие глазки своего папочки, что нежно, с заботой придерживал его спинку. В дверь неожиданно вошли, и от неожиданности Пак резко развернул головой. Не успел он разглядеть гостя, как малыш на руках задергал ручками и издал непонятный, но счастливый визг. Омега тоже улыбнулся, ведь это оказался совершенно не нежданный гость. Скорее даже наоборот. Чимин ждал его все утро и понять не мог, куда тот запропастился, вот он был и вдруг исчез. И на вопросы из слуг никто не ответил, никто не знал, что с ним. Явился не запылился. - Ты где был? Мы тебя заждались. – Яркая улыбка на лице омеги осветила всю комнату. И не поспоришь, малыш действительно ждал своего отца, почему-то именно от его присутствия тот перестает дебоширить и успокаивается, в присутствии Лорда за ним намного легче присматривать. И хотя омега всегда может положиться на острый взгляд слуг-нянек, он никогда не оставляет сына на кого-то чужого. Слишком уж сильно он не доверяет окружающим. Такое поведение вызвано скорее воспоминания о собственном прошлом, когда из ненависти к бывшему мужу он чуть не убил невинное дитя. Кто знает, сколько недоброжелателей находится во дворце. Старший альфа подошел к своей семье и нежно приобнял двоих. Обхватив одной рукой плечо возлюбленного, второй провел по макушке сына, на которой уже видны темные волоски. Со стороны это зрелище можно назвать никак иначе как умиление, ведь видеть сурового, грозного, властного Сатану с влюбленными и полными огненной любви глазами очень необычно и даже непривычно. На секунды ему кажется, что он становится обычным человеком, без демонических сил, без обличия дьявола, без титула и званий. Несколькими часами ранее… Лорд громко отворил огромную, кованную из золота дверь, что находилась между тремя мирами. Сегодня один из немногих дней, когда Сын Божий может подняться из своего верного убежища в недрах земли, глубокого в человеческом понимании. Он всходит из пучины Ада высоко-высоко, куда-то над облаками, над всем человеческим, что осталось у него под ступнями. Настрой у него никак не положительный. От его слов и поведения может зависеть очень многое, очень дорогое для альфы. Чон ничего не рассматривал по сторонам, ведь эти коридоры были ему знакомы и не вызывали приятного удивления, несмотря на все величие, что они в себе хранят… Владыка сел на одно колено, склонив голову, отдавая дань уважения тому, к кому осмелился прийти. Перед ним стояли стражи, что с нескрываемым отвращением наблюдали за ним, зная, кто он такой и кем приходится. Никто из них не осмелился проявить уважение в ответ, будто это им предназначался поклон. – Я прошу оказать мне честь и попросить о встречи с Господом, - гордо и громко сказал тот, не поднимая головы. Он еще не знал, что Отец уже вышел из своих покоев и наблюдает за ним. – Подними голову, сын. Лорд в изумлении замер на мгновение, но после послушно поднял подбородок, рассматривая Отца. Он встал с колен ровно, по стойке смирно, и ждал приглашения войти, но его не последовало. В огромном зале воцарилась тишина. – Отец, я прошу Вас о встречи. Мне есть, что обсудить с Вами. На лице Господа появилась легкая ухмылка. Никак не раздражающая, не оскорбляющая, не ехидная. Это была добрая ухмылка, после которой он развернулся спиной к сыну и вошел назад в покои с ласковым «Проходи». Чон поспешил войти в двери, за которыми не было никого из посторонних. Только Отец и грешный Сын. Боженька попросил того начать разговор, хоть и прекрасно знал, зачем пришел его блудный сынишка. Он всегда все знает, ничего не скроется от его глаз, даже на глубине адовой пропасти. И альфа знал это, прекрасно знал, что ему не нужно объясняться, но ради поддержания разговора должен. – Чуть более человеческого года назад у меня родился сын от омеги, от которого ты велел держаться подальше. Ты угрожал жизнью моего возлюбленного, если я ослушаюсь тебя, но ты прекрасно знаешь обо всем, что происходит в моей жизни. Я не пророк, мне неизвестно, что ты затеваешь и почему мой муж все еще жив, а так же почему ты позволил родиться этому ребенку, но я пришел сказать, что никогда в жизни не откажусь от того, что имею сейчас. Я разочаруюсь в тебе еще сильнее, если в моей жизни что-то изменится по твоей вине. Я стал дьяволом, но я уверяю тебя, я стану чем-то хуже, если что-то произойдет не по моей воле. В комнате снова царит тишина. Лорд грозно смотрит на Великого Отца, в его взгляде нет ни единого намека на страх и волнение. Как никогда ранее он уверен в том, что говорит сейчас перед тем, кого боятся все живые и мертвые. Однако и Господь никак не изменил свое выражение лика, он все так же по-доброму ухмыляется, не идя на поводу эмоций сына. – Ты все так же глуп, как и тысячу лет назад. Ни капли не изменился, сын мой, - молвил тот, потрепав волосы ребенка на голове. – Ты все так и не понял, раз пришел сюда. Дьявол посмотрел на того вопросительно, точно ничего не понимая. Совершенно не такая реакция должна была быть у Великого, точно не такая. – Быть грешным не значит быть плохим. Грехи наши порождают за собой два пути – путь искупления, они двигают человека к осознанию того добра, что есть в его сердце, к молитве, коей он себя бережет. А так же к пути пренебрежения, когда грех порождает зло, кое приводит к осквернению души, - Бог присел на огромное ложе, что стояло тут скорее для декора, чем для прямого применения. – Ты возжелал стать подобием человека, в тебе зародились эмоции. Любые эмоции рано или поздно приводят к грешным поступкам, такова слабость человека. – К чему ты это говоришь? Что это значит? – В момент нашей последней встречи я спровоцировал тебя ощутить гнев в твоем сердце, что породил в тебе сразу два пути – ты искупил свою вину перед своим омегой, пообещав защитить его любой ценой, заплатив за это своей честью, но при этом пустился во все тяжкие, пойдя на поводу у похоти и разврата. Однако, так или иначе, в твоей душе была молитва и ты искупил свой грех, вымолив его перед омегой. Омега – самое святое создание в человеческом мире, ведь именно он дает продолжение жизни человеческому роду и именно они являются источником ласки и добра, чего так не хватало тебе в детстве. Я лишь подтолкнул тебя к грешному пути, дабы ты прошел испытание, понял важность святого духа омеги и возжелал быть с ним. Ведь человек любит лишь тогда, когда теряет, верно? После услышанного на глазах альфы появилась скорбь. Он прекрасно понял, о чем говорит Отец. Он как всегда прав, хотя порой кажется, что тот несправедлив. Господь любит всех своих детей и ни за что не посмел убить своего ребенка, он не убил бы Чимина, не убил бы Чонгука. Это исключено и невозможно. Он лишь как настоящий Отец дает наставления и учит жить праведно, учит различать негативные и положительные эмоции. Будь то гнев, он может быть разным – грешным и праведным. Будь то ложь – во благо или оскверняющая душу. Все человечество грешно и по законам Божьим заслуживает оказаться во владениях Владыки Ада, но есть разница между этими грешными. И Сын Божий, Великий Сатана не исключение – он совершенно такой же грешник, что однажды ступил на путь осквернения и лишился крыльев, поддался гневу и апатии, стал дьяволом, но позже осознал свои грехи и вымолил грехи, не произнося ни слова из молитвы Господу. Вымаливание – не значит стоя на коленях перед иконой произносить рифмы о прощении перед Господом. Вымаливание – это в первую очередь осознание своих ошибок и попытки встать на правильный путь. Чон Чонгук заслужил прощения, которого подсознательно просил тысячи лет, проведенные в Аду, и вот наконец-то простился перед самим собой, отпустив все то грешное, что копил в своем сердце веками. – Отец, я… Спасибо, Отец. Я вовек не забуду Вашей доброты, - Лорд снова встал на колени, опустив голову. – Ты заслужил этого. И еще кое-чего. Тебе следует пойти за мной. – Отец подошел ближе к сыну и протянул ему руку. В глазах альфы это было будто в сказке. Он впервые за долгое время ощущает в глазах Отца что-то большее, чем признание, прощение и гордость. Тот протягивает ему руку, дабы Лорд встал с коленей и пошел за ним, но Владыка сомневается, будто от радости его приземлило силой тяготения и больше не позволяет ему двигаться. Чтоб осмелиться на этот шаг, Чонгук потратил минут пять, сомневаясь в том, что его родитель не заберет руку назад, но этого не случилось – старик по прежнему тянул к нему руку, тогда Сатана ухватился за нее и встал. В момент все вокруг засветилось так сильно, что заслепило глаза и Лорд вынуждено их закрыл. Он очнулся на трибуне, в самом центре судового зала, прямо так же, как и стоял когда-то очень-очень давно, вот только разница заключалась лишь в том, что сейчас его руки были свободны, он не сидел на коленях лицом в песок и не находился под стражей. Здесь ничего не поменялось с того момента, но в то же время изменилось абсолютно все. На местах для зрителей сидели те же Верховные, ангелы и архонты, что и в прошлый раз, а перед ним, прямо напротив, сидел Отец в том же одеянии. Но лица каждого присутствующего были совершенно другими, теперь же они счастливые, без нотки осуждения и притворства, искренне рады за Сына Божьего. Чон слабо понимает, что происходит и зачем он здесь на этот раз. Волнение в сердце подсказывало, что что-то не так, возможно, дело в том, что он нагрубил Всевышнему, что угрожал ему и всему миру. В голове была тревога, что будет с его мальчиками? Любимыми мальчиками, которые ждут его дома, готовятся к важному мероприятию и надеются, что отец скоро придет, обнимет своего малыша и поцелует своего мужа, единственного и на всю жизнь, а ведь они даже не знают, куда и к кому пошел Чонгук. Будут искать и не найдут, ведь он даже не в Аду. – Зачитать указ! – громко и с гордостью произнес Боженька, усевшись удобнее на троне. В момент все затихли, а один из Верховных встал и распустил огромный свиток бумаги, прокашлялся и принялся читать. Чон слабо вслушивался в произнесенное, лишь отрывками понимал сказанное, ведь кто знает, что произойдет с его семьей, никто не знает, что в голове у Всевышнего. Лишь только на фразе «… признается прощенным и покаянным, верным слугой Господа Бога и всего живого, а так же награждается неотъемлемой частью жизни всех святых – крыльями». У альфы из-под ног ушла земля, и задрожали руки. Не верится, что то, что он сейчас услышал, является правдой, этого просто не может быть. Двое Верховных спустились к нему и подошли с обеих сторон, усаживая Лорда на колени и опуская голову вниз. Старые шрамы заныли от неясной силы, направленной в них, но один из Верховных лишь снял рубашку, что была надета на Господине. Легкий ветерок обвил бледную кожу Сатаны и пустил тонную мурашек по рукам. Все вокруг были в предвкушении. Верховные положили ладони на шрамы на спине, ранее зажившие от страшной муки, что удалось пережить Владыке. Оба стали под нос читать молитву, просящую Господа наградить и простить мальчика, чье сердце разрывалось от волнения и радости, будто вот-вот выпрыгнет из груди. Вместо счастливых возгласов, он лишь закричал от боли, ведь кожа на шрамах вновь разрывалась и крылья прорастали из спины. Это больно, но эта боль стоит мучений – над головой Божьего слуги распускались большие, густые крылья черного окраса (сущность дьявола никто из него не очищал), что вздымались от каждого тяжелого вздоха владыки. От неизвестного шума в голове он так и не осознал, что уже все закончилось, ведь теплая алая кровь, стекающая по его спине на землю, тепло обволакивала тело. Он поднялся на дрожащих ногах и снова поклонился, едва ли устояв на них. Счастливая улыбка не сходила с его лица, а в зале стало шумно от громких аплодисментов и свиста. Даже Отец встал и весело захлопал в ладоши. Владыка вернулся домой уже переодетый и отмытый от следов крови, ухоженный и при параде, ведь он знал, куда идет. Счастливая новость не могла не порадовать его возлюбленного, ведь тот всегда счастливо болел за Лорда и каждый его успех. Чонгук зашел в их общую спальню, где увидел своих ненаглядных, уже готовых идти к месту назначения. Пак сразу не заметил изменений в своем муже, ведь тот сжал крылья за спиной так, чтоб они не сильно выглядывали, но как только обнял двоих, гордо распустил перья, что не осталось незамеченным перед омегой. Тот в изумлении оцепенел, приоткрыв от удивления рот, но тут же прикрыл его ладошкой, ведь его успели поднатаскать полагающему этикету во дворце. Пару минут молчания и никто из них не смел нарушать тишину. Кроме малыша, который сидел на ручках у папы и радовался возвращению отца домой. Пак обошел любимого вокруг, рассматривая обновку, и глазам своим поверить не мог. Чон забрал своего сына с рук омеги, дабы тот от удивления случайно не упустил малыша, но Чимин и не был против. – Это то, о чем я думаю? Не муляж? – удивленно спросил тот, аккуратно прикасаясь к мягким перьям на спине возлюбленного, дабы удостовериться в том, что муж не лжет. – Почему ты не предупредил меня? Где ты был? Чонгук лишь положил малыша в кроватку и подошел к любимому, слишком близко и слишком нежно, обнял его и чмокнул в лоб, успокаивая любопытство Пака и тревожность внутри него. Будет сложно объяснить все, что произошло в Раю, на трибуне и после, но он точно знал – теперь он счастлив на все двести и ничего более ему не нужно. – Отец простил меня. Отец не против нашего союза, наоборот только за. Милый, я так счастлив, что с вами будет все хорошо… - прошептал тот, взяв в ладошку маленькую ручку омеги и прижал ее к сердцу, что бешено стучалось от счастья и эмоций, которые он испытывает. Сразу и не скажешь, что где-то в глубине души он еще не потушил свой страх перед Отцом, но совершенно точно стал воспринимать его иначе, не как врага, а как самого настоящего, любящего, но требовательного и сурового родителя. Пак коснулся губами губ альфы, прикрыв глаза. Из них текли скупые слезы, ведь они вовсе не горестные, наоборот – счастливые. И эти же слезы увлажняли щеки и подбородок Чона, ведь лицо омеги находилось непростительно близко, но Лорд давно его простил и сам вымолил прощение. Теперь в этом мире нет ничего важнее их двоих и маленького Чонсока, который еще не понимает, почему папочка и отец плачут, а еще почему так долго обнимаются и целуют друг друга. Полноценная семья уже спустилась в зал, где перед роскошным камином стоял величественный трон, перед которым уже был установлен мольберт и полотно, натянутое на холст. Рядом что-то яро обсуждал художник и Чон Хосок, наверное возмущались, почему виновников торжества до сих пор нет. Но вот они появились на горизонте, заставив Хосока лучезарно улыбнуться – он прекрасно знал, что Чонгук вернется домой с крыльями, которых его когда-то очень давно лишили. Он как всегда все знал. Но. Не акцентируя на этом сильное внимание, они с художником принялись строить композицию для семейного портрета, что уже скоро станет украшать стену над камином сзади. Сначала художник усадил в трон Лорда, затем поставили рядом омегу, что держит на руках Чонсока. Такая композиция творца не устроила и Хосок поменял местами Чимина и Чонгука, теперь уже альфа держал в руках сына – тоже что-то не так. Третий вариант – усадить на трон Чонсока и поставить родителей по бокам, то так тоже не устроило никого. Долго они перебирали всевозможные варианты поз, построения, угол падения освещения из окна, позицию трона, абсолютно все. Но в итоге сошлись на одном варианте: Пак Чимин сидел в троне с малышом на руках. Чонсок уже умел сидеть самостоятельно, поэтому омега усадил его к себе на коленки, выровнял спину и одной рукой приобнял сыночка, дабы тот не свалился и не дергался. Слева от трона и омеги с ребенком стоял Сатана с уверенным и усердным выражением лица, как полагается Правителю. Его руки были спрятаны за спину, из которой выбивались пышные крылья. Он стоял близко к омеге, поэтому не создавалось впечатление отдаленности. Кажется, это идеальный вариант, подходящий для всех. Хосок похлопал в ладоши и позволил художнику начать работу. Тот стал намечать ориентиры на холсте, прорисовывать композицию. Но Чимин сменил выражение лица на обеспокоенное, будто он что-то забыл. – Постойте! – воскликнул он, переводя взгляд на Чонгука. – Я думаю, мы забыли кое-что. Точнее, кое-кого. Пак лучезарно улыбнулся любимому и тот сразу все понял. Лорд так же улыбнулся, переводя взгляд на верного помощника, главного друга семьи и просто замечательного ангела, присутствующего в этой комнате. – О чем вы? – задумано переспросил ангел, пытаясь понять, о ком идет речь, ведь вся семья уже сидит в принятых позах. – Хосок, ты ведь прекрасно все понял. Иди скорее к нам, - объяснился Лорд, подзывая друга. – Зачем? – удивленно спросил тот, хлопая глазами, от чего омега и альфа в композиции громко вздохнули. Владыка отошел от трона, и, толкая за спину друга, поставил его справа от Чимина, сам же вернулся на исходную позицию. Чон Хосок замер с удивлением на лице, но после слова «Улыбочку» от художника, он расслабился и снова улыбнулся так, как умеет только он. Теперь вся семья в сборе. На работу у художника ушел целый день с небольшими перерывами, когда маленький Чон Чонсок ворочался и больше не хотел сидеть, а так же когда у Чимина затекали ноги и ему нужно было пройтись, а старшим альфам – посидеть. Когда портрет был дорисован и краски просохли, все с восхищением любовались тем, как хорошо художник передал всю атмосферу их любви и дружбы, но в то же время портрет получился строгим, как полагается во дворце. Слуги поставили стремянку у камина и залезли повыше, вбивая в стену гвоздь, на который повесили портрет. Теперь в комнате воцарилось ощущение завершенности и первое, что в ней бросалось в глаза – камин с портретом. В честь такого радостного события Чон Чонгук, Чон Чонсок и Пак Чимин устроили ужин только для них троих, только для семьи, оставив малыша Чонсока на слуг, что уложили его спать. И только когда все покинули гостевой зал и в комнате потух свет, портрет заискрился ярким светом, и в момент поменял свое изображение: за спиной Чимина, за спинкой трона был изображен Господь Бог, что освещал пространство своей святостью и чьи руки ласково обнимали всех присутствующих. Великий тоже улыбался, с нежностью и заботой глядя на своих детей.