«Жить нужно, глядя вперед, но понять жизнь можно, только оглянувшись назад.» — Серен Кьеркегор
~Конец~
Несколько месяцев назад Шое сказал ему, что у него не так много желаний. Он хотел быть дома со своими родными, и чтобы на заднем плане, пока он спал, играл Сентябрь Такеучи Марии. – О, и всегда держи рядом со мной волейбольный мяч. – Шое смеется над напряженным выражением лица Тобио, устраиваясь поудобнее на футоне. – Как будто ты этого не ожидал! – Я принесу его тебе, – поднимаясь, бормочет Тобио. Его колени хрустят, и Шое ухмыляется. – А теперь замолчи. – Боишься, что у меня закончится воздух, Тобио? Тобио хочет его ударить. Когда он находит волейбольный мяч в комоде, он возвращается назад, садится и вместо этого берет Шое за руку. – Привет, – говорит Шое, протягивая руку, чтобы похлопать Тобио по плечу. Он пытается скрыть болезненную гримасу за широкой улыбкой, но она не ускользает от внимания Тобио. – Не грусти больше. Я здесь. Тобио знает. Он всегда чувствует себя лучше, когда Шое рядом. Не говоря ни слова, он крепче сжимает ладонь Шое. В поле зрения Тобио загораются искры. Они довольно слабые, но они есть. – Я и правда чувствую голод, – удивляется Шое. – Они говорили об этом, но я не ожидал, что он будет настолько сильным. Это из-за лекарства, которое Шое теперь принимает в больших дозах. Врачи сказали, что через несколько дней, или через несколько часов, он уже почти ничего не будет чувствовать. – Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает Тобио. Шое качает головой; несколько седых прядей падает ему на лоб при этом движении. – Просто оставайся рядом со мной. – Хорошо. – Ты уверен, что будешь в порядке, просто сидя вот так? Тебе не неудобно? Теперь Тобио действительно хочет его ударить. Он придвигается чуть ближе к Шое и кладет руку другого мужчины себе на колени, обхватывая пальцами его запястье. – Устраивайся поудобнее, – говорит он хриплым голосом и проводит большим пальцем по словам, проступающим через истончившуюся кожу. Шое удовлетворенно вздыхает и закрывает глаза.viii
Тобио и Шое неподвижно лежат на их кровати, глядя на стену в почти полной темноте. Тобио прислонил ноги к ее изголовью, что Шое посчитал оскорбительным жестом — он лежит, закинув ноги на голени Тобио. Связь между ними искрится холодным синим и причудливым золотым. Сейчас почти три часа ночи. Перед этим Шое все ворочался и ерзал, и Тобио, смирившись, включил лампу и ждал, когда Шое что-нибудь скажет. – Ты хочешь поехать в путешествие? – в конце концов спрашивает Шое. Тобио приподнимает бровь. – Это не я внезапно купил машину на прошлой неделе. – Нет—это не... – Шое вздыхает. – Мне было интересно. – Пауза. – Есть ли что-то, чем бы ты хотел заняться? – Волейбол, – отвечает Тобио. Смех Шое мелодичным эхом разносится по комнате. – Я бы тоже хотел, – говорит он, отдышавшись. – Что-нибудь еще? Тобио пожимает плечами. – Понятия не имею, – бормочет он, и на этих словах Шое наугад тянется к его руке. Тобио приходится направить ее вниз, чтобы сжать пальцы Шое своими. Желудок Тобио наполняется крошечными вспышками, и тепло растекается по его телу до самых пальцев ног. – Я не думаю, что смогу так ответить Нацу. – Твоей сестре? – Да. Она... расспрашивала меня о разных вещах. Я думаю, она начинает нервничать. Тобио сдвигается и прижимается к плечу Шое. – Я думаю, что твоя и моя сестра разговаривали, – говорит он. – Ох, ну разумеется. Они вроде как занимаются составлением семейных альбомов. Разве ты не знал? Тобио не знал. Он всегда полагался на то, что Шое знает о таких вещах, и давно перестал чувствовать себя виноватым из-за этого. В его жизни есть вещи, которые стали возможными только благодаря врожденной доброте Шое, вещи, которых он мог только надеяться когда-нибудь достичь. – В любом случае, она спрашивала, – продолжает Шое. – Я был готов поспорить, что у тебя есть какие-то идеи, но, видимо... – Он хихикает. – Мы обречены, Тобио. – Тогда придумай что-нибудь. – Да? Например? – Я не знаю, – говорит Тобио. – Просто—что-то, что мы можем делать вместе. – Да, разумеется. – Затем Шое приподнимается и садится прямо, лицом к Тобио. – Итак, путешествие. Или ты не хочешь? Тобио корчит гримасу. – Я этого не говорил, – говорит он. – Но кто займется его планированием, тупица? – Для этого существуют туристические агентства. Боже, Тобио, соберись. Куда ты хочешь отправиться? – Куда-нибудь за пределы. – Чего? – Может быть, Японии. – Тобио все еще не может представить себя прогуливающимся в любом из мест, увиденных им в журналах о путешествиях, которые он рассеянно листает в ожидании приема у стоматолога. Но возле Шое уже летают маленькие искорки, совсем как раньше, когда он приходил в восторг от перспективы сделать что-то новое на площадке. Это побуждает Тобио добавить, – Давай поедем сначала в Южную Корею, а потом куда-нибудь дальше. Искры превращаются в фейерверк. – Хорошо. – Шое притягивает Тобио к себе спиной и целует в затылок. – Я скажу об этом Нацу и Миве-сан.vii
Врачи нисколько не обеспокоены тем, что все обследования Тобио показывают неутешительные результаты. – Все совсем не плохо, – говорит медсестра ему и его семье. – Он скоро пойдет на поправку. Скоро наступает не так быстро, как хотелось бы Тобио. В таких вещах всегда существует временная шкала, и к тому моменту, когда она достигает отметки третьего года, он знает, что уже потерял возможность вернуться в профессиональную лигу, пусть даже руководство не приходит и не говорит ему, что все кончено. Итак, он смотрит правде в глаза и идет дальше. Это не так больно, как он ожидал, но теперь он ощущает пустоту, это холодное чувство бесцельности, которое с готовностью поселяется в груди Тобио, делая мучительными его попытки говорить или делать что-либо вообще. – Тобио, ну давай. Съешь это. Хорошо. – Тобио, как насчет того, чтобы мы прогулялись? Хорошо. – Тобио, не спи слишком много. Хорошо. Однажды его мать входит к нему в комнату и отдает ему все волейбольные журналы, которые она выудила вчера из мусорного ведра. – Я знаю, тебе есть что сказать, – говорит она, и ее глаза блестят. – Может быть, не нам, а себе. Если ты запишешь это, может быть, ты найдешь правильные слова. Ммм? Хорошо. Тобио забирает дневники и аккуратно кладет их на свой стол. – Шое ждет внизу. Он говорит, что хочет пригласить тебя куда-нибудь поесть. Что мне ему сказать? С огромным усилием Тобио поднимает взгляд и говорит ей: – Хорошо. Она искренне улыбается — кажется, впервые за много лет. Она крепко обнимает его и закрывает за собой дверь. Я больше не могу играть в волейбол, в конце концов пишет Тобио после получаса разглядывания пустой страницы. Несмотря на то, что в блокноте все еще осталось много чистых страниц для записей, он засовывает его вместе с остальными своими журналами в нижний ящик комода и плотно его запирает. После ужина они с Шое покупают новый блокнот в ближайшем магазине канцелярских товаров, и с тех пор он будет записывать свои дни там.vi
Они выигрывают золото на Олимпийских играх 2024 года, и Тобио обнаруживает, что секс с Хинатой Шое совершенно потрясающий. Возможно, это немного забавно, что секс кажется ему каким-то большим событием. Они вместе уже четыре года, и они сделали уже многое, но нервозность Тобио по поводу всей этой затеи не рассеялась, пока Шое не заявил, с присущим ему упрямством, что он хочет сделать это с Золотым Призером Олимпийских Игр Кагеямой Тобио, и хочет сделать это прямо сейчас. Его не волновало, что Тобио может сделать ему больно, или что он может сделать больно Тобио. Но ничего из этого не происходит. Когда он прижимает крепко спящего Шое к себе, Тобио задается вопросом, почему он все это время откладывал что-то столь великолепное, как то, что случилось сейчас. Он никогда не сомневался в Шое, но, возможно, ему стоило быть немного менее суровым к себе. В какой-то момент Шое сонно открывает глаза и похлопывает Тобио по лицу. – О чем ты думаешь? – бормочет он. Его выгоревшие рыжие волосы разметались по подушке. Румянец все еще не сошел с его щек. – Ни о чем, – отвечает Тобио. Он меняет положения их тел, пока они не оказываются лицом друг к другу. Его губы легко касаются кончика носа Шое. Шое начинает вполголоса напевать японский национальный гимн, и Тобио не может удержаться от улыбки. Он позволяет голосу Шое убаюкать его, погружаясь в приятный сон.v
Тобио во второй раз получает приглашение в национальную сборную вместе с тремя другими игроками Швайден Адлерс. Он дожидается возвращения домой, чтобы проверить полный список, и, конечно же, находит в нем Хинату. Когда они добираются до тренировочного лагеря, один из координаторов национальной сборной обращается к нему по поводу организации проживания. – Я слышала, вы с Хинатой очень хорошо знаете друг друга? – говорит дама в очках с толстой оправой. – Сакуса-сан попросил вашего предыдущего соседа по комнате, Ушиджиму-сана, разделить с ним жилье, и он согласился. – Кажется, здесь есть какая-то насмешка, которую Тобио упустил, потому что улыбка дамы становится еще шире. – Вас это устраивает? Тобио кивает. – Если это возможно, пожалуйста, сначала спросите Хинату, хочет ли он жить со мной в одной комнате. – О, я уже это сделала! Он был абсолютно не против! – говорит дама. – Я надеюсь, вы двое отлично проведете время вместе! И вот Тобио тащит свои сумки в комнату в общежитии и выбирает ближайшую к двери кровать. Ему кажется странным, что он совсем не беспокоится об этом, о перспективе снова быть (буквально) рядом с Хинатой, но, возможно, какая-то его часть уже смирилась с этой идеей, как только он увидел имя Хинаты в списке. Может быть, даже предвосхищала это. Он начинает представлять, каково это — снова быть частью одной команды.…
Воображение сильно отличается от действительности. Ему и Хинате требуется больше времени, чтобы рассчитать тайминг своих атак, в основном потому, что Хината теперь быстрее и у него в запасе много новых трюков. Больше, чем всего остального, Тобио не ожидал того, как ему по-прежнему легко отслеживать перемещения Хинаты на площадке — лучше, чем он может предвидеть движения остальных игроков. Лучше, чем движения Ушиджимы или Хошиуми, с которыми он играет гораздо дольше. По неизвестной причине он просто знает, где Хината будет после разбега, где Хината прыгнет, чтобы уклониться от блокирующих. Это мало чем отличается от того обескураживающего, необъяснимого слияния двух разумов, которое они пережили в старшей школе. Немного странно, что Хината никогда не расспрашивал его об этой удивительной, редкой связи, которая у них была, но у Тобио и не нашлось бы для него никаких готовых ответов. Он старается не думать о тех вещах, которые, по его мнению, могут помешать волейболу, точно так же, как слова, навсегда поселившиеся у него на груди, останутся скрытыми ото всех так долго, сколько он сможет держать свои чувства в секрете. Когда Хината начинает двигаться вправо, словно собирается сделать быструю атаку, Тобио инстинктивно бросает мяч выше, чем обычно. Как он и подозревал, Хината не торопится взлетать — он уверенно расставляет ноги и ждет, пока блокирующие не совершат свой прыжок, прежде чем оттолкнуться от пола и ударить по мячу с беспощадным шлепком. Их команда выигрывает сет у команды А, 25-21. Ему кажется, будто они выиграли Чемпионат мира или Олимпиаду; Хината подбегает к Тобио и прыгает на него, оглушая его воплем. Тобио смутно слышит, как остальные товарищи по команде смеются над ними, отпуская теплые комментарии о том, как приятно видеть динамичный волейбольный дуэт снова в деле. Мия Атсуму замечает, что Хината может нанести Тобио травму нижней части тела, и призывает его чаще устраивать подобные празднования на тренировках. – Руки волейбольного бога! Черт возьми, ты лучший, Кагеяма! – кричит Хината, довольно больно ударяя кулаком по груди Тобио. Должно быть, это жар от физической нагрузки или близость разгоряченной кожи Хинаты к его собственной; не задумываясь, Тобио выпаливает: – Ты кто-то еще лучше. Хината отстраняется и моргает. Затем он улыбается ослепительно яркой улыбкой. – Чертовски верно! – ликующе говорит он.…
Они выбывают из четвертьфинала, уступив Польше всего на два очка. Тобио извиняется и покидает банкет, после чего направляется прямиком в свою комнату, выключает свет и накрывается простыней. Тобио все еще не спит, переживая поражение, когда час спустя дверь с громким стуком открывается. Он немного удивлен тем, что Хината тоже отказался от выпивки, но в его яростном выражении лица есть что-то еще, и в сознании Тобио мелькает мысль, что его внезапное бурное появление имеет мало общего с их предыдущей игрой. – Когда появилась твоя? – говорит Хината, подходя к кровати Тобио и пристально глядя на него сверху вниз. Тобио замирает. Шок от осознания наливает его конечности свинцом. – Когда появилась твоя? – парирует он, садясь на кровати. – Только что. – Хината закатывает рукав, и сердце Тобио замирает при виде слов, глубоко впечатанных над точкой пульса на правом запястье Шое. Это его почерк — почти неразборчивый, но, бесспорно, его. Кто-то еще лучше. – Ты знал, – шепчет Хината. Тобио ничего не остается, как вернуть Хинате его хмурый взгляд. – Я знал, – говорит он решительно. – Но ты нет. – Тупояма! Ты мог бы сказать! – от гнева Хинаты никуда не деться. Он толкает Кагеяму к изголовью кровати, и дерево с громким стуком ударяется о стену. – Как долго? Тобио продолжает мрачно смотреть на него, сохраняя молчание. – Значит, достаточно. – Хината выдыхает, прежде чем повернуться, чтобы встретиться взглядом с Тобио. Его глаза блестят нервным блеском. – Покажи мне свою, – требует он. Тобио отбрасывает простынь и поднимает край футболки. Ему не нужно смотреть вниз, чтобы увидеть, что написано у него на груди. Он носил ее под сердцем почти десять лет — безошибочно узнаваемые слова и почерк Хинаты. Хината проводит по метке пальцами, и они оставляют за собой след из мурашек и крошечных искр. Его взгляд становится задумчивым. – Долго… – бормочет он себе под нос. А потом говорит, – Кагеяма. Ты не хочешь быть моим соулмейтом, да? Соулмейт. Внутренности Тобио скручивает от боли; эмоции Хинаты усиливают его собственные. – Нет, – говорит он. – Я хочу этого не больше, чем ты. Мы соперники. – Да. Но раньше мы были товарищами по команде, и мы друзья. Или—я думал, что мы друзья. Это так? Тобио беспомощно смотрит на него. – Ты мог бы просто сказать, – повторяет Хината. – Друзья рассказывают друг другу разные вещи. – Ты хотел быть лучше меня, тупица. Лучше без меня. – Тобио пожимает плечами. – Если бы ты знал, кто мы, какой бы тогда в этом был смысл? – Ты знал, и для тебя это не имело значения! С чего ты взял, что это должно было иметь значение для меня? Лицо Тобио начинает гореть. – Ну, я более чем уверен, что не хочу зависеть ни от тебя, ни от кого-либо еще, – говорит он, со злостью сжимая кулаки. – Ни для волейбола, ни для моего счастья. Мне не нужен соулмейт, чтобы играть в волейбол. Я знаю, чего я хочу. Карие глаза Хинаты вспыхивают, и он с силой прижимает свою руку к груди Тобио. Кровь Тобио звенит у него в ушах. – Да? – цедит Хината сквозь зубы. – И что заставляет тебя думать, что мне нужен ты для счастья? Я уже счастлив! – С этими словами он хватает в охапку футболку Тобио и сталкивает их губы вместе. От силы удара их зубы клацают, и Тобио чувствует вкус крови; их сухие, потрескавшиеся губы создают слишком много трения, чтобы поцелуй был приятным. Но затем Хината умело облизывает языком весь рот Тобио, и все начинает казаться намного лучше — настолько лучше, что рука Тобио взлетает, чтобы запустить пальцы в волосы Хинаты, а другая рука гладит мягкий хлопок его спортивных шорт. Хината задирает его футболку выше, и его руки жадно исследуют тело Тобио, прижимая его к изголовью кровати. Они целуются долго. Удивительно, но ничто в Тобио не загорается так, как сейчас, когда он просто прикасается к Хинате. Все, что он чувствует в этот момент — это чудесные всплески удовольствия, которые, он уверен, полностью принадлежат ему; его прерывистое дыхание смешивается с дыханием Хинаты, каждая часть его тела изнывает от любви и желания. Тобио не чувствует себя ошеломленным, поэтому он никуда не торопится, желая, чтобы это теплое, трепетное чувство длилось до тех пор, пока Хината полностью не обмякнет в его объятиях. Когда Хината наконец делает это, Тобио отстраняется от него. – Ты мешок дерьма, – говорит он, тяжело дыша. – Видишь, о чем я? Я же сказал тебе, что связь душ ничего не значит. Хината испускает хриплый смешок, и Тобио чувствует на своих губах, которые покалывает от эйфории, его сочный рот и горячее дыхание. – Ты должен был просто сказать об этом раньше, чтобы мне не пришлось годами размышлять о моей родственной душе. Мы могли бы уже быть вместе. – Он ударяется коленями о колени Тобио, и на этот раз искры оживают. – Ты просто идиот, что сам этого не понял. – Даже у Ямагучи было представление о том, что между ними происходило. Тобио изо всех сил старался не быть очевидным, но, вероятно, взгляды и мимолетные прикосновения выдавали его, особенно вне площадки. – Я не хотел надеяться, – бесхитростно отвечает Хината. Он утыкается лицом во влажную от пота шею Тобио. – Ладно. Полагаю, я сам в этом виноват, да? Тобио крепко сжимает Хинату за бока, не желая, чтобы они разделялись ни на сантиметр. – Немного, – признает он. В то время Тобио тоже не хотел надеяться.iv
Эта невозможная лобовая атака, закончившая сет, потрясла всех игроков Адлерс. Хината приземляется на ноги и разворачивается к ним спиной, но его голова наклонена ровно настолько, чтобы Тобио увидел, как он улыбается ему. Маленькие искорки, которые загорелись в животе Тобио во время рукопожатия, теперь превратились в пламя совсем иного рода. Вместе с дикими, горячими эмоциями, угрожающими захлестнуть его, к нему приходит заветное воспоминание, о котором он не думал уже очень долго — если ты станешь одним из лучших, я обещаю тебе, кто-то еще лучше придет и найдет тебя. И Хината нашел. Может быть, немного позже, чем они этого хотели, но на Хинату всегда можно положиться: он умеет добавить остроты происходящему, чтобы не позволить ему заскучать. Тобио ухмыляется. Он не сомневается, что останется последним, кто будет стоять на центральной площадке. Если ему придется сражаться не на жизнь, а на смерть, чтобы там оказаться, то тем же лучше.iii
Сегодня Хината улетает в Рио. Так написано в календаре на его телефоне. Здесь, на их заднем дворе, довольно жарко, а воздух в аэропорту, должно быть, плавится от жары. Вытирая пот, выступивший на его шее и груди, Тобио задается вопросом, надежно ли Хината подготовился к жаркой летней погоде в Бразилии. Тобио не хотел его провожать, и, как ни странно, Хината принял это без лишнего шума, просто кивнул и одарил его теплой прощальной улыбкой. Тобио думал, что он начнет препираться с ним из-за этого, поскольку большинство их однокомандников будет там, а у Тобио не было веского оправдания, потому что у них больше не было игр. Возможно, Хината почувствовал его огорчение из-за своего отъезда и оставил все как есть, когда Тобио ответил «нет». Иногда Тобио задается вопросом, насколько хорошо Хината его знает. Знает о нем и обо всех глупостях, которые он чувствует и пытается скрыть. Это противоречит всей натуре Тобио — скрывать самые важные части его души, но ему уже восемнадцать, и он достаточно хорошо осведомлен о некоторых реалиях жизни. Он знает, что счастье и разбитое сердце — две стороны одной медали; если он откроет себя одной, то окажется беззащитным перед другой. Точно так же, как с волейболом, который дал ему все, но в тот момент, когда его не станет, Тобио не будет знать, что ему с собой делать. Так что волейбол не может исчезнуть. Тобио готов пройти через многое, чтобы его защитить. Должно быть, именно это имел в виду его дедушка, когда говорил о важности личного управления. Чтобы продолжать становиться сильнее и лучше, нужно идти на жертвы. Возможно, Тобио безнадежно влюблен в Хинату Шое, но он не позволит такой дурацкой вещи, как любовь и связь душ помешать им достичь великих целей. Если Хината уезжает в Бразилию, чтобы стать сильнее, это значит, что у Тобио нет права становиться слабым при одном его виде. Если другая половина его души должна быть на другом конце света, значит, так теперь все и будет.ii
– Тебе уже лучше? – Да, – говорит Хината немного удивленным голосом. – Моя мама и Нацу приготовили мне вчера набэ. Даже после всего, что я съел после национальных, я все еще умирал с голоду. Тобио пристально на него смотрит. – Это просто означает, что твое тело восстанавливается, тупица. – Он фыркает и поднимается на ноги. – Поправляйся. Скоро увидимся. Хината широко улыбается, открывая ему дверь. – Я удивлен, что мои одноклассники заставили тебя передавать мне конспекты, Кагеяма-кун. – Он складывает руки на груди и прищуривается. – Что у Такегавы-куна есть на тебя, мм? Тобио смотрит на лицо Хинаты, на котором все еще видны следы усталости, на слабый блеск пота на его лбу и верхней губе и решает не огрызаться на него в этот раз. – Я единственный в нашем классе, кто был в этом доме за горами больше раза. – Он надевает кроссовки. – Считай, тебе повезло. – Я и правда так считаю! У меня такие замечательные товарищи по команде. – Хината похлопывает Тобио по спине. – Увидимся, Кагеяма! Губы Тобио образуют улыбку на этих словах. – Увидимся.i
– Я здесь! – кричит Хината, и тело Тобио реагирует быстрее, чем его разум успевает что-либо понять. Он бросает мяч в его сторону, и Хината бьет по нему. В этот момент Тобио чувствует, что что-то в нем изменилось. Эта перемена небольшая, но ее достаточно, чтобы он встревожился. Он снова повторяет эти слова в своей голове, и по его позвоночнику пробегает странное ощущение: холод, как снег, заметающий стекла зимой, а затем тепло, как когда приходит весна, и что-то новое берет свое начало. Связь душ — редкая вещь, и Тобио никогда в жизни не представлял, что обретет свою в нежном возрасте четырнадцати. Он не хочет верить, что это случилось. Он должен в этом убедиться. Вернувшись домой, он встает перед зеркалом в ванной и расстегивает свою рубашку. И, действительно, видит слова, выведенные черным цветом у него на груди. Я здесь.~Начало~