симбиоз желаний

знают про тебя, все знают. за глаза заглядывают, все секреты из конвертов вытаскивают. шкафы ломятся от скелетов, окоченевшие кости за рядами рубашек разлагаются. надлом в голосе слышат, тревожный пробег зрачков видят и с усмешкой пропускают. знают-знают-знают твои секреты, язык за зубами спрячь да губами поплотнее сожми, смотри, не проговорись. а проговорится хочется. до слез хочется на одном дыхании свои секреты выпалить, чтоб слова на горящих стыдом щеках оставили ожоги. чтоб смотрели со злобно-похотливой усмешкой (да спиной об бетонную стену приложили, секрет-за-секретом вытягивая из приоткрытых в надломленном стоне губ; горячо и неправильно). у всех же есть секреты, да? маленькие, грязные-грязные секреты. такие, которые и наедине вслух стыдно произносить. секреты аласа в кошмарах приходили горячим, липким потом по широкой спине, обливали выступающие лопатки, огибали чуть выступающий позвоночник и тихими каплями впитывались в матрас. такие ночи были хуже всего. когда и в жар и в холод, когда голодно сворачиваются внутренности (не тот голод, господи, не тот; мысли об этом были неправильней всего), когда волосы драть с головы охота, лишь бы не думать. не думать, не представлять, не мечтать, не скулить в подушку, оставаясь вибрациями крика в пустой комнате. грязно-грязно-грязно, до болезненных стонов стыдно и так голодно. огибать распахнутыми в маниакальном оскале глазами точёную высокую фигуру, путаться абажуром зрачка в идеально собранных в хвост волосах. в коридорах и аудитории, вылавливая с тонкой сигареткой за зданием университета, отчитывая за опоздание или прогул. забирая из молочно-светлых рук зачетку- -боже. — профессор аскари, вы слышите меня? вы в порядке? и слава богу одни в аудитории, правда ведь? забирает дрожащими руками зачетку, неаккуратно расписываясь в столбце своего предмета. какой позор, профессор аскари, какой позор. — пересдал все же, молодец. в следующем семестре за красивые глазки зачёты рисовать не буду, — возвращает зачетку, стараясь взгляда не поднимать. в его случае, красивые глаза — не образное выражение. а эрик стоит, разглядывая тремор бегущий стыдом по человеку напротив. изучает, высматривает, ищет предлог. — профессор аскари, — подходит чуть ближе, задевая выкрашенными в чёрный ногтями полированное дерево стола, — а вы заняты вечером? занят. для тебя — не только вечером. — я бы хотел позвать вас на кофе, возможно? — и прокатывая эти слова на языке, он выглядит, как гребанная, потерянная в своё время, картина ренессанса. чуть длинноватые, блестящие в свету лампы клыки, выпущенные из растрепанного хвоста пряди у лица, тушь на нижних ресницах — произведение искусства. а изгиб ладони, между большим и средним пальцем, идеально бы смотрелся поперёк кадыка. алас испуганно сглатывает, закидывая ногу на ногу. мы можем пропустить свидания? свидания и конфеты в красных коробках, букеты, которые, если честно, никогда не знаешь куда девать. неловкие походы в кино за ручку, опущенные в пол глаза при прощании и первые засосы, которые прячешь под высоким воротником рубашки. с эриком хочется спать. трахаться до сорванного голоса и опухших от слез глаз, до синяков в форме ладоней на бёдрах. хочется судорожно искать одежду утром, потому что будильник никто не завёл а до пары пятнадцать минут. хочется целоваться в лифтах и переулках, хочется слышать как сыпятся пуговицы с разорванной рубашки и сжиматься от предвкушение когда звон пряжки ремня — самый громкий за последние полчаса. но самые тихий из тех, что будет за весь вечер. — что с вами сегодня? не выспались? аласу предательски давят брюки и слишком сильно греет кровь в районе щёк. и шеи, и ушей. и, черт возьми, кажется, что жаром пышет сам кац. чуть ли не сев на преподавательский стол, постукивая носиком кроссовка по паркету кафедры. — и с чего ты взял что я соглашусь? — а дрожь в голосе выдаёт его с концами. эрик приподнимает брови в улыбке. — серьезно, алас? эрик знает. и эрик хочет услышать. я знаю твои грязные секреты, поверь, знаю. и я не уверен, что ты — хочешь их хранить дальше. нимб от этой грязи не отмоешь, но твои руки — по локоть завязли, с твоего, кстати, позволения. и я знаю что ты уже не пытаешь их отмыть. грязью мажешь по всему телу. эрик подходит ближе, огибая преподавательский стол (изгибаясь как древнегреческая нимфа, в танце очаровывающая странника из мифов; нимфы, кстати, топили своих жертв). он видит и чувствует жар, он видит дрожащие руки и с силой сомкнутые ноги, он чувствует напряжение бёдер и боль, которую сдерживает алас. — я спрошу один раз, — он садится на стол, ногой притягивая аласа за спинку стула. и также опирается ступнями на подлокотники, впиваясь голодным взглядом в испуганное, смущённое лицо преподавателя, — прямо как ты на зачетах, да? только тут у тебя прав на пересдачу нет, — аласу больно. внизу живота и в солнечном сплетении, больно в горле (и эта боль возбуждения слово кричит, молчи, шлюха; молчать больше не получается). алас не слушает. он понимает что эрик — знает. грязные, спрятанные за семью печатями секреты, знает. ногтями пыль с них соскребает. он завороженно смотрит в лицо парня, на приоткрытые в вопросе губы, на блестящие бесстрашием и возбуждением глаза. он хочет плакать от беспомощности. он физически точно сильнее, он старше и опытнее но сейчас — он сдавшийся, расплавленный комок возбуждения и стыда. облизывает губы и пытается сдержать так не вовремя подступившие слёзы. — прекрати, — эрик замолкает моментально, внимательно погружая взгляд во влажные от слез глаза, — прекрати так себя вести, зачем ты вообще это делаешь? ты, — он цепляется руками за волосы, отчаянно всхлипывая. ты вёл себя так плохо, и теперь тебе так больно, малыш. больно быть в собственном теле, рабом своих пороков и желаний. у всех есть секреты, да? не бойся, я никогда его не выдам. запри меня, свяжи мне руки, я знаю — ты от этого без ума. и лучше бы, конечно, тебе — помолчать пока твоему языку не нашли применение по-лу-чше. они целуются. больно и грязно, развязно и мокро. эрик рывком спускается со стола, оказываясь на сильных коленях, чуть подрагивающих в экстазе. губы у обоих — обжигающие, мокрые, сорванные взрывом лавовые подтеки по скале вулкана. алас срывается на плач, прямо в поцелуй. слёзы-слюни на губах играют соленым привкусом желанной боли. а эрик улыбается, руками сжимая отросшие волосы на затылке. и кажется что провалы в памяти — хроническое заболевание, вызванное аллергическим (летальным) элементом, а возбудитель яда — эрик. потому что он чувствует как затылком бьется о собственный же стол, слышит шорох упавших листов и стук карандашей, рассыпанных по кафедре неосторожным движением руки (ноги? головы?). и кричит, ощущая ладонь на члене через плотную ткань брюк, цепляется руками за острые края стола. — даже так? — голос эрика — раскалённая медь на ушные перепонки. чуть хриплый, тихий-тихий, с еле заметной доброй усмешкой, — я хочу, чтобы ты был громким, — алас мотает головой, пуская слёзы по розовым щекам, — ну же, я знаю, ты хочешь. — я не могу, — а голоса почти нет. скажет громче — заплачет в голос, закричит так, что окна полопаются. — почему? да, почему ты не можешь? ты в плену у своего самоконтроля малыш, и он — спустил с запястий кандалы, открыл двери зашитой человеческой кожей клетки. — мне стыдно. — и разве тебе не нравится? эрик опускает голову, прижимаясь губами к раскрытой шее, целуя-кусая, пачкая горячей слюной. рубашка давно пошла складками, пуговицы выбились под пытливыми руками. и он сейчас — хоть в музее показывай, руки обрубая по плечи тем, кто хоть на сантиметр приблизится. губы раскрыты и мокры от поцелуев, на лбу выступили капельки пота, волосы, синевой отливающие в свете ламп, растрепались и взмокли. у эрика самого стоит до боли, но перестать смотреть он не может. ты хотел его, верно? так вот, вот он — перед тобой. бери, бери всего, пока соком стыда на пол аудитории не вытечет. трахай так чтоб кричал, синяки оставляй (в цвет его волос), на шее и бёдрах, зубами протыкай нежную кожу, слизывай кровь и пот, сглатывай чужие-свои слюни. наслаждайся мокрыми шлепками о бёдра в тишине опустевшего университета. эрик, кажется рвёт застежку брюк (только вот чьих — не знает), разворачивая аласа спиной к себе. тот упирается руками в край стола, закидывая голову назад. — не говори, пожалуйста, что у тебя нет смазки. — я звал тебя на свидание, — алас слышит щелчок открывающегося тюбика, — ты правда думаешь, что я на него рассчитывал? ругательство утопает в болезненном стоне, потому что эрик, (как бы осторожно не входил), больно прогибает того в спине. разряд тока спешит по коже позвоночника, забивая мозг на тысячи вольт. аласу даже думать об этом стыдно, он бьет кулаком по столу, стараясь сдержать надрывной стон. и как бы стыдно не было — пытается насаживаться на пальца потому что мало. — ну же, профессор, терпение, — эрик вводит второй палец, наслаждаясь шипением сквозь зубы, — не расскажешь мне, что ты чувствуешь? — нет, — слово утопает в стоне, когда эрик задевает кончиком пальца простату. — мне интересно, стоило ли ломаться почти полгода? давай, не стесняйся. хотя, — он нагибается ближе, разрывая упаковку презерватива, — мы оба поняли что тебе это, — шепчет в волосы, закрывающие ухо. шепчет почти по слогам, — нравится. он входит и аласу кажется что это похоже на приход от самого дорогого наркотика. на американские горки под лсд, на океанический шторм, пока по венам растекается героин. весь секс с ним — нирвана под экстази. — я хочу слышать тебя, — и самому говорить трудно, алас — тугой и горячий, болью в зубы отдаёт, — я хочу знать как сильно ты этого хотел, как часто представлял, как долго ненавидел себя за эти желания. я хочу чтобы ты кричал. он входит по всю длину и алас действительно кричит. выгибается до хруста позвонков, ловя свободную руку эрика на шее, сильнее вдавливаясь шеей. аудитория заполнятся рваными шлепками и вздохами, стонами, больше напоминающими срыв крика. — больно, — алас говорит почти сквозь зубы, — туго, — эрик сильнее сдавливает шею и тот рычит, — но так хорошо. ты так хорош, боже. и оба уже почти на пределе, оба так давно хотели (а кто хотел сильнее — они узнают потом; когда второй раунд будет уже в коридоре квартиры). они кончают почти синхронно, криком сливаясь в одно целое. и это, кажется, то, что называют симбиозом. потому что такое желание не вызовешь самовнушением или афродизиаком, его не надумаешь и не запьёшь седативными. его не выдрочишь и не вытрахаешь с другими. тянуть будет к одному конкретному человеку с осветлёнными волосами или невыбритой, трехдневной щетиной. это желание будет преследовать во снах и будить собственным стоном, оно будет на работе-учебе, дома, с книгой или конспектом в руках, в душе, в чужой постели. — обещай так долго не тянуть в следующий раз. — и это говоришь ты?