Чиновничья дочь

После завершающей полировки Валя размашисто плюхнулась в старое Эдиково кресло и тут же сморщилась — под грубой расписной обтяжкой обнаружилась жесткая, добротная древесина. — Эдик, бля… — выдохнула она, потирая копчик, — ты где этот трон нашел? Эдик, наводящий порядок на верстаке, дернул плотно сжатыми губами. Тусклый свет лампы углублял складки на его лбу, придавал сосредоточенности. — В квартире ремонт был, вот и притащил, — сказал Эдик. — Уют и все такое. Валя медленно, словно впервые, обвела взглядом гараж: яркие краски, распыленные по стенам, разноцветные флажки, растения среди напильников и запчастей. Да, Эдик мог преобразить даже самую лютую дыру. Но не мог оттереть ее от мазута: ткнись не туда — и вот черный мазок ложится на безупречно белый адидасовский лампас. В этот раз Валя оказалась умнее и пришла в джинсах. Эдик поправил запястьем белесые дреды, беззлобно усмехаясь: — Не слишком дешево для твоей принцессы? — Она не брезгливая, если ты об этом, — сказала Валя. Тон ее невольно потяжелел. Когда о Кате говорили плохо, даже намеками, ее кулаки моментально охватывал зуд. Но зуд спал, как только она вспомнила, что перед ней — Эдик. Эдик, который однажды сказал: «Плохой человек не вытащил бы тебя из тюряги». Эдик, который давно принял тот факт, что чиновничья дочь, служащая в милиции — необязательно сгусток высокомерия и снобизма. Смутившись своего порыва, Валя неловко повела плечом. — Я тебе передам ее отзывы, — криво улыбнулась она. — Все ок будет, вот увидишь. Катя могла бы быть балериной (этого наверняка хотела ее чопорная мать). И не той, что где-то на задворках сцены, нет — примой. Ни сумерки, ни прямое шерстяное пальто не могли скрыть природного изящества, плавности движений, когда она, чуть отставив руку, просеменила по тонкому бордюру, обойдя огромную, схватившуюся хрупким льдом лужу. Только вот выправка — истинно солдатская. — Красиво идешь, котлетка. — Валя метнулась вперед и расправила руки. — Ловлю! Катя прильнула к ней, едва касаясь ее изломленного горбинкой носа своим — аккуратным, тонким и немного прохладным. — Опять ты со своими… м-м… — она закусила губу, подбирая слова, — гастрономическими ассоциациями. — А чего ты ожидала? — улыбнулась Валя. — Я же в шаурмечной работаю. Катя прижалась к ее лбу, сомкнула веки и замерла, не говоря ни слова. В такие моменты Валя млела, и даже привычные колкости таяли на языке, обтекая зубы (металлическая коронка справа, большой скол спереди — поразительно мало для той, кто слишком часто ввязывалась в драки) тягучим сиропом. И время становилось таким же тягучим. И мороз прекращал щипать за щеки, потому что теплое дыхание Кати было повсюду. — Так что ты хотела мне показать? — спросила она, отстранившись. — Сек, — пробормотала Валя, роясь в кармане адидасовских спортивок. — Дай руку. Вместо этого Катя нахмурилась и строго спросила: — Это кольцо, да? Откуда ты взяла деньги? — Ну чего ты сразу мента включаешь? — Валя растянула губы в широкой искренней улыбке. — У Вики в нарды выиграла. — Ты не умеешь играть в нарды. — Твоя правда, пельмешек. А теперь давай руку. И попробуй угадать, сколько там карат. Катя нехотя протянула руку и, когда Валя надела кольцо на ее палец, судорожно, сердито выдохнула. — Понятия не имею. В любом случае, Валя, это грабеж! Статья сто!.. — Это гайка. — Что? — Кольцо из гайки, — спокойно повторила Валя, пряча руки в карманы. — Мне Эдик помогал. Он гироскутеры в гараже собирает, у него там куча инструментов. Ну, как тебе? Катя с недоумением покрутила ладонью. Кольцо заблестело в сгущающихся сумерках, словно вращающийся вокруг своей оси прожектор. Все-таки полировка удалась на славу. — Серьезно? «Не слишком дешево для твоей принцессы?» Всплывшая в голове фраза сбила улыбку с лица Вали. Нет, нет, бред какой-то. Цена тут не при чем. Главное, что от сердца. А деньги — это так… — Это… — продолжила Катя, — очень изобретательно. Спасибо. Ее лицо потеплело, озарившись улыбкой. У Вали отлегло, и она, все еще слегка сконфуженно, шаркнула подошвой по бетону. — Еще б тут не быть изобретательной с такими финансами, — усмехнулась она. — Годовщина сама себя не отпразднует. Над ними зажегся уличный фонарь, и Вале стало отчетливо видно, как в иссиня-черных волосах забелели первые снежинки. Катя медленно оторвала взгляд от кольца. — Годовщина? — переспросила она, пытаясь не казаться огорошенной. — Ну да, — просто сказала Валя. — Годовщина. Ты что, гаражи не помнишь? Левый ряд, пятый с конца, с желтыми воротами — можно отогнуть шаткую стенку и пролезть внутрь, когда душе угодно. Идеальное место, чтобы спрятаться. Идеальное место, чтобы… — Это было всего один раз! Где-то в темноте раздалось торопливое «фить-фить». — А больше и не надо, — сказала Валя, когда «фить-фить» отдалилось и человек в болоневых штанах юркнул в подъезд. — И вообще, — понизив голос, Катя отвела взгляд, стесненно теребя кольцо, — ты меня врасплох застала. — Тебя небось на службе к такому не готовили. — Валя посмотрела на нее с почти ностальгической нежностью и бережно сгребла в охапку. Спустя минуту молчания Катя тихо сказала ей на ухо: — Гаражи — это несерьезно. Ты не думаешь, что тебе пора побывать у меня дома?