Я оставлю тебе слова

Впервые это случается во время Рождества. Дрим растерян, смущен и восхищен одновременно, сорвано дышит выпуская в морозный воздух облачко пара, вертит головой, пытаясь рассмотреть в толпе весело галдящих прохожих именно того самого человека, что смог за долю секунды покорить его сердце. Сестра рядом что-то заинтересованно бормочет и, смотря в сторону очередной витрины с огромным выбором вычурных пряничных домиков, настойчиво тянет его в сторону, не замечает чужого взволнованного вида. Различие сладостей действительно поражает, как и поражает витающая в воздухе атмосфера праздника. Тэйкен же отводит взгляд, не задерживается ни на чем, ловя слухом едва различимую… мелодию. Тихую, мягкую, нежную, совсем не вяжущуюся со всем этим рождественским настроением радостной толпы, и, тем не менее, чарующей совершенно иначе, совершенно по-другому. Совершенно невероятно. Уилбур медленно подходит к ним ближе, легко улыбаясь пересохшими на морозе губами в ответ на какой-то глупый вопрос от девушки, кидает в сторону друга искрящийся взгляд и коротко хохочет, когда Дриста упрямо тянет его дальше, где ярким пятном из разноцветных гирлянд выделялась вывеска небольшой кофейни. Дрим смотрит на них с теплом, но все равно заставляет себя отвернуться, вывернуться из кольца спрятанных в рукавицах пальцев сестры и шустро скрылся в толпе. Дриста за спиной ожидаемо его окрикивает, но, так и не дождавшись от него никакой реакции, взволнованно смотрит Суту в глаза. Шатен был так же обеспокоен, уставившись на радостных прохожих странным взглядом, словно это помогло бы выследить среди пестрящих цветами фигур нужную ему спину. Потерять Тэйкена на второй день его приезда в Ламанбург было невероятно, верхом безрассудства. Парень быстро говорит блондинке, чтобы та никуда не уходила, а сам торопливо метнулся в направлении, где исчез его друг в надежде, что тот ушел не так далеко. В холодном воздухе мерно кружили белые пушистые хлопья, цеплялись за шерстяной шарф и торчащие из-под шапки волосы из-за чего Дрим, время от времени, стряхивал их, морщился, когда те каким-то образом попадали ему за воротник. Снег ожидаемо щипал голые ладони, мелкими крупицами оседал на коже и тут же таял, оставляя после себя лишь быстро стекающие влажные капельки. На них он внимания не обращал, быстро пробираясь между веселой толпой, не задерживаясь взглядом ни на одном поддетом радостью и ожиданием рождественского чуда лице. Чувственная мелодия все еще звучала в голове безмятежной струной, все еще находила в нем отклик и уводила все дальше и дальше, вниз по улице, подальше от чужих звуков и раздражающей слух рождественской музыки. После его вдохновляющего дебюта в Синдикате такое случалось с ним впервые. Впервые за несколько лет натужной практики он не мог сделать нормального вдоха от столь сильного чувства искреннего восхищения и трепета. Чистая, нежная мелодия врывалась в сердце вихрем, крушила самообладание, разогревала интерес с каждым протяжным звучанием инструмента. Все ближе и ближе, и ближе… На секунду он приостанавливается, смотрит себе под ноги, где тысячи маленьких разноцветных огоньков плясало на белоснежном снегу, хрустящем при каждом чужом шаге, прикрывает глаза и подставляет веснушчатое лицо пушистым хлопьям. В груди тянуло от волнения, и чувство это заставляло дрожать сжатые в кулаки руки. В голове же было как никогда пусто: мелодия искрилась теплом и странной надеждой, вызывала в душе позабытое ощущение хрупкой влюбленности. Пальцы вытягиваются непроизвольно, дергаются вперед, будто пытаясь достать до несуществующих черно-белых клавиш и усовершенствовать само совершенство, доказать незримому музыканту, что он не один, что он — Дрим — слышит чужое одиночество и неловкую надежду, так отчаянно издаваемые каждым дрожанием нот. Дрим слышит — и этого достаточно, чтобы ноги сами понесли его дальше, в сторону потерянной среди витающего в воздухе счастья души. Несясь мимо пестрящих праздничностью заведений, он, кажется, умудряется в спешке зацепить нескольких прохожих, но единственное, на что Дрим сейчас способен — воровато извиниться перед ними, не замечая лукавых искорок, с которыми после те смотрят ему в спину. «Влюбленность закрывает глаза на многое», — читается во взгляде каждого, в каждой мягкой улыбке незнакомцев и в каждом теплом смешке. И, тем не менее, блондин не останавливается, чтобы понять, осознать причину чужого настроения. В ушах стучит от странного волнения, дыхание спирает лишь от одной мысли о неизвестном мастере, о тонких кистях и покрасневших на холоде пальцах, невесомо скользящих по натянутых струнах скрипки, удерживающих тонкий смычок. Мысли не задерживаются ни на секунду, не роятся в голове всполошенным вихрем эмоций, не мешают думать и наслаждаться каждым мгновением. И уже неважно девушка или парень — Дрим понимает, что готов на все, только бы столь нежная мелодия не заканчивалась никогда, только бы продолжала играть и играть, пока пальцы не украсят крошечные мозоли, а сердце больше не будет биться столь же трепетно от одной лишь чувственной протяжной ноты. Он готов влюбиться в ту же секунду, как после короткой паузы умиротворенные звуки возвращаются вновь, с новой силой и застывшим в воздухе вопросом: «Слышит ли хоть кто-нибудь?..». Парня бьет под дых та хрупкая, повисшая только между ними двумя надежда, он делает последние шаги по направлению к небольшой толпе, пробирается между зачарованными мягкой мелодией незнакомцами. Поднимает глаза на одинокую невзрачную фигуру. И замирает, восторженно выдохнув прозрачное облачко пара в морозный воздух. Сердце предупреждающе ухает куда-то вниз, а после с новой силой ударяется об ребра, бьется в груди, словно птица в клетке. И на мгновение — лишь на какое-то жалкое мгновение — он, кажется, готов поверить во что угодно, не слушая никого и ничто, кроме того великолепия перед глазами, отпечатавшегося на подкорке сознания взрывом щемящего влюбленного чувства. «С первого взгляда не влюбляются», — шепчет подсознание, и Дрим радостно его игнорирует. Словно кукольные, чужие белоснежные пальцы нежно порхали по золотистых струнах, осторожно держали тонкий смычок: в каждом движении — немой вопрос, крохотная надежда и отчаянная просьба. В каждом тихом вздохе — любовь и обволакивающая душу нежность. Снежинки медленно порхали вокруг невзрачной, но такой очаровательной фигуры незнакомца, мягко ложились на темные кудри и длинные ресницы, дрожащие от переполняющих душу эмоций. На румяных щеках весело играли разноцветные рождественские огни, прыгали на веках и искусанных, плотно сжатых губах, где едва заметно играла небольшая улыбка. Музыкант был подобен заблудшему среди метели лебедю — такому же великолепному и непорочному, и, тем не менее, такому же одинокому среди белоснежной пустыни. Словно пытаясь докричаться хотя бы до единой живой души, он раз за разом срывал со струн бережную, отчаянную мелодию, которую из тысяч других смогла услышать лишь его — Дрима — душа. И Дрим слушает. Пропускает сквозь себя чужое бремя одиночества и странной тоски, не пытаясь сдержать судорожный вздох, что не остается незамеченным: незнакомец мелко вздрагивает, из-за чего высокая нота невозвратимо ломается на самой середине, распахивает невозможно глубокие темные глаза, и крохотные белые крупинки скатываются с ресниц на алые щеки. В чужом взгляде неверия, удивления и очаровательной растерянности столько, что Дрим не может не улыбнуться, тепло сощурившись, когда долгий взгляд останавливается на нем, а после мягко скалится, когда чужие губы растягиваются в ответной, лучезарной улыбке. Музыкант выглядел так, словно не верил своему счастью: бессильно опустил скрипку на припорошенную снегом лавочку, не обращая никакого внимания на понемногу уходящих из собравшейся вокруг толпы людей. Слышатся неудовлетворенные вздохи, тихие разговоры и ускользающее восхищение в чужих смешках — никто так и не сумел расслышать ту тоску и хрупкую надежду, которая столь жалобно рвалась в закрытые из-за другого счастья сердца. И лишь одно приняло, согрело нежной улыбкой и не отпустило даже тогда, когда кроме них на маленьком клочке тротуара не осталось никого. «Нашел», — губами шепчет Дрим, и это — последняя преграда. Музыкант чуть ли не срывается с места, в несколько шагов сокращает расстояние между ними навстречу буквально незнакомому человеку, единственному, кто смог услышать его немой вопрос. А блондин улыбается еще шире, расставляет руки в приглашающем жесте и ловит радостного брюнета, который от счастья стиснул его до еле слышного хруста позвоночника. Тэйкен охает от неожиданности, но парня не отпускает, лишь стискивает крепче и, не слушая недовольный голос разума, впервые чувствует себя на своем месте, чувствует невыносимую нежность и разливающееся в груди тепло от одного взгляда на припорошенную белыми хлопьями макушку. Вдыхая тонкий запах апельсинов и ромашкового шампуня, Дрим позволяет словам срываться с собственных губ тихим шепотом, ловить ответную дрожь гибкого тела. «С первого взгляда не восхищаются», — в очередной раз шипит на него голос разума, И Дрим как никогда рад, что не слушает искушающие мысли-игры своего подсознания. Ведь чужие глаза светятся тысячами огней, искрятся от хрупкого, чуть боязливого счастья, и блондин в ответ сжимает дрожащие ледяные ладони в попытке спрятать от щиплющего нежную кожу мороза. И, когда на первый повисший между ними вопрос, брюнет неловко убирает конечности из его хватки, осторожно, будто опасаясь реакции парня, складывает пальцы в замысловатых жестах, опуская взгляд, словно провинившаяся перед хозяином собака, Дрим обещает никогда не отпускать бледную и изящную, словно дорогой фарфор, руку. И впервые за мгновение знакомства переплетает их пальцы.

***

Уилбур подозрительно щурится, складывает руки на груди в жесте, так и говорящем: «Ну да, ну да… так я тебе и поверил, болван», когда Дрим возвращается домой лишь под самое утро. Шатен молчит, смотря на запыхавшегося, счастливого друга со смешинками во взгляде, шутливо приглашает его в кухню, и, когда тот воодушевленно проскальзывает в теплое помещение, добродушно закатывает глаза. И только после, дождавшись пока блондин чуть поумерил сквозящее в каждом мимолетном движении трепетное восхищение, спрашивает, кто смог так прочно засесть в его голове. На веснушчатом лице проскальзывает искренняя и до того глупая улыбка, что Сут замирает, уставившись на Тэйкена с немым вопросом в глазах, так и не доносит к губам наскоро сделанный чай. Он спрашивает у Дрима о том, кто она, а в ответ получает лишь искрящийся от восторга взгляд и тихий, мечтательный смешок. Паззлы нехотя складываются вместе, и Уиблур уже не такой веселый как раньше, хмурится, смотрит недовольно, но ни слова не говорит — настороженного прищура хватает с лихвой. «С первого взгляда не мечтают», — хочется прошипеть в это поддетое счастьем лицо, и Сут, наверное, впервые в своей жизни сдерживается от колкого осуждения. А после, устало приподняв кончики губ в натянутой улыбке, слушает историю друга. Слушает и медленно удивляется, забывает и о собственном охладевающим чае, и о невыносимой наивности Тэйкена. Слушает о таинственном безголосом музыканте, покорившего душу переполненной хрупкой надеждой мелодией, о замерзших, изящных ладонях, мягко удерживающих инструмент, о чужой невинной улыбке и огромных темных глазах, смотрящих на мир с небывалой любовью. Уилл слушает, и от сквозящего в голосе друга тепла его передергивает. «С первого взгляда не боготворят» — шепчет он непослушными губами. Блондин улыбается и лишь качает головой. К чужой просьбе он остался глух.

***

Второй раз это происходит спустя нескольких недель — долгих, тяжелых недель, во время которых Дрим успевает извести себя не один и не два раза. Переполненный необъяснимой легкостью в ту незабываемую предрождественскую ночь он умудрился забыть спросить у музыканта его контакты, чтобы после суметь с ним связаться, а потому все время ходил как в воду опущенный. Дристу его поведение забавляло, девушка уже начинала догадываться, что послужило этому причиной. Уилбур же только закатывал глаза, но в чужое дело не лез, оставляя за блондином право выбора, и тактически молчал, изредка приподнимая бровь в ответ на чужие метания. Шатен все еще недоумевал из-за того, что случилось в ту рождественскую ночь, все еще считал, что Дрим — чертов наивный балбес и ничего не смыслил в таком обширном понятии, как «симпатия». Тем не менее. Дрим вздыхает, когда Карл настойчиво толкает его в сторону какого-то кафе, улыбается в ответ на слишком громкие обещания о том, что здесь он сможет наконец-то расслабиться и перестать себя накручивать по сущей мелочи. Этот по натуре мягкий парень одним из первых узнал о его нежной, но внезапно крепкой влюбленности в одинокого уличного музыканта — Джорджа, одним из первых с восхищением и чрезмерным нетерпением заявил, что хочет воочию с тем познакомиться, одним из первых успокаивал Дрима, когда тот внезапно с накатывающей паникой не прошептал, что забыл взять его контакты. Якобс все время улыбался — мягко, с теплом в светлых глазах. Обещал, что он наверняка найдет свою потерю, Ламанбург ведь не был столь же большим городом в сравнении с теми же Погтопией, Киноко или Синдикатом. В месте, где каждый встречный — близкий друг или знакомый, отыскать милого брюнета с невероятными бездонными глазами было слишком легко. Карл добродушно хмыкает собственным мыслям и пихает застывшего на пороге здания блондина с завидным упорством. Дрим, наконец, поддается. Над головой приветливо звенит маленький колокольчик, когда парни шустро проходят в уютное помещение, крепко впитавшее в себя запах терпких кофейных зерен, приторной карамели и молока. Карл от удовольствия жмурит глаза, когда уличный мороз сменяется блаженным теплом, снимает перчатки и верхнюю одежду. Некоторые посетители их узнают: приветливо улыбаются и машут рукой в ответ на мягкий кивок. Дрим занимает им столик в самом углу, и лишь удобно устроившись на бежевом диванчике, Якобс позволил себе наконец расслабиться и уже в полной мере выслушать друга. — Раскажешь? — парень растирает холодные ладони и смотрит на скромный лист меню перед собой, чуть склонившись над столом, а после переводит взгляд на лениво развалившегося Тэйкена. Тот уже выглядел чуть лучше: как минимум с веснушчатого лица исчезла преследовавшая уже как неделю пресная мина, от странной рассеянности не осталось и следа. Словно предчувствуя что-то хорошее, настроение блондина тут же вернулось с едва ли не удвоенной силой. Дрим задумчиво хмыкает, смотрит за окно заведения, где небольшая свора детишек с завидным упорством делали снеговика, едва ли не падая от усталости из-за слишком огромных слепленных снежных комов, смотрит на жмурящегося от солнечного света Карла с заметным смешком в глазах. А тот лишь щурится сильнее, наверняка уже мысленно проклиная Тэйкена за отлично подобранное место, и прикрывается листом меню в попытке оградить себя от назойливых лучей и слишком широкой улыбки друга. После — прицельно пинает чужую ногу под столом, невозмутимо дернув бровью, когда в ответ на шипение Дрима в их сторону любопытно оборачивается несколько лиц. Тэйкен цедит в его сторону что-то не слишком обидное, едва сдерживая в себе острое желание швырнуть в Якобса салфетницу, выдерживает его непринужденный смешок лишь чтобы после с явным недовольством продолжить все еще незаконченный разговор. Атмосфера вокруг них как никогда кстати к этому располагает, тихие разговоры и шелестящий смех заполняют помещение странным уютом. Когда Карлу приносят его латте и блинчики с медом, Дрим наконец позволяет собственным мыслям плавно перетечь в более спокойное русло, с удовольствием и небольшой усталостью взвалит на довольного друга все волнующие его домыслы, тонко граничащие с переживаниями. Время медленно переваливает за полдень, когда Карл впервые слишком громко усмехается и, вместе с тем, старается заглушить собственное веселье, отпечатавшееся на чужом лице тенью непонимания и — лишь на секунду — раздражения. В том, что Дрим был сказочным идиотом, знали все близкие и не близкие друзья, а потому смеяться с друга по столь сущим мелочам было слишком глупо. Тем не менее, Тэйкен умел удивлять. Якобс лишь надеялся, что сам блондин с подобной везучестью не наживет себе врагов, другое — дело десятое. Дрим закатывает глаза. Скрывать свою потеху Карл никогда не умел, но, к счастью, неприятных чувств такое отношение не вызывало — шатен прекрасно знал себе цену, с пониманием относился к каждой проблеме, даже к той, которую преждевременно не нарочно умудрялся высмеять. Отворачиваясь к окну, чуть запотевшему из-за контраста температур, Тэйкен невольно думает о том, что слушатель из Якобса такой же, как из него — Ариана Гранде. А после замирает, не в силах поверить в увиденное. Шатен за долю секунды подмечает резкую смену эмоций на веснушчатом лице, не сумев сдержать ответную легкую дрожь от любопытства. — Это он? — Карлу не составляет труда определить куда смотрит его внезапно вскочивший друг, шокировано распахивает глаза, когда наконец видит то, что так привлекло внимание Дрима. «Точнее, кого», — мысленно поправляет себя шатен и довольно усмехается, стоит лишь резко остановившемуся посреди дороги брюнету встретиться с прожигающим взглядом Тэйкена, неловко поскользнувшись на скользкой брусчатке и вцепившегося в черный футляр до дрожи пальцев. Тэйкен не двигается несколько долгих секунд, будто пытаясь понять, не видится ли ему столь знакомая фигура. Лишь после до него, наконец, доходит и что-то громко щелкает в его сознании. — Да, — подрываясь с места, Дрим не видит, как на смущенном лице музыканта проскальзывает очаровательная улыбка, а румянец на морозе становится еще ярче, чем был до этого. Зато это прекрасно видит Карл, который ловит осторожный взгляд темных глаз и приветливо машет рукой, буквально зазывая внутрь кафе и жирно намекая на одного конкретного блондина, решительно настроенного выбить входную дверь по пути на улицу. Джордж мягко улыбается, а после аккуратно, но настойчиво тянет за рукав другого парня, которого Якобс до этого времени и не замечал, изучая внезапного «найденыша». «Красивый», — Якобс тихо фыркает, добродушно закатывает глаза, ловя на себе заинтересованный, внимательный взгляд покрасневшего брюнета, и любопытно хихикает, когда того резко тянут в сторону. Шатен отворачивается от окна с дурацкой улыбкой на губах, пригубливает небольшую порцию кофе, невольно прикидывая, не умудрится ли и сейчас Дрим проворонить своего неуловимого музыканта, а после застывает, когда небольшая компания, приблизительно через минуту, вваливается обратно. Карл уже как раз решил понемногу собираться, умно решив пока что не лезть Тэйкену на глаза, но, неожиданно бесшумно зайдя в кафе и быстро отыскав взглядом его фигуру, блондин решительно потянул за собой обеих парней с какой-то странной эмоцией на дне глаз. Лишь после Якобс, наконец, знакомится с Джорджем и его другом — Сапнапом — по-настоящему, понемногу подстраивается под чужую особенность и, смотря на счастливого Дрима, чувствует себя действительно довольным сложившейся ситуацией. Наверное, именно немота стала причиной того, что музыкант очень часто смущался и прятал глупые улыбки за чашкой зеленого чая, умиляя Карла все больше и больше. И, вместе с тем, тот умудрялся выглядеть непринужденно и спокойно, чего не скажешь о его друге, которому дай возможность сбежать — тут бы ею воспользовался. Уже спустя полчаса, нетерпеливо постукивая пальцами по столу, Сапнап выглядел так, будто в данную секунду ему приходилось испытывать на себе все муки мира без возможности от них ускользнуть. И тем забавлял Якобса все сильнее и сильнее. А после Джордж, используя небольшой синий блокнот как инструмент для общения, предлагает научить их самых банальных жестов, и брюнет не выдерживает, раздраженно шипит тому что-то о времени, закатывает глаза, порываясь подорваться с места. Карл фыркает, бросает несколько колких замечаний насчет чужого поведения, и, пожалуй, в повисшей между ними тишине это звучит достаточно громко, чтобы пылающий темный взгляд резко остановился на нем, а поток не слишком мягкой речи неожиданно прекратился. Сапнап смотрит на него с непонятным чувством на дне глаз, недовольно приподнимает брови, но, наткнувшись на чужую осторожную улыбку, хмурится и неопределенно фыркает. Дрим не сдерживается и коротко хохочет, когда брюнету прилетает ощутимый подзатыльник от Джорджа, который смотрел на неожиданно присмиревшего друга с толикой неодобрения. Карл примирительно приподнимает руки, когда горящий взор вновь останавливается на нем, и улыбка медленно сползает с лица, стоит Сапнапу стыдливо покраснеть и, быстро извинившись, довольно шустро выбежать из заведения. Музыкант вздыхает, пишет, что с его другом такое случается впервые, и смотрит на застывшего Якобса со странными смешинками. Расходятся они лишь ближе к позднему обеду, когда небо на улице медленно темнело из-за приближающихся сумерек, а вывески заведений понемногу начинали загораться неоновыми цветами. Дрим не хочет отпускать чужие тонкие запястья, но, смирившись под мягким взглядом Джорджа, все-таки отходит на шаг от него, напоследок мазнув большим пальцем внутреннюю сторону ладони. И Карл видит, с каким теплом они смотрят друг на друга, остановившись неподалеку. Смотрит и слегка завидует столь чистым и светлым чувствам, из-за чего непонятная эмоция плотным клубком сгущается в груди, цепляется за мысли и не отпускает до тех пор, пока его осторожно не тянут за рукав куртки. Музыкант смотрит с осторожностью и легкой обеспокоенностью, будто лучше всех знал, что у него на душе, крошечно улыбается и достает тот самый блокнотик, что-то в нем аккуратно записывая. Карл на секунду отводит взгляд, только сейчас замечая, что Дрима поблизости уже нет, но, не успевает он как следует позлиться на друга из-за его беспечности, как в руки ему тут же суют маленький свернутый листочек, а Джордж, мягко кивнув на прощание, под тихое поскрипывание снега проходит мимо него. Редкие прохожие любопытно поглядывали в его сторону, шушукались и, улыбаясь, продолжали идти дальше. А Карл был не в праве сдержать непроизвольный веселый смешок, раз за разом вчитываясь в аккуратно выведенные слова. «Будь осторожен, ты понравился нашему горячему мальчику», — Якобс фыркает еще раз, довольно жмурится и прячет записку в кармане куртки, смотря в сторону, куда ушел Джордж. А в груди впервые теплилось доселе непонятное чувство.

***

Чувствовать в своей ладони чужую — сухую и теплую — слишком непривычно, ново, но, тем не менее, неожиданно приятно для того, чтобы желание вырывать конечность из хватки загорелых пальцев за мгновение превратилось в кучку пепла. Джордж улыбается, смотрит на Дрима с заботой и затаенной нежностью, сжимает руку сильнее и медленно следует за неторопливо идущим впереди блондином. На душе впервые за несколько лет было спокойно и легко, мысли не метались в попытке разбить черепную коробку и мирно плыли в сознании тихим ручейком. С Дримом было уютно. Джордж лишь на секунду отводит взгляд от чужого затылка, где при каждом шаге блондинистые волосы переливались золотом в последних лучах, думает о том, что Сапнап наверняка его убьет, так как Фаунд счел ненужным предупреждать друга о своем внезапном уходе. Но беспокойство тут же отступало, как только яркий взгляд ловил его собственный, а мягкие слова успокаивали разбушевавшиеся было мысли, и Джордж впервые в жизни был искренне благодарен столь глупому стечению обстоятельств, благодаря которому они встретились. «Таких совпадений не бывает», — с сомнением в голосе сказал ему Сапнап, когда после той рождественской ночи Фаунд вернулся необычно воодушевленным, с лихорадочным счастливым блеском в глазах. Но ни слова против не сказал, лишь заинтересовался личностью нового знакомого Джорджа и, в общем-то, не отлипал от того с вопросами весь день напролет. Брюнет весело хмыкнул, вспоминая, как его друг раз за разом закатывал глаза, стоило ему только тому намекнуть о внезапном стечении обстоятельств, и раздраженно повторял, что в подобной ситуации могут оказаться только чертовые идиоты. Правда, как оказалось, даже такого человека, как Сапнап, этот коллапс с незатейливым именем «Карл» не обошел стороной, а значит… Джордж тихо мычит, когда Дрим спрашивает его о причине столь приподнятого настроения и хитро усмехается. Чертенок, сам светился от счастья так, что музыканту время от времени приходилось щуриться в попытке поймать взглядом чужие глаза, и от этого, казалось, веселился только сильнее. А Джордж притворно хмурился, пытаясь спрятать слишком широкую улыбку в мягкой ткани шарфа, свободной рукой пихая блондина вбок, из-за чего тот вполне себе искренне возмущался. Вокруг них не было ни души, лишь в дали можно было увидеть парочку бредящих по заснеженному тротуару фигур, одинокие фонари освещали небольшие островки пространства. Дрим усмехается, а после, что-то быстро прикидывая у себя в голове, резко останавливается, из-за чего Джордж от неожиданности врезается в широкую спину. Брюнет вопросительно тянет его за рукав куртки, нерешительно приподнимает бровь и… Честно, готов прибить Дрима в ту же секунду, как после легкого пинка все открытые участки кожи тут же обжигает леденящим холодом. Фаунд даже не успевает понять в какой момент веселые искры в чужих глазах сменяются хитрым прищуром, когда мир перед глазами опасно переворачивается, а сам он неосознанно хватается за первое, что попадается под руку. Тэйкен удивленно охает, когда его резко дергают за шарф, но как следует возмутиться не успевает — ткань плотно обхватывает горло, заставляет подавиться собственным смехом и глупым образом поскользнуться на заснеженной брусчатке. Падение значительно смягчает лишь подушка из снега и одного крайне недовольного парня, чья невольная улыбка все шире и шире растягивалась на раскрасневшемся лице, и Дрим, задушено хохотнув и пробормотав что-то о исключительном везении британских мальчиков, лениво откатывается в сторону и наконец ослабляет хватку на горле. Какое-то время ничего не происходит. Кряхтя из-за еле сдерживаемого смеха, Тэйкен все никак не может в полной мере произнести и звука, настолько ситуация была по-детски абсурдной, но тут же со свистящим смехом вскакивает со снежного сугроба, когда ему в лицо прилетает горсть морозного снега. В отместку, так сказать. Джордж недовольно сопит, но руку помощи принимает даже раньше, чем Дрим успевает ее протянуть. Оказавшись на своих двух, тот тут же принимается оттряхивать одежду от налипшего снега, на ходу поправляя неряшливо сползшую шапку. Блондин весело сверкает глазами, не замолкает ни на секунду и, сетуя на удачливость парня, помогает Джорджу привести себя в порядок. Лишь когда тот достаточно громкого чихает, Тэйкен, наконец, обращает внимание на чужие красные нос и щеки, и сотрясающиеся от крупной дрожи ладони, хмурится и настойчиво тянет брюнета за руки к себе, обеспокоенно спрашивая о самочувствии. А Джордж отмахивается от него, как от надоедливого жука, но все-равно позволяет Дриму себя куда-то увести. Заснеженный парк так и остается за спиной, напоминая о произошедшем ребячестве лишь кое-где примятыми снежными сугробами. Джордж счастливо улыбается, когда после Дрим пытается его отогреть в закрытом еще час назад ресторанчике близкого друга, помещения которого напрочь впитали в себя сладкий запах шоколада и теста, а рядом нерадивого блондина отчитывал и сам владелец заведения, кидавший на брюнета любопытные взгляды светло-серых, практически бесцветных глаз. Бэд, как представился мужчина, все-таки смилостивившись над Тэйкеном, разрешил им немного побыть в заведении, пока он не закончит с кое-какими бумагами. И даже угостил их оставшимися сладостями! Дрим же, пользуясь выпавшими привилегиями и возможностями, до поздней ночи сидел рядом с брюнетом на одном из мягких диванчиков, рассказывая дремлющему Фаунду обо всем, что знал сам, пока за окном медленно падали крупные хлопья.

***

Карл пялится на погаснувший дисплей телефона секунду, две… В голове что-то болезненно щелкает и, пьяно хихикая, парень прячет разряженный прибор в карман. Безвольно откидываясь на заснеженную лавку, он подставляет покрасневшее лицо холодному снегу, пытаясь сконцентрироваться на вялых мыслях и, наконец-то, хотя бы косвенно осознать ситуацию. Медленно моргнув, шатен прикрывает глаза и выдыхает в воздух облачко пара. Бледная кожа ладоней начинает краснеть и щипать на ночном морозе, от которого руки уже давно потеряли чувствительность и тряслись, словно у какого-то старика. В глазах же блестела подступающая влага. Желание поскорее спрятаться от глупой правды птицей бьется в раскалывающейся голове, и Карл всеми силами пытается заткнуть то болезненное и крайне мерзкое чувство в груди. И очень быстро терпит в этом поражение: судорожный выдох служит отсчетом последующей уже совсем скоро истерике. Шон забыл отдать ему ключи. Сраные ключи, которые тот после недавнего звонка обещал вернуть только с утра из-за невозможности вызвать такси: было слишком поздно, близилась буря, и вряд ли нашелся бы смельчак, который захотел сунуться в такую погоду лишь ради одного крайне неудачливого паренька. Он уже успел отморозить себе все, что только можно, но все-равно предпочел об этом умолчать — Шон ничем не мог ему помочь и извел бы себя быстрее, чем придумал хоть что-то более-менее приемлемое в сложившейся ситуации. И дело было даже не в отсутствии доверия к младшему. Брат за него искренне волновался, понимая в какой теперь заднице Карл из-за одной его ошибки, а потому взял с того обещание, что он завалится на ночь к кому-нибудь из знакомых. Конечно же Якобс соврал, чтобы не расстраивать Шона еще больше. Сраный идиотский поступок, светивший ему еще не выплаканной истерикой и бессонной ночью на безлюдных снежных улицах. И теперь здесь, на этой лавочке, во время сильных заморозков, ему придется провести целую ночь, пока брат не вернется домой. Якобс шумно вздыхает, и звук этот больше походит на всхлип, чем только ухудшает ситуацию. Карл редко когда плакал: по самым разным причинам, будь то банальная мелкая обида или серьезная ссора с кем либо из знакомых, но именно сейчас он готов был сорваться в тихую истерику с минуты на минуту. Острое чувство бессилия давило со всех сторон, сдавливало шею удавкой и мерзко копошилось под кожей, сотрясая тело крупной дрожью. У него не было даже денег: из своей зарплаты парень выделил достаточную сумму для того, чтобы сегодня суметь удачно напиться в компании немногих друзей и все так же удачно доехать домой на такси. Приехали, так сказать. И теперь Якобсу от собственной педантичности было до смешного тошно. Впервые за несколько часов городской тишины Карл содрогается, едва ли не вскакивая со своего места. Природа решила вконец над ним поглумиться: температура, казалось, понизилась до такой степени, что, даже на нетрезвый рассудок и алкоголь в крови, тело не могло ее игнорировать; понемногу начал подниматься ветер, кружа в воздухе снежные вихри и безжалостно бросая их в продрогшего парня. Якобс обхватывает себя руками, пытаясь успокоить прокатившуюся по коже судорожную дрожь, с ногами забирается на лавку и прячет голову за меховым капюшоном. Сцепив зубы, парень пытается сдержать рвущийся наружу всхлип, а когда понимает, что это сильнее его — вздрагивает от прокатившегося по пустой округе жалобного звука. От собственной слабости было тошно. Тонкие влажные дорожки тянуться вниз по щекам, по приоткрытым губам и впитываются в ткань шарфа, которая уже совсем скоро напрочь промокнет из-за соленой влаги. Вместо громких рыданий Карл лишь тонко и задушено всхлипывал, все еще не смея давать волю прорвавшимся чувствам, сотрясался из-за крупной дрожи и впервые ощущал себя брошенным целым миром щенком, как бы смешно и банально это не звучало. Ослабшие окоченевшие пальцы, будто чужие, все так же сжимали рукава лиловой куртки, припорошенной снегом, и парень даже не пытается поднять глаза, уткнувшись лбом в колени. — Эй? — тихо и неуверенно. Карлу сначала кажется, будто ему чудится, и нетрезвое сознание вновь играет в свои мерзкие игры против своего хозяина. У него вновь не получается сдержать накатившие переживания, и вырвавшийся судорожный всхлип на долю секунды приводит в замешательство. А после к руке кто-то аккуратно прикасается, мимолетно согревая ледяную кожу теплыми ладонями, и шатен вздрагивает уже не от холода. Он отшатывается от незнакомца, как от прокаженного, чувствуя, как из-за столь резкого движения все окоченевшие мышцы тут же потянуло от неприятной боли, и замирает под пронзительным взглядом, не смея шевельнуться. Только вот темные глаза были далеко не незнакомыми, как казалось поначалу. Смуглое лицо, черты которого Якобс до смешного легко смог рассмотреть во тьме, глупо вытянулось из-за мелькнувшей на нем тени узнавания. Рука сжала его ладонь крепче, практически до боли, но едва ли шатен обратил на это внимание, поглощенный противоречивыми чувствами. — Карл?! — С-сапнап? — Якобс бормочет имя парня не менее удивленно, неловко стирая слезы и, пытаясь как можно быстрее скрыть следы истерики, отворачивается от брюнета. Тот растерянно приседает перед ним на корточки и осторожно проводит ладонь по чужой, вздрагивающей спине, пытается посмотреть шатену в лицо. Карл же не знал куда деть свои наверняка покрасневшие, припухшие из-за слез глаза, а потому на попытку Сапнапа повернуть его к себе лицом, обессиленно опускает голову, прячется в капюшоне. Следующие слова прозвучали в более грубой форме, чем хотелось, но его разбитое состояние сильно сглаживало малоприятные последствия. — Что ты здесь делаешь? — Это я у тебя хотел спросить, идиот. Какого черта ты сидишь в два часа ночи на таком морозе? Вообще с катушек слетел? — брюнет громко фыркает и закатывает глаза, стараясь поймать чужой взгляд. Ледяная ладонь согревается слишком долго, дрожит и все порывается вырваться из его хватки, словно Карлу было физически неудобно в компании такого человека, как Сапнап. Как бы не так. Парень раздраженно цокает в ответ глупому поведению шатена, подозрительно легко отводит от покрасневшего лица вторую руку и растирает продрогшие ладони в своих, силясь согреть их как можно быстрее. — Не твоего ума дело, может быть я… отдыхаю. В столь извращенной форме, — Карл смотрит на представшую перед глазами картину со странной эмоцией в глазах, но на незатейливые махинации Сапнапа отмалчивается и позволяет тому делать, что душе угодно. Возможно, он все еще не отошел от того количества выпитого им пива, чтобы смотреть на ситуацию достаточно трезво, но игнорировать резкое поведение парня было гораздо проще. Якобс невольно расслабляется из-за растекшегося от ладоней мягкого тепла, глубже прячет лицо в слегка влажной ткани шарфа, и на едкий смешок возле головы едва ли обращает внимание. Странное ощущение полудремы сбивало с мыслей. — Даже извращенцы не сидят допоздна у подъездов во время надвигающейся бури, Карл, так что не заливай мне тут, окей? И да, я спрошу еще раз, — несмотря на язвительность в собственном тоне, Сапнап действительно старался вести себя аккуратно. Кто знает, не отморозил ли себе этот умник кроме задницы еще и мозги? Поэтому, осторожно приподняв заснеженную ткань капюшона, брюнет пытается выглядеть не слишком недовольным тем, до чего себя довел шатен, вглядываясь во влажные покрасневшие глаза. — Почему дома не сидим, м-м? — Ключи где-то… потерял, — Сапнап подозрительно щурится. Слова Якобса складывались в какое-то бессвязное бормотание, и неожиданная мысль взбирается в голову. Брюнет медленно склоняется ближе, шумно вдыхая морозный воздух. Секунды две не происходит ровным счетом ничего, а после тишину разрезает тяжелый вздох. — Прекрасно, ты еще и пьян, — Карл решает поднять на Сапнапа чуть боязливый взгляд, и, не найдя в чужих глазах и капли злости, невольно удивляется, льнет к теплому телу ближе, как только загорелые руки, оттряхнув его от снега, настойчиво притягивают к себе. А после брюнет, прижавшись теплой щекой к щеке дрожащего парня, тихо уточняет: — Я так понимаю, ночевать тебе негде? Карл сильнее зарывается носом в одежду друга и отрицательно что-то шепчет, не видит крошечной улыбки, мелькнувшей на чужих губах. — Отлично, тогда держись крепче, — Сапнап выпускает растерянного шатена из объятий, оттряхивается и мягко, без предупреждения подхватить того на руки. Стоит капкану из чуть согревшихся рук сомкнуться за шеей в поиске опоры, брюнет тихо довольно хмыкает. Что и стоило ожидать. Якобс от неожиданности напрягается, широко распахивает глаза и смотрит на невозмутимое лицо собеседника со смесью непонятных даже самому себе эмоций. Сапнап же этот цепкий взгляд намеренно игнорирует, уверенно неся его куда-то, словно девицу. Сквозь мутноватую пелену шатен чувствует, как горят собственные щеки, а потому прижимается к теплому телу ближе, невольно вдыхая тонкий запах корицы и соли. — Э-эй, ты чего удумал? Сапнап? — Спасаю твою задницу от проблем, что непонятного-то? — парень хмыкает, награждая Карла ироничным взглядом, и осторожно устраивает легкое тело в руках поудобнее. Вокруг них буря начинает бушевать все сильнее, и брюнету приходится все время щурится, замедляя шаг чтобы ненароком не влететь в неприметный сугроб. Тем более, снег перекрывал видимость достаточно для того, чтобы идти к остановленной на обочине машине по памяти. — Ну не на руках же меня нести… Я и сам дойти смогу, только скажи куда, — кинув на Якобса тяжелый взгляд, Сапнап вздыхает. И совершенно точно не по тому, что в состоянии вялой мямли Карл больше напоминал глупого ребенка, нет. Ну, возможно лишь немного, не больше. Все-таки тот наверняка не отвечал за последствия чего-бы-там-с-ним-не-приключилось, которые вылились в подобную ситуацию. Шатен имел право идти и делать что угодно, было бы только желание, но, в случае, если после за спасение задницы придется отвечать ему — Сапнапу — игра существенно меняла свои правила. — Чтобы ты тут же упал? Я, конечно, не против увидеть тебя возле своих ног, но не в таком контексте, милый, ты уж прости, — не упустив возможности съязвить даже в такой сложный момент, брюнет, тем не менее, довольно смеется, когда слова находят отклик. Карл вздрагивает от явной издевки и сильнее прячет лицо в чужом плече. Сапнап же в умилении приподнимает брови, понимает, что тот покраснел. — Ради всего святого, заткнись, — едва слышно бормочет тот, сжимая ладонями скользкую ткань белой куртки, и недовольно сопит, когда в ответ Сапнап язвит в очередной раз: — Как скажешь, принцесса. — Засранец, — роняет напоследок шатен и неожиданно громко зевает, рассеянно сложив губы в полуулыбке на тихое фырканье под ухом. Минуту пути они проводят в глухой тишине, прерываемой лишь шумным свистом ветра и тяжелыми шагами Сапнапа, сопровождавшимися громким хрустом снега под ногами. А после брюнет останавливается, из-за чего впавший в легкую дрему Карл резко вскидывает голову, практически тут же жалея о своем поступке. Его мягко ставят нетвердыми ногами на землю, и Якобса ощутимо ведет в сторону, но твердая хватка на руке не дает даже малейшей возможности свалиться в сугроб. Лишь после шатен с трудом фокусирует взгляд и, наконец, осознает, что перед ним не черное «нечто», а вполне себе стандартная машина. Сапнап мельком мажет взглядом по вялой фигуре, хмыкает и открывает пассажирскую дверь, чуть ли не силой впихнув на сидение Карла, который уже просто не мог стоять ровно. Уже меньше, чем через минуту, и он отогревался на водительском месте, разглядывая разнеженного шатена со странной эмоцией на лице. — Если желаешь немного отдохнуть — пожалуйста, мой дом довольно далековато отсюда, так что, думаю, это будет лучшим решением с твоей стороны, — Сапнап ловит этот мутный взгляд, дергает бровью и вновь тяжко вздыхает, будто не до конца верит в то, что видят глаза. Вконец раскиснув от гудящей в салоне печки, Карл сонно пробормотал себе что-то под нос, не удостоив брюнета и каплей внимания. Рядом весело фыркают. Слышится тихий лязг ключей, руки мягко касается чужая — сухая и горячая, а после машина легко трогается с места. И Карл заторможено приподнимает голову, долго переваривает услышанное, с сильным запозданием бормочет: — Н-нет, я не думаю, что… — Уверен? Сомневаюсь, что ты в состоянии бодрствовать целый час, — Сапнап окидывает его придирчивым взглядом, кончики его губ забавно поддергиваются от открывшейся картины того, как Карл всеми силами пытался держать голову ровно и не клевать носом. Напрасно. Он слишком вымотался за этот день, чтобы желание наблюдать за дорогой пересилила нужда отдохнуть после столь насыщенных приключений. Иронично, что понимал это только Сапнап, который, улыбнувшись чужому поведению, лишь мягко покачал головой. — Хорошо тогда. И он ни слова на утро не скажет Карлу, каких усилий ему стоило внести его пьяное тело в дом, не собрав при этом все углы по пути к кровати. Ни слова с себя не выдавит, когда на него с утра набросятся с вопросами и требованиями объяснить, что именно он забыл в два часа ночи в том богом забытом месте, да еще и в часе езды от дома. Зато еще вдоволь посмеется с вида помятого, чуть ли не расхристанного на сбитых простынях шатена, с такой болью жалеющегося ему о жизни, словно он — Сапнап, должен был быть одним из его соучастников во вчерашней вечерней экзекуции над собственным организмом. Вдоволь погрызется с братом Якобса из-за его нерасторопности и безответственности. И, в общем-то, останется довольным из-за удачной попытки заставить Карла остаться у него как можно дольше вплоть до вечера, пока первые признаки простуды не станут причиной сорванного вечера и дальнейшей задержки шатена в стенах его дома. И никакие злые Шоны не станут ему помехой.

***

Джордж искренне удивлен, легонько проводя пальцами по гладким черно-белым клавишам. Застыв возле старого рояля, в его глазах плескался интерес, губы безмолвно шевелились из-за невозможности вымолвить ни слова. Мягкое любопытство невольно переросло в очевидное наслаждение представшим зрелищем, и Дрим ни за что не хотел прерывать этот хрупкий момент. В легких лучах, ненавязчиво пробивающихся из окна, брюнет выглядел, как спустившийся с небес ангел — расслабленные движения, осторожный взгляд из-под прищуренных глаз, золотой ореол света, который аккуратно обволакивал маленькую фигуру, безмолвно стоящую возле сверкающего чистотой инструмента. Блондин тихо вздыхает от переполняющей душу нежности, мягко улыбается и опирается об косяк двери, не смея нарушить чужое спокойствие. Пригласить Джорджа к себе оказалось не так уж и сложно, и уже спустя полчаса тот чувствовал себя в новой обстановке как у себя дома, что не могло не радовать. Брюнет странно ощущал себя в окружении незнакомых стен, всегда волновался и пытался по-тихому улизнуть, так как зачастую из-за невольного переживания ему могло стать дурно. Дрим искренне переживал за парня в такие моменты и о предложении заглянуть к нему домой говорил с едва заметной опаской. Расстраивать Джорджа не хотелось, и этот невольный страх был настолько отчетливо написан на обычно светлом лице, что брюнет каждый раз растерянно хлопал глазами, не понимая, отчего же тот так настырно обмывал себе все кости. Этот день, однако, стал исключением. Дрим отвлекся лишь на минутку, когда, предложив парню выпить с ним чаю, ненадолго отошел в кухню. А по возвращению его ждала неожиданная, но от того не менее приятная, картина. Джорджа всегда влекла возможность прикоснуться к искусству, ощутить хотя бы крупицу того волшебства, которое извлекали старые, но никак не непригодные струны. Парень и сам в каком-то смысле являлся частью своего хобби, находя подход даже к самому капризному инструменту. И это не могло не вдохновлять. Дрим мягко улыбается, когда сверкающий от энтузиазма взгляд брюнета останавливается на нем, из-за чего на загорелых щеках появляются небольшие ямочки. Джорджу всегда нравилось, когда Тэйкен был в подобном расположении духа: столь разомлевший, чересчур спокойный и невозможно уютный — он напоминал, скорее, сонного котенка, нежели взрослого, самодостаточного человека. Брюнет невольно улыбается, когда поток собственных мыслей так и не получается приостановить, и, наверное, в который раз за месяц знакомства с Дримом удручен невозможностью вымолвить и слова. В такие моменты как никогда хотелось поддразнить, впиваясь взглядом в каждую мелькнувшую на смущенном лице эмоцию. А иногда хотелось просто подойти к нему и обнять, ведь Джордж слепым не был. Он был немым, лишенным возможности полноценно поддержать дорогих сердцу людей словами. Его убивала невозможность дать другим ту поддержку, которую они ожидают, в которой нуждаются, ведь не все способны правильно истолковать его жесты, взгляды, действия. Непонятная грусть в глазах Дрима сбивала с мыслей. Хотелось утешить его, найти причину, из-за которой яркие улыбки меркли все больше и чаще. Но он не знал как: почти неделю Дрим не снимал с лица натянутую маску счастья, никак не реагировал на мягкие попытки Джорджа разузнать о своем подавленном состоянии или всячески переводил тему. С каждым днем парень отдалялся от него, то пропадая, то вновь врываясь в его жизнь уже буйным ураганом. Что-то грызло его изнутри, и, если Фаунд не узнает, что именно — он сгорит в огне собственных переживаний. «Все в порядке?» — Джордж взволнованно хмурится, жестикулирует чуть более резко, чем обычно, и не сводит с Дрима все такой же мягкий взгляд. Он никогда не считал парня безответственным или слишком самолюбивым, но то, как Тэйкен всячески ускользал от прямых вопросов о самочувствии не могло не обеспокоить. В каком-то смысле, Фаунд даже разочаровывался — не в друге, а в себе и в своих изъянах, которые, по его мнению, в какой-то момент начали расширять пропасть между ними. Невозможность помочь, если тебя попросту не слышат. Дрим все-таки подмечает мелькнувшую на бледном лице тень горечи, медленно отлипает от дверного проема и тихо приближается к Джорджу, чтобы после аккуратно взять того за ладонь. Говорить о своих чувствах — сложно и страшно, но не так паршиво, как изо дня на день разбивать душу мыслями том, что может произойти после. Потерять любимых из-за неосторожных слов было очень просто, поэтому он и молчал. Знать, что твои слова заставляют страдать близких — мерзко. — Идем на кухню? Я сделал нам чай и достал сладости, если ты не против, — Дрим тянет парня за собой, не замечая, как при упоминании еды у Фаунда заблестели глаза. Хотелось забыть о мрачных мыслях и подумать о том, что же делать дальше, если страх сдавливает горло даже сейчас. В кухне оба забывают о той странной искре напряжения, ускользнувшую мимо внимания каждого уже через некоторое время. Дрим умел отвлекать и отвлекаться от неловких моментов, а Джордж был слишком заинтересован предоставленным угощением в виде внушительного куска шоколадного торта и ягодного чая. Никто из них не хотел лишний раз волноваться в столь уютную минуту, не хотел рушить теплую атмосферу, окутывающую обоих мягким коконом. Улыбки не сходили с их лиц, а в помещении тихо звучал приятный голос Дрима, прерываемый небольшими паузами. Тем не менее, на душе у британца все равно было не спокойно, что за блестящим от любопытства взглядом, на счастье, было совсем незаметно. Джордж был сильным: улыбался в лицо проблемам и негативу, обнимал, когда было особенно сложно, и, хоть был не в силах сказать и слова, поддерживал так, как мог. Он никогда не говорил о своих изъянах, как о чем-то плохом, никогда не позволял другим убивать себя напрасными переживаниями, никогда и ни в ком не сомневался. Он жил одним днем, но, в то же время, не забывал о будущем. Он восхищал своей свободой и любовью к жизни. Но скорлупа — слишком тонкая и ненадежная. Всего лишь одного неосторожного движения хватит, чтобы красивая, но хрупкая маска покрылась сеткой трещин. Быть весельчаком — это ведь так удобно для общества, не так ли? Порой, Джордж сам себя не мог понять. Лгать в глаза любимым — больно и невыносимо, но по-другому никак, иначе маску потом будет невозможно собрать. Каждый раз он пытался улыбаться как можно искренней, чтобы поддельное счастье скрыло едва заметные надломы в его душе, отвело внимание от грубых трещин. В последнее время, делать подобное изо дня на день было все сложнее — Дрим был многогранным, смотрел на мир с необычным детским азартом и, вместе с тем, успевал сопереживать даже тем, кто о своем горе даже не догадывался. Слишком мягкий, Тэйкен дарил такое нужное понимание и поддержку каждой одинокой душе, не замечая, что, в итоге, сам ничем от них не отличался. Он мог смеяться, прогонять унынье совершенно не смешными шутками или скрашивать пустоту в голосе натянутыми заверениями, но одиночество все так же были его извечным другом. Дрим был его спасением, блаженным глотком воздуха перед глубоким нырком. Тепло в янтарных глазах согревало, мягкие объятия сбивали с толку и, вместе с тем, дарили позабытое чувство защищенности. Он цеплялся за чужую солнечную улыбку, как за единственную соломинку, чтобы предательские мысли мрачной тенью не отразились на лице, считал многочисленные веснушки на загорелых щеках в попытках отвлечься от раздирающей сердце горечи. Он уже и не вспомнит, когда в последний раз ощущал тот уют, трепет и комфорт, которых в последние месяцы так не хватало телу. Удивительно, Джордж мог уверить каждого в том, что до встречи с Тэйкеном жизнь его напоминала день сурка, только вот зачем беспокоить других своими переживаниями? Он был уверен, что справится сам… а потому тепло человеческого тела впервые оказалось до смешного приятым. Редкие прикосновения пальцев к оголенным участкам кожи, мимолетное сжатие плеча сквозь тонкую ткань футболки, осторожные поглаживания ладоней, когда терпеть колючий весенний мороз становилось невозможным — Джордж наслаждался каждым моментом их секундного единения, чувствуя, как вместе с ускользающим вслед за чужой рукой теплом от него отваливается небольшой кусок. Дрим был слишком милым, чтобы исключать редкие желания побыть в его компании чуточку дольше, и Джордж беззастенчиво пользовался призрачными возможностями продлить то душевное спокойствие и умиротворение при виде искренней улыбки Тэйкена. Фаунд ощущал, как с каждой секундой вместе, образ блондина крепко вплетался в сердце, прочными нитями связывая их жизни вместе. Как бы наивно это не звучало, но Джордж позволял вере просачиваться наружу в виде радости, легкой грусти или удрученности. Парень от начала и до конца хотел быть с Дримом искренним хотя бы в чем-то, а потому, без возможности напрямую сказать о своих мыслях, выражал их совершенно по-другому. Джордж приглушенно смеется с какой-то глупой шутки, пряча усмешку за желтой кружкой, думает о том, что был бы совершенно не против провести всю свою жизнь в подобной обстановке — легкой и комфортной для обеих собеседников. С Дримом было приятно вести беседу — из-за особенности некоторых своих друзей, тот, хоть и с заметным трудом, понимал язык жестов. И это новость в первое время неожиданно грела душу. До этого солнечного парня он не мог не чувствовать себя чужим в разговорах с людьми, для которых такие, казалось бы, допустимые недостатки, как у него, казались чем-то странным или вызывали неуместное смущение. Натягивать на лицо привычную маску спокойствия и понимания в таких компаниях было уже привычно, но от сложности разговор это не спасало. Наконец-то он нашел человека, для которого слова были лишь способом к взаимопониманию, а не одним из достоинств самого собеседника. Поток мыслей прерывается внезапным хлопком двери за спиной Дрима. Тэйкен обрывает себя на полуслове, так и не дожевав кусок торта, с набитым ртом разворачивается к причине пристального взгляда Джорджа на что-то позади него и замирает в смешной позе, наткнувшись на такую же ошеломленную сестру. На мгновение в помещении образовалась тишина, прерываемая лишь мягкими тиками секундной стрелки на висящих часах. Настолько тихо, что крик какой-то птицы за окном стал последней каплей для брюнета. Фаунд медленно поднес к губам чашку и слегка наклонился, чтобы в случае рвущегося наружу смеху случайно не подавиться вставшим поперек горла чаем. — У нас уроки раньше закончились, — удивленно хлопая невозможно большими глазами, Дриста тут же впилась взглядом в брюнета, который от такого внимания тут же закашлялся, пытаясь скрыть очевидные смешки. Девушка подозрительно щурится, приподнимает палец в попытке задать вопрос, но тут же затыкается, когда недовольный взгляд брата пригвождает к месту. Дрим был расстроен тем, что их прервали. Это было настолько очевидно, что ответное недовольство Тэйкен решила придушить до подходящего момента. А жаль, на языке как раз крутилась парочка едких замечаний. — Томми на тебя плохо влияет. Если ваша компания и дальше будет отлынивать от учебы — мне ничего не станется сообщить об этом Филу. Поняла? — дождавшись короткого кивка от явно уставшей из-за его нотаций девушки, Дрим тяжело вздыхает и рукой предлагает сестре присоединиться к ним. Тяжелый взгляд же обещает все муки мира, если она сейчас же не умотает к себе как можно скорее и не захлопнется приблизительно на часик. Дриста закатывает глаза и лениво перекидывает через плечо сумку, картинно взмахивая ладонью на прощание. — Я вас поняла, мистер поговорим-о-твоем-воспитании-тет-а-тет. Передай мистеру познакомимся-поближе-позже, что моя временная капитуляция не спасет его от моего любопытства! — Тэйкен смотрит на него, не моргая, несколько тяжелых секунд, и Джордж уже действительно начинает волноваться, не переклинило ли его друга подобное поведение… сестры? Эти двое были достаточно схожими во внешности, чтобы он мог делать собственные умозаключения. Дрим внезапно тихо смеется, шепчет себе тихое: «Зараза мелкая», и этим тут же рушит ту плотную стену напряжения, выстроенную между ними за какие-то жалкие доли секунды. Удивительно, как человек может вместить в эти два слова столько тепла и обреченности. Джордж невольно улыбается следом, не сводя мягкого взгляда с чужих веснушек, и мысленно поговаривает себе собраться, когда его едва не палят с поличным. — Я хотел вас познакомить при других обстоятельствах, но, видимо, придется сделать это сейчас? — Тэйкена, кажется, действительно забавляет сложившаяся ситуация. Парень хлопает ладонью по столу и медленно встает, чтобы после в приглашающем жесте встать возле все так же улыбающегося Джорджа, который смотрел на эту картину с долей иронии во взгляде. Не без сарказма предлагает следующее: — Как ты смотришь на то, чтобы нагло завалиться к одной очень важной особе? «Я только за», — довольный блеск в глазах напротив априори не сулил ничего хорошего. Джордж понимает это как никогда ясно, но, вместе с тем, уверенно кладет ладонь в протянутую руку. Бороться с ненавязчивым упорством Тэйкена он даже и не пытается.

***

— Значит, я правильно понимаю? Этот парень и есть тот, о ком ты говорил? — Дриста заинтересованно вытягивает шею, когда брат буквально вваливается в ее комнату, довольный настолько, что для полноты картины не хватает по девчачьи счастливого визга в подушку. Девушка, в каком-то смысле, его даже понимала и полностью поддерживала, еле успевая придушить несколько язвительных замечаний. Если бы у нее не было подходящих кандидатов в парни, то и она в тайне бы пускала слюни на красивую физиономию того-самого-Джорджа. — Да, но постарайся не говорить ничего лишнего рядом с ним, хорошо? — Дрим шумно падает на не заправленную кровать, и, судя по тому, что этот придурок ей и слова не говорит об опрятности своего ложа, у него действительно хорошее настроение. — Еще чего! Этот парень претендует на твое сердце, а я, как твоя сестра, имею право устроить ему допрос! — Дриста шутливо пихает того в бок, из-за чего парень тут же вздрагивает и лениво переворачивается на спину, смотря на нее со смешанными чувствами. Девушке понравилась компания Джорджа, а Джорджу, в ответ, понравилась компания девушки, и это было настолько заметно, что уже через некоторое время Дрим смог отпустить напрасные переживания по поводу возможного не клеящегося разговора. — Твой юношеский максимализм говорит мне об обратном, — Тэйкен тихо вздыхает, складывает руки на груди и задумчиво смотрит на уклеенный декоративными звездами потолок. Сбоку отчетливо слышится недовольное пыхтение привалившейся к нему сестры; даже без слов можно предугадать ее последующий вопрос. Дрим награждает девушку усталым взглядом и прикрывает глаза. — Дриста, я серьезно. Ты даже не знаешь какой он человек, а уже готова залезть ему под кожу. — Ради всего святого, мы договаривались, что ты не будешь давить на меня из-за возраста, — парень невольно улыбается, когда в речь сестры отчетливо проскальзывает ирония. Той постоянно не нравилось, что в любом разговоре Дрим, не имея, порой, весомых аргументов, списывал ее логичные умозаключения к детскому лепету. И, хоть это очевидно было лишь способом ее креативно поддразнить, Дриста умудрялась обижаться, из-за чего после сердилась только сильнее. — Ты просто не понимаешь, — Дрим, через какое-то время, удрученно хмыкает и кидает на застывшую под боком сестру быстрый взгляд. — Так просвети меня, — она резко садится, смотрит своим пронзительным взглядом так, что обжигает чуть ли не физически. Тэйкен от неожиданности вздрагивает, из-за чего на лице все-таки проскальзывает легкая тень растерянности. Дриста хватается за это, с запалом наседая на него более настойчиво. — Раз ты говоришь, что я не улавливаю ход твоих мыслей, так расскажи, я ведь не глупая. — Я понимаю. — Ну, и?.. — Дриста тут же напрягается, когда их непринужденный разговор разрезает тяжелый вздох. Зная брата, это никогда не сулило хороших новостей. И все равно, она оказалась совершенно не готовой услышать следующие слова, застывшие на губах Дрима ломкой улыбкой: — Джордж не влюблен в меня. Дриста лениво перемешивает растаявший под палящим солнцем лед, втягивает через трубочку холодный сок и смотрит на профиль смеющегося брюнета с печалью. Она все никак не могла понять, в какой момент жизнь брата так резко сменила свое привычное русло. Вчерашний разговор с Дримом все еще всплывал на задворках сознания, и девушке невольно приходилось разжевывать тот странный тугой ком в груди. Джордж был лишь очередным знакомым в ее жизни — ни больше, ни меньше. И, тем не менее, он был чрезвычайно дорог ее братцу-тугодуму, который даже после расставания с Сэм умудрялся наступать на одни и те же грабли. Сейчас парни ни о чем не догадывались: привалившись к стене одного из уличных магазинов, они что-то тихо обсуждали, заинтересованно поглядывая на экран телефона в руках Джорджа, совершенно не обращая внимания ни на палящее солнце, ни на отошедшую под тень Дристу. Девушка еще какое-то время смотрит на них и отворачивается, обреченно качая головой. Несомненно, она об этом еще пожалеет, но лезть в отношения этих двоих совершенно не хотелось. Впервые она изменяла своим принципам. Тем не менее, Тэйкен надеялась, что оно и к лучшему. Дриста смотрит вслед компании смеющихся с какой-то глупой шутки подростков и невольно улыбается, вспоминая вчерашнюю прогулку с ребятами. Она всегда знала о бунтарской натуре Томми и, что уж греха таить, наслаждалась каждой минутой времени со своими друзьями, какими бы сомнительными не были авантюры Иннита. Будь то мирная прогулка по лесу в поисках приключений или незаконное проникновение в заброшенное здание — Томми, Таббо и Ранбу всегда шли рядом, несмотря на возможный выговор и дальнейшие нотации от родственников, а то и правоохранительных органов. Что уж тут поделаешь, этот, в каком-то роде, несносный блондин в свое время умудрился поставить на уши всю школу, а после, ровно через месяц — весь чертов Ламанбург своей неудачной попыткой «исправиться» в глазах отца, но, кажется, сделал лишь хуже. Не то, чтобы это хоть что-то задело в буйной душе подростка, но все же, Фил стал следить за ним в разы внимательнее. Итак, Дриста узнала о сводном брате Иннита, которого Томми, по его же словам, на дух не переносит и которого поставили ему в няньки. Поправив лезущую перед глазами прядь волос, девушка прикусывает нижнюю губу в попытке сдержать невольный смешок и слегка склоняет голову вперед. На самом деле, Техно оказался на удивление приятным и спокойным парнем, старше самого Томми всего-то на шесть лет. Не родственность парней сразу же бросалась в глаза, и, если не знать всех нюансов, случайный свидетель может и потерять дар речи, узнав, что они — братья. Срались парни же действительно так, будто у них в жилах одна кровь. И, что совсем не удивительно, агрессия шла, в основном, со стороны самого Иннита. Блейд, в основном, терпеливо молчал, изредка загадочно усмехаясь, и умело сыпал колкостями в ответ. Удивительно, что Дриста вообще заметила между их поведением какую-то не состыковку, благо хоть рыть дальше не стала — попросту незачем. Да и лезть в чужую жизнь не хотелось. Парни были той еще яркой парочкой в недостаточно узких кругах. Дриста лениво зевает, жмурит глаза и все так же втыкает взгляд в телефон, мельком кидая на парней любопытные взгляды. Идея выйти в парк была спонтанной, но Уилл как всегда сумел смешать карты в самое неожиданное время предложением где-то вечерком прогуляться. Не то чтобы девушка была удручена таким поворотом событий, так как все еще дулась на шатена, но, все же, треснуть Сута хотелось от души. И будет за что: она-то едва сумела отвести братца от вечно изолированного от нее Джорджа, чтобы получше его узнать да поговорить по душам — все-таки тот был достаточно приятным и дружелюбным человеком. А потому терпеть подобное самовольничество со стороны Уилла было выше нее. Не тогда, когда рушились столь колоссальные планы, а чужая прихоть испортила всю малину. Дрим и так умудрялся крутиться вокруг Фаунда двадцать четыре на семь с таким усердием, что, наверное, и сам Фаунд в скором времени заговорит, чтобы тот хоть немного сбавил обороты. Наблюдать за этой картиной было забавно и давало множество поводов после поиздеваться уже над самим Тэйкеном, чем девушка непременно пользовалась, чтобы мстить по самых разных поводах. Вставлять палки в колеса было в их крови, а потому бороться за минуту внимания Джорджа приходилось всегда, когда на горизонте маячила кое-чья надоедливая морда. Порой Дрим неимоверно бесил своей чрезмерной дружелюбностью и любовью к длительным времяпровождениям с друзьями. Тем не менее, Джордж, несмотря на свою мягкую натуру, не был промахом и достаточно настойчиво ее братца отвергал. Так искусно увиливать от чрезмерной заботы старшего Тэйкена нужно еще уметь, если брать в расчет тот факт, что сам Дрим всячески свои порывы скрывал или напрямую ускользал от подозрений. Если говорить с тем об этом со всей серьезностью — блондин просто пропустит все слова мимо ушей, о чем и Дриста, и Джордж знали в совершенстве, а потому единичные встречи тет-а-тет без компании Тэйкена происходили, в основном, в нейтральной обстановке: каком-то неприметном кафе или кинотеатре — за месяц Дриста с радостью могла назвать Фаунда своим другом. Джордж был всего лишь простым человеком, коих десятки тысяч можно встретить в Ламанбурге и еще больше за его стенами. Он, как и все, имел свои видимые плюсы и минусы. Он умел радоваться мелочам и грустить из-за другой погоды, что, впрочем, никогда не меняло его планов, если только не давало ему причин создать новые. Он не был из тех, кто как-то переживал из-за своих недостатков или злился, когда его жалели. Джордж ко всему относился так же простодушно и дружелюбно, будто жил лишь одним мгновением. Удивительно, но именно этот парень оказался одним из немногих, с кем Дриста могла поговорить свободно, о чем угодно, без страха или чувства, что тебя поймут как-то неправильно. Джордж умел понимать с полуслова и уже это, признаться честно, подкупало. Правда, в то время как на губах играла мягкая улыбка — в темных глазах плескались, порой, такие выжигающие душу печаль и грусть, что сердце каждый раз беспокойно сбивалось с ритма. Дриста не знала из-за чего, каждый раз поджимая губы от странной тоски. Парня хотелось обнимать часами. Дриста поворачивает голову в сторону мелькнувшей между прохожими знакомой макушки, угрюмо смотрит на неспешно бредущего в их сторону Уилла и мысленно уже раз десять представила, как тому отомстить за подпорченные планы. Ничего не подозревающий шатен пару раз приостанавливается, чтобы рассмотреть среди других людей их компанию, весело что-то напевает, едва заметно шевеля губами, и совершенно не смотрит по сторонах, из-за чего едва не сталкивается с проезжающим мимо курьером. Девушка обреченно прикладывает ладонь к лицу и тяжело вздыхает, когда до слуха доносится едва слышные бормотания извиняющегося Сута, который, впрочем, смотрит вслед отдаляющемуся велосипедисту со смесью раздражения и недовольства. Казалось, не будь вокруг столько людей, без оскорблений не обошлось бы. Шатен лишь отворачивается и продолжает свой путь. Мрачная тень исчезает с чужого лица, стоит глазами наткнуться на знакомую невысокую фигуру, и Уилл, словно позабыв о неудобном инциденте, тут же засовывает руки в карманы темного пальто и нацепляет на лицо небольшую ухмылку. Дриста в ответ натянуто улыбается и пытается подавить в груди нарастающее предчувствие чего-то нехорошего. Парни за ее спиной о чем-то весело болтают, даже не замечая, как мимолетный взгляд Сута незаинтересованно скользит в их сторону. Оно и понятно, почему — Дрим-то с самого начала просьбу погулять в городском парке напрочь игнорировал, пока уже сам Джордж не поддержал эту идею, клюнув на ее жалобные глаза. Ход был настолько коварным, что девушка умудрялась хихикать по этому поводу весь путь, не сводя с нахохлившегося брата хитрого взгляда. Знала ведь, что через минутку-вторую он вновь переключится на Фаунда, который, казалось, забавлялся вместе с ней. После одного достаточно неприятного инцидента Дрим и Уилл старались держаться друг от друга как можно дальше, и Дриста, в каком-то смысле их понимала. Из-за разгоревшейся на пустом месте ссоры им нужно было передохнуть в одиночестве, только вот, сколько времени не прошло бы, а оба парня так и не решались обсудить это и, по возможности, забыть как неприятное воспоминание. Девушка уже порядком устала от той странной атмосферы между ребятами, но по-другому было никак — если этих оболтусов не подталкивать ко все никак не вяжущемуся разговору тет-а-тет, то оба так и забудут о существовании друг друга. Слишком уж упертыми были. Дриста усмехается, когда Сут спотыкается буквально в метре от нее, и невольно качает головой. Что-то тот был слишком уж рассеянным сегодня, о чем девушка говорит вслух. Слегка обескураженный взгляд смотрит будто сквозь нее, когда Уилл, наконец, поворачивается в ее сторону и неестественно растягивает губы в невозмутимой ухмылке. Младшую Тэйкен даже слегка передергивает от того, насколько сильно она не вязалась с непривычно потемневшим взглядом, а потому момент, когда чужое лицо слегка кривится из-за тени раздражения она из виду не упускает. Дриста хмурится, совсем не понимает, из-за чего настроение Сута так резко упало, и настороженно слушает его сухое бормотание о том, что после он хотел бы встретиться с Эретом, чтобы детальнее обсудить день рождения Сапнапа. Ее совершенно точно не интересовала данная информация, так как ранее они успели обсудить все детали, как и не интересовали планы самого Уилла, поведение которого напрягало все сильней и сильней. Пока в какой-то момент Уилл не поворачивается в сторону замолчавших парней. Дриста с немым вопросом следит за тем, как Сут, замерев, окинул Джорджа холодным придирчивым взглядом взглядом, после — награждает ее брата едкой насмешливой ухмылкой. Подойдя поближе к белому, как полотно, Фаунду, он что-то шепчет тому на ухо и тут же отходит назад, всучив руки в карманы и вновь натягивая на лицо беззаботную маску. — Похоже, погулять сегодня у нас не выйдет, — Уилл усмехается и, несмотря на то, что фраза явно адресовалась Дристе, смотрел парень явно не в ее сторону. Сут по-доброму щурится и, посмотрев на наручные часы, резко отворачивается от них. — Что ж, в таком случае не буду вас всех беспокоить. До свидания. — Эй, ты не!.. — Дриста, оставь его, — Дрим напряженно всматривается в отдаляющуюся от них спину, и девушка отчетливо чувствует как тяжело тому держать себя в руках и относительном спокойствии. В тот же момент она подскакивает к задумчивому брюнету, который непринужденно разглядывал что-то у себя под ногами. — Джордж, все хорошо? Ты прости этого идиота, обычно он себя так не ведет. Надеюсь, он не сказал тебе ничего такого, — шатен на ее слова никак не реагирует, смотря вслед уходящего от них Сута с примесью страха и опасения. Дриста внутренне содрогается от столь напуганного взгляда, пытается взять его за дрожащую ладонь, но колкий прищур брата пригвождает к месту. О, она знала это выражение. Произошло что-то нехорошее. Очень нехорошее, если после этого Дрим, бросив на последок, что им нужно ненадолго отлучиться, мягко, но твердо, прижимает застывшего парня к себе и уводит в место, где людей меньше всего. «День безбожно испорчен» — задумчиво проводив парней, взгляд на секунду останавливается на знакомом лице. Сапнап, явно став свидетелем какой-то части произошедшего, истуканом стоял на другой стороне улицы, метая глаза то в сторону ушедший друзей, то на нее. И, что самое удивительное и, почему-то, раздражающее, в них теплилось едва уловимое с такого расстояния понимание. Дриста решительно направляется в его сторону, не медля ни секунды. Она хотела разобраться в случившемся, и если для этого нужно было помучить одного сведущего парня, то извольте. Мир не схлопнется, стань на одного человека, познавшем ее гнев, меньше.