Пока…
— Ноа, доброе утро, — поприветствовал красноречивый коллега с шапкой-ушанкой, но к его простому стилю одежды прибавилась изюминка — синяк под глазом. Он страстно рассказывал, как в баре подрался с одним типом, что приставал к совсем молодой девушке. Он отбил её, помог добраться до дома, а там, она написала свой номер телефона на его руке. Поэтому он не был расстроен фингалом, наоборот, стал почитать вчерашний день и будет с гордостью носить его, пока та сама по себе не исчезнет, — Вот так вот и случилось. Так что, парни, зарубите себе на носу! — ликовал он, — Спасайте бедных дам от подозрительных типов, и может, вам тоже номерок оставит! — все хохотали, завидовали, хвалили спасителя. А я сидел и думал. Конечно, не над его историей, которая, определённо, нуждается в похвале за самоотверженность. Я думал над тем, что мне очень знакома эта история. Где-то я уже её слышал. Флешбекнуло не по-детски. Сегодня был особенный день. Не парня с шапкой-ушанкой, а мой. Сегодня должно произойти что-то особенное, что-то, что обязательно поменяет мне жизнь… На обеде мы снова видели эту собаку. Она уже без страха подошла к нам, просила еды. Коллеги не были скупы, поделились с сукой кашей, котлетками, курочкой, водой и хлебом. Она всё это голодно сжирала, просила ещё. А как обед закончился, скрылась куда-то за вагоны, в сторону генератора. Наверное, нашла там дырку и греется рядом с машиной. К вечеру, когда собирались уже уходить, начальник остановил меня, попросил отнести некоторые документы в его кабинет, а сам убежал домой. Неужели больше некого было просить? Я кивнул, схватил бумаги, пошёл через железную, неосвещённую дорогу. Там находилась небольшая хата, где обычно сидит начальник. Но стоило мне приблизиться к будке генератора, обнаружил лежащую суку на тёмном снегу. Приблизившись к ней, она тихо скулила, пыхтела с закрытыми глазами. Задние ноги будто что-то оторвало. Кровавый след по снегу вёл от железной дороги, по которой недавно проехал поезд. Вот же блин…говорили же, увести её отсюда, опасно тут ей бродить, а коллеги не сделали этого. Молодцы, прикормили псину, но где же теперь вы? Чего не помогаете дальше? Вон, лежит, умирает ведь. Сука ещё короткое время дышала, но сделав последний свой, глубокий вдох, больше не двигалась. Грудь провалилась глубже в тело. Бедолага. Помог бы, да вот, плевать мне на тебя. Кто-нибудь завтра выкинет тебя в мусорку, будешь гнить как помои. Я прошёл дальше, перешагивая её тело, и услышал бормотание мужчины внутри будки генератора. Я подошёл ближе, приложил ухо к двери, думал, может бомж пьяный в стельку сидит, говорит с белкой, но прислушавшись: «Почему ты не просыпаешься? — спросил голос, — Я буду защищать тебя, влюблённый дурак…но не знаю, буду ли тогда жив?» — из-за этого решил войти внутрь. Только, вместо бомжа, там сидел одинокий, выживший щенок, среди замёрзших трупов его семьи. Чей был этот голос? Собираясь уже уйти, заметил глаза. Чёрно-белый лапочка, глядящий на меня глазками-бусинками с такой мольбой на спасение, что впервые в моей жизни, сердце сжалось от жалости. Твои братья и сёстра замёрзли насмерть, твоя мать только что умерла, а ты остался один в этой вонючей будке генератора, в единственном тёплом месте, без еды, без заботы. Кто же тебе поможет, если я сейчас уйду? Ляжешь с остальными или попробуешь побороться за свою жизнь? Оба варианта приведут тебя к смерти, если сейчас тебя с собой не возьму… — Малыш, — вошёл я к нему. Щенок стал пищать сильнее, еле пытался встать на короткие ножки, но кажется, был слишком слаб для этого, — Хочешь жить? — я присел на корточки поодаль от него, — Иди ко мне, — я протянул руку. Малыш совершил новую попытку встать, но вновь упал на попку, — Борись, малыш. Если дойдёшь до руки, я спасу тебя, — я понимаю, что он не понимает моих слов, но… Этот щенок сейчас напомнил мне меня. Он так же слаб и обездолен, как я когда-то, когда потерял мать. Но только собственные силы, только желание жить заставили меня подняться и пойти. Если он хочет жить — поднимется, — Давай уже, — говорил я ему, малыш сделал ещё пару попыток, и уже с последней, смог подняться. Пока шёл ко мне, несколько раз покосился, но удержал себя на лапах и наконец добрался до моей руки. Его мордашка доверительно упала ко мне на ладонь, лапы больше не выдержали его веса, — Молодцом, — я взял малыша к себе за пазуху. Его всего трясло, то ли от страха, то ли от адреналина, то ли просто холодно. Отнёс документы начальника и пошёл домой. По дороге, вновь пошёл в магазин. — Добрый вечер, Ноа, — вновь пожелала мне Роксана. — Привет, — ответил я, щенок в куртке скулил. — У вас щенок?! — воскликнула она, поднимаясь на носочки, дабы глянуть мне в куртку, — Какой миленький! Где-то нашли? — Его мать умерла под вагонами, семья замёрзла насмерть. Нашёл его почти мёртвым, — с унынием ответил я, осматривая полки магазина. На самом деле, мне нет дела до щенка, но почему-то чувствовал себя обязанным спасти малышу жизнь. Искал еду для щенка. Выглядит малыш достаточно взрослым, чтобы питаться самостоятельно. Тем не менее, жить захочет — сам поест, я ему не мать. — Ужас какой, — состроила она грустное лицо, — Себе заберёте? — А куда его ещё? — выглянул я из-под полок. — Ну, думаю, вам нужен друг. Собака лучший кандидат для этого, — я с безразличием угукнул, однако, задумался. Друзей у меня, действительно, нет. Люди не особо принимают меня без эмоционального, может собака сумеет? — Тогда, возьму себе, — ответил я будто не своим голосом, из-за чего немного затупил во время оценки продуктов. Вновь BigBon, дополнительно несколько бутылок Miller-а, и новые покупки — несколько пакетиков жидкого корма для щенят. На этот раз, Роксана не говорила мне и слова. Я собрал всё в пакет, и придерживая щенка, пошёл домой. Уже на квартире, первым делом отправился мыть малыша в раковине. Он был маленьким и худым, поэтому вмещался. Конечно, стоило купить шампунь специальный, однако не найдёшь его в продуктовом, только в зоомагазине, а я не знаю где такой, поэтому вымыл тем, что было — мылом. Щенок несколько раз чуть не уснул от тёплой воды, приходилось будить бедолагу. А как вымыл и вытер, понёс на кухню. Налил в одну миску воды, в другую наложил еды. Малыш некоторое время не знал, что ему дал, но запах еды привлёк настолько сильно, что его маленький носик руководил всем процессом организма. Повёл к еде и заставил её голодно пожирать. А как закончил трапезу, стал жадно лакать воду. Сам я голода не чувствовал, наверное потому что, наблюдая за наполнением желудка измождённого щенка, визуально сам наелся. Щенок после еды, тут же упал на пол и уснул. Даже когда я поднял его и понёс к себе на кровать, он не проснулся. Я оставил его, спустился вниз, вышел из подъезда, закурил Marlboro и поднялся обратно. Он ещё не проснулся, живой хоть? Уложившись с ним рядом, заметил, как маленькая грудинка быстро опускалась и поднималась. На следующее утро, я выключил доставучий будильник и спал дальше. Сегодня был выходной. Я не особо радовался этому, так как теперь, придётся самостоятельно бороться с ненавистной апатией, весь день дремать под включённый телевизор с бубнящим диктором за кадром… «Ноа, всё очень плохо, Ноа! — кричал тот же голос с будки сквозь сознание, — Проснись, прошу! Они убьют нас!» — я тут же вскочил, осмотрел комнату. Но никого не было. Кроме щенка на кровати, грызущего угол моей подушки. Я нахмурился…в первый раз я услышал этот голос от генератора, где сидел этот щенок…неужели он со мной говорит? Я присмотрелся к негодяю, что тут же прекратил своё занятие от моего пристального взгляда, и спокойно сидел, виляя маленьким хвостиком. Его разделяли два цвета — чёрный и белый. Тёмная зернистость на лапах, чёрные веснушки на мордочке, и чёрный хвост. Однако, глаза были светло-голубые, больше напоминающее небесную синеву. Необычный какой… Но не это меня удивило — собака, как собака, — а то, какой понимающий у него был взгляд. Он словно знал, кто его вчера спас и накормил, что стало с его семьёй, и какое было бы будущее, не сделай он шаг навстречу моей руке. Он…словно читал меня, как открывшуюся книгу, читал и знал, каким было моё прошлое, какое моё настоящее и что ждёт меня будущего, знал…о чём думаю, чего боюсь, перед кем каюсь… Это даже больше пугало, нежели удивляло. — Ты понимаешь меня? — спросил я вполне глупый вопрос, ведь это собака! И определённо, собакен мне не кивал в понимании, лишь вилял хвостом. После чего, он упал на пол с кровати, и побежал на кухню. Запомнил, где ел? Я последовал за ним, положил его корма, который быстро слопал, и стал на меня смотреть. Наверное, хочет в туалет, — Знай, малыш, у меня нет, ни поводка, ни ошейника, поэтому, сам будешь идти. Заблудишься или отстанешь от меня, мне будет всё равно, — но ничего он, конечно, не понял. Я оделся, открыл ему входную дверь и пошёл к лестнице. Малыш шёл за мной, как за своей мамой, старался не отставать. Со ступенями мы не поладили, так как после первого пролёта, щенок уселся, как капризный ребёнок, и скулил. Пришлось взять под пазуху. А уже внизу, у подъезда, я отпустил его и пошёл во двор. Малыш вновь вдохновился следовать за мной, иногда падая на снег мордочкой, после чего постоянно чихал. Он и в туалет сходил, и обнюхал другие пометки, и даже хотел сожрать чьи-то фекалии, однако, я успел его отогнать и отругать за это. Его прижатые уши к голове дали мне понять, что он меня выслушал и зарубил на носу — говно жрать нельзя, это кака. Удивительно, всё же, какой активный был щенок. Думал, как вчера, где-нибудь упадёт и уснёт, а я его возьму и мы пойдём домой, однако, нет же! Бегал, паршивец, шёл за мной, и его, как назло, интересовало абсолютно всё! Под дорогу — конечно! Мусор — надо зарыться в ней по уши! Другие собаки — их задницы пахли лучше, чем моя! Короче, до самого вечера, маленький поганец не унимался, следовал за мной куда-угодно, прыгал, грыз всё что встретит, потявкает на снежные клумбы и прятался за мои ноги, если залает на него собака. Уже дома, парень поел, попил, и вновь упал на пол спать. Я его отнёс на кровать, а сам сел за комп играть. Завтра ещё один выходной, поэтому не страшно, если лягу немного позже. Хорошо, всё же, что взял малыша себе. Хоть с кем-то можно проводить свободное время…но я пожалел об этом тут же, когда вновь услышал голос бомжа сквозь наушники: «Я не брошу тебя. Пока ты тут, ты в безопасности. Спи, сколько тебе нужно. Отдыхай. Я со всем разберусь» — и замолчал. Я оглянулся на щенка, что ещё спал. Предчувствие, что именно от него исходит этот странный голос. Кто бы это мог быть? Может, схожу с ума? С самого утра, после завтрака и душа, мы вновь с малышом отправились гулять. На этот раз подумал сходить на аттракционы, куда в детстве мама меня водила. Тогда впервые я познакомился с тем уёбком Джеффри. Он выглядел иначе, моложе, не побитый тюремными ребятами…что…подожди…откуда я знаю имя убийцы матери? Не понял сейчас? Откуда я знаю, как сейчас выглядит убийца? Может, напридумывал чего? Приснилось что ли? С чего вдруг я решил, что того ублюдка зовут таким глупым именем — Джеффри? Глупо даже. Не может быть, чтобы у такого человека было вообще имя. Добравшись до этого парка, видел, как аттракционы детства стали старыми, ржавыми, давно неиспользованные. С момента смерти матери, казалось, что всё стало меняться в худшую сторону, но это не так. Время идёт, всё меняется — старое забывается, забрасывается, выкидывается, меняется на более новое. И всё же чертово колесо с видом на море и город никуда не делся. Попробуй ещё эту махину оставь. Наш город красив, особенно закат на море. Мы с мамой всегда любили есть мороженное — она клубничное, я шоколадное, — и смотреть на просторы нашей родины в уютной будке аттракциона. Мы всегда с ней молчали, а слова тогда и не нужны были, всё говорил за нас этот момент, когда поднимаешься на самую высокую точку и смотришь, как плавиться звезда в горячем море грёз. Лучи расплывались по лазурным волнам и вспенившейся, морской пене. Кричат чайки пролетающие рядом. Плывут рыжие облака. И больше никто не нужен, кроме нас с ней. Мы остаёмся одни в целом мире… Помню, где-то в этом парке было одно место. Небольшая, деревянная коробка, небрежно заклиная в сумрачные цвета, с тёмно-фиолетовыми занавесками, закрывающие одинокое окошко. Далеко в детстве, я забривал туда. Было написано, что за 5$ мне предскажут будущее, и вместо того, чтобы купить нам с мамой холодные коктейли в жаркое лето. Я решил этого не делать, ведь продавщицей была старуха. Объясню — я ребёнком тогда, делил пожилых дам на две категории: старухи и бабули. Бабули были именно женщины преклонного возраста, с добрым прищуром, с морщинками у глаз, с большим носом и ласковым голосом. Такие мне всегда нравились, потому что нравился им я — вечно норовили потянуть меня за щёчку или угощали конфеткой. А вот старухи…старые, покосившиеся, с одним зубом, худым носом с горбинкой, бледные, как смерть. Одним словом — Баба-яга, которой дай метлу, улетит! Вот тогда в магазине была старуха. Она меня напугала и я ушёл искать мать, но попался деревянной коробке. Там был именно голос бабули, добрый такой, приятный, спокойный, упрашивала меня отдать денежку за предсказание, что я и сделал. Глупость ли то была моя, или нет, но она мне что-то тогда и рассказала, только не помню слов. Ещё мама не дала дослушать, оттянула от коробки. Сейчас я прекрасно понимаю, что это было самое подозрительное в этом парке. Деревянная коробка с предсказаниями за 5$ вдали от всех аттракционов и другого люда? Владелец должен был поставить её именно туда, где ходит много людей, однако, была бабушка где-то на окраине. Ещё я понимаю, что никак нельзя делить людей на хороших и плохих — они разные и внешность никогда не должна объяснять существо самого человека, а если бы было так, даю сотню, что все ходили уродливыми жизнью старухами. Поставив щенка на асфальт, пошёл дальше от людей в парке, рядом с лесом, где и стояла раньше коробка. Хотя, я бывал тут последний раз только с матерью, с тех пор, и ногой сюда не ступал. Стоит ли предсказательница там и даль…стоит…удивительно, что стоит. Та же коробка из воспоминаний, те же наклейки, та же занавеска! Я пошёл туда. Щенок еле поспевал за мной, но всё же, догонял. Добравшись до места, осмотрел будку. Да, она точно такая же, один в один! Нет дверцы, не видно человека внутри — и всё казалось сном, воспоминанием. Всё вокруг согрелось, стало жарко как в то лето, слышны лязги «кораблика», что катался туда-сюда, удары машинок друг об друга, весёлые и хохочущие крики детей и взрослых. Но осмотревшись, всё было прежним, зимним, холодным, серым… — Там кто-нибудь есть? — хотел было заглянуть я внутрь, открывая занавеску, но на той стороне была абсолютная тьма, как в прошлый раз, человека не видать. — Дай 5$ и всё узнаешь, — тихо прошептал добрый голос бабушки. У меня прошёл мороз по спине. Тот же голос… — Разве…вряд ли, — усмехнулся я. Да нет, бред какой-то. Так долго бабуля вряд ли прожила. Наверное, кажется, — Конечно, сейчас, — я открыл кошель, достал пяти долларовую купюру. В этот момент, щенок подбежал ко мне и присел рядом, заразительно зевая. Внизу под окошком открылась дверка с проёмом. Я вложил туда денежку. Тьма её словно заглотила, дверка закрылась привязанной к ней леской. — Ноа, а ты изменился с нашей прошлой встречи, — с ходу, бабулин голос поставил меня в тупик и ошарашил знатно, — Рядом с тобой друг на всю твою жизнь, да? — А…Ам… — я не мог сказать и слова, так как мысли зацепились ещё на первой фразе, — Нет, — осёкся я, постаравшись не впадать в безумие, — Он не проживёт столько же, сколько и я. Максимум, на лет 10. — Нет, — строго резанула она мою веру, — На всю жизнь, — и спорить с ней уже не стал, — Назвал уже? — Нет. — Зови его Рекс. — Ладно, — уже соглашался я, — Вы та же бабуля? — Не думал, что проживу так долго? — Не предполагал, — я задумался, какой же задать вопрос, — Вы предскажете мне моё будущее? — А ты хочешь услышать будущее своё или же услышать слова будущего из прошлого? — я переварил её слова и кивнул. — Наверное, второе. Вы же мне тогда предсказывали будущее, да? — До самой смерти и после. — Повторите? — Я помню каждое слово. Ты запомнился мне своей жизнью. — Я слушаю, — она короткий промежуток времени молчала. Собака, уже нареченная Рексом, сидела на носке моего берца и внимательно слушала. — Твой путь будет долог, — наконец, стала говорить бабуля. Её голос изменился, стал шипеть как змея, вытягивая гласные буквы. Стало не по себе, — И полон несчастий… Жизнь прокаженным…много смертей. Не чужих, а твоих! — воскликнула она от удивления, в дальнейшем, голос её становился всё громче: — Бессмертным ты станешь! Увидишь чудовищ, чья твоя помощь, превыше всего! Тебя ненавидели вечно, и ненавидить будут и впредь…завистливым станешь, ценить жизнь перестанешь…а взгляд затуманен, не увидишь реснот… Не будет и страха! Не будет любви! Не будет прощения и красоты! Урод навсегда и навечно, пока не познаешь ты боли чужих! Встретишь ты Бога, ведь Бога сын отныне ты!.. — её голос неожиданно стал затихать, чуть ли не шептать, из-за чего, пришлось наклониться к занавески, — Доверься ты другу, другу навечно, что будет вести тебя до самых ворот! — она замолчала. Хотелось уже спросить, о чём же пророчество, пока меня не схватили за горло. Это была чёрная рука, — Проснись! Ноа! Немедленно проснись! — кричал уже голос того бомжа. Меня словно током ударило. Рука утянула внутрь коробки. Я падал во тьме. Чувствовал, как меня держали, как больно схватились за плечи и трясли — пытались будить. Голос пробивался сквозь сознание, казалось, вот-вот открою глаз и…Сожженное воспоминание.
21 марта 2022 г. в 12:53
Звонок. Раздражающий будильник. Давно…давно не слышал я его. Этот трезвонящий, ненавистный, убитый… Я потянулся к тому, что мешало мне спать и с размаху долбанул по часам. Замолкли. В глазах темно. Я словно умер…?
Открывая глаза, увидел свою комнату: всё тот же комод, та же табуретка с не сложенной одеждой, вечно холодные батареи и окно с видом на сломанный, детский парк. Я устало поднялся, тело ломило, голова болит. Ноги задели пустые банки из-под пива и некоторые с железным звуком упали на пол. Что я тут делаю?.. Ах, ну точно, вчера я напился. Такой бред снился, похоже на кошмар…смутно помню, что там было, но кажется, упускаю я что-то важное… Да плевать.
Кинул взгляд на часы — уже пять часов утра. Пошёл на кухню и стал искать по шкафчикам Аспирин. Нашёл. Искал чистую кружку, но вся моя посуда была не помыта и терпеливо ждала меня в раковине. Помою потом… Включив кран с холодной водой, запил таблетку и выпил не меньше литра воды. Всё сушило. После, заглянул в холодильник. Ещё бутылки пива…я схватил одну, открыл, и отпил несколько глотков. Хорошо… Стало немного лучше. Пошёл искупаться, чтобы вымыть похмельное лицо и остатки вчерашнего вечера, которого абсолютно не помню. Почистил зубы, причесался и пошёл одеваться, так как надо идти на работу. Желание есть не было.
Схватил с табуретки вещи. Напялил джинсы, толстовку, тёплые носочки, а уже в прихожей, берцы, куртка, шапка, шарф. Запер входную дверь, спустился вниз коммуналки. Тут всегда тихо ранним утром — все спят. А на выходе, почувствовал носом колющий запах зимы и холод на щеках. Уже зима? А я и не заметил как-то. На улице редко ходили люди. У всех хмурые, сонные лица. Ходят бурые, молчаливые, такие таинственные и далёкие. В данный момент, я никак не отличался от них. Тоже тихо шли по своим делам.
Я шёл по улице в полусознании, не особо замечал, что твориться вокруг, лишь успевал наблюдать, как густой дым от сигареты поднимался к небу. Замёрзшая грязь, чёрные деревья, тени редких людей…вот и будка со спящей бабулей, а дальше уже локомотивное депо. Я проследовал внутрь здания, где обычно сидят рабочие и ждут указаний начальника. Внутри уже сидел и я. Рабочие потихоньку собирались. Мы тихо пожимали друг другу руки и молчаливо сидели на стульях, превозмогая желание уснуть в тёплой кроватке.
— Даров, Ноа, — коллега с шапкой-ушанкой. Я с ним общался чаще, чем с другими. Наверное, потому что он слишком дружелюбный и красноречивый. С ним всегда можно утром проснуться. Он, как всегда, присел рядом со мной, стал толкать речь о политике. К нему присоединились другие, вели диалог. Я слушал. Всегда слушал. Это, наверное, мой единственный дар — постоянно слушать, впитывать слова других, как сухая губка.
— Привет, — радостно махнул я рукой, и про себя цыкнул от недовольства. Мне никогда не избавиться от маски, да?
— Вчера видел суку с щенками, — сказал один из рабочих, — Забрела сюда. Начальник наказал мне, чтобы вам сегодня утром сообщил об этом. Надо прогнать её отсюда. Им опасно тут бродить, — кому какое дело до псины с её выродками? Ну умрёт, что дальше?
— Да-да, — присоединился ещё один, — Видел тоже. Сука истощена, худая очень и шерсть облезлая, наверное болеет. Ищет еду походу, — они переглянулись, кивали и посмотрели на меня. Видимо, ожидают узнать, видел ли я собаку.
— Тоже видел, — устало ответил я, — Ходила недалеко от нас, когда обедали, — они вновь закивали. В этот момент, пришёл начальник. Старый, серьёзный дядька, с дикими глазами. Он стальным голосом раздал нам дела и ушёл. Мы лениво повставали, пошли к выходу, где ожидала работа.
Пол дня разгрузки окончательно нас разбудила. Физический труд всегда делал своё дело правильно, хотя обычно, на конец дня, вновь хочется уволится спать без задних ног. С каждым годом чувствую, что уже не вывожу. Не понимал, зачем просыпаться, зачем куда-то идти, зачем говорить и улыбаться, зачем надо двигаться, думать… Не видел во всём этом смысла, но что-то вечно меня поднимает. Вечно мешает остановиться, или подняться по ступенькам верх, на крышу, дабы приземлиться на асфальт и всё закончить. Вечно что-то преграждает мне путь по шоссе в час-пик.
— Вон! — слегка ударил по плечу коллега во время обеда, указывая куда-то вдаль, где болезненно мерцал снег от солнца. Пока курил, прищурился. Собака. Такая, какую её описывали. Сутулившаяся, худощавая, с облезлой шерстью, сломанным хвостом, ковыляющая на двух передних и одной задней лапе. Она боязливо опустила свою голову к снегу, принюхивалась и кидала на нас жалкий взгляд. Один из рабочих подошёл к ней, но та пугливо озарялось и пятилась назад. Он присел на корточки, кинул кусочек хлеба к ней поближе. Она отскочила от него в страхе, после, приблизилась и жадно загрызла. Другие рабочие так же повставали, хватая еду со своих обедов. Один налил воды в тарелочку, пододвинул к ней, и та стала её пить. Другой не пожалел куриной ножки, третий так вовсе отдал свой обед: гречневая каша с котлеткой.
Я не шёл туда. Не понимал, зачем это делать. Пускай голодает и умрёт. Никакой беды в этом не будет. Её тело будет гнить, как и остальные мёртвые в этом городе. Тем более, начальник приказал её выгнать отсюда, а эти дурни наоборот, приручают её. Она же снова придёт, идиоты. Однако, мыслей моих никто не слушал. Наблюдали, как голодная собака ела их податки. Раз вы такие «хорошие», вызовите ветеринара или приютите. Слабо? Тогда какой смысл кормить её, если впредь вам будет похуй на неё? Никогда не понимал эту глупость.
После обеда я не видел собаки, как и другие. Куда-то убрела. Надеюсь, вон из депо. Задавит вагон и никто не заметит ведь. Глупая псина думает, что тут безопасно? Или тепло? Холодно ведь, заморозки пошли, середина зимы на дворе. А под звон трудящегося мотора генератора хорошо работается, похоже на стук наковальни из магазина металлических подделок, куда меня водила мать.
Под лоскут яркой луны идётся так же легко. Кажется всё слишком ярким — даже те тусклые фонарные столбы горят непривычно светло. Куда же подевалось мрачность наших трущоб? Раньше никогда такого не бывало. Может электростанции реконструировали? Всё будто во сне. Даже моя походка казалось неправильной, лёгкой, словно иду по облаку и тело моё соткано из ветра. Наверное, просто перетрудился, пускай не чувствовал я усталости.
— Ноа, добрый вечер, — и снова здравствуй Роксана, ты как всегда, выглядишь преющим арбузом в особенно знойный день.
— Добрый вечер, — махнул я ей рукой, устремившись к полкам для продуктов. Сегодня хорошо бы приготовить чего, раз не чувствую себя размазанным по стенке. Однако, готовить я так и не научился, поэтому, возьму привычный BigBon и заварю на вечер. И взгляд скользнул к холодильникам, где красиво в ряд стояли баночки пива Miller Lite. Не мог не взять парочку себе под пазуху и пойти к Роксане.
— Сегодня вы хорошо выглядите, — тонкий, милый голосок. Извини, Роксана, но давай не в этой жизни.
— Спасибо, вы тоже, — неловко улыбнулся я. И вновь моё притворство… Она оценила товары, я оплатил. Такое общение вполне меня устраивает. Жаль, умрёт девушка…умрёт? Почему я подумал, что она умрёт? Хотя мы все умрём однажды, но такое ощущение, словно она — призрак прошлого, сожженное воспоминание бывалых лет. Это странно.
Не забивая голову бреднями, пошёл к коммуналке. Ожидал встретить вечно пьяного соседа на скамье или блюющей девушки одного ублюдка, но никого у подъезда. Конечно, по ступеням верх, я встретил привычные надписи с руганью. И уже в квартире, закинул в холодильник банки Miller, искупался, а как вышел, включил в наушниках музыку, заварил себе еду быстрого приготовления, открыл бутылку пива и тихо сидел себе и ужинал, хотя голода вовсе не чувствовал. После отправился спать, заведя будильник на пять утра.
И как всегда, труден на подъёме. Будничное утро. Будничное принятие душа. Будничная одежда. По кругу. Из раза в раз. Каждый день. Жизнь сурка. Мне от неё не тошно. Всё стабильно, ничего не меняется, всё так, как должно быть. Это радует. Не надо паниковать, что что-то не так, не надо забивать себе голову изменениями. Я люблю так жить. Не думаю, что кто-то вынесет такую жизнь, без прикрас, без отдыха, без развлечений. Но такому, как мне, лишённого всякого интереса к жизни, вполне нормально. Всё как по часам, всё по списку, по некому расписанию. Я бы так жил и дальше.