Ледяной солдатик

— А я тебя — нет. Алтан думает, что ему послышалось. Он смотрит в Вадима, но кажется, сквозь него. Тот ведёт голым плечом, наливая себе утренний кофе. Только что парень сказал, что любит его. Не особо планировал — само вырвалось на какую-то мелочь. Вадик вздыхает, кидает похолодевший взгляд на застывшего… даже, как оказалось, не любовника. — Понимаешь, — продолжает тот с улыбкой, а глаза всё равно как ледяные глыбы. Чайник в большой руке смотрится как кружка, когда он как ни в чем не бывало льёт в чашку кипяток. — Люди могут встречаться, потому что им друг с другом хорошо, — чайник с железным скрежетом ставится обратно на плиту, — потому что они друг друга любят, — две ложки сахара летят в кофе, — и потому что друг к другу привыкли. И вот у нас с тобой первый вариант, — ложка стучит о чашку, пока Вадим перемешивает сахар. — По крайней мере, я на это надеялся. — Мы полгода встречаемся, — глухо ляпает Алтан ничего, скорее всего, не значащую для другого цифру. — Видимся, — уточняет Вадим. Он пьёт кофе, прислонившись бедром к столешнице, и, судя по его виду, клал абсолютно гигантский болт на то, что сейчас говорит. — Не помню, чтобы разговор шёл о доме на берегу и собаках, — ещё один шумный глоток. — И, кстати, пять месяцев. Алтан порывисто вздыхает, готовый протестовать, назвать кучу вещей, которые они делали как пара — да как-то ничего на ум не приходит. Они начали в первых числах мая, как раз перед Алтановой чёрной полосой в виде контрольных и сессии, и провели вместе шикарное лето — вернее, от силы месяца полтора от него, потому что сначала Дагбаев утопал в учёбе, а потом, в августе, свинтил на две недели в Китай, получая каждый день совершенно очаровательные письма и звонки. Затем учёба началась снова, у него — в качестве ученика, у Вадима — в качестве преподавателя, и время находилось только на короткие встречи на неделе и на длинные — на выходных, во время которых они редко добирались докуда-то кроме постели. Парень отчаянно прокручивает последние месяцы в памяти, вспоминает несколько походов в кино и даже ужин на открытой веранде. Но всё это иначе, как постелью, не заканчивалось, да и длилось, как обязательная программа — ровно столько, сколько занимали дорога до места, сам просмотр фильма или поглощение еды и путь до чьего-нибудь дома. Алтан не задумывался об этом — оба ведь занятые, летом они только начали и хотели друг друга постоянно, да и смысл букетов-конфет, если есть занятия интереснее?.. Однако, в общем, из «встречательного» комплекта был у них один только секс. Вот только с одним нюансом — для Алтана это был не только секс. Но смысл сейчас препираться, если из аргументов у него только умоляющее «для меня всё было иначе»? Если Вадим в нём больше, чем хорошую компанию для секса, не видит? Они расстаются спустя неделю. Вадим предлагает. Алтан понимает, что большего от него всё равно не получит. Даже за вещами в чужую квартиру возвращаться не надо — он так и не завёл себе в том доме хотя бы зубную щётку и комплект домашней одежды. -- — Рад тебя здесь увидеть. Алтан поднимает глаза, уже зная, кто к нему подошёл. Олег ему понравился сразу же, как они столкнулись в Клубе — внимательный и обходительный, он слишком быстро завоевал доверие и расположение, а после такое уважение, что даже не любящий игры в подчинение Алтан однажды пришёл к мысли, что стоять на коленях у ног такого мужчины было бы приятно. Они с Вадимом тогда впервые показались вместе в закрытой части Клуба, привлекая немало внимания. Сейчас Алтан один, в другом клубе, но почему-то рядом с Олегом. — Я слышал, что произошло, — без тени улыбки говорит тот, присаживаясь на расстоянии полуметра. — Не ожидал, что ты продолжишь. — Если я начал с ним, это не значит, что не смогу без него продолжить, — серо отвечает Алтан, отпивая гранатовый сок. Он не хочет так грубо разговаривать с этим человеком, но иначе не получается. Он злится на себя и Вадима, а выходит так, что терпит Олег. Чужие губы трогает аккуратная улыбка. — Не ожидал, но надеялся, — уточняет тот, тихо проговаривая свой заказ. У Олега винного цвета рубашка и хорошо сидящий дорогой костюм. У Олега два года как уехал любимый Нижний — Разумовский свалил в Штаты строить карьеру, а у Верхнего тут сеть ресторанов, которые он бросить и не мог, и, видимо, не хотел. У Олега нежная улыбка и тёплые глаза. И руки у него тоже очень и очень тёплые, когда в одной из приватных комнат он обнимает полностью одетого Алтана, пока тот горько ревёт в сильное плечо и мажет слезами тот самый шикарный пиджак. -- Олег не давит. И не торопит. И вообще никак не показывает, что ему что-то в сложившейся ситуации неудобно. Он заезжает за Алтаном после поздних пар и берёт на себя все диалоги, намеренно делая большой крюк по городу, пока они едут под медленную тихую музыку. Он рассказывает Алтану про дни в ресторане, шефские будни и совмещение нескольких должностей — и тот робко смеётся, уютно пригреваясь на переднем сидении. Он открывает дверь до и после поездок, и обессилевший от стольких дней переживаний и слёз парень готов рассыпаться в благодарностях за всю его помощь. В середине октября в одну из таких поездок Олег берёт его за руку. Парень от неожиданности вздрагивает, не понимая, в чём дело. Но Олег сосредоточенно смотрит на дорогу, держа ладонь в прежнем положении — правда, почти на весу, будто на пробу, будто говорит: я жду твоего решения. Алтан решает не плыть поперёк реки. Не одному ему здесь нужно утешение. А на следующую встречу Олег приезжает с маленьким цветком в красивом горшке. Под первым снегом они едут не домой к Алтану, а ужинать. -- С Олегом… не так. Не то чтобы Алтану не нравилось. Ему не так, как бывает не так, если купить новый диван. Он красивый и удобный, но лежать как-то боязно, да и на прошлом уже было облюбованное место. Олег не диван, и вообще парню стыдно за такие сравнения, но в ресторане с шикарным видом на ночной город он немного теряется и глупо молчит, пока старший за ним ухаживает. — Алтан? — зовёт мужчина, когда парень слишком долго смотрит в тарелку и только кивает и смеётся на его рассказ. — Это просто ужин. Я очень хочу побыть с тобой, но прогулки под снегом ты вряд ли оценишь, — они усмехаются синхронно. Алтан смотрит в чёрные глаза и видит в них мягкость и искренность, в которую сложно поверить. Он замирает, вглядываясь внимательнее, и так же долго на него смотрит Олег. Выжидает момент. Алтан коротко берёт его за руку, окинув взглядом зал на предмет непрошеных любопытных. — Мне очень хорошо с тобой, — говорит он чистую правду. А потом вспоминает, где слышал подобную фразу в последний раз. Он надирается совершенно некультурно и неподходяще. Не как подросток в клубе, конечно; зрение в порядке, сбежать в уборную не тянет, а речь осмысленная. Но мысли, удерживаемые в узде в привычном состоянии, под алкоголем растекаются и бегут, и Алтан зависает, пока им несут счёт. Зачем-то позволяет Олегу за себя заплатить — ну зачем? Зачем-то долго смотрит на его шею, будто снятую с манекена рубашку и идеально гладкий подбородок — так не бывает, не с его чёрными волосами, он точно брился прямо перед их встречей. Он точно не готовил прямо в этом костюме. У него точно полно дел помимо возни с ревущим из-за другого мужика пацаном. Алтан надеется, что не из-за воспоминаний крепко берёт Олега за руку в машине. И на то, что не из-за воспоминаний тянет мужчину к себе домой, надеется тоже. Олег здесь смотрится странно — он очень высокий, очень красивый и очень новый. Алтан не знает, куда приткнуть его. Предложить чая на красивой кухне? Ещё выпить в гостиной? Показать свои цветы, а заодно романтичную натуру? Все эти вопросы смешиваются и летят в нейронный мусоропровод, Олег летит на диван, а Алтан — к нему на колени. На самом деле, конечно, не так. Он всё-таки предлагает чай, только не на кухне, а в гостиной; попутно рассказывает что-то про число растений, которые успел завести за несколько лет, и смущённо (с каких пор он умеет смущаться?) смеётся на чужую фразу о том, что здесь самый прекрасный цветок — он сам. Они даже успевают выпить по чашке чая, прежде чем взгляд Алтана вновь падает на чистую красивую шею и острую линию челюсти без единого волоса. Он лезет на чужие колени развязно и пошло, перекидывает одну ногу картинно, насколько позволяют узкие брюки. Шея оказывается ещё и очень вкусной — парфюм можно почувствовать только на очень близком расстоянии, будто он не инородный, а в самом Олеге, как запах кожи. Алтан целует, почти что зубами вцепляется, кусает за ухом, зарывается пальцами в густые чёрные волосы. Вспоминает о самом вкусном и тянется к чужим губам, но получает палец поперёк своих. — Хм? — непонятливо спрашивает он со всё ещё закрытым ртом, всеми силами пьяных мыслей пытаясь понять мужчину перед собой. Ты же так долго ухаживал — это награда. Ты мне понравился — потому что ты чуткий. Я у тебя на коленях — забудь обо всём и бери. — Я не хочу, чтобы ты отдавался мне так, — вкрадчиво поясняет Олег, поглаживая Алтанову поясницу под шёлковой рубашкой. — Тебе одиноко и грустно, и ты хочешь забыться. Без вина ты не сделал бы и половины того, на что способен сейчас. Чтобы ты был со мной, потому что хочешь кого-то забыть — я так не хочу. Алтан убирает руку от своего лица и сам берет чужое в ладони. — Я хочу, — с нажимом говорит он, прижимается ближе, несмотря на то что его пытаются отстранить мягким давлением ладони. — Ты красивый. И добрый. И заботливый. И, — ещё что-то вспоминать ему лень, так что Алтан просто вжимается в чужой рот, удерживая голову двумя цепкими руками. Не надо ему осторожности, и проницательности не надо, и напоминать о том, что было раньше, не надо. Он сейчас просто хочет, и совсем нет настроения на сеанс терапии. Когда Олег отвечает, мир рассыпается в стеклянную крошку. Его губы нежные, но настойчивые. Олег берёт его за затылок сам, направляя, как нужно; другой рукой находит ладонь Алтана и сцепляет их пальцы в замок, за который тот держится, будто под ними — раскалённая лава. Всё заканчивается спустя минуту стыдных Алтановых стонов — так же резко, как началось. Парень не понимает, почему вдруг его тянут за косы, заставляя отстраниться, и целуют коротко и нежно, едва-едва касаясь губами губ. — И всё же, лучше не сегодня, — жарко шепчет Олег, а в штанах у него так же твёрдо, как у Алтана. Тот нарочно притирается ближе, чтобы знать наверняка и дать понять другому, насколько он дурак и от чего отказывается. В ответ получает лишь ещё один сахарно-нежный поцелуй и поглаживание тыльной стороны ладони кончиками пальцев. Олег остаётся почти до утра. Большую часть этого времени Алтан с него не слезает — ему вдруг хочется совершенно по-сучьи отомстить за динамо, проверить на выдержку, сделать так, чтобы в конце концов его завалили и вытрахали, как делал всегда Вадим. Но Олег не Вадим, и в этом главный нюанс. Олег умилённо улыбается и незаметно отодвигает Алтана назад, когда тот снова начинает тереться. Стоит тому углубить поцелуй — перехватывает инициативу, чтобы спустя какие-то минуты вновь вернуться к неторопливому темпу. Их ласки тягучие и текучие, как и Алтан, окончательно расплавившийся под аккуратными изучающими движениям. Олег касается с точностью хирурга, не делает резких движений и будто вообще всё так и планировал. В какой-то момент парень задумывается, почему его не остановили от заказа последних трёх бокалов. Он окончательно успокаивается лишь спустя пару часов, в последний раз целует холёную скулу и ложится на крепкое плечо уже без пиджака — снял в несколько заходов, когда Олег окончательно сдался. Расстегнуть рубашку тот уже не позволил, так что Алтан довольствовался малым и только прощупывал мышцы через отглаженную ткань. Он особо не помнит, как Олег уезжал — Дагбаев снова зажал его у двери, надеясь урвать ещё, и отпустил только после очень, крайне, бесконечно нежного: — Милый, мне сегодня кормить весь местный бомонд. Олег очень умный и знает много красивых слов. Просто охуеть можно. Алтан хочет растечься по нему и никуда не пускать, но в итоге растекается по своей одинокой кровати, почти сразу забываясь тревожным сном, в который приходит один конкретный мудак и всё портит. Утром парень делает себе чай, а не кофе, чтобы как можно дальше отойти от воспоминаний о том, при каких обстоятельствах состоялся тот самый их разговор. -- Дракон поит его чаем с рук. Алтан связан по рукам и ногам и усажен в высокое кресло, как самый почётный гость — вот только сервис какой-то хреновый. Чай горячий, но понимается это скорее умом, чем рецепторами. Внимание сосредоточено на том, как двигаются волк с драконом на крепкой груди, и на пальцах, что больно удерживают за подбородок. Когда чай кончается, Алтан получает почти нежный, очень ласковый поцелуй. И слышит трель будильника. А затем не отвечает Олегу пол дня, измученный постоянно лезущими в голову воспоминаниями о жутко реалистичном сне. --

Faouzia — Bad Dreams (Stripped)

Darlin' I've been having dark dreams

They come home to hunt me

I can't seem to let them go

Darlin' I've been having sad dreams

I don't know where I've been

But I know what I've come to

— Нам ведь было хорошо с тобой, — Вадим скалится, подходя ближе. В комнате почему-то темно — и Алтан не знает, где включить свет. Он же у себя дома, почему он не знает?.. — Не надо было всё портить. Не надо. Ноги слабеют и отказываются держать — Алтан валится на пол, не ощущая боли, пока на него надвигается тёмная высокая фигура. Просыпается и долго не может отдышаться, нормально выдохнуть, даже двинуть рукой — смотрит в гладкий потолок, белеющий в темноте ночи, а легкие горят, будто их схватили и сжали. Он вспоминает, где телефон — на тумбе с другой стороны кровати, не дотянуться, да и что он может сказать, задыхаясь? Дышится тяжелее. Паника не накатывает волнами, как пишут в книжках — бьёт сразу по всему телу, окончательно парализуя. В ушах глухо, не слышно даже дыхания, а перед глазами блестящий песок; комната становится неразличимой, заволакиваемая мутным дымом. Алтан собирает последние силы и задерживает дыхание, чтобы потом медленно, сдавленно, но выдохнуть. Неглубоко вдыхает, борясь с зудящей тревогой. Как только может двинуться снова, зарывается в одеяло с головой, кутается так плотно, чтобы напряжённое тело осознало: никто не тронет. Спустя минуту паники осознание кошмара всё же приходит, но чужое присутствие в комнате кажется слишком реальным, и оттого Алтан не может ни перестать сжиматься, предчувствуя чужие прикосновения, ни взглянуть в темноту — слишком страшно увидеть там что-то. До момента, когда он рывком дотягивается до прикроватной лампы, проходит слишком много времени, чтобы списать всё на нервы последних недель. -- Вадим приходит во снах часто. Всегда ненадолго — успевает смято сказать пару слов и заглянуть Алтану в лицо; холодные глаза пугающе яркие и всегда пронзительно-угрожающие. Он просыпается дважды за ночь, за неделю успев привыкнуть и приобретя привычку класть телефон рядом с собой. Не чтобы написать кому-то, конечно — но чтобы включить что-то смешное и отвлечься от трясущей всё тело тревоги. — Ты почему не спал в четыре утра? — спрашивает Олег вместо пожелания доброго утра. На часах семь сорок, Алтан на ногах уже часа три — не смог больше закрыть глаза после того, как Вадим во сне приставил к его горлу нож. Почему-то не было особых сомнений в том, что и в реальности, будь на то необходимость, тот без задней мысли сделает то же самое. Алтан с неохотой открывает чат, готовясь в очередной раз врать. Они ещё не виделись с той последней встречи, когда он вёл себя, что нажравшаяся школьница, и Олег не имел счастья видеть, насколько плохо его парень выглядит. Палец зависает над клавиатурой. Парень ли? Или его просто пожалели и решили поухаживать, чтобы вернуть веру в себя? На предложение встретиться Алтан не отвечает несколько часов, мечась между желанием спрятаться в изгибе горячей шеи и решением не показываться Волкову в таком состоянии ни за что на свете. -- Олег зажимает между двумя пальцами локон, медленно проводит от корней до концов, вытягивая до почти прямого состояния — почти, потому что тянет он невесомо. Алтан разрешил. Задней мыслью мелькает — лучше бы ты намотал это всё на кулак, Олег, я не против, но парень затыкается, видя спокойный тёплый взгляд тёмных глаз. — Доволен? — спрашивает Алтан вместо унизительных просьб и пригубляет вино. От его бокала убыло от силы на треть, но даже с этого Дагбаев расслабляется слишком сильно. Щурится в глубину зала — из укромного угла, где они расположились, можно увидеть не так много. Отвлекается на интерьер — рассматривать уже спустя три минуты становится нечего. Его спина сгибается, плечи опускаются, и в какой-то момент они с Олегом сидят намного ближе, чем было в начале ужина. Алтан предпочитает не думать, как это произошло. Волков вновь оттягивает локон, отпускает и с искрящим интересом смотрит, как прядь подпрыгивает, завиваясь. — Невероятно, — лаконично отвечает он, переводя взгляд на более крутые завитки у лица. — Не зря попросил. Попросил — громко сказано. «Ни разу не видел тебя без кос», — бросил Олег в каком-то вечернем разговоре, и Дагбаеву хватило думалки, чтобы понять очевидный намёк. Ему пришлось перемывать голову, чтобы уложить распушившуюся волну в природные кудри. Но почему-то он совсем не возражает, когда уже дома у Волкова ловкие пальцы оказываются на затылке, вплетаясь в волосы, а стоит Олегу сгрести пряди в кулак и медленно, но настойчиво потянуть, Алтан без стеснения выдаёт пошлый вздох. Чужие губы сухие и горячие, и дорожка бесконечных невесомых поцелуев по шее доводит его до истерики за минуту. Путь до спальни бесконечный, но Алтан находит себе занятие в том, чтобы проставлять засосы на сгибе шеи, там, где не видно под рабочей одеждой. Как только Олег подхватывает его под бёдра, вынуждая ехать на себе, парень за пару секунд избавляется от верхних пуговиц светлой рубашки и оттягивает ворот, насколько позволяет поза. Он нагло пользуется чужой безоружностью, и от этого совсем не стыдно. Не стыдно ему и брать в глотку, пока Олег пытается удержать в подобии хвоста чёрную копну (вот поэтому я всегда с косами, милый). Рвотный рефлекс его успешно научили подавлять ещё летом, и по сравнению с тем, что Алтану приходилось заглатывать, у Волкова ещё очень приятный размер. Он опускается до основания, выбивая из мужчины вздох на грани грудного рычания, и медленно поднимается обратно, оттягивая плотно сжатыми губами крайнюю плоть. Олег смотрит так, словно готов отъебать парня прямо на полу, не заботясь о мелочах вроде комфорта. Однако берёт он Дагбаева настолько нежно, что даже любящий долгие ласки Алтан теряется и не знает, куда деться от не прекращающих мягко оглаживать его бока нежных (просто нереально нежных) рук. Он кончает ещё во время растяжки на чужих пальцах, и уже в тот момент чувствует себя настолько измотанным, что почти просит всё побыстрее закончить. Но в тот момент Волков вытаскивает пальцы и прижимается ртом к его растраханному входу, и внятных фраз в мыслях больше не остаётся. --

They will follow me 'till i can't breathe

And I'll beg them for mercy on mine

Рёбра хрустят под давлением. Отколовшаяся половина врезается в лёгкое, входит медленно, бесконечно долго, вырывая задушенный хрип. Алтан скребёт по бетонному полу здоровой рукой — вторая вывернута и не отзывается на сигналы мозга. Он видит приоткрытую дверь; за ней нет света, но привыкшие к темноте глаза разглядывают очертания возможного спасения. Дагбаев не помнит, когда ушёл Дракон, но точно знает, что времени у него нет совсем. Нога в тяжёлом ботинке резко наступает на спину и переломанную руку. Хрустят, доламываясь, кости. Закашливаясь от слишком глубокого вдоха, Алтан бьётся на постели, вырываясь из чужих рук. Он всё ещё в темноте, чувствует придавливающий вес, спустя полминуты умом понимает, что уже не во сне — но охватившая паника не даёт до конца поверить, что вместо грязного пола под плечом дорогая ткань простыни. — Тихо-тихо, — слышит над ухом, пока его подминают под себя и перехватывают цепляющиеся за одеяло руки. — Алтан, ты проснулся. Хлопок перед глазами пугает до крика. Алтан зарывается в одеяло, пряча лицо, и лежит так, пока краем глаза не замечает теперь освещённую знакомую комнату. Он в спальне Олега, на часах четыре двадцать, а сам Волков — на нём, обнимает (обезопашивает) со спины, завернув в одеяло. Постельное бельё цвета шампанского отливает золотом в свете неярких ламп. — Ты вцепился в моё плечо в таком ужасе, — Олег выдыхает, прижимаясь носом к растрёпанным волосам. — Я думал, ты умираешь. — Я умираю, — подтверждает Алтан и срывается в слёзы. Мне страшно, показывает он, мне страшно каждую ночь, он приходит постоянно, я не знаю, что делать, я скоро точно умру. Он не говорит прямо. Но Олег прижимает к себе так нежно, что Дагбаеву кажется: тот всё понял. -- — Ты ведь знал, что так будет, — спокойно поясняет голос сверху. Парень его обладателя не видит, но точно знает, кто именно с ним говорит. — Надо было сделать по-своему, да? Нож врезается в бок по рукоять. Дагбаев вопит, но не слышит своего крика. Два дня после этого он ловит фантомные боли и постоянно подходит к зеркалу, чтобы убедиться, что никаких ран под рёбрами точно нет. --

How about we play a game?

I know you like it ooh

You stay as far as you can

Before they get to you

«Кошмары: причины, значение, лечение» Алтан открывает видео с наибольшим количеством просмотров. Не самое эффективное решение — бороться с подобным с помощью ютуба, но и идти по врачам он пока не видит потребности. Банка мороженого ополовинена буквально за пару часов; парень намеренно забивает организм различными ощущениями, чтобы отвлекать мозг от лезущих в голову образов и звуковых воспоминаний. Видео оказывается болтовнёй про значение снов. Разочаровавшись, Алтан закидывается каким-то слабым успокоительным и пытается хотя бы вздремнуть, пока за окнами ещё светло: днём Вадим не приходит. От встреч с Волковым он намеренно отказывается, выходит только на учёбу, поесть с кем-нибудь после пар и заехать в магазин; в последнем нужды нет, но светлое шумное помещение и выбор между вишнёвым и ананасовым соком хотя бы на время создают ощущение обычной жизни без второй, тёмной реальности, в которую Алтана засасывает по ночам. Кожа от такого режима портится, настроение тоже, общение с Олегом и вовсе грозит прекратиться. Тот постоянно шлёт фото из ресторанов, со своего рабочего места, виды из окон и просто милые детали, при взгляде на которые появляется улыбка. Алтан улыбается, и за одно это он готов сотню раз сказать спасибо Олегу — но не может заставить себя написать что-то длиннее пары фраз. Стыд затапливает его каждый раз, когда не находится нужных слов, когда он в очередной раз отменяет встречу или говорит по телефону севшим голосом. В один момент, конечно, всегда всё вскрывается. И вскрывается оно тогда, когда парень не ожидает. Олег просто приезжает к нему с коробкой синнабонов и несколькими блюдами из своего ресторана, и вид у него почти угрожающий. Если можно считать угрозой предупреждение о том, что, пока Алтан не съест хотя бы что-то, из-за стола он не встанет. — Ты бы ещё хитрее позу для фото придумал, чтобы не было видно, как с тебя джинсы сползают, — с крайней степенью спокойствия подначивает Волков, разогревая еду. — И ещё беззаботнее голос по телефону делал. Я ведь совсем жизни не видел, не понимаю, что человеку плохо. Дагбаев сжимается, наблюдая за появляющимися на столе тарелками. Олег орудует на его кухне, как у себя дома, и почему-то знает, где лежат нужные вещи. И делает он это с таким видом, будто уже много раз накрывал здесь стол. Оправдываться, что не хотел беспокоить и приносить проблем, бесполезно: в итоге всё обернулось ровно наоборот. Олег кормит его почти с ложки, и это совсем не похоже на тот ужасный сон с чаем. Если тогда дискомфорт граничил с ужасом, то сейчас Алтан чувствует себя бесконечно маленьким и проблемным; тем не менее, получать чрезмерную заботу оказывается намного приятнее, чем тешить себя мыслью о том, что он уже взрослый, и нежности ему не нужны. Нужны, как выясняется, за все годы недополученной любви. Дагбаев зарывается в плед с головой и не отпускает Волкова из объятий, и очень, очень надеется, что тот понял, насколько сильно Алтан благодарен. -- — Ух ты, — задорно восклицают над ухом, и Алтан усилием воли не оборачивается сразу же на знакомый голос. — Вот это судьба злодейка, скажи? Вадим закуривает в полуметре, не утрудившись даже накинуть дублёнку на разгорячённые плечи. Алтан не отвечает: слишком часто видел эту фигуру в последние ночи, чтобы было желание общаться. — Слышал, ты теперь с Волком, — подныривает Дракон с другой стороны; едкий дым от его сигарет заставляет поморщиться. — Да, — чётко подтверждает Дагбаев больше для себя, чтобы заявить, что он теперь точно занят, теперь точно не поведётся на тупое провоцирование и попытки вывести из равновесия. — И сигареты у него получше твоих. Не дыши на меня, будь так добр. Влажный горький рот оказывается на его губах быстро — парень не успевает ни понять, ни увернуться, ни хотя бы упереться в чужую грудь ладонью. Перехватывает Дракон с умением опытного борца, а стоит ему схватить — не выпустит, пока не добьётся своего. Они это уже проходили. Только сейчас, в отличие от всех прошлых раз, Алтан не стесняется со всей силы вцепиться зубами в настойчивые губы. — Твою мать! — Вадим ругается сочно, выдаёт ещё пару грубых пассажей, будто не сам полез к занятому человеку, и с прищуром смотрит на готового сорваться с веранды ресторана Дагбаева. Отметили, называется, день рождения общего друга. — Впредь будешь думать, когда дозволено распускать руки, — шипит Алтан севшим голосом, еле набирая воздуха на длинную фразу. Разворачиваясь к двери в зал, где не утихает праздник, парень отчаянно отгоняет воспоминания из снов, где в подобной обстановке его хватанули за косы и бросили в стену. --

Darlin' I've been having weird dreams

I don't know what they mean

But I know I don't want to

Darlin' this is getting scary

Why can't I stop shaking?

I hope you don't see them

Кафель разогрет горячей водой, но сидеть на нём всё равно неприятно. Алтан, впрочем, особо не выбирал, когда сползал вниз по стене душевой. «Неуравновешенный» прилетело в спину в тот момент, когда он уже закрывал дверь веранды. Алтан привык даже не оборачиваться на такие оскорбления. Но к тому, что они вылетают из уст человека, которого любишь полгода, привыкнуть невозможно. Он не планировал мочить волосы в три ночи, но заплетённая перед сном коса пропитывается водой из душевой лейки на раз-два. Отвратительно липнут к спине влажные пряди. Алтан отдирает их ногтями, раздирая в кровь кожу, дрожит всем телом от подкатывающей тошноты. Планшет рядом пиликает звуками заставки от какого-то юмористического видео — парень врубил что-то из популярного, поведясь на яркую картинку и улыбчивое лицо. Он не особо разбирает речь, пугается слишком громкого смеха, но это уже лучше, чем рыдать в тишине. Обхватывает себя руками — чужие фантомные касания не выходят из мыслей, возвращаясь, как только Дагбаев перестаёт отвлекаться на что-то из реальности. Пару минут назад он снова проснулся с криком от того, что во сне его слишком реалистично насиловали, сковав по рукам и ногам. Некстати вспоминаются сессии и вплетённые в обычный секс практики; Дракону нравится связывать, Алтану нравилось отдаваться умелым рукам. Ситуаций, когда он оказывался обездвижен, было слишком много, чтобы не заходиться теперь в слезах каждые пару минут из-за короткого, но реалистично-яркого сна. Сколько он нормально не спал? Дагбаев сказать не может. Он ещё со школы везде ездил с личным водителем, так что упасть в метро в обморок не боялся. Зато назвать хотя бы половину тем, которые проходились в университете в последние недели, Алтан вряд ли сможет. Он убирает с лица раздражающие волосы, проводит ладонями по глазам и щекам. Лёгкие жжёт от сдавленного дыхания и задушенных рыданий на грани воя — сделать ровный вдох и спокойно выдохнуть почти невозможно, но парень справляется. Вслушивается в аудиодорожку: кажется, он врубил что-то вроде подборки смешных видео. Когда удаётся полностью разобрать кусок длиной в половину минуты, Дагбаев считает это личной победой. Не спать до утра становится привычкой. Алтан разбирает волосы с бальзамом — всё равно теперь перемывать и сушить — под новостную сводку, напичканную порой даже смешными шутками. Чаты мигают несколько раз; везде, как под копирку, вопросы о том, почему парень не спит в такую рань. Везде, кроме диалога с Олегом, который предлагает заехать сегодня в его ресторан. -- — Смотришь на меня, как на котёнка, — беззлобно подначивает Алтан, подцепляя ложечкой украшение десерта. Олег принёс сладкое сам, да ещё и вышел не в рабочей одежде, будто он тут не шеф, а просто важный гость. — Волшебно. — Ещё бы, — Волков сверкает глазами, положив подбородок на кулак. Смотрит снизу вверх и улыбается чему-то глупо-глупо, будто нашёл смешной ракурс. — Я этого кондитера буквально за шкирку из Италии приволок. — Хорошо, что не на поводке, — брякает парень и отпивает вкуснейшего глинтвейна. А потом смотрит Олегу в глаза и чуть не роняет бокал, потому взгляд у того почти чёрный. -- Повязка прикрывает глаза плотно, но не сдавливает сильнее положенного; у Волкова в постели всегда всё идёт по плану, как игра оркестра. Лучший инвентарь, умело подобранные практики — и так же умело спланированная сцена без единой заминки. Алтан не совсем понимает, как оказывается на коленях перед сидящим в кресле Олегом, но чувствует себя в этот момент слишком спокойно и правильно, чтобы сильно глубоко задумываться. Пальцы нежно расправляют чуть перекрутившуюся резинку на затылке, поправляют повязку, скрывающую от Алтана всё самое красивое и вкусное. Он хотел бы посмотреть Олегу в глаза из такого положения; на самого Волкова, впрочем, тоже — ему всегда нравились со вкусом одетые мужчины. Но тот решил повести вечер по иному сценарию, а Дагбаев слишком расслабляется рядом с этим человеком, чтобы капризничать. Он знает, что прошлый опыт не должен располагать к такому слепому (теперь уже в прямом смысле) доверию, но путающиеся от недосыпа мысли сваливаются в кучу и салютуют чувствам. А чувств из-за отключившегося разума у Дагбаева предостаточно. Он трётся щекой о ткань облегающих крепкое бедро брюк; твёрдые мышцы приятно ощущаются скулой. Действовать наощупь непривычно — до этого Алтан с повязками не играл; остроты добавляют не связанные, но заведённые за спину руки. Даже упереться в коленку невозможно, что уж говорить про облапать красивые ноги. Парень разочарованно скулит, достаточно тихо, чтобы это не было вызывающе, но достаточно громко, чтобы показать свою решительность. Он наконец упирается носом в натянутую ширинку, но чужие пальцы крепко берут за подбородок, вынуждая оторваться и поднять лицо. Остаётся только гадать, каким взглядом смотрит на него Волков — от этого и волнительно, и жутко. Алтану не хотелось бы, чтобы им были сейчас недовольны. — Не сейчас, — тепло и мягко говорит мужчина, но его голос достаточно твёрд, чтобы парень не пробовал нарушать правила и провоцировать на смену сценария. Его тянут вверх, и Алтан повинуется, коленками нащупывает свободное место, куда можно упереться. Растекается по сильному телу; чужая ладонь, поглаживая поясницу, поощряет все действия. БДСМ с Олегом будто и не БДСМ вовсе — занятное дополнение, каким балуются многие пары. Алтан, однако, видел Волкова в действии достаточно, чтобы знать: если действительно захочется поиграть в подчинение, лучше Верхнего не найти. Он утыкается Олегу куда-то в челюсть и успевает сделать пару глубоких сладостных вдохов, прежде чем: — С кем ты сейчас? — вводящий в ступор вопрос, ответ на который настолько очевиден, что сначала даже не приходит на ум. Алтан должен сказать что-то на тему их ролей? Тут какой-то подвох? Молчание затягивается слишком надолго, чтобы списать всё на шутку. — Конечно, с тобой, Олег, — непонимающе сводя брови, Дагбаев приподнимается, — у меня ещё не настолько отшибло память, чтобы не помнить, на ком я сижу. — Именно, что помнишь, — с нажимом повторяет мужчина ему на ухо, — а должен понимать. Ты стонешь его имя и вырываешься из моих рук, стоит нам вместе заснуть. Проснувшись, не реагируешь на мои слова, пока не прикрикну. Я не хочу повышать на тебя голос, Алтан, но иначе ты не понимаешь, что рядом я, а не он. Что ответить, Алтан не находит. В их первую ночь он был затрахан настолько, что сомнений в спокойном сне даже не появлялось; в другой раз парень заснул на чужих коленях, пригревшись около электронного камина-обогревателя. Проснулся он тогда уже на полу — как рассказал Олег, упал сам, не поддаваясь попыткам удержать на месте. Какие имена называл в панике, Дагбаев не особо помнит, но, видимо, наговорил он уже достаточно, чтобы знатно разозлить Волкова. И нарываться на чужой гнев, пусть и не верилось, что Олег способен причинить сильный вред без особой причины, желания не было. — Я не особо обращаю внимание на имена, когда мне снится, что меня душат. Тем не менее, иного оправдания у него нет. Волков молчит с полминуты, замирает рука, ритмично гладившая поясницу. Алтан затаивает дыхание, ожидая, что его сейчас просто скинут с коленей и попросят разбираться со своими глюками вне их встреч. — Давай сделаем вот что, — наконец отмирает Олег, будто молчание ему потребовалось для рассмотрения, по меньшей мере, тысячи идей. Он собирает косы в кулак и чуть сжимает, создавая натяжение ощутимое, но не грубое и не болезненное. — Когда я держу тебя так, ты понимаешь, что ты не во сне. Это не будет триггером? Вспоминать обо всём сейчас не хочется, но Алтан прогоняет все сны, которые остались в памяти, на предмет подобного жеста. — Не будет, — совсем не уверенно говорит он, надеясь, что не выдаст в следующий раз какую-нибудь совсем жуткую реакцию. С повязкой Алтан не расстаётся следующие полчаса. Они молча договариваются, что хотят ещё поиграть. Волков снимает его осторожно, ждёт, пока парень встанет на пол сначала одной ногой, затем, прощупав мягкий ковёр, и второй. Сидеть, прижавшись к твёрдой широкой груди, оказывается намного легче, чем даже стоять, уткнувшись носом в эту самую грудь. Алтан вспоминает: позади него, в полутора шагах, низкий журнальный столик, на котором стоит хрупкая ваза. Сбоку — ещё одно кресло и диван, о которые можно больно удариться при неосторожной ходьбе. Он покачивается, теряя равновесие, но Олег вовремя удерживает дезориентированное тело от позорного и болезненного падения. Своё шумное дыхание Дагбаев слышит так отчётливо, будто пришёл в кинотеатр. Олег заходит ему за спину, не снимая рук с напряжённой талии. Алтан бы схватился и отказался двигаться дальше, но чужие действия плавные и уверенные, так что он только замирает, ожидая дальнейших решений. Одна ладонь ложится ему на плечо, другая придерживает за подвздошную кость — и обе чуть надавливают, задавая направление. Самое сложное — перебороть страх ходьбы в абсолютной неизвестности. Очертания комнаты расплываются в памяти, потому что даже не совсем понятно, куда именно Алтана ведут. Всё, что он может — осторожно переступать ногами, перед этим прощупывая новое пространство. Шаг, второй. Дыхание перехватывает, когда кажется, что впереди что-то есть. Третий, четвёртый. Они огибают какую-то мебель и сворачивают налево, очень медленно, но всё равно слишком быстро, как чувствует парень. За косы тянут совсем неожиданно — ровно когда Алтан чуть расслабляется и привыкает к ведомому положению. Он паникует, лишённый зрения и возможности понять, где находится и откуда исходит опасность; вскидывает руку, чтобы вырваться из захвата, и готовится наступать на чужую ногу. Замирает спустя миг, вспомнив разговор, случившийся всего несколько минут назад. Горячие губы прижимаются к виску, когда Дагбаев глубоко выдыхает, сбрасывая с мышц напряжение. Мучительно пугающе и медленно Волков доводит Алтана до кухни — тот понимает своё местонахождение по гладкой столешнице под ладонями и стулу, на который его усаживают. Сидеть не так страшно. Страшно — когда придающие уверенности руки исчезают, а шаги удаляются, из-за чего в первые секунды Дагбаев хочет сорвать повязку, только бы убедиться, что всё хорошо. Он уже тянется к лицу, но слышит, как щёлкает кнопка чайника, а мерное шипение распространяется по кухне. Шаги возвращаются медленно, заходят Алтану за спину. Волосы вновь оказываются в чужих руках — в этот раз сильнее, быстрее, от чего дыхание перехватывает, а сам парень чуть не валится со стула, подавшись назад. — Олег! — зовёт он, предупреждая, и хватается не за повязку — за приобнявшую руку, только чтобы удержать равновесие. — Олег, — довольно подтверждает тихий голос, и Дагбаева крепко прижимают к груди. Этой ночью, проснувшись от очередного кошмара, Алтан куда быстрее понимает, что просто увидел сон. --

Paul Cardall — Scarborough Fair

Крупные белые хлопья медленно стремятся к земле, не колеблемые ветром. Город смотрится, что снежный шар — такой же сказочный, невероятный и не дающий оторвать взгляда. Единственное, на что Алтан готов смотреть кроме этого волшебства — Олег Волков, на чей покрасневший нос одна за другой приземляются снежинки и тут же пропадают. Тридцать первого декабря на улицах народу настолько много, что знакомые места кажутся совсем нереальными, будто в фильме. В магазинах не протолкнуться, но, слава богам, они с Олегом просто решили докупить вина, чтобы не задумываться об этом в праздничные дни. Мигает перегорающая лампочка гирлянды. Алтан засматривается на неё, застыв в дверях магазина, и зачем-то ждёт, пока та полностью погаснет. Стоит отмереть и повернуться наконец ко входу в здание, как он впечатывается в идущего навстречу человека. — Вот это новогоднее чудо! — комментирует излишне радостный голос, для узнавания которого Дагбаеву даже не нужно напрягать память. Он поднимает взгляд, отчаянно надеясь, что просто ошибся, неверно расслышав знакомые ноты в праздничном шуме. Вадим смотрит на него сверху вниз, улыбаясь, как всегда, неискренне, но широко. Его распахнутая куртка влажно блестит под яркими магазинными лампами — видимо, из-за растаявшего в тепле снега, а на яркой шее нет даже накинутого шарфа. Алтан готовится возмущаться таким отношением к своему здоровью — хочет просто закрыть глаза и поглубже вдохнуть, чтобы хотя бы на пару мгновений вспомнить то самое ощущение, которого не было уже несколько месяцев — затыкается и молча смотрит в холодные глаза, ожидая продолжения диалога. — Не забывай меня в новом году, — Вадик подмигивает и стремительно уходит, неосторожно задев Дагбаева краем внушительного пакета. А тот так и остаётся стоять, смотря вслед удаляющейся фигуре и думая о том, что мог отмечать этот Новый год совсем по-другому. Когда Алтан оглядывается в поисках Олега, то видит, что Волков сосредоточенно и темно смотрит на то место, где только что стоял Вадим. -- — Перестань делать такое лицо, — просит Алтан, отпивая вина. Шампанское они договорились открыть ровно под бой курантов, так что праздничное настроение Дагбаев создавал себе другими средствами. Он подходит к скорбно склонившемуся над разделочной доской мужчине и целует того в скрытое футболкой плечо. — Оливье с колбасой — это обычное новогоднее блюдо. — Он должен быть с мясом, — вздыхает Олег, но резать докторскую не перестаёт. Он сваливает ровные кубики в большую миску, где уже покоятся остальные ингредиенты, и клюёт парня в нос. — Я делаю это только ради тебя. — И я ценю это больше жизни, — уверяет Алтан, утаскивая пару кусочков. Квартира Волкова ещё за неделю до Нового года превратилась в праздничную сказку с кучей мигающих гирлянд, фигурок оленей и всяких блестящих мелочей, которые Алтан побросал в корзину в порыве желания навести новогоднюю суету. Почему Олег позволил превратить свою квартиру в филиал магазина праздника, Дагбаев догадывался, но принимать это даже в своих мыслях до конца не хотел. Он усаживается в кресло прямо рядом с пушистой ёлкой, кутается в притащенный из своего дома плед. Ищет глазами другие свои вещи: на полке камина оставлен краб для волос, на диване рядом Алтан положил снятую толстовку. Олег неосторожно роняет нож — парень переводит взгляд на него и замечает рядом, на соседнем столе, свою кружку. Инстаграм привлекает внимание уведомлением о новых историях; наряженные в эльфов и дедов морозов коты и собаки, дети друзей, пирамиды из бокалов с шампанским и уютные фото из баров. Фото Вадима в костюме дракона Алтан предпочёл бы не видеть за пару часов до первого января. Тем не менее, палец сам тыкает по экрану, листая следующие публикации. На последней рядом с Вадимом появляется что-то вертлявое и синеволосое, и Дагбаев блокирует экран. Смотрит на Волкова вновь, наблюдая за тем, как тот сосредоточенно размешивает ингредиенты собственноручно сделанного оливье. Алтан оливье не любит. Зато любит Олег. Да и без главного новогоднего символа как-то непразднично. Хотя, наверное, для праздника достаточно просто иметь рядом нужного человека. Волков нужный. А главное, самое главное — что Алтан нужный тоже. Олег делает всё, чтобы быть даже более, чем идеальным; Алтан видит и прекрасно понимает, что лучше и человека, и любовника ему за всю жизнь теперь вряд ли найти. Но под бой курантов, утягивая Волкова в долгий поцелуй, он наконец сам себе признаётся, что ему хватило бы неидеального, местами грубого и отвратительного Дракона. Олег с профессиональной точностью составлял заново части разбитой ледяной фигуры — согревал два края и прижимал друг к другу, чтобы примёрзли намертво. Вот только, как бы он ни старался, для полной починки у него попросту не было последнего осколка — нового сердца. Алтан обещает себе вырастить сердце заново, собрав воду пролитых слёз. Создать такое большое, чтобы с лихвой хватило на Олега, который своей любовью склеил Дагбаева из тысяч осколков. Разрывая поцелуй, они нежно касаются друг друга кончиками носов. Не нужно открывать глаз, чтобы почувствовать главное. У них всё хорошо. У них всё ещё будет.