***
Юля смяла бумажку, едва прочла. Ей назначали свидание в десять в теневой. Печатные буквы не давали понять, кто автор записки, но Юля знала одно: не Костя. Они глупо поссорились неделю назад и с тех пор не разговаривали, хотя повод для ссоры был… ну такой. Даже классический, вот только с другим раскладом. Черт дернул Костю заговорить о свадьбе и детях, когда Юлька-то все эти годы была уверена, что она и Костик идеально понимают друг друга и не хотят портить хороший секс и нежную романтику серьезными отношениями. О том, что для одного серьезные — это значит со штампом, детьми и Юлькиным увольнением из МВД, а для другой — надежное плечо в рабочих передрягах и в пути по карьерной лестнице, они почему-то не говорили раньше. И надо же было разругаться перед самым Новым годом, когда и подарки уже куплены, и новое платье, и отложены рецепты для новых салатов, и новая комбинация ждет своего часа на одной полке с меховыми наручниками. В общем, записка была не от Костика, и Юлька озадачилась: а кто еще-то мог пригласить ее на свидание? Она не замечала особого отношения к себе от других мужчин, потому что либо Юльку считали своим в доску пацаном, либо придатком к Лисицыну, поэтому смертников с романтическими намерениями не появлялось. Розыгрыш? Да, Юля ставила на тупой розыгрыш. В лаборатории крутились Таня и Тихонов — Биба и Боба два долбоеба, у которых на двоих не было ни одной капли мозга и которые могли подшутить не то что над рядовыми сотрудниками, но и над начальством. Да что там, Рогозина и Круглов не раз предотвращали тупые приколы в адрес министра и проверяющих… Но интересно же, кто придет на встречу. Вупсень-Пупсень Таня-Ваня? Или и вовсе оставят Юльку скучать в теневой в ожидании, что к ней спустится с неба сказочный принц? Классика жанра намекала, что вторая записка с приглашением в теневую лежит в кармане или на рабочем столе у другого сотрудника ФЭС, и Юлька даже заподозрила Майского, фонтанирующего злыми анекдотами с удвоенной силой. Но нет, Майского с чего-то интересовал морг.***
Часы показывали без одной минуты десять, а Серега уже дежурил возле морга. Ну, не у самых дверей. Вообще, строго говоря, даже за ними. Так, чтобы его не было видно из коридора. Контора почти опустела, Валюшу Серега лично провожал до дверей, Танюха усвистала еще после полудня. Из девчонок оставались лишь Соколова и Оксанка. Но чем ближе был час свидания, тем больше сомнений возникало у Сереги. О том, что он не только по девочкам, он не свистел направо и налево. Вообще из коллег знал только Коля, и то лишь потому что Серега проговорился по синьке, но с того вечера к этой теме они не возвращались, так что возможно, что протрезвевший Петрович Серегиных откровений не помнил. Но факт есть факт. Не боись Тихонов трупаков, он бы и Валиного пациента мог обрядить в красивые шмотки и сложить посреди коридора, а потом ржать, что Серега не просто рокер, но еще и некрофил в лучших заветах Короля и Шута. Он мог бы и козу притащить на свидание, и удалого коня. Соединение с мозгом у Тихонова отсутствовало как класс. Так что возможно, что записку мужику он мог бы подсунуть без всякого умысла, но… Когда в коридоре послышался отнюдь не перестук каблучков, Серега не сильно удивился. Вот когда морду увидел — тогда офигел не на шутку.***
Строго говоря, несмотря на некоторый опыт с девушками Юлька себя бисексуалкой не считала. Одно время думала: опыт остался в далеком прошлом. Кто из школьниц не целуется с подружкой, ради того чтобы научиться искусству поцелуев? Да и легкий петтинг на секс не тянул. Да и… До поры до времени Юля даже была уверена, что любит исключительно мужчин, особенно одного из них, и ни на одну женщину не посмотрит с желанием. А потом на работу в ФЭС устроилась Оксана Амелина — и Юлина уверенность заметно поколебалась. Оксана — воплощенный секс, с этим не поспорила бы даже лабораторная крыска. Оксана — прекрасная и недоступная королева. Белая королева из сказки Кэрролла. Если себя Юлька считала пламенем, то Оксану — снегом, зимой, царственной холодной стужей. Не было ни единого шанса, что они сойдутся. У них и отношения-то были натянутыми. Одно время Юлька даже подумывала, не нацелилась ли Амелина заполучить в свою постель Костика Лисицына? Но Оксана романов на работе не завела ни в первый месяц, ни в последующие, и к Лисицыну относилась разве что капельку холоднее, чем к Ваньке Тихонову. Не было ни единого шанса, да. Но Юлька все же храбро подошла к дверям в теневую, когда циферки на часах показали 22:05. В теневой было темно. Пахло жасмином и карамелью. Зашуршала синяя юбка, и каблуки цокнули, когда Оксана подошла ближе. — Так вот ты какой, северный олень. — Что? «Сама ты олениха». Юлька даже едва не вспылила, но сообразила, что в голосе Оксаны звучала улыбка, а не насмешка. — Это не я писала записки, — добавила Юля. — Знаю, это Таня и Ваня. — Вупсень и Пупсень. Оксана кивнула. И стояла она слишком близко. Повинуясь порыву Юлька сделала движение навстречу, так что теперь их тела оказались прижаты друг к другу вплотную. Со стороны это могло быть похоже на борьбу. — Но почему они подсунули эти записки нам? Мысленно Юлька сама же себе ответила: «Потому что ты, дуреха, слишком явно залипаешь на Оксане, а от этих глазастых крысюков ничего не утаишь». Юля все ждала, что Оксана отступит назад, потому что иначе ее грудь вздымалась едва ли не под Юлькиным подбородком, но… — Тебе еще не проговорились, что я бисексуалка? Юля как язык проглотила. — Так что Ваня и Таня взяли на себя роль новогодних эльфов, чтобы воплотить мое желание в жизнь, — продолжила Оксана. Ее желание?! — Так, Амелина, стоп! Ты что, мечтала пригласить меня на свидание?! Оксана задумалась. Нет, ну это же Оксана! Непрошибаемая, как танковая броня! Если бы она хотела, она бы пригласила, верно? Или нет? Юлька совсем запуталась. — Хотела, — согласилась Оксана. — Но, знаешь, Соколова, мне казалось, у меня нет шансов, потому что ты не по девушкам и влюблена в Лисицына как кошка. При упоминании Костика Юля не могла не фыркнуть, и это определило исход разговора. Потому что на ее талии оказались горячие ладони, а потом Юлька решительно кивнула на тихий вопрос, можно ли ее поцеловать.***
Так вот если Петрович не проболтался кому-то, а в Петровиче Серега был уверен как в себе, то у него есть проблемы. В первую очередь, с конспирацией. В коридоре возле морга появилась рожа Котова. Морда. Фамилия говорящая. Котову разве что усов не хватало, но усы бы ему не пошли. У Котова и мурлыкающие нотки в голосе появлялись время от времени, и двигался он как хищник, и вообще… вообще. Хотелось почесать за ушком, несмотря на то что точно знаешь: за это лишишься руки. Котов зверь. Серега, конечно, был зверем не меньшим и не то чтобы боялся, но даже под страхом смерти не раскрыл бы, как часто дрочит на Котова. И что нет-нет да появляется подлая мысль забухать вместе с Костиком, чтобы по дикой синьке уложить его в кровать и хотя бы отсосать со вкусом. И, может, воплотить в жизнь расширенную программу. Глядишь, наутро Котов либо не помнил бы о случившемся, либо постеснялся вспоминать… Но бля… Но бля, за дверью стоял Котов. Даже не просто стоял, даже протянул грабли и толкнул дверь морга, так что там появилась щелочка. — Ку-ку. «Убью суку», — подумал Серега. Не Котова. Ваньку. Тощего противного идиота, который вздумал подшутить в очередной раз и с размаху попал по больному месту. — Майский, выходи. Но вместо этого Серега поймал Котова за руку и втянул внутрь. — Свидание в морге, да ты лепишь, майор? «А просто свидание, значит, тебя не удивляет?» — Холодновато здесь для секса, — добавил Котов. — А ты раскатал губу на секс? — А ты меня для вскрытия пригласил? В морге было темно, как в гробу, но по голосу Котова было ясно, что он улыбается. Улыбается! Котов! Улыбается, когда говорит о сексе с мужиком! Да он больной! Собственно, Серега тут же это проверил, но лоб у Котова был нормальной температуры. От кожи приятно пахло. И какого хрена полез проверять не ладонью, а губами? — Можно подумать, — фыркнул Котов, — что ты позвал меня с какой-то другой целью. Я думал, ты до последнего будешь корчить из себя натурала. А тут вдруг, к моей радости… — Котов, — простонал Майский с сожалением, — я не писал записку. Это приколы Тихонова. Котов отстранился и, кажется, помрачнел. Только теперь Серега понял, что прежде Костины руки лежали у него на поясе — и вдруг исчезли. — Блять! Вообще-то Серега хорошо его понимал. Котов не то что проговорился. Он, считай, больше чем просто ляпнул лишнее. Буквально смертный приговор подписал. Котов отстранился еще дальше. И вообще, кажется, готов был сбежать, но куда там… Серега ухватил его за руку. Точнее, ну, метил за руку, а получилось, что рука попала в совершенно другое место и в ладони оказались вовсе не пальцы. Котов оглушительно хлопнул ртом. И перетек ближе. Вот так, знаете, как коты перетекают всем телом, еще секунду назад были в коридоре, а вот уже на груди мурлычат? А он нехило поработал над собой, раз решился прийти на свидание. Ну, знал ведь, что встретится нос к носу с Серегой. Но пришел. И даже не тупил вопреки обыкновению. Ба, да Котов делает успехи! — Пусть я и не писал записку, но, Котов, пойдешь со мной на свидание? — Только, пожалуйста, не в морг. А в мотоклуб? Почему-то Серега был уверен, что Косте понравится. — А ты мне давно нравишься, — добавил Серега, прежде чем они вышли из морга. — Я только не думал, что это взаимно. Котов фыркнул. — Такая же история. Но потом эта записка… И Тихонов сказал, что видел, как ты ее подсовываешь. И вот… А ты это… Руку с яиц не уберешь? И тогда Серега понял, что рука-то все еще не на месте. Но удобно лежит, что уж там. Обязательно положит вновь. Но в другой раз, да? Например, в туалете мотоклуба. На улице с неба сыпались пушистые хлопья, горели новогодние огни, и поздние влюбленные парочки неспеша брели по дорогам, наслаждаясь друг другом и своей любовью. В этот вечер парочек стало как минимум на две больше.