На углу Мэдисон-авеню и Тридцать девятой западной улицы

             — Кейт Бишоп!       Знакомый русский акцент заставляет вздрогнуть. Кейт не оборачивается, только вертит в руках опустошенный минутой ранее стакан. На улице валит снег. Колючий и мокрый, совсем уже не рождественский, скрывает улицы Нью-Йорка за своей пеленой. Только отчаянный сунется на улицу. Кейт, пожалуй, достаточно отчаялась — она вышагивала шаг за шагом по бетонным улицам, пока не промокла насквозь и, продрогшая, не укрылась под крышей какого-то бара на углу Мэдисон-авеню и тридцать девятой западной улицы.       По левую руку от неё кто-то русский и очень шумный занимает последнее свободное место за барной стойкой. Кейт паршиво, поэтому она делает вид, что не замечает. Внутри что-то сжимается.       Кейт очень паршиво и говорить об этом совершенно не хочется. После Нового года Кейт вернулась в прозябший Нью-Йорк, в свою холодную, только отремонтированную квартиру. Дом Бартона, такой домашний, пахнущий печеньем и рождественским ужином, казалось, остался только в воспоминаниях. В настоящем были только внезапно свалившееся одиночество, груз ответственности, чувство вины перед матерью и приличная доза самобичевания.       — Кейт Бишоп? — волосы у Елены промокли от растаявшего снега, а взгляд заинтересованный и как будто совсем каплю взволнованный. Макияж остался идеальным — магия водостойкой косметики.       До Кейт, наконец, доходит чувство удивления, которое она должна была испытать сразу, как услышала своё имя, произнесённое с этим чудовищным русским акцентом.       — Что ты тут делаешь? — спрашивает Бишоп осторожно, ожидая подвоха — вдруг Белова здесь, чтобы оставить ей новых синяков. Старые ещё не прошли.       Елена пожимает плечами. Бармен приносит ей бокал с шоколадным мартини, и Кейт сначала удивляется, когда она успела сделать заказ, а потом удивляется, что русская наёмница взаправду заказала шоколадный мартини. От этой мысли на губах Бишоп появляется лёгкая улыбка.       — Что? Это вкусно! — в подтверждении своих слов Белова нахально чокается о пустой стакан Кейт и делает глоток. На вопрос она отвечать не торопится. Её взгляд бегает по бару, немного затуманенный и немного заинтересованный, совсем как у типичной туристки, заглянувшей в первое попавшееся место после осмотра достопримечательностей.       — Ты здесь из-за Клинта? Его нет в Нью-Йорке. И я думала, вы разобрались. — Кейт выжидает паузу, надеясь на комментарии, но Белова смотрит на неё насмешливо. — Из-за меня? — Елена щурится, — Если хочешь отомстить, то давай не здесь.       Белова откровенно смеётся, и её смех такой искренний и притягательный, что Кейт снова не сдерживает улыбки.       — Ты смешная, Кейт Бишоп, — с весёлой улыбкой хмыкает Белова. Её бокал опустел на половину. Ответа на вопрос Кейт не дождается, но всё-таки смело предполагает, что драться они не будут. Может, в следующий раз? Кейт одергивает себя. Лучше, без драк. И без следующего раза.       — Я думала, ты уедешь сразу же, как разберёшься с Клинтом, — переводит тему Кейт, сдавшись. Беловой удалось её заинтересовать. Может, если она выяснит, зачем наёмница нашла её в этом баре, то удастся побыстрее от неё избавиться.       В ответ Елена пожимает плечами. Взгляд её прикован к окну, а за окном всё сыпет снег.       — Это ты пригласила меня выпить.       — И ты специально нашла меня? Спустя несколько недель? Чтобы выпить? — Кейт, признаться честно, в шоке. Елена широко улыбается, и Кейт возвращает ей улыбку в ответ. А спустя секунду хмурится — чёрт, она опять за своё. Она опять пытается ей нравится.       — Глупышка. Я осталась на праздники в Нью-Йорке. Посетила все места, что ты советовала. Юнион-сквер, рождественская ярмарка? Очень круто, — Елена качает головой. Кейт замечает, что точного ответа на вопрос Белова так и не дала — опять.       Эти игры в кошки-мышки сильно надоедали. Кейт подавляет тяжёлый вздох и, схватив своё пальто со спинки стула, собирается уйти. Мокрый снег не такой надоедливый как акцент наёмницы. Но уйти не удаётся — холодная рука хватает её за запястье. Обернувшись, Кейт сталкивается с обиженным взглядом Беловой.       — Но мы ещё не выпили, — обвинительные нотки в голосе Елены забавляют. Кейт теряет терпение (и нервы).       — Ты выпила шоколадный мартини. Я выпила виски со льдом. Отлично посидели, чудесно поболтали, я домой. Нет ничего удивительного в том, что вырваться из цепкой хватки Елены не удалось. Всё равно, что пытаться вырвать металлическую цепь из бетона голыми руками. Кейт одаривает Белову взглядом, полным негодования. Она репетировала его несколько лет, тренируясь на собственной матери. Иногда работало. — Лайка, — произносит внезапно Елена. Бишоп от удивления перестаёт вырываться, забывая, что собиралась подарить наёмнице свой самый лучший разъярённый взгляд.       «‎Смешное слово, — думает Кейт, — Понятия не имею, что оно значит.»‎       Негодование сменилось любопытством. Белова рассматривает футболку, на губах её усмешка. Кейт смотрит вниз, так, словно никогда прежде не видела, во что она одета.       — Ты знаешь, что здесь написано? — у Елены был такой тон, словно она разговаривает с трехлеткой. Кейт не шелохнулась. Елена не отпускает её руки.       — Нет. Это не моя футболка, — зачем она это сказала? — Собака? Тут нарисована собака, — судя по смеху Елены, предположение неудачное. Признаться, Кейт не задумывалась о надписи. Футболка была удобной. Какая разница, что на ней написано?       — Глупышка Кейт Бишоп. А если написано плохое слово?       — А тут написано что-то плохое? — не то, чтобы было не плевать. Любопытно. Рука затекает на весу. Елена смеётся. Чёрт, думает Кейт, зачем смеяться так заразительно. Ей нравится этот смех. Это ей не нравится.       — Нет. Лайка — это собака-космонавт, — глаза Елены блестят в тусклом освещении бара. Кейт нравится её макияж. Чёрт.       — Говорю же. Собака, — парирует Кейт. Она сдаётся и возвращается на своё место. Елена не отпускает её руки, но хватка перестаёт быть такой стальной. Бишоп — на удачу — пробует освободиться, но безрезультатно. Кейт уже не планирует сбегать, но если Елене так хочется, то плевать, пусть держит себе на здоровье.       — Не просто собака. Космонавт, — поправляет её Елена, и в голосе было столько самодовольства, будто это её изображение было на футболке Бишоп. Кейт пожимает плечами. Собака на футболке была в ракете — наверное, стоило догадаться. Спорить она не стала.       Молчание, повисшее между ними, одновременно напрягает и согревает. Молчать было идеально. Но Елена не может позволить себе не раздражать Кейт.       — Так мы выпьем или нет? — Белова дёргает Кейт за руку, и теперь Кейт кажется, что она что-то вроде заложницы. Вместо ответа она вздыхает так тяжело, насколько вообще способны её лёгкие, и подзывает бармена.       Когда стаканы с виски оказываются перед девушками, Елена освобождает руку Кейт из плена, решив, очевидно, что от выпивки та точно сбегать не будет. Стало холодно. Отпечаток ладони Беловой быстро побелел и исчез. Бишоп делает вид, что лёгкое чувство разочарование принадлежит не ей.       — Ну, с праздником! — радостно провозглашает Белова, дождавшись, пока Кейт (с самым что ни на есть напускным недовольством) возьмёт в руки свой стакан.       — Праздники уже давно закончились, — хмурится Кейт под звон стекла. — Сегодня 13 января.       Рождественские украшения остались только на домах самых ленивых. Возможно, в доме её тёти всё ещё стоит наряженная с Клинтом ёлка. Нью-Йорк сменил праздничное сияние на своё обычное: на свет фар, рекламных таблоидов и разноцветных вывесок.       — Вот именно, глупышка. Сегодня Старый Новый Год, — Елена веселится. Кейт придерживается непонимания происходящего. Решив, что если она задаст вопрос, то либо не получит ответа, либо, что страшнее, ей придётся выслушивать объяснения, молчит.       — Ты очень грустная, — фантастическое наблюдение. Кейт поражается тому, что, оказывается, Белова может обращаться к ней без постоянного напоминания её имени и фамилии.       — А ты слишком весёлая, — хмыкает Кейт, сделав жадный глоток виски. Горло обжигает. Кейт ожидает смеха, уже готовая была стоически не думать о том, как ей нравилось, когда Елена смеётся, но Белова только едва улыбается. С насмешкой, но всё же немного печально. Кейт заставляет себя не смотреть на её губы.       — Мне весело. В Нью-Йорке весело. Я обошла все достопримечательности. Вы, американцы, смешные.       Кейт фыркает. Елене всё смешно.       — Видела статую свободы? — зачем-то спрашивает Кейт. Наверное, чтобы не говорить, почему ей грустно.       — Не-а. Слышала, там что-то случилось, и теперь она опять на реконструкции? Придётся приехать ещё раз, чтобы её увидеть. — Елена в активно жестикулирует и качает головой. — У вас тут в Нью-Йорке постоянно случается какое-то веселье, да?       Кейт смеётся. В первый раз за вечер. А Елена будто только этого и добивалась, смотрит на неё с улыбкой и огоньками в глазах. Бишоп отчего-то смущается и делает ещё один глоток алкоголя во спасение.       — Да… Да, каждый день веселье, — звучит настолько убито, что Елена даже не смеётся. Даже лёгкая улыбка исчезает, пропадает без следа. Она только гоняет виски по стакану и поджимает губы.       Кейт сжимает руку в кулак, чтобы не дай бог не заслезились глаза. Руку обжигает прикосновением — Елена осторожно, как будто бы и впрямь немного боится, накрывает сжатый кулак Кейт своей ладонью.       — Здесь нет твоей вины, Кейт Бишоп, — голос Беловой непривычно тих, Кейт настолько привыкла к звонкости и шуму, что думает, что ей показалось. Только сочувствующий — сопереживающий — взгляд наёмницы говорит об обратном. Елена чуть сжимает пальцы, и Кейт расслабляет ладонь.       О, чёрт, это неловко. Можно сказать, они держатся за руки. Это не железная хватка на запястье, удерживающая её на месте. Елена даже не давит, лишь совсем чуть-чуть, наверное, непроизвольно, поглаживает большим пальцем. Кейт чувствует, что щеки зарделись, и скидывает это на алкоголь. Руки она не убирает.       — Что? — как в тумане произносит Бишоп, сверля взглядом содержимое своего стакана.       — Ты молодец, — произносит Елена всё тем же тоном. Может, это профессиональная деформация — неумение отвечать на вопросы? А глаза всё же щиплет. Кейт дёргается и вырывает руку, чтобы протереть их. Она не хочет знать, откуда Белова знает, не хочет знать, зачем она её утешает, она хочет допить виски и пойти в свою пустую квартиру, где нет даже её собаки. Она сама решила оставить Лаки у Бартона до конца зимы, пока не разберётся с делами, и уже жалеет об этом.       Кейт бросает взгляд на Елену. Та отрешённо смотрит на аккуратно расставленные бутылки на полках у бармена и потягивает виски. Свободная теперь рука выстукивает что-то ненавязчивое на барной стойке. И если бы Кейт знала её чуть лучше, то догадалась бы, что Елена смущена и немного растеряна. Но Кейт не знает, поэтому снова вздыхает, думая, что этой женщине всё шутка.       — Я засадила свою мать в тюрьму. Это было моё решение, и тут определённо есть моя вина, — зачем-то говорит Кейт, хотя не собиралась делиться этими мыслями даже с Клинтом.       Елена смотрит на неё изучающе, щурится и поджимает губы. Помада немного размазалась. На стакане остался яркий след. Кейт хочет протянуть руку, то ли чтобы размазать помаду окончательно, то ли поправить контур нижней губы. Виски предательски заканчивается, и Бишоп приходится отгонять эти мысли самостоятельно.       — По крайней мере, она жива, — говорит Елена, и в её голосе чувствуется такая скорбь, что обеих немного передёргивает. — Ты защитила её от Кингпина. В тюрьму её завели её поступки. Ты молодец, Кейт Бишоп.       Кейт кивает, не в силах что-либо сказать. В словах Елены есть смысл, хоть и принять его слишком тяжело. Белова допивает свой виски и шумно ставит стакан на стойку. В глазах её снова заплясали огоньки. У неё в голове словно переключатель, и Бишоп не поспевает за её настроением.       — Пойдём гулять? — весело предлагает она, и словно без того знает ответ, начинает собираться.       — Что? Нет. Там снег идёт, — Кейт не глядя тыкает в окно, а затем спешно добавляет. — И я не хочу с тобой гулять.       Елена точно испытывает её нервы на прочность. Она улыбается хитро и бросает на Бишоп озорной взгляд.       — Конечно, хочешь. Пошли! Снег уже закончился.       Кейт смотрит в окно. И правда, снег закончился. На улице стоит спокойная ночь, яркая от городских огней. Кейт хмурится и качает головой.       — Значит, я иду домой. У меня пальто сырое. Там холодно.       Елена задумчиво застывает. Неужели, у Кейт появился шанс. Она уже думает, как будет добираться до дома и завалится в тёплую постель, ни капли не жалея, что не согласилась на эту прогулку. Ни капли.       Что-то теплое окутывает её шею. Похоже, у Елены всегда холодные руки — обжигают подбородок, когда завязывают яркий вязаный шарф, заставляют вздрогнуть, касаясь мочек ушей, когда подтягивают его повыше, чтобы точно не было холодно. Кейт ошарашено молчит, не зная, как реагировать. Елена молчит, оценивая результат, а потом запахивает пальто Бишоп и тянет её за рукав.       — Пошли. Не такое уж оно и мокрое. Вы, американцы, совсем слабенькие, — хмыкает она, плечом толкая дверь бара. Кейт спешно передаёт официантке пару смятых купюр на выходе и просит передать на бар.       Без мокрого снега, засыпающегося и в глаза, и в уши, на улице теплее. Елена дышит полной грудью, бодро шагая вперёд, и напевает что-то на русском. Кейт плетётся чуть поодаль, вдыхая аромат шарфа, и всё ещё не понимая, стоит ей сказать «‎спасибо»‎ или лучше молчать.       — Давай, Кейт Бишоп, шевелись, — подгоняет её Елена, с улыбкой оборачиваясь через плечо. Кейт, чёрт бы её побрал, улыбается в ответ и чуть прибавляет шаг.       — Я думала, мы гуляем. Зачем спешить? И хватит уже называть меня так. Достаточно просто Кейт.       Елена пожимает плечами и хитро улыбается.       — Как скажешь, Кейт. И мы всё-таки гуляем, а? — звучит непривычно. Лучше «‎Кейт Бишоп»‎.       Кейт шутливо толкает её в плечо быстрее, чем успевает подумать, и бросает тихое «‎Отвали»‎. Елена опять смеётся. Кейт прячет лицо в её шарфе.       Они идут молча, так, словно правда наслаждаются прогулкой. Молча заворачивают на Пятую авеню, молча проходят мимо публичной библиотеки и молча входят в Брайтон-парк.       В парке тихо и слышны только хрустящие по ледяному снегу шаги таких же надумавших погулять людей. Елена подхватывает Кейт под локоть, когда компания шумных подростков едва не вытесняет их с дорожки. Белова смотрит им вслед с недовольством, а Кейт на Елену — со смущением. Елена замечает её взгляд, и уголки губ её приподнимаются.       — Что так смотришь, Кейт?       — Ничего. Просто… Зачем тебе всё это?       Елена снова пожимает плечами и прижимается чуть ближе. От Елены тепло, поэтому Кейт не против.       — Знаешь, я не искала тебя специально. Я живу в отеле, неподалеку, где-то… — на секунду она замолкает и задумчиво хмурится. — По улице, по которой мы шли. Чуть подальше. Чёрт помнит ваши эти названия.       — Пятая авеню, — подсказывает Кейт. Они уже дошли до фонтана Жозефины Шоу Лоуэлл. Неподалёку Бишоп замечает влюблённую парочку, гулявшую, державшись за руки. Они с Еленой со стороны наверняка выглядят точно также. — Не думала, что ты живёшь в отеле.       — Почему нет? У меня отпуск. Увидела тебя, хмуро вышагивающую под снегопадом. Это судьба, Кейт Бишоп, — Елена не улыбается, и это ощущается ещё хуже, потому что теперь Кейт приходится смотреть ей прямо в глаза. Что-то неуловимое в её взгляде заставляет Кейт снова покраснеть. От холода, конечно же.       — Следила за мной? — спрашивает Кейт, и в отражении глаз Беловой видит, насколько глупым был этот вопрос. Конечно, следила. Молчание длится минуту.       — Ты нравишься мне, Кейт Б… Кейт, — Елена смотрит на фонтан, отрешённо, совсем как в баре. И тут Кейт понимает. И ей почему-то смешно, она подавляет смешок где-то в горле и прячет улыбку в ярком шарфе. Тепло.       Кейт молчит, Елена тоже и, кажется, немного нервничает, но не подаёт вида. Кейт вынимает руку из кармана, отчего рука Елены соскальзывает с её локтя. Бишоп видит, что Белова вздыхает как-то обречённо, и уже готовится сама спрятать руки в карманы. Кейт не даёт ей этого сделать. Она подхватывает её ладонь, просачиваясь пальцами между пальцев, и легонько сжимает. Кейт не знает, что она делает и зачем, но руки у Елены всё такие же холодные, а у Бишоп — горячие. Её очередь обжигать прикосновением.       На самом деле, это стоило сделать только ради этого выражения лица Елены. Её самоконтроль всего на несколько мгновений ломается, и взгляд прикован к их сцепленным рукам. Рот приоткрыт от удивления, а глаза сверкают от лёгкого шока. Кейт чувствует, как пальцы Беловой чуть сжимаются, очевидно, проверяя реальность происходящего.       Елена берёт себя в руки, но Бишоп уже успела насладиться моментом. Её самодовольная улыбка прячется в шарфе. Белова хмыкает, признавая поражение. Они стоят молча пару минут.       — Я ужасно голодная, — говорит Елена, краем глаза следя за Бишоп. Кейт не понимает, к чему она клонит, задумчиво склоняя голову на бок.       — Можем вернуться в бар? У них есть еда.       Елена вздыхает так театрально, что Кейт понимает — мысль была какая-то другая.       — Как насчёт заглянуть в гости? Я закажу поздний ужин, — предлагает Елена, на этот раз решившись посмотреть Кейт прямо в глаза. Бишоп застывает, неуверенная и стушевавшаяся, смотрит на Елену с недоверием. Слова застревают в горле. Елена чуть сжимает её ладонь и улыбается невинно. В этой улыбке не заподозрить опасную наемницу. Кейт кивает.       — Почему бы и нет.       Елена выдыхает.       По Пятой авеню они снова молчат. Говорить особо не о чем, а самое главное, не за чем. Кажется, у них теперь целая ночь впереди, чтобы поговорить. И спешить теперь некуда. Медленно, не выпуская руки друг друга, они прогуливаются по (почти) пустой улице. Кейт смотрит в небо.       На душе всё ещё тяжёлым камнем возлежала ответственность, притупившееся чувство вины свернулось в клубок где-то в углу сердца, самобичеванием Кейт обязательно займётся когда-нибудь завтра, но по крайней мере, сегодня (и никогда) ей уже не будет так одиноко.