х
На улице минус пятнадцать, а на лице Егора красный нос, когда он, выходя со школы и направляясь к остановке, видит ауди с открытым капотом и мужчины, покрытого татуировками в лёгкой куртке. Ноги словно примораживаются к заснеженной тропинке когда Егор подходит еще немного ближе и останавливается всего в паре метрах от машины. — Так, я повернул, — рассказывает татуированный кому-то по телефонному разговору и убирает руку от чего-то под капотом. Недолго молчит, очевидно, слушая собеседника, — Так, а теперь русским языком повтори все свои казахские маты, я ни черта не понял. Егор топчется на месте, думая, что ему, вообще-то, стоит уйти, ведь все его глупые троллейбусные мысли — забавы ради, не более. Как отсутствие друзей и сосед по парте. Не более. Егор опоздает на троллейбус, если постоит здесь еще хоть пару минут. Он думает, что ему нужно уйти, ведь он все равно не наберётся сил сказать хоть одно слово и обратить на себя внимание. Ему стоит уйти, ведь татуированный, кажется, и без того занят. Егору нужно уйти, потому что его тревожность лишь усилится, когда парень обернётся и увидит перед собой школьника, обмотанного бабушкиным шарфом в пуховике-зефирке, которая делает его раз в пять больше, и с лямками тяжелого рюкзака на своих хрупких плечах, которые, вообще-то, слишком много на себе удерживают. Егору восемнадцать, он ежедневно повторяет себе «одному спокойнее», а ночью, засыпая, выныривает одной рукой из рукава просторной футболки и прижимает к груди, натягивая трикотажную ткань на плечах так, что кажется, будто его обнимают. — Моя машина не мешает вам пройти, — слышит Егор сквозь пелену собственных мыслей и видит перед собой в опасной близости владельца ауди. — Вы можете уже пройти и не стоять над душой? Егор теряется во времени и реальности, когда его планы и дурацкие игры начинают быстренько рушиться. Он должен был познакомиться, если увидит этого парня еще хоть раз. Но вот он стоит перед ним, пряча лицо почти полностью в бабушкином шарфе, словно страус, и думает, что это как в прятки, когда тебе пять — накрываешь лицо ладонями и думаешь, что теперь невидим. — Я Егор, — произносит он и думает — всё, знакомство удалось, можно поставить галочку в знак окончания очередной выдуманной игры-ритуала, но всё ещё стоит на месте дожидаясь ответа. Я Егор. Егор, который опоздал на троллейбус. — Хорошо, — согласно кивает татуированный, глубоко вздохнув. — Егор, будь добр, свали отсюда, потому что моя машина не мешает тебе пройти, а ты действуешь мне на нервы, тем, что молча стоишь рядом. Егор мысленно усмехается грубости незнакомца, а потом наконец сдвигается с места, начиная скользить в своих осенних ботинках по притоптанному снегу. Но Егору не впервой, он быстро ловит баланс, а потом шугается в сторону, замечая руки татуированного, тянущиеся ближе. Брови удивлённо ползут вверх, а сам Егор отходит примерно на метр, чувствуя внезапный прилив тревожности. Татуированный одергивает руки, когда парень всё же удерживается на своих двух. — Успокойся ты, это просто рефлексы, — пытается объяснить мужчина, замечая испуг на лице Егора. — Почему ты не уходишь? — спустя некоторое молчание интересуется он. Егор топчется на месте и, вообще-то, не знает, что говорить. — Я Егор. — Это я понял. Егор прячет лицо в бабушкином шарфике вновь, а потом слышит, как внезапно появившийся хруст снега всё усиливается и усиливается. Он выныривает из-за вязанного шарфа, а потом: — Здарова! Я-то думал, что ты с концами пропал, — Антон по-дружески обнимается с татуированным и широко улыбается Егору. — А ты чего тут? — Вы знакомы? — Сидим за одной партой, — пожимает плечами Антон, подходя ближе к Егору, но не обнимает — знает, ему не нравятся касания. — Благодаря этому человечку у меня четверка по матеше вырисовывается. Татуированный усмехается, окидывая Егора взглядом. — В таком случае, рад знакомству, Егор. Можешь звать меня Эдом, — широко и по-доброму улыбается татуированный, протягивая руку для приветствия, но Егор даже не думает вытаскивать свои из карманов. А Антон, заметив этот жест, мотает головой Эду, мол, убери руку, не надо так делать. И Эд убирает, поджав губы. — Вы, получается, тоже знакомы, — едва слышно выводит Егор. — Бизнес-партнёр отца, его лучший друг и по-совместительству, мой крёстный, — рассказывает Антон, и татуированный усмехается. — Да, у меня много должностей. — Что с машиной? — Капризничает. — И долго нам мёрзнуть? — спрашивает Антон, а татуированный только пожимает плечами. — Может, ты глянешь? — обращается парень к соседу по парте, а тот вновь теряется и начинает мелко дрожать, то ли от холода, то ли от страха. — Ты ведь всё детство в мастерской у отца провёл, знаком с машинами… — Я её ещё больше поломаю, — коротко произносит Егор. — Просто посмотри… — предлагает Эд, и Егор нервно сглатывает, но всё же медленно подходит ближе, мысленно читая молитвы, чтобы не упасть в обморок от страха. Егор наклоняется над капотом новенькой ауди и быстро скользит взглядом по её внутренностям, изучая и исследуя. В ушах завывает холодный ветер, и Егор слышит, как хрустит снег от того, что Эд рядом с ним переминается с ноги на ногу. — Вот этот провод нужно вот туда воткнуть, — говорит Егор, указывая пальцем. — Можешь прикоснуться к ней, я разрешаю, — произносит Эд, а Егор всё еще неподвижно стоит, только кусая свою губу, как рядом возникает Антон, наклоняющийся над капотом. — Я помогу, покажи ещё раз какой и куда, — едва слышно говорит Шастун, и Егор всё ему обьясняет. Антон ловко шевелит пальцами, выполняя все инструкции, а потом парни выпрямляются в спинах. — Попробуй завести.х
— Что с твоим другом такое? — интересуется Эд, когда они с Антоном остаются одни на кухне дома Шастунов и татуированный ставит перед парнем тарелку с тостами. — А что с ним? — Я вот тебя и спрашиваю, мелочь… — Назовёшь меня мелочью ещё раз, и я сожру тебя, а не эти тосты. — Зубы береги, ребенок, — усмехается Выграновский, садясь за стол и откидываясь на спинку стула. — Что с этим Егором не так? — Он не любит касания. — Это я понял. Почему? Антон только пожимает плечами. — Они его пугают.х
Егор не умеет отказывать, и когда Эд предлагает подвозить его вместе с Антоном до дома, тот только согласно кивает, пусть и чувствует себя максимально некомфортно в этот момент. Он ездит на заднем сидении, натягивая рукава пуховика на пальцы и отстраненно смотрит в окно ауди, пока Антон с Эдом что-то заинтересованно обсуждают. — Что насчет тебя? — слышит Егор и отвлекается от своих мыслей. — Что? — переспрашивает парень. Эд только усмехается его реакции, поглядывая в зеркало заднего вида на Егора. — Буду звать тебя мышонком, так тихонько сидишь в уголке… — То есть я мелочь, а он — мышонок? — обидно дует губы Антон. Они оба смеются, а Егор пытается изобразить смех, но выходит у него это паршиво. Они забывают тему диалога, а Егор вновь смотрит в окно ауди и пытается заставить свои мысли потеряться хотя бы на пару минут, чтобы перевести дыхание. Его двадцать минут троллейбусного покоя беспардонно нарушили, и теперь он не может найти себе место даже в новенькой уютной и чистой ауди. У Антона сегодня репетитор, и Эд высаживает его у учебного центра, и Егор мысленно проклинает всё на свете, потому что остаётся в машине наедине с тем, кто собрался звать его мышонком. И Егору от этого прозвища очень мягко говоря не по себе. — Давай пересаживайся вперед, — зовёт парня Эд, и тот вздрагивает. — Мне тут удобно. — А мне нет. Пересаживайся, говорю, — усмехается Эд. Егор не умеет отказывать. Эд двигается с места только тогда, когда Егор пересаживается на переднее пассажирское и пристёгивается. — Почему ты боишься касаний? — Что?.. я их не боюсь. Эд, не отрывая взгляд от дороги, протягивает Егору свою руку и держит её навесу. — Коснись моей ладони. — Не хочу. — Ну же, проведи пальцами по тату. Егор недовольно хмурится, глядя на татуированную руку перед собой, и мелко вздрагивает от того, как грязно это выглядит. Как татуировка, долго находящаяся на теле мужчины, теряет свои четкие контуры, как она плывет по сетчатому узору кожи. — Говорю же, не хочу. Эд шумно выдыхает и берет ладонь Егора своей, практически грубо переплетая пальцы, и парень тут же начинает дергать рукой, пытаясь вырваться. — Успокойся, я, вообще-то, за рулём. Егор немного утихает, но свободной рукой щипает кожу на ладони Эда, заставляя отпустить и зашипеть от боли. — Какой агрессивный мышонок… — Какого хрена ты себе позволяешь? — злится на него Егор и прячет руки в карманах пуховика-зефирки, утыкаясь носом в вязанный шарф. — А что я себе позволяю? И, кстати, мне тридцать семь, ты бы подумал, прежде, чем на «ты» переходить, — усмехается Эд. Егор нервно дергает ногой и мысленно пять раз считает от одного до десяти, сжимая пальцы в кулаки в карманах пуховика. Егору некомфортно, небезопасно и очень тревожно. Егор возвращается домой, не проронив больше ни слова, и проворачивает ритуал с футболкой уже не перед сном, а в четыре часа дня, отвернувшись лицом к стенке.х
— Посмотри на мои ладони, — просит Эд, укладывая ладони на стол перед Егором. — Что тебя в них пугает. — Они грязные. Эд вопросительно хмурится, а после говорит: — Идеально чистые. — Все эти татуировки… — выдыхает Егор, пытаясь объяснить. — В смысле, я ничего против не имею, но… — Было бы странно, имей ты что-то против моих тату. Что именно тебя в них не устраивает? — Нечеткий контур… в смысле, я понимаю, что со временем такое случается с татуировками, но не думал, что это выглядит так. — Мышонок, этим тату лет больше, чем тебе. Это не грязь, это нормальное проявление времени и его влияния. А вообще, закрой глаза и представь, что их нет. — Но они есть. — А ты закрой глаза и представь, что нет. — Зачем? — Затем, что так сможешь коснуться. — С чего ты вообще взял, что я хочу коснуться твоей ладони? — А ты не хочешь? — Нет. Эд откидывается на спинку своего стула, скрещивая руки на груди. — Да… тяжёлый случай.х
Эд много говорит. О работе, о жизни, о хобби. Путешествиях по миру и тому, как ловко они переплетаются с работой. О том, какой мир, вообще-то, интересный и захватывающий. А Егор слушает. Слушает, потому что весь его интересный мир ограничивается на тригонометрии, бабушкином шарфе и троллейбусном окне. Егор ничего не говорит сам, а если и слышит какой-то вопрос в свой адрес, то тут же задаёт что-то в ответ, и Эд отвечает, понимая, что давить на парня — не лучшая идея. — Куда собираешься поступать? — Не знаю. — А что нравится изучать? — Не знаю. — Какие планы на ближайшие пару лет? — Не знаю. — Почему боишься коснуться моей ладони? — Не знаю. — А что знаешь? — Основное тригонометрическое тождество. — Уже неплохо, — тихо усмехается Эд. — И что это за тождество? Егор вопросительно оборачивается на него. Эд сидит с лёгкой улыбкой на лице и искренне не понимает, что за тригонометрическое тождество. — В свои тридцать семь ты не знаешь основное тригонометрическое тождество? — Я его и в свои восемнадцать не знал, мышонок. У меня были занятия поважнее тригонометрии. — А… Егору обидно. То ли за свою скучную жизнь, то ли за то, что его единственное знание так легко обесценивают «занятиями поважнее». — Так что за тождество? — Синус квадрат плюс косинус квадрат одного угла всегда равняются единице. — И что это значит? Егор хмурится, не понимая, как таких вещей можно не знать. — Это значит, что синус квадрат плюс косинус квадрат… — Это я понял, — не даёт договорит Эд. — Что это значит на практике? Для чего это нужно знать. — Для того, чтобы сдать экзамен… — А… — выдыхает татуированный. Егор берет ладонь Эда в свою руку и переворачивает её татуировками вниз, быстро очерчивая кончиком пальца окружность на ладони. — Смотри, если взять к примеру единичную окружность… здесь будет центр, а вот здесь будет прямоугольный треугольник. — Треугольник в круге?.. — хмурится Эд. — Это и называют тригонометрией. — Это нужно для доказательства. — Не нужно мне ничего доказывать, я тебе верю, — усмехается Эд, выдыхая в доброй улыбке, и наконец опускает взгляд на свою ладонь, за которую держится Егор. Парень опускает взгляд на ладонь татуированного и тут же отпускает её, не понимая, как вообще умудрился взять её в свою руку, ведь, вообще-то, панически сильно этого боится. — Прости… те. — Всё в порядке, мышонок, можешь даже почаще рисовать единичные окружности на моей ладони. Егор несильно улыбается и опаздывает на троллейбус.