***
Flashback
— Что это, Грейнджер? Драко игнорирует ассистента Гермионы. Пропускает мимо ушей жалобы на то, что у Гермионы сейчас нет места в расписании для внезапных посетителей. Не обращает внимания на дверной засов её кабинета и удивлённое, возмущённое выражение лица, с которым она смотрит на него, когда он кладёт пергамент на её стол. — Вы не можете просто ворваться в кабинет Министра Магии... Драко заклинанием закрывает за собой дверь, заставляя замолчать едва закончившую Хогвартс ассистентку. Они становятся всё моложе с каждым годом. Это абсолютный факт, а не обратная ситуация, при которой он лишь стареет. Сорок пять — это все ещё меньше половины прожитой волшебной жизни. — Оливия права, — говорит Гермиона, закатывая глаза, прежде чем вернуть своё внимание к документу в её руках. Очевидно, что это не тот документ, по поводу которого Драко требует разъяснений. — Ты не можешь просто врываться в мой кабинет, требуя моего времени и внимания. В конце концов, я — Министр Магии. — И мы все очень впечатлены, Грейнджер. Но, видите ли, Министр Магии доверяет мне в эти дни. Я ей даже немного нравлюсь. Она замолвила словечко, чтобы я получил эту работу, если вы припоминаете. Поэтому иногда, когда она делает что-то особенно возмутительное, я люблю врываться к ней в кабинет. Гермиона вздохнула, отложила пергаменты и прислонилась к спинке своего кресла. Она скрещивает руки перед грудью, несмотря на то, что это немного стягивает её мантию на плечах. — Когда она дала эту рекомендацию Департаменту Тайн, она только что прошла через относительно травмирующую неразбериху с путешествиями во времени и чувствовала себя великодушной. — Сожалеешь о своём решении? — Каждый день в течение пяти прошедших с тех пор лет. И особенно каждый четверг в три часа дня. — Наши еженедельные брифинги не так уж и плохи. Я действительно способен компетентно выполнять свою работу. По крайней мере, в моей последней аттестации у Министра Магии об этом говорилось. Какое бы гневное настроение ни привело Драко в её кабинет, его хмурый взгляд сменился лёгкой ухмылкой. — Мерлин, Малфой. Не хочешь перейти к сути того, зачем ты здесь? У меня речь, к которой я готовлюсь, через, — она взглянула на часы, — шестнадцать минут. Приподняв брови, Драко делает шаг вперёд. Он кладёт один палец на пергамент, который он ранее бросил на её стол. — Что это? — спрашивает он. Его взгляд не отрывается от её лица, она вздрагивает, когда конусообразные шипы, составляющие её защиту, напрягаются и направляются прямо на него. — Это забава, — говорит она. — Забава? — Да, веселье, забава, развлечение. Называй как хочешь. — Обязательное развлечение? — Да, Малфой. Обязательное развлечение, и каждый глава департамента должен участвовать, ты в том числе. Я хочу увидеть выступление Отдела Тайн. — Это из-за той статьи? Она отводит взгляд, внезапно зациклившись на богато украшенном пере и чернильнице на своём столе. — Конечно, нет. — Это была полная чушь, и ты это знаешь, Грейнджер. Ты способна быть весёлой. — Драко опускается в одно из кожаных кресел напротив её стола, игнорируя крошечные протестующие звуки Министра Магии. Он начинает поднимать ноги, собираясь скрестить лодыжки на краю стола, прежде чем прерваться, возвращая подошвы туфель на пол. Рот Гермионы уже раскрылся, собираясь высказать предупреждение на запланированную выходку Малфоя, но она тоже прерывается. Вместо этого он улыбается, ухватившись за нить того, о чём говорил. — Та статья была несправедливой, — говорит он, повторяя свою мысль. — Даже Скорпиус считает, что ты можешь быть забавной. Гермиона еще больше вздрагивает. — Ну, как бы то ни было, он встречал гораздо менее забавные версии меня во время распутывания временных линий, не так ли? И ещё, не надо делать мне комплименты. Та статья была не совсем точной оценкой деятельности Министерства в период моего руководства за последние несколько лет. Драко усмехнулся. — Ты сосредоточенная. Но точно не невесёлая. Мне, к примеру, очень весело спорить с тобой. — Прекрати делать мне комплименты. В «Пророке» моё управление называли «сплошная работа и никакой забавы». Моих сотрудников приравнивали к домовым эльфам. Домовым эльфам! — сетует Гермиона, — После всего, что я сделала для... Драко окидывает её невесёлым взглядом, приподнимая бровь, когда он закидывает лодыжку на колено. Он успокаивается, откидывается назад, его поза свидетельствует о том, что человек готов приступить к работе. Гермиона прочищает горло. — Это... — начинает она и прерывается, когда сглатывает. Она поправляет лист пергамента на своём столе. — До меня дошло, что, возможно, с тех пор, как мы с Рональдом расстались, я была довольно навязчиво сосредоточена на работе. — Это было три года назад. — Это были долгие три года. — Её рот на мгновение скривился, когда она выдыхает, отзеркаливая его позу, отвлекаясь от безделушек на своём столе. Он сидит напротив, осанка уверенная, выражение его лица — что-то среднее между слегка возмущённым и забавляющимся: вечная золотая середина Драко Малфоя. — Полагаю, атмосфера здесь была довольно напряжённой, — говорит он. Уязвимость испаряется в мгновение ока. — Ты вообще ценишь свою работу, Малфой? Я твой босс. Он пожимает плечами. — То, что ты проводишь оценку моей работы, не означает, что ты мой босс. По крайней мере, с точки зрения иерархии руководства. В лучшем случае ты «типа» мой босс. — Проведение твоих аттестаций как раз и делает меня твоим боссом. Как ты часто забываешь, я — Министр Магии... — Тебе нравится об этом говорить. Её голос понижается, и сквозь сжатые губы прорывается раздражённое рычание. — Как твой фактический, не подлежащий обсуждению босс, я говорю тебе, что участие в первом ежегодном конкурсе Министерства по украшению пряничных домиков является обязательным. — Иногда я думаю о том, чтобы задушить тебя твоими собственными волосами, Грейнджер. Надеюсь, ты это знаешь. — Излишне драматично он снимает очки в серебряной оправе и протягивает руки, обрамляя ими её лицо и волосы. Он делает ленивый жест, как бы показывая пантомиму на то, как именно он хотел бы использовать её собственные волосы в качестве орудия убийства. — Ты не можешь говорить это Министру Магии. — И всё же, я только что это сделал. — Ну, иногда у меня возникают мысли о том, чтобы проломить твой толстый череп. Но поскольку ты мой сотрудник, а я профессионал, то пока воздерживаюсь. Драко усмехнулся, опустив руки и небрежно положив их по бокам кресла, постукивая пальцами по дереву в ожидании продолжения. Гермиона хмурится, наблюдая за ним с подозрением, словно надеясь, что он обидится. — Более того, с тем количеством зелий для волос, которое ты используешь, я сомневаюсь, что ты даже почувствуешь это. А это очень разочаровывает. — Это должно было быть оскорбление? С моими волосами всё в порядке. — С моими тоже всё в порядке. — Твои — дикий, неуправляемый куст. — А твои выглядят мягкими, как тюк сена со всеми средствами и зельями, которые ты в них вливаешь. Драко напрягся, затем нахмурился, и в итоге наклонился вперёд, упираясь локтями в стол Гермионы. — Я хочу, чтобы ты знала: то, что мои волосы лежат там, где я хочу, не означает, что они неприкосновенны. Они довольно мягкие, знаешь ли. Гермиона смеётся и бросает ему пергамент: объявление о конкурсе. — Я не могу себе представить, — говорит она. — Пожалуй, и не стоит. Непрофессионально фантазировать о том, как ты проводишь руками по моим волосам. — Как и не профессионально рассматривать возможность совершения преступлений с помощью моих. — Вот и хорошо. — Отлично. Воздух в кабинете Гермионы сгущается, возникает нечто осязаемое, тактильное. Через него можно было бы проплыть, разделить его сильным взмахом руки. После мгновения — долгого, тяжелого мгновения, когда воздушное течение бежит и завихряется в речушках между ними, прижимаясь к ним обоим — Драко ныряет первым. — Как всегда, это было разочаровывающим, но в то же время ярким развлечением. Она выдыхает, качая головой. — Хватит полумер, Малфой. Мне нужно закончить подготовку своей речи. У меня нет времени на расшифровку твоего сарказма. Драко улыбается, встает и выхватывает у неё нелепый указ об обязательном праздничном веселье. Он зачаровывает её чернильницу в ярко зелёный цвет и, не говоря ни слова, покидает кабинет Министра Магии.***
Гарри почти удалось сбежать с работы в этот день, когда голос Гермионы окликнул его. Он замирает, выдыхает и отворачивается от решётки каминной сети в Атриуме. Гермиона приближается к нему бодрой походкой, едва не доходя до подпрыгивания, которое легко может перерасти в бег трусцой, а её авроры двигаются слишком размеренно, слегка отставая от неё. Гарри уже говорил ей, что они не смогут защитить её, если не будут поспевать за ней. Предупреждения, очевидно, ещё не подействовали. Только вторник, а Гарри уже оформил два громких ареста, которые, скорее всего, приведут к заключению в Азкабан; провел очень длинную исправительную беседу, в ходе которой ему пришлось отстранить одного из своих авроров от работы, и не успел вернуться домой к ужину в разумное время. Гермиона, догоняющая его в Атриуме своей незапланированной пробежкой, не предвещала ничего хорошего для его и без того насыщенной недели. Она остановилась рядом с ним, обхватив его за плечи, когда вытаскивала его из очереди в каминную сеть. — Это насчёт эдикта о пряниках? — спросил он безнадёжным и одновременно забавляющимся тоном. Гарри перевёл взгляд на свои часы: увидев подтверждение того, что он уже пропустил назначенное время, когда сказал Джинни, что будет дома к ужину. — Пряничный указ? Мерлин, неужели люди так его называют? — спрашивает Гермиона. Её лицо осунулось, когда она выдыхает воздух, отчего несколько прядей волос отлетают от её лица. — Я слышал, как его так называли несколько коллег. — Боги. Что не так с людьми? Я пытаюсь привнести немного праздничного настроения на рабочее место. И, кстати, я не получила ответа от ДЗМП, подтверждающего твоё участие. Гарри на мгновение замешкался. Однако этого было достаточно, чтобы Гермиона поняла. Она знает. На что парень получает удар по бицепсу. — Я надеялся, что смогу получить исключение, как лучший друг на всю оставшуюся жизнь? — в конце его фразы появляется вопрошающая интонация, превратившая утверждающую фразу в вопрос. — Ни в коем случае, Гарри. Ты же глава отдела! Весь смысл в том, что рядовым сотрудникам будет интересно посмотреть, как их начальники будут идти нос в нос к победе. И к тому же будут болеть за свои отделы. Я ожидаю увидеть твоё участие. — Тебя тоже запрягли, да? — голос Драко доносится из-за спины Гермионы, за долю секунды предупреждая о его скором появлении. Он останавливается и прислоняется к каменной колонне рядом с ними, выглядя гораздо более самодовольным и гораздо менее взволнованным, чем днём ранее. Гарри не отвечает, но неловкое поправление очков и рука, взъерошившая волосы, — более чем красноречивый ответ. Ухмылка появляется на губах Драко. — Ну, я решил, что единственным утешением для меня во всём этом будет возможность посмотреть на жалкие попытки Грейнджер что-то украсить. Творческий потенциал? Не могу дождаться, чтобы увидеть это. Гермиона сглотнула. Мышцы на её щеке дергаются в тот же момент, когда он намеренно опускает использование её титула. — Я не участвую, — говорит она. — Я судья. Так что я буду оценивать твой творческий потенциал, Малфой. Драко расправляет плечи, вредная ухмылка растягивается на его лице. — Для тебя — глава Отдела Тайн, Невыразимец Малфой. Мы же хотим быть профессионалами, не так ли? — Я прокляну тебя, Малфой. Он смеётся, и звук наполняет Атриум, мягкий и воодушевляющий. Несколько глаз устремляются на источник его веселья — момент радости, который им не посчастливилось узнать. — Ты слышал, Поттер? Министр Магии угрожает мне физической расправой. Гарри качает головой, его взгляд задерживается на каминной сети, и он в который раз проверяет часы. — Однако, если бы мы могли вернуться назад к вопросу участия, — начинает Малфой. Он отталкивается от стены и принимает возвышающуюся, уверенную позу, продолжая улыбаться, наклонив голову и скрестив руки. — Министр Магии намекает на то, что её собственный департамент не будет участвовать в её обязательном веселье? — Я только что сказала, что я — судья. — Это кажется несправедливым. Если меня заставляют участвовать в обязательном веселье, я, по крайней мере, заслуживаю шанса на победу. — Если я буду участвовать, то у тебя уж точно не будет и шанса на победу. Это кажется нелогичным. Драко фыркнул. — Это очень сильно зависит от твоего рабочего определения слова «соревнование», которое, чисто для справки, ты не считаешь таковым. Что мне действительно нужно, так это справедливый судья, которому и в голову не придёт действовать предвзято или угрожать проклясть своих сотрудников. Гермиона моргает, делая вдох, и отводит взгляд от непоколебимой уверенности, которую Драко излучает. Такой холодный и собранный, его выделяющиеся волосы сверкают в своей, может быть, светло-русой, может быть, серой двусмысленности. Благодаря серебряным волосам и серебряной оправе очков Драко каким-то образом удаётся выглядеть статусно и дорого, не прикладывая для этого особых усилий. — Ну, я... что ж, ладно. Может, я могла бы попытаться подключить «Пророк». В любом случае, это их вина. — Из-за того никудышного разоблачения? — спрашивает Гарри, привлекая внимание к разговору. Его нагло игнорируют, что не так уж необычно, когда дело касается этих двоих. Их танец давно начался, хорошо известен и, возможно, в один прекрасный день близок к завершению. — Да, давайте пригласим репортёра в качестве судьи. Или народ. Кого угодно, только не тебя, Грейнджер. Зелёное пламя разгорается, вспыхивая. Гермиона повернула голову: — Похоже, Гарри нас покинул. — Обычно это к лучшему. Она тяжело вздохнула, оглядывая Атриум в поисках — быть может, ответа? Возможно, побега? — Уже вторник, — говорит она. — Неужели ты думаешь, что я смогу пригласить кого-нибудь из «Пророка», чтобы освещать и судить событие, запланированное на пятницу? Драко подходит ближе. Он окидывает её оценивающим взглядом с ног до головы. — Ты — Гермиона Грейнджер. Я подозреваю, что ты можешь сделать всё, если очень этого захочешь. — Перестань осыпать меня недокомплиментами, Малфой. Его улыбка становится шире, белые зубы почти такого же яркого оттенка, как и его волосы, когда он протягивает руку и перекидывает локон через её плечо. Он смещается, снова прислоняясь к соседней колонне. — Поверь мне, Грейнджер, ты поймёшь, если я сделаю тебе комплимент. Она смеётся чересчур громко для общепринятых правил поведения в общественных местах. — Почему? Потому что флоббер-черви научатся летать? Драко фыркнул и выгнул бровь. — Вряд ли, — говорит он. — А вот твои трусики вполне. Звук, который издаёт Гермиона, больше похож на птичий писк, чем на что-то, издаваемое человеком. Она хватает Драко за запястье и оттаскивает его за колонну. Она бросает на своих авроров взгляд, который красноречиво говорит им, что они ни в коем случае не должны следовать за ней. — Малфой, ради всего святого... — она прерывается и отпускает его запястье. Его улыбка становится только шире. — Ты не можешь говорить Министру Магии подобные вещи. — Я только что это сделал. — Ты так неуважителен. — Ты не особо заботишься об уважении, когда Поттер разговаривает с тобой. Почему только я? Она не обращает на это внимания, сжимая и разжимая кулачки на уровне плеч: что-то вроде неистовой мольбы, словно взывая к Мерлину о решении её проблемы именуемой Драко Малфой. — Мы договорились, — наконец говорит она, понижая голос. — Ты не можешь просто так затронуть тему моих трусиков. Это крайне неуместно. Брови Драко приподнимаются, а его ухмылка вырезает ямочку на щеке, оттенённую серебристой щетиной. — Также как и целовать меня... — начинает он, но Гермиона наступает ему на носки лакированных туфель, ударяясь коленями о его ноги, когда она подаётся вперед, чтобы закрыть ему рот рукой. — Мы договорились, что не будем об этом больше говорить. Они не двигаются, стоя слишком близко друг к другу, её рука на его губах. Медленно, спустя пару минут, она отходит. — Это было год назад, Грейнджер. — Мы оба выпили много шампанского на той вечеринке. Мы не будем этого делать. Ни о каких трусиках речи не шло, ты просто пытаешься меня завести. — На тебе не было трусиков? Аврор появляется около колонны, когда звук разочарованного стона Гермионы становится всё громче. Она отмахивается от него и бросает на Драко убийственный взгляд. Драко, в свою очередь, кажется, совершенно не обеспокоен её гневом. Напротив, он выглядит так, будто его это очень забавляет. — Знаешь, — говорит он. — Кажется, я решил, что конкурс по украшению пряничных домиков всё-таки будет весёлым. Я не могу придумать лучшего способа провести свой пятничный день, чем победить тебя на твоём же собственном весёлом мероприятии. Она фыркает, превращая это в смех, и почти топает ногой в раздражении. Мышцы вокруг её колена подпрыгивают, икры напрягаются, пятка частично отрывается от плитки. Вместо этого она позволяет себе быстрый стук каблуком. — Ты думаешь, что выиграешь? — спрашивает она, и это такая мелочь, которая затягивает. Ей сорок шесть лет, она действующий Министр Магии, собирающийся на перевыборы, разведённая женщина с двумя взрослыми детьми и склонная, судя по всему, к переутомлению своих сотрудников. Она не должна придавать никакого значения тому, что собирается вытереть пол самоуверенным выражением лица Драко. И всё же она полностью в это погрузилась. Уже много лет как. — Я сомневаюсь, что у тебя есть хотя бы капля кулинарных навыков, — говорит он. — Это — декорирование. Не выпечка. Всё необходимое будет предоставлено... — Мне пора бежать, Грейнджер. — Он подмигивает ей, снова отталкиваясь от колонны. — Увидимся в четверг в три часа дня.***
— Я отменяю встречу, — говорит Гермиона, когда Драко входит в её кабинет без стука и какого-либо предупреждения в четверг, ровно в три часа дня. Она слышит, как Оливия пытается протестовать в коридоре, с вялыми попытками не пустить его, которые никогда не были эффективными. — Мне нужно ознакомить тебя с отчётами, так что не отменяй. Ты просто всё ещё недовольна тем, что теперь тебе придётся участвовать в своей же забаве, и это вполне понятно. Я планирую завтра победить на конкурсе. — Ты здесь только для того, чтобы всё усложнить. Твои еженедельные брифинги в лучшем случае расплывчаты и туманны. Мы перенесём их на следующий четверг. А теперь убирайся из моего кабинета, Малфой. — Нет. С непринуждённой лёгкостью он занимает место напротив неё. После протягивает руку через стол и захлопывает папку с документами, лежащую перед ней. — Я твой босс, и ты будешь делать то, что я скажу. — Она останавливается, чтобы сделать медленный вдох. Сжимает челюсть. — Пожалуйста, покинь мой кабинет. Раздражение заменяет собой терпеливые нотки в тоне Гермионы, которая уже полностью измотана долгой неделей подготовки к доказательству того, что она и её администрация способны развлекаться и быть весёлыми. Она заказала в кондитерской множество сладостей. Она договорилась об интервью с «Пророком» и эксклюзивных правах на освещение конкурса. Она переписывалась с руководителями всех департаментов по поводу их предполагаемого участия и отсутствия энтузиазма. Помимо всего прочего, она получила и ответила на три совы от Розы на протяжении всей этой недели. От Хьюго она не получила ни одного письма. В течение этой недели она работала до позднего вечера каждый день, и только что один из авроров в её охране попросил перевести его на другую должность из-за нецелесообразного рабочего времени. Логично предположить, что у Гермионы нет времени на Драко Малфоя и на то бесконечное удовольствие, которое он получает, раздражая её. — Ты такая раздражающе-надоедливая, Грейнджер. Ты ведь знаешь это? — Это я-то? За то, что говорю тебе, что делать? Ты ведь помнишь, как однажды сказал, что тебе — как бы это выразиться — слегка нравилось, когда я командовала тобой? — Мерлин, Грейнджер. Ты когда-нибудь оставишь это в прошлом? Я уже жалею, что когда-то сказал это вслух. Ты просто кошмар. — Ты не можешь говорить такие вещи Министру Магии. — Мы это уже проходили, как минимум дважды на этой неделе. Отмени нашу встречу в три часа. В комнате исследования древесины для палочек произошёл небольшой пожар. Плечи Гермионы опускаются, и она откидывается на спинку стула, вздыхая. — Ну разумеется, а как же иначе. Взгляд Драко следит за её движениями, пока она потирает виски, закрывает глаза, снова открывает их и выпрямляется. Она расправляет плечи, делает глубокий вдох. В её глазах поселяется решимость, бодрость перед лицом бедствий еще одного дня. — Изнеможение никогда не было тебе к лицу, Грейнджер. — Драко встаёт, наклоняется над её столом и мгновение всматривается, как сужаются её глаза и замирает дыхание. — Знаешь что? Отмени эту встречу. Всё, что тебе действительно нужно было знать, это то, что случился пожар. С остальным разобрались. Он выходит за дверь прежде, чем она успевает крикнуть, чтобы он вернулся и объяснился. Чтобы разрядил обстановку в её почтовом ящике, который теперь, похоже, сортируется в зависимости от важности корреспонденции, а те послания, что считаются неважными, разрываются на куски, падая на пол, как крошечные пергаментные снежинки.***
Гермиона отвечает на тринадцать сов за тот час, который она обычно проводила на брифинге с Драко. Через час после этого она звонит маггловскому премьер-министру, чтобы продолжить их бесконечные дебаты о правах на землю и процентах налогообложения в отношении магических территорий, которые на самом деле занимают больше места, чем может заметить маггловский глаз. Она не идёт сразу после этого звонка в кабинет Драко, чтобы потребовать ответа о пожаре, о котором он вскользь упомянул. Она ждет до самого конца рабочего дня, успокаиваясь после оживлённой дискуссии с премьер-министром, прежде чем, наконец, собирается на поиски Малфоя. Чтобы эффективно уменьшить потенциальный ущерб, в её бланках «оценки происшествий» есть несколько вопросов, требующих ответа: Какая древесина палочки сгорела? Насколько обширным было пламя? Продолжительность? Какой бюджет ей нужно заранее выделить на ремонт и реставрацию? И так далее, и так далее. Выдохнув, она зарывается в волосы у корней, слегка оттягивая запутавшиеся локоны, затем смотрит на часы. С тяжелым вздохом она поднимается и направляется на девятый уровень. Знакомый запах: запах костра и пронизывающих холодных ночей, когда укрыться можно только в палатке, встречает её, как только она выходит из лифта и попадает в Отдел Тайн. Это вынуждает её остановиться, сориентироваться и начать всё сначала. Чувственным воспоминаниям прошлых лет, а их уже почти тридцать, нет места в её повседневной жизни, не в условиях катастроф, которые нужно оценивать, и обязательного веселья, которое нужно обеспечивать. Она остановилась, моргнула и осмотрела кабинет Драко, нахмурив брови и разинув рот — он был до отказа забит кондитерскими изделиями. — Что это всё такое? — спрашивает она, входя в кабинет. Он поднимает глаза от своего стола, изумрудно-зелёная мантия усеяна сверкающим сахаром в нехарактерном для Малфоя несовершенстве. — Без стука? Как грубо с твоей стороны, Грейнджер. Она почти не слышит его, как бы смешно это ни было. Её взгляд останавливается на конфетах, которые, словно пушистые розово-фиолетовые облака, проплывают над его столом. Она наклоняется и заглядывает под них, чтобы получше рассмотреть его. — Малфой. Почему именно в твоём кабинете находится магазин сладостей? — спрашивает она, закатывая глаза и неохотно улыбаясь. Он откинулся в кресле, скрестив руки, и ухмыльнулся. — Я гарантирую, что завтра выиграю твой нелепый конкурс. — Дополнив его собственно купленными декорациями? Малфой, это не... — Даже не думай говорить мне, что это запрещено. Я проверил и перепроверил памятку, которую ты разослала по поводу мероприятия. Хотя в ней указано, что всё необходимое будет предоставлено Министерством, в ней ничего не говорится о запрете использования личных принадлежностей. Облака сахарной ваты поднимаются, позволяя Гермионе выпрямиться и по-прежнему видеть его как следует. Они кружатся и парят у потолка, плавно перекатываясь из одного конца комнаты в другой. Красивое очарование, особенно впечатляющее, когда цвета начинают меняться: розовый — фиолетовый — синий — белый — снова розовый. — Так ты запасаешься конфетами вместо того, чтобы работать? — Видишь ли, мою встречу в три часа отменили, так что у меня появилось немного времени. Она делает вдох. Он ухмыляется. Сердце колотится. Она выдыхает. — Драко Малфой, я прокляну тебя. Он наклоняется вперед, локти на столе, подбородок подпёрт сложенными руками. — Вы не можете просто так говорить подобное своим сотрудникам, дорогой Министр. Она не проклинает его. Вместо этого она окрашивает его зелёную мантию в красный цвет, подходящий для праздника и который гораздо менее раздражающий, чем его слизеринское предпочтение в отношении зелёного цвета. Он брызжет обидой, но не возвращает предыдущий цвет обратно. Вместо этого он насылает на неё свои конфетные облака, и они, как её личные грозовые тучи, преследуют её весь обратный путь через Отдел Тайн в Атриум. В тот вечер Гермиона уходит с работы вовремя, но Косую Аллею она покидает намного позднее, неся в сумке с незримым расширением бесчисленное множество кондитерских вкусностей.***
Кафетерий Министерства гудит от смеха и разговоров. Громкость то нарастает, то спадает, то затихает под тяжестью вина и праздничного настроения, когда сотрудники Министерства болтают и общаются, изредка поддерживая и подбадривая своих начальников департаментов, которые трудятся над пряничными домиками. Большинство руководителей отделов уже забросили свои проекты, предпочитая вместо этого общаться. Сверкающие серебряные снежинки парят по комнате, отражая тёплый свет от своих многочисленных блестящих граней. Они вьются среди гирлянд, избегая парящей омелы, украшенной праздничными лентами и листами пергамента, которые скандируют «Я украшение, а не инструкция!», когда подлетают слишком близко к чьей-то голове. Магические средства для укладки волос удерживают волосы Драко на месте, когда он наклоняется, выпрямляется или изворачивается, да и в целом прилагает гораздо больше усилий, чем требуется для конкурса по украшению пряничного домика. Но как бы то ни было, крошечные бисеринки пота всё же выступают на лбу. Он старается не обращать внимания на комментарии: хорошие, плохие и ехидные. — Ого, Малфой. Ты действительно выкладываешься по полной, не так ли? — слышится от секретарши Гермионы. Отсутствие необходимости участвовать в процессе явно сделало её самодовольной и позволило ей проявить вольность. Бесплатный глинтвейн в конце рабочего дня в пятницу перед Рождеством, вероятно, тоже имеет к этому отношение. Драко с преувеличенной осторожностью откладывает свой почти пустой пакетик с трубочками. Он сжимает костяшку пальца, следит за своим выражением лица и выпрямляется, чтобы обратиться к Оливии. — Это соревнование. Я прилагаю усилия, потому что у меня есть гордость. Зубы, окрашенные красным вином, сверкают, когда она улыбается. — Никто не потеряет свою честь, если не победит в этом конкурсе. Это просто глупая забава. — Это ты так говоришь. — Ты смешон. Собственно, как и она. И не будь она таковой, я бы сказала, что это всё бессмысленно. Но вы двое... — девушка прерывается и поворачивает голову в другую сторону кафетерия, где Гермиона устроилась за собственным столом, склеивая пряничные панельки королевской глазурью. Сладкий раствор и сахарные кирпичики, чтобы сделать восхитительно вкусный маленький домик. Драко не реагирует на укоризненный взгляд и поднятую бровь, брошенную в его сторону. И на легкую улыбку тоже. Он оценивает свою работу: ему предстоит сделать ещё больше половины, но времени в запасе много, так что... он поправляет крошечный пряничный дымоход, который начал слегка наклоняться. Его внимание переключается на Гермиону, которая увлечена своей собственной работой. Это можно охарактеризовать проявлением любопытства: как он наклонив голову, смотрит на свой пряничный домик, а затем переводит взгляд на её творение. Он постукивает носком ботинка по линолеуму, переносит вес с ноги на ногу и, наконец, обходит свой стол и пересекает комнату. Вблизи домик Гермионы выглядит лучше, крошечные конфетные детали придают ему очарование, наполняют его жизнью. И когда он будет завершён, возможно, это будет реальный претендент на победу. Драко оглядывается через всю комнату на свою собственную работу, слегка поджав губы. Она не поднимает глаз, когда он подходит, но её уголки губ дергаются, пытаясь подавить улыбку. Будто она чувствует его присутствие по ауре уверенности, которая парит вокруг него. — Ты используешь миндальную стружку в качестве черепицы, Грейнджер? Где ты её достала? Я не помню, чтобы она была предоставлена Министерством. — Не начинай, Малфой. Я вложила очень много сил в этот домик, и я знаю, что он впечатляет. Кроме того, я обратила внимание, что дополнения из моих собственных запасов вполне соответствуют требованиям конкурса. Её собственные облака из сахарной пудры лениво парят над её пряничной крышей, время от времени выбрасывая небольшой шлейф сахарной глазури на объект внизу. — Твоя работа терпима, — говорит он. — Уж лучше, чем твоя, насколько я могу судить. — Ты сидишь на другом конце зала. Тебе плохо видно, я уверен. — Это ты у нас очки в последнее время носишь. Моё зрение по-прежнему идеально. Драко поднял со стола желейку и покрутил её между пальцами. — Сочетание цветов, честно говоря, ужасно подобрано, Грейнджер. Так много красного. Только глаз раздражает. Просто выглядит как заезженный гриффиндорский декор. Она посмотрела на него, пакет с трубочками всё ещё был в руке, когда её глаза опасно сузились, приобретая одновременно подозрительный и недоверчивый вид. Это заставило его рассмеяться, только укрепляя выбранную тактику. — Тебе стоит подумать о зелёном, — сказал он, кладя мармелад обратно на столешницу. — Мне больше нравится красный. Такой же праздничный, но менее раздражающий. Он усмехнулся и выхватил свою палочку, окрашивая все её красные конфеты в зелёный цвет. Её рот раскрылся, гнев нахмурил её брови, и наступившая тишина создала вакуум, в котором Драко может только смеяться. — Намного лучше, — говорит он, осматривая изменения. — Нужно взять ещё глазури для себя. Удачи, Грейнджер. — Малфой, не смей сюда возвращаться. Ты не можешь просто так изменить мою работу... Но он уже уходит. Не настолько далеко, чтобы не слышать её, но достаточно далеко, чтобы притвориться будто и правда ничего не расслышал. Он ухмыляется, услышав её хмыканье, — истинное воплощение достойного лидера. Она зачаровывает свои облака, чтобы они следовали за ним, создавая невероятное: конфетно-сахарный шторм, воюющий с декорациями над головой. Он ныряет в кладовую, чтобы избежать потопа в сахарной глазури, который почти накрывает его.***
Драко замирает, когда она следует за ним в помещение, которое обычно служит кладовой для хранения различного инвентаря столовой и прилегающих к ней помещений. Но сегодня оно было до отказа забито коробками с леденцами, желейными конфетами и шоколадными плитками. Кондитерские мешки, вёдра с королевской глазурью и стопки пряничных панелей, которые только и ждут, чтобы из них сделали подобие домика, загромождают собой всё пространство. Край женской юбки задевает его ноги, когда бывшая гриффиндорка заходит внутрь, её дыхание всё ещё тяжёлое, а она так и продолжает выкрикивать слабые протесты, когда захлопывает дверь и отходит от него. Он поворачивается к ней лицом, держа в руке пакет с глазурью глубокого изумрудно-зелёного цвета. Её волосы выглядят так, будто над ними встряхнули сито, наполненное сахаром, и они покрыты снегом, который никак не растает. — Ты не имеешь права...ты не можешь просто изменить моё изделие, потому что тебе больше нравится зелёный... — Мерлин, Грейнджер, неужели тебе никогда не надоест командовать мной? — Ты сказал, что... — Да, однажды, под давлением, я мог бы упомянуть, что мне это слегка нравится. — Он делает шаг вперед, пленённый близостью крошечной и тесной каморки с припасами, которую им выделили. Морщины на его лице, которые скорее присутствуют, чем нет, поскольку возраст вырезал их на его коже, смягчаются, когда он смотрит на неё, когда их глаза встречаются. — Как ты помнишь из моих многочисленных пьяных извинений за эти годы, я много чего сказал и сделал за свою жизнь, находясь под давлением, о чём ужасно сожалею. По правде говоря, этот комментарий — самый незначительный из них. То, что могло бы быть легкомысленным, игривым или даже резким, выходит ровным, серьёзным, искренним. Они стоят слишком близко друг к другу. Слабое освещение в шкафу слишком тусклое. Границы слишком размыты. Образы фрагментированы, фрактальные смыслы раскалываются в воздухе между ними. — Не пересказывай старые извинения, Малфой. — И то, что могло бы стать решением, бессмысленно рассыпается. Руки Гермионы безвольно свисают по бокам, палочка едва удерживается в слабом захвате. Он делает ещё один шаг ближе, пальцы его туфель соприкасаются с её ногами. Он опускает свой пакет с глазурью на полку, выхватывает палочку из женских пальцев и кладёт туда же. — Почему бы и нет? Интересные вещи случаются, когда я это делаю. Совсем недавно, в прошлом году. — Я помню. — Ты меня поцеловала. Тесные, тусклые кладовки, где воздух настолько сладок, что по вкусу напоминает сахар, становятся еще меньше, когда поцелуи становятся темой разговора. Гермиона сдвигается с места, пытаясь восстановить равновесие, внезапно потерянное под странным углом при упоминании того, о чём они договорились не говорить. Она — Министр Магии. Её не так-то легко выбить из колеи упоминанием о том, чего никогда не должно было случиться, не между двумя взрослыми людьми с таким сложным прошлым и настоящим, как у них. Лопатки Гермионы соприкасаются с дверью позади неё. Затем позвоночник прижимается к дереву, когда он, следуя её движению, делает ещё один шаг, держа носки своих туфель на одной линии с ней. Она открывает рот, но он прерывает её. — Я не хочу больше не говорить об этом. — Мы оба были пьяны. Это было неуместно. — Она шепчет низким, резким стаккато, которое звучит так, будто призвано нести авторитет, несмотря на придыхание за каждым слогом. — Если бы ты не поцеловала меня той ночью, я бы поцеловал тебя. Её затылок тоже соприкасается с дверью. — Я твой босс. — Ты даёшь оценку моей работы. — Это делает меня твоим боссом. — Я не согласен. — Малфой, ты не можешь просто не соглашаться со структурой подчинения в Министерстве. Он выглядит так, словно хочет сказать что-то ещё, но его взгляд переходит на сахар, прилипший к её локонам. Он склоняется над головой Гермионы и складывает губы в форме буквы «О». Он дует, посылая сахарный вихрь на дверь позади неё, собирающийся на макушке её головы, которому больше некуда деваться. Он протягивает руку, побуждая женщину наклонить голову вперед, касаясь её уха. Он не комментирует то, как она дрожит в этот момент, и вместо этого проводит пальцами по её волосам, сдувая последнюю пылинку. Когда голова Гермионы снова соприкасается с дверью, её глаза закрываются. — Ты так раздражаешь, — говорит он, наблюдая за тем, как глаза Министра Магии остаются закрытыми, а на губах появляется улыбка. — Ты приняла мои извинения. Ты предложила мне работу. Ты подшучиваешь, бросаешь вызов и каждую неделю назначаешь мне встречу в своём расписании. Хуже всего то, что ты заставила меня участвовать в самом отвратительном развлечении, которое только можно себе представить, — её глаза распахиваются, но он не останавливается. — Ты поцеловала меня и отказываешься говорить об этом. — Я твой босс. — Мне всё равно. — Я разведена. — Я вдовец. Настойчивые мелочи, несколько облачков сахарной пудры проскальзывают в щель внизу двери. Лениво поднимаясь к потолку, они устремляются в погоню под действием разочарованных чар Гермионы. Они распахиваются, и на них сыплется буря сахарной глазури. Драко хватает свою палочку и зачаровывает их так, что вместо этого на их головы сыплются крошечные сахарные снежинки. Не столько буря, сколько морось. Снежинка прилипает к линзам Драко, заслоняя ему зрение. Он тянется за ними, но она опережает его, уверенными руками снимает оправу с его лица, опуская её на полку вместе с мешочком для засыпки и их палочками. Драко улыбается, и улыбка перекрывает разницу, оставленную тусклым освещением кладовки. Яркая, но заученная: так улыбался мужчина в конце войны, жене в день свадьбы, спящему новорожденному, ребёнку, которого он так благодарен видеть живым, невозможной женщине, которая помогла ему выбраться из горя, из одиночества и снова подарила ему страсть. Медленная улыбка, заученная годами. Гермиона поднимает руку и смахивает снег с его волос. — Ты был прав, — говорит она. — Я всегда прав. — Он наклоняет голову. — В отношении чего, хотя, в данном конкретном случае? — У тебя мягкие волосы. — Я же говорил тебе. — Дело не в том, что я... — начала она, но он прервал её. — Я уволился. Её глаза расширяются, руки взлетают вверх и ложатся на его грудь в необъяснимом, диссонирующем проявлении близости, которую они не заслужили и не признали. — Ты не можешь уволиться, — говорит она резким шёпотом. Её брови сходятся вместе, её голова тяжелеет от мыслей. — Если уж на то пошло, я должна тебя уволить... Его смех останавливает её. — Ты видела мои аттестации, ты их читала, на самом деле. У тебя нет оснований для моего увольнения. Словно неоднократно потренировавшись, или, возможно, представив всё настолько живо, что мышечная память работает лучше на желаниях, чем на опыте, рука Драко проходит по её рёбрам, вокруг талии. Он даёт ей возможность моргнуть, вздохнуть и отстраниться. — Я независимый состоятельный человек, который взялся за эту работу, чтобы заполнить избыток свободного времени; я уволился. Она сглатывает под его ладонью, потому что его другая рука нашла её шею, длинные пальцы обнимают её под ухом, обхватывая основание черепа. — Я ожидаю, что официальное письмо об отставке окажется на моём столе в самое ближайшее время. Он закатывает глаза, когда её пальцы сгибаются на его мантии. Зависает мгновение перед решением. Её. Решение всегда было за ней. Как и раньше, год назад, она целует его. Гермиона подаётся вперёд, когда его губы тянутся к её рту в улыбке. Он предаётся самодовольству на одну секунду, прежде чем оттолкнуть её, ударив о дверь. В воздухе вихрятся сахарные хлопья: подсластитель для кожи, языков и вздохов. Руки блуждают, мантии спадают с плеч, пуговицы выскальзывают из отверстий для них. Он вклинивает своё бедро между её ног, задирая респектабельную юбку-карандаш, прижимая женщину к двери. Он отрывает свои губы от её, спускаясь вниз по челюсти, по горлу. Он говорит ей в ключицы: — Твоя охрана не помешает, не так ли? Важные логистические вопросы, пока на пол не упало слишком много одежды. Она прижимается к его ноге, откидывая голову назад и приоткрывая рот, когда на её губы падает сахарный снег. — Нет. Они... — слова испаряются, когда он пробует сахар на её языке. Между поцелуями, между крошечными хныкающими звуками от неё, между тихими проклятиями и стонами от него, она заканчивает, — они знают. Они всё знают. Все знают. — Скорпиус знает. Он спрашивал меня больше года. — Роза сказала что-то буквально на прошлой неделе. — Поттер едва может находиться в одной комнате с нами. — Я не могу... мы не можем на работе... — начинает она, даже когда её руки опускаются вниз, пальцы на пряжке его ремня. Его стон — от удовольствия или разочарования, неясно — быстро заполняет крошечное помещение. — Заткнись, Грейнджер. Это больше не моя работа. Я просто уволился. Его руки находят застежку её лифчика в тот же момент, когда она расстёгивает пуговицы его брюк. — Ты не можешь просто сказать Министру Магии, чтобы она заткнулась. Их глаза встречаются в паузе между движениями, между вздохами; улыбки растягиваются между ними. — Ты такой несносный. — В этих словах нет укуса, но есть рычание, грохот откуда-то из глубины его груди. Бёдра Гермионы снова покачиваются. — Что именно я могу сказать Министру Магии? — спрашивает он. Она не реагирует, пока её лифчик сползает с рук, оставляя без одежды в чулане с бёдрами Драко Малфоя между ног. Хныкающий звук, который она издаёт, вырывается из неё в тот же момент, когда он подаётся вперёд, снова прижимая её позвоночник к деревянной двери, к которой женщина была прижата. Несколько сахарных снежинок приземляются ей на плечо. — Могу ли я рассказать Министру Магии о том, что я планирую с ней сделать? — его вопрос тихо звучит на её шее. Её ногти скребут по деревянной двери, в беспомощном движении, прежде чем она снова тянется к его брюкам. — Да, — дышит она, пока её пальцы скользят по его животу, опасно спускаясь. — До тех пор, пока это не включает секс со мной в чулане, Малфой. Мне сорок шесть. Не думаю, что я пыталась заниматься сексом стоя с тех пор, как мне исполнилось тридцать лет. — Всегда такая властная, — говорит он, но его голос прерывается, когда её рука снова опускается вниз, под упругую ткань, обхватывая его. Она наклоняется вперёд и слизывает широкую полоску сахара с того места, где он начал прилипать к его груди. Его проклятие заглушается звуком, который он издаёт, ударяя ладонью о дверь. Другой рукой Драко поднимает её подбородок вверх, чтобы она не спускалась дальше вниз по его животу. Он вдыхает новый воздух с каждым медленным движением её руки, как в томительной пытке. — Из принципа, — говорит он. — Я собираюсь взять тебя, по крайней мере, один раз в этой каморке. Затем ты воспользуешься всеми привилегиями Министра, которые у тебя есть, чтобы аппарировать из любого места в этом здании — моя кровать или твоя, я не настаиваю. Вообще-то, моя, наверное, больше. И простыни лучше. Мы пойдём ко мне. Ты сообщишь своим аврорам, что Министр Магии была взята в заложники бывшим сотрудником и что она не покинет его постель в ближайшие несколько дней. Как бы подчёркивая это, его рука опускается к её подбородку, вниз по груди, ниже, по скомканной ткани юбки, которая хаотично облегает бёдра. Он находит её трусики, проводит пальцем по резинке. — Где мой комплимент? Её кожа на вкус напоминает сахар, когда он посасывает у неё под ухом и не отвечает на её вопрос. Она крепче прижимает его к себе — целенаправленный ход, отвлекающий его внимание от шеи Гермионы и привлекающий к восхитительным вещам, которые могут делать женские руки — даже когда его собственные пальцы отодвигают её трусики в сторону. — Ты сказал, — продолжает она, дыхание сбивается, когда его пальцы скользят внутри неё. — Что я буду знать, когда ты действительно сделаешь мне комплимент, — сдавленный стон, когда она прижимается к его ладони, прислонившись головой к двери. — Что-то насчёт моих трусиков. Я не могу... — Она делает глубокий вдох, говорит чётко, выверенно. — Я хочу свой комплимент. Ухмылка мелькает на его лице, прежде чем его бёдра подаются вперёд к её руке. Брызжут ругательства. — Ты такая невероятно властная, — говорит он, зубы смыкаются на сухожилии, проходящем вертикально вдоль её шеи. Её позвоночник выгибается дугой в сторону двери, рот раскрывается, когда одна сахарная снежинка приземляется на её язык. Он продолжает, прежде чем она успевает сформулировать ответ, челюсть напрягается так, как напрягается все её тело, быстро теряя контроль. — Это комплимент, Министр. Ты очень, очень властная. И мне это более чем приятно. Она кончает, когда в её волосах блестит застывший сахар, а его язык заполняет её рот. И сотрудники нескольких отделов делят свои доли в тотализаторе по другую сторону двери в кладовую. Репортёр из «Пророка» любезно опускает этот момент.