***
Она разочарована. Если и есть что-то, что Бора всегда делал хорошо, так это читать людей. Он замечает их эмоции, понимает, что ими движет, что их расстраивает, и язык их тела. И то, как Маленькая Ледяная принцесса открыла дверь и вошла в свою комнату, кричит о разочаровании. — Что ты здесь делаешь? – удивлённо шепчет она, когда замечает его в темноте своей комнаты. Молчание, за которым последовало: — Хммм... Красный. Она видит красное. Ярко-красный. Тёмно-красный. Просто красный. — Я спросила, почему ты в моём грёбаном доме, в моей грёбаной комнате, в моей грёбаной кровати! Она не просто разочарована, она ещё и зла. Она так зла и так устала, и тот факт, что он так смотрит на её одежду и волосы, заставляет её хотеть кричать. Но она не может, не так ли? Ада Тёзюн не повышает голоса. Ада Тёзюн не плачет. Ада Тёзюн не делает ничего, что могло бы разочаровать её семью. Например, лгать, или ходить на свидания с глупыми придурками, или позволять мальчику… мужчине войти в её комнату или прокрасться в её комнату. Но эта Ада – не драгоценная Ада Тёзюн. Эта версия Ады – дикая.. неукротимая, высказывающая своё мнение, плачущая и кричащая, позволяющая своему главному сопернику использовать её, пока она наслаждается его руками, его ртом и его вниманием. Как же ей нравится, когда он называет её своей, кусает её за бедра и спорит с ней... Эта версия Ады храбра. Эта версия Ады делает то, чего она хочет. — Я хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. В порядке… В ПОРЯДКЕ? — Ты лжёшь, – смеётся она, на самом деле не находя в этом ничего смешного, когда подходит ближе к своей кровати. Он на её стороне постели. Придурок! — Неужели? Саркастичный придурок с глупой ухмылкой! — Да. Ты не беспокоишься обо мне, ты просто хотел убедиться, что я не приведу его в свою комнату. Потому что она знает, что его гордость была задета, когда она приняла предложение Хакана. Потому что она знает, что он наблюдал за Хаканом и её встречей через улицу (как он и предполагал). Потому что она знает, что он скорее заботливый, чем собственник. — 1: Будто ты когда-нибудь сделаешь это. Ты не так легко доверяешь людям, особенно нашей группе, особенно когда дело доходит до близости. И 2... Как будто твои родители когда-нибудь позволили бы тебе привести этого мудака куда-нибудь рядом с твоим домом. Он сказал «мудак». Бора Догрусёз сказал «мудак». И всё же он лежит в её постели, под её любимым одеялом, словно его ничего не беспокоит. — Хорошо, почему ты здесь? Ты тоже мудак. И я не в настроении трахаться... — Следи за своими словами! – Он предупреждает её, когда включает маленькую лампу, которую она купила несколько недель назад, чтобы та могла видеть, насколько он серьёзен. Совершенно серьёзен. Он ненавидит, когда она говорит непристойности… за пределами спальни. Потому что он знает, что она на самом деле и сама ненавидит это. — Или что? Ты собираешься наказать меня? Её голос – тихий шёпот, предназначенный, в другом контексте, для того, чтобы соблазнить его, свести с ума, но сейчас? Это его расстраивает. Она пытается увести разговор, сидя на кровати, почти касаясь его. — Какую ложь ты им сказала, принцесса Это та же самая ложь, которую ты говоришь им, когда остаёшься у меня на ночь? — Ты реально мудак! Она бьёт его достаточно мягко, чтобы он не закричал, но достаточно сильно, чтобы он почувствовал и застонал от боли. Она достаточно сильная для Ледяной принцессы. — Умный мудак, который целует тебя почти каждую ночь. Не забудь о своём обещании. Его лицо внезапно оказывается так близко к её лицу: его глаза проникают в её душу, в то время как его губы почти касаются уголка её рта… она чувствует себя окружённой Борой, хотя это должна быть она: Ада окружает его. Она чувствует, что задыхается от него и звучания его дыхания. — М-моё обещание? – спрашивает она, пребывая в замешательстве на секунду. Словно они не в её доме, не в её спальне, не разговаривают тихо после ссоры, вызванной тем, что она пошла на глупое свидание с неудачником. Он слишком сильно контролирует её. Ей нужно что-то с этим сделать. Поэтому она медленно поднимает правую руку, просто чтобы коснуться его подбородка. Покрытый трёхдневной, может быть, четырёхдневной щетиной. Господи! Как это может производить такой эффект на меня? — Каждый раз, когда я получаю оценку лучше, чем ты, ты становишься моим личным джинном и исполняешь моё желание. Должен ли я напомнить тебе о нашем эконометрическом тесте? Я знаю, что ты жалкая неудачница, милая. Конечно, он разрушает его каждый раз, когда открывает рот, возвращая её к реальности... и их ночи. — Ох! Я ненавижу тебя! Она с силой хватает его за щёку и чувствует, как его руки в ответ обнимают её за талию. Под её футболкой. Господи! Его пальцы на её коже, хватают, касаются и он мягко заявляет: — Ну, по крайней мере, ты любишь мой... — Заткнись! Чего ты хочешь? – она пытается отодвинуться от него, но всё, что ей удается сделать своим движением – это приблизиться к нему. Настолько близко, что он использует другую руку, чтобы схватить её за бедра и без усилий усадить к себе на колени поверх одеяла. Обе его руки теперь у неё под футболкой, заставляя её кожу гореть. — Прежде всего, я хочу знать, как прошло твоё «свидание», а затем, что ты планируешь надеть на день рождения Элиф в следующие выходные. Тогда ты наконец сможешь стать хорошей девочкой и встать передо мной на колени, – говорит он с озорной улыбкой, пытаясь бросить ей ещё один вызов. Он играет в опасную игру, которую, скорее всего, проиграет. — Ты думаешь я когда-нибудь расскажу тебе о своём свидании? – отвечает она в ответ, их физическая близость заставляет её сердце биться быстрее. Ей нужно вернуть контроль. — Почему тебя это вообще интересует? Ты боишься, что он окажется вариантом получше, чем ты? – спрашивает Ада, глядя ему в глаза, и чувствует, как его пальцы в опасной близости от её ягодиц. Она знает, что то, что она сказала, слишком жестоко и даже отдалённо не похоже на правду, но его неоспоримый эффект заставляет её ещё больше злиться, а также сгорать от желания. — Будто это возможно… Мне это неинтересно. Я просто подумал, что мы могли бы вместе посмеяться над этим идиотом. Разве не поэтому ты согласилась на его предложение о свидании? Это не тот вопрос, который он на самом деле хочет задать, но ему нужно с чего-то начать. Он чувствует биение своего собственного сердца, ожидая её ответа. Каждая проходящая секунда заставляет его быть… взволнованным, неуверенным. Что ты боишься услышать, Бора? Он спрашивает себя. — Нет, не совсем. Я вижу беспокойство в твоих глазах. Ты никого не обманешь. Ну, может быть, самого себя, но не меня, – говорит она со всей уверенностью, которую только может найти внутри. — Тогда почему ты сказала «да»? Бора наконец задает вопрос, который хотел задать с того момента, как она сказала Хакану «да». Вопрос, который Ада хотела, чтобы он задал с того момента, как Хакан пригласил её. — Потому что я этого хотела. Тебе нужно ещё какое-нибудь объяснение, кроме этого? Она не хочет признавать правду в его присутствии. Особенно после самого дерьмового свидания в её жизни. Поэтому она лжёт. Так всё проще… — Нет, я не знаю, – говорит он, его плечи опускаются в знак поражения. Он кажется затерянным в далёком мире, Ада понимает это и решает сменить тему. — Насчёт платья. Это будет сюрприз, – говорит она как можно бодрее, но, увидев, как исчезает его самодовольная улыбка, её сердце наполняется печалью. — Хмм? – он отвечает рассеянно, выдавая тот факт, что понятия не имеет, что она только что сказала. Его разум застрял на её ответе. Ему нужно объяснение, но имеет ли он право просить об этом? — Платье, которое я надену на вечеринку по случаю дня рождения, – повторяет Ада, чувствуя себя немного глупо. Она знает, что его не волнует платье или что-то ещё, но ей нужно что-то, что угодно, чтобы сменить тему. — Да? Бора быстро берёт себя в руки, и выражение его лица меняется. Он пытается казаться невозмутимым, но что-то внутри него сдвинулось… летало. — Мхм, и насчёт теста... – она останавливается всего на секунду, чтобы подразнить его, а затем продолжает: — Мы увидим это через несколько дней. Ты не заставишь меня встать на колени перед этим, но если ты хочешь предложить что-то ещё сегодня вечером, я могла бы подумать об этом. Голос Ады меняется с последним предложением, чтобы показать ему, что она действительно открыта для этого. И Бора, как умный человек, понимает намёк и поднимает тело Ады в воздух достаточно высоко, чтобы можно было снять одеяло. Застигнутая врасплох, она издает полукрик, прежде чем Бора сажает её обратно к себе на колени и успевает вовремя прикрыть ей рот ладонью. Последнее, чего они хотят – это чтобы её родители ворвались к ним. Но Ада стонет. Она чертовски стонет от ощущения его кожи, и Бора делает то же самое только из-за этого звука. Этот приглушенный звук… Он закрывает глаза, пытаясь найти, что сказать, но Ада... эта дикая, неукротимая версия Ады начинает тереться о него и одновременно открывает рот, чтобы поцеловать его руку. Эту версию Ады может увидеть только Бора. Эта версия Ады, которую Бора не может остановить... Он не может перестать трогать, целовать, восхищаться и поклоняться ей. И когда она хочет взять один из его пальцев в губы, чтобы укусить его, он внезапно убирает руку. Чтобы поцеловать её. Это совершенно не похоже на то, к чему привыкла Ада, когда дело касается его. Она ожидает необузданного желания: его губы врезаются в её губы, нападая на неё с ревностью и тревогой, просто чтобы доказать ей, что Ада Тёзюн принадлежит ему и только ему, но он нежно целует её… медленно. Его поцелуи задерживаются, как будто он хочет насладиться её вкусом и её припухшими губами. Его прикосновение задерживается, будто он хочет запомнить каждую частичку её тела. Поэтому он снимает их: её футболку, затем свою как можно быстрее, чтобы они могли вернуться к другу другу. Она такая тёплая... только в бюстгальтере, её грудь практически приклеена к его обнажённой груди, её ногти впиваются в плечи, заставляя его с безумным отчаянием помочь ей быстрее достичь удовольствия, а её голова покоится на его спине. Она свободна. Она уязвима. Она его Ада: его партнёрша, его враг, его подруга. — Бора... – он заставляет её снова хныкать, наматывая её великолепные волосы в кулак и слегка потягивая… просто чтобы свести её с ума. — Принцесса, – шепчет он, чувствуя, как она приподнимает бёдра, чтобы освободить место для своих дрожащих рук. Чёрт! Её руки прямо здесь... но такое чувство, что они повсюду. Как будто она повсюду: в его теле, разуме и сердце. Она не под его кожей, она – его кожа, его кости, его кровь. Он приближает свои губы к её плечу, желая поцеловать одно из своих любимых мест, одновременно пытаясь избавиться от её бюстгальтера. Но её пальцы, расстёгивающие молнию на его штанах, а затем прикасающиеся к нему прямо через боксеры, вызывают дрожь у него по спине. Я так поступаю с ним – подумала Ада. Только я. Видеть его таким: потерянным в удовольствии – вот что ей нужно, вот чего она жаждет всё время. Они могли быть кем-то другими в спальне. Кем-то, кем они не могут быть, когда вступают в реальный мир. Это их игровое поле, и Ада хочет играть. Её рука продолжает прикасаться к нему, потому что она знает, что ему нравится. Что именно ему нравится. Она прикасается к его любимому месту и слышит низкий стон Боры. Это негромко, но этого достаточно, чтобы почувствовать покалывание в нижней части её тела. Боже, – подумал Бора, – Она станет моим концом. Он хочет поддаться удовольствию, но не делает этого. Эта ночь не о нём и не о том, чего он хочет. Поэтому он открывает глаза, чтобы каким-то образом найти в себе силы взять себя в руки и восстановить контроль над этой маленькой игрой. Это всё ещё игра? Он спрашивает себя, полностью осознавая, что это не так. По крайней мере, не для него. Его руки возвращаются к спине Ады, чтобы избавиться от последних препятствий между их обнажёнными телами. Она чувствует, как бретельки бра спадают ей на руки. Секунду назад он потерялся, а теперь вернулся, чтобы продолжить начатое, поэтому она свободной рукой снимает его и бросает на пол, чтобы помочь парню. Следующими идут её джинсы, за ними следуют её трусики и его брюки. Затем их кожи, наконец, встречаются без какой-либо одежды, сдерживающей их, кроме его боксеров. Ада делает вдох, когда чувствует тепло его тела, и это одна из её любимых черт в нем. Он всегда такой тёплый, словно горит внутри. Его руки путешествуют по её телу без каких-либо ограничений, начиная с шеи и спускаясь вниз. Вниз. Его указательный палец берёт инициативу в свои руки, когда он прикасается к ней так осторожно и так нежно. Затем начинает кружить там, создавая сладкое удовольствие. Это слишком много, но недостаточно. Она сейчас горит. Глубокий вдох Ады медленно превращается в стон. За ним последовал ещё один. И ещё один. И ещё один. Будто она не может контролировать свой голос. Будто она не может контролировать свой разум. Будто она не может контролировать своё сердце. Он добавляет ещё один палец, и ей приходится прикусить руку, сжатую в кулак, чтобы сдержать... крик. Бора останавливается на несколько секунд, когда замечает это, качая головой. — П-почему ты остановился? Он вздыхает: — Ты поранишься, если будешь продолжать кусать свою руку. Используй меня. Используй меня. — Что? – она полностью убирает кулак ото рта, когда смотрит на него. — Используй меня… моё плечо. Кусай его, а не свой кулак. Ты можешь навредить себе. Его голос мягкий и низкий, и она чувствует его в своей груди, в своём сердце. Его слова повсюду. Она даже может видеть их в комнате, на тёмных стенах: «ты», «можешь», «навредить», и «себе». Но особенно «используй» и «меня». Это звучало так грубо, так уязвимо. — Но тогда я сделаю тебе больно. Мои зубы... — Я не против боли, Ада. Не беспокойся об этом… Никогда не беспокойся об этом. Она хочет что-то сказать. Что-нибудь. Но слова застряли в горле. Поэтому она делает это: именно то, что он ей сказал, когда чувствует, как его пальцы касаются её самого чувствительного места во всём теле. Снова и снова. Затем девушка внезапно вскрикивает от удовольствия, когда чувствует, что он двигает пальцами быстрее. Если бы не его плечо, весь дом слышал бы звук, который она только что издала. Бора хочет, чтобы все это услышали и знали, что это он заставляет её так кричать. Он хочет, чтобы весь мир узнал, но сейчас они не могут себе этого позволить. Сейчас она не может себе этого позволить. Парень чувствует, как она кусает его за плечо, так сильно, как только может, и это больно. Это так больно, но он хочет этого. Он находит облегчение в этой боли. Он хочет почувствовать эту боль позже, напомнить себе, что они действительно разделили этот момент. И это принадлежит только им. Ада открывает глаза, чтобы собраться с мыслями. Это было интенсивно. Слишком интенсивно. Но этого никогда не бывает достаточно; её дыхание – самое большое доказательство. Её грудь вздымается, а голова покоится на его плече... То самое плечо, которое она кусала всего минуту назад. Девушка слегка отодвигается, чтобы посмотреть на него, но замечает его плечо. Бессознательно, может быть, даже инстинктивно, она проводит кончиками пальцев по свежему следу укуса. Нежно. Выглядит не сильно плохо, по крайней мере пока. — Не беспокойся об этом, – говорит он, чтобы успокоить её разум. Она видит полуулыбку в уголках его губ. Он ещё не закончил. Даже не близко. — Хорошо. — Хорошо? – Он снова одаривает её одной из своих лукавых улыбок, просто чтобы увидеть, как краснеет её шея. Потому что это правда… её шея краснеет каждый раз, когда он смеётся или улыбается ей, и каждый раз, когда она застенчива. — Да. Потому что я тоже не закончила, – шепчет она, убирая руки с его раненого плеча к боксерам, пытаясь снять их, всё еще сидя на его ногах. Ни единого шанса. Поэтому ей снова приходится немного пошевелиться, и с его помощью она наконец освобождает его. Теперь они оба обнажены. — Подожди, – он останавливает её для того, чтобы бросить последний предмет одежды на пол, рядом с джинсами. — Что? — Дай мне взять его очень быстро. Его? Ада в замешательстве наблюдает, как Бора что-то ищет в одном из своих задних карманов. Затем она видит это. — Я не могу поверить, что ты действительно пришёл сюда, думая, что трахнешь меня после свидания. Он ненавидит это слово: свидание. Оно такое простое, но всё же оставляет горький, очень горький привкус у него во рту. Она пошла на свидание… — Бора? Бора, я тебя неправильно поняла? Она пытается привлечь его внимание, повторяя его имя. — Всё хорошо. — Ты казался… ладно. Ты собираешься что-то с этим делать или это должна сделать я? Её вопрос застаёт его врасплох. Что она имеет в виду? Увидев его растерянное лицо, она прямо берёт пакет у него из рук, открывает его после двух попыток и смотрит на него. И Бора наконец понимает. Она имела в виду именно это. — Пожалуйста. – произносит он. Это вызов. Это косвенный приказ. Это необходимость. Это самая сексуальная вещь на свете. Ему нужно, чтобы она сделала это. И она решается: дрожащими руками и ещё более красной шеей, чем раньше, она осторожно скатывает презерватив. И ощущение её руки прямо там… обернутой на нём.. Бора шипит, как дикое, необузданное животное, откидывая голову назад и закатывая глаза от удовольствия и легкой боли. — Что ты собираешься теперь делать, Бора? Ты наконец тра... Она не успевает закончить фразу, как он использует свой собственный рот, чтобы заткнуть её без предупреждения. Затем он хватает её за бедра, поднимает в воздух и, наконец, погружается в неё. Они оба стонут… это так тепло, так знакомо, так похоже на них: Ада и Бора; Бора и Ада. Он прикусывает её губу, достаточно мягко, чтобы не останавливаться, но достаточно сильно, чтобы вызвать кровь. Кровь, которую он немедленно слизывает, в то время как девушка начинает двигаться вверх и вниз. Он также ненавидит слово: fuck. Оно тоже такое простое, но оставляет еще более горький привкус у него во рту, чем «свидание», когда она так его использует. Единственный контекст, в котором ему нравится слышать, как она говорит это слово – это когда он заставляет дрожать её тело вместе с его телом. Или когда она проклинает своих родителей или их группу. Не так, как сейчас. Это не один из тех случаев, когда они то бессмысленно трахали друг друга. Нет, на этот раз всё по-другому, и Бора должен показать ей это. Бёдра Ады быстро двигаются. Так быстро, как только могут в этом положении. Она скачет на нём грубо, в быстром темпе. Но это не то, чего он хочет, и он уверен: это тоже не то, чего хочет она. Бора кладет руки по обе стороны от её бёдер и берет движение под контроль, останавливая Аду. Его руки сильны, но не напористы, и всё же Ада обнаруживает, что не может двигаться быстрее. Это расстраивает её. Нет, не в этот раз, думает она. Сейчас не один из тех случаев. Ада пытается немедленно восстановить контроль, с силой двигая бедрами, пытаясь толкнуть его на спину, но Бора сопротивляется. Почему ты сопротивляешься? Она хочет спросить, но не делает этого. В отчаянии она смотрит ему в глаза. И то, что она находит в его взгляде, пугает её: в нём есть что-то другое. В нем нет ревности. Или гнева. Или раздражения. Это почти... мягко и заботливо. Я знаю этот взгляд – думает она. Они уже бывали так раньше. Пару раз. Каждый раз такой яркий, она вспоминает, как это заставляло её чувствовать. Как это тронуло её душу. Так насыщенно, так реально. А на следующий день они снова стали чужими. Конкурентами. Врагами. Она не хочет ощутить это чувство снова. Этот шок, это разочарование… Её пальцы перемещаются к его голове, просто чтобы с силой схватить его за волосы. Как будто теребить его красивые, очень красивые тёмные кудри – ключ к тому, чтобы вернуть контроль, заставить его последовать её примеру. — Я не в настроении играть в эту игру, – шепчет она, пробуя новую тактику. Тактика, которая обычно срабатывала, но не в этот раз. Не сегодня. — Я тоже, – шепчет он в ответ, и его голос поражает её по-другому. Неужели он... Нет! Тем не менее, она продолжает пытаться двигаться вверх и вниз, яростно и быстро, так уверенно, что он наконец поддастся удовольствию. Но руки Боры с силой останавливают её, глядя прямо в глаза. — Ты либо слушаешься меня, либо мы останавливаемся, – говорит он с такой уверенностью, что Ада наконец обращает на него внимание. Остановиться? Сейчас? Ни за что. – думает она. — Ты не посмеешь, – она тоже ведет себя уверенно, но знает… Она видит по его глазам, что он не передумает. — Ещё как посмею, принцесса. Ещё как. Не испытывай свою удачу. Ей требуется всего несколько секунд чтобы наконец сдаться и позволить ему контролировать её движения руками. Его пальцы на её бедрах обжигают всё её тело: с головы до ног. И когда она наклоняется, чтобы поцеловать его так же медленно, как их движения, он стонет. Не какое-нибудь грязное слово. Нет. Он простонал её имя. Ада. Этот звук сводит её с ума. Он заставляет её жаждать того, чего она никогда раньше не жаждала, того, чего она находила слишком много раньше, того, что возбуждает её. Например, кусать его губу до тех пор, пока не пойдёт кровь. Слизывать кровь и прикусывать язык. Останавливаться посреди движения. Но парень не может справиться с этим безумием и этой пыткой, поэтому он снова пытается взять себя в руки, неожиданно наматывая её волосы в кулак и дёргая. — Что такое, принцесса? Я думал, ты не хочешь поступать по-моему. Что изменилось? Он толкается в неё раз за разом, оттягивая её голову назад. — Ты сейчас серьёзно? Она пытается заговорить, но его губы повсюду, его голос, его слова, его... — Ты можешь использовать моё плечо, чтобы остановить свои крики, когда придёт время, не забывай об этом, – он делает драматическую паузу и подносит одну из своих рук к её губам. — Я вижу, что ты очень близка. Она облизывает его указательный палец в течение нескольких секунд, прежде чем Бора опускает руку к её правой груди, нежно сжимая. — Используй меня, Ада. Она тоже ненавидит кое-какие слова, например: использовать. Оно тоже вроде звучит так просто, но всё же тоже оставляет горький, очень горький привкус у неё во рту. — Ты такого высокого мнения о себе, – она бросает на него взгляд, прежде чем начать двигаться немного быстрее, но без силы, наслаждаясь этим медленным темпом, тем, как постепенно нарастает их кульминация. — Я знаю тебя, принцесса Ада. Я знаю, чего ты хочешь и в чём нуждаешься, – его голос становится ниже, когда он подходит к её второй груди. — И я знаю, что здесь внутри. Он ещё раз дёргает её за волосы, прежде чем отпустить их. Но ты не знаешь, что у меня на сердце, – хочет прошептать она. Хочет плакать. Кричать. И тогда она действительно вскрикивает. И снова её зубы впиваются в его плечо, пока не прольётся кровь. В то же самое плечо. Боль заставляет парня стонать её имя и двигать бёдрами определенным образом, что заставляет её наконец достичь оргазма. Её глаза… ах, и её ноги. Слишком насыщенно, слишком внезапно, слишком много… Но для Боры этого недостаточно. Он чувствует потребность никогда не переставать видеть её такой: её лицо, кричащее об удовольствии. И прежде чем Ада успевает снова вздохнуть, он повторяет движение своими бёдрами. Один раз. Второй. Затем она снова взрывается, кусая его за плечо всё сильнее и сильнее. Он делает это с ней. Только он. Только Бора. Поэтому он заставляет её открыть глаза одним прикосновением. Потому что ему нужно заставить её увидеть, почувствовать… — Они такие зелёные, – простонал он. —Твои глаза... Преследуют меня – хочет сказать он, но слова застревают у него на языке. Она преследует его. — Шшш, Бора. Просто поцелуй меня. Просто Кожа к коже. поцелуй Сердце к сердцу. меня Больше никто не важен, когда они снова начинают целовать друг друга. Они отпускают всё, всего на секунду. Каждый вопрос, каждый страх… Всего на пару секунд они единственные в мире. В их мире. И они – одно целое. Они синхронизированы. Они вместе. — Ада, – стонет он. Достаточно громко, чтобы она могла услышать, и это подпитывает что-то глубоко внутри неё. Её зубы на секунду покидают плечо парня, двигая губами прямо рядом с его ухом. Он почувствовал её теплое дыхание еще до того, как она смогла произнести слово. — Бора... – стонет она в ответ. Это больше, чем можно описать словами. Это ничто и в то же время всё. Этого им достаточно, чтобы идти дальше. Продолжать эту их маленькую игру.***
Его впервые нет в классе. Обычно он приходит по крайней мере на полчаса раньше всех остальных. Что, если с ним что-нибудь случилось? Она качает головой. Нет, ни за что. — Ты волнуешься? Вопрос Элиф почти заставляет её улыбнуться. Она знает, что для неё и остальных членов их группы идея иметь оценки, которые у неё есть, и в то же время волноваться из-за теста, не имеет смысла. Но это чувство стимулирует её. Конкуренция стимулирует её. Она ненавидит лёгкие вещи и идти лёгким путём. — Немного, но я готова. А ты? Элиф слегка улыбается, кивая. — Да, конечно, я ненавижу всё, что связано с эконометрией. Я едва понимаю основы. Но в любом случае... – она замолкает, просто чтобы одарить её взглядом. Определённым взглядом. — Итак, ваше свидание прошло хорошо, я полагаю. Что? — Что ты имеешь ввиду? — Я совсем забыла спросить тебя об этом, потом наступили выходные, но я имею в виду что… это очевидно. Хотя я и думала, что он не в твоём вкусе и что ты, похоже, ценишь образование и знания больше, чем красивое личико, но не мне судить об этом. Красивое личико? Очевидно? — Я не понимаю, что ты хочешь сказать, в каком смысле «очевидно»? — Твоя губа выглядит так, как будто она пережила войну зубов и едва выжила. Ада чувствует, что на секунду она перестала дышать. Она проснулась на час раньше только для того, чтобы нанести специальный макияж для губ, но его всё равно было недостаточно, чтобы прикрыть губу. Чёрт! Вот засранец… Что она может сейчас сказать? — Элиф, послушай, это не то, что ты думаешь... — Доброе утро. Низкий голос прерывает её прежде, чем она успевает закончить своё объяснение. По крайней мере, теперь ей не нужно наполовину лгать… И причина её разбитой губы наконец-то стоит перед ней в своей любимой куртке, с холодным выражением лица и распухшей, прокушенной губой. Какой ужас... И, конечно же, Элиф сразу же замечает это. Не может быть, чтобы она не поняла. Это невозможно. — Доброе утро, Бора. Ах, посмотри на свою губу. Что случилось? У Ады, похоже, та же проблема. Он даже не смотрит на Элиф. Ни сколько. Он продолжает смотреть на неё: её волосы, её лицо, её рубашку, её джинсы, затем снова на её лицо... возможно, на её губы. — Комары. — Комары? – повторяет Элиф, качая головой. И если бы взгляды могли убивать, Бора не был бы жив. Кинжалы, которые Ада посылает ему своими зелеными, такими красивыми зелеными, глазами, убили бы любого мужчину. Он даже не может придумать веского оправдания. Будто он даже не пытается. Может быть, потому, что он этого не хочет. Нет! Ничего не изменилось… Между ними никогда ничего не меняется. Ада знает это очень хорошо, но это её удивляет. Каждый. чёртов. раз. Она чувствует разочарование так сильно, будто это случилось в первый раз. Это всё равно что удариться о стеклянную дверь. Ты знаешь, что там. Ты знаешь, что тебе следует быть осторожнее, но иногда… Внезапно, всего на секунду, ты забываешь об этом. Обманутый прозрачностью стекла. Ты видишь прекрасный вид за ним… там так светло, так тепло и уютно. Ты хочешь достичь этого. Быстро. Ты хочешь принадлежать этому месту. Твой разум оцепенел. Твои ноги вышли из-под контроля. Ты идёшь туда как можно быстрее… И просто удариться по стеклу и почувствовать себя раздавленным им... Это больно. Всегда больно. Везде. Особенно в твоём сердце. Это заставляет тебя чувствовать себя самым большим дураком в мире. Ты клянёшься, что никогда не забудешь о стеклянной двери, стоящей между тем, чего ты хочешь, и тем, что у тебя есть. Но ты забываешь. Ты всегда забываешь об этом. — Всем доброе утро. Надеюсь, вы готовы. Появление преподавателя вовремя останавливает их дискуссию. Сейчас не время и не место начинать подобный разговор. Она... им нужно сосредоточиться на этом тесте. И награда будет очень сладкой! — Удачи, принцесса, – шепчет он, проходя мимо неё, чтобы сесть. Прямо за ней, как обычно. — Спасибо, придурок, – отвечает она в ответ, готовая к этому. Готовая к своей победе. — Я надеюсь, ты не будешь слишком сильно плакать, когда проиграешь. Она ждёт несколько секунд, чтобы услышать шёпот. Вызов. Непристойное замечание. Но ничего не происходит, поэтому она поворачивается к нему, делая вид, что ищет что-то в своей сумке, и незаметно ударяет его локтем в плечо. Он громко вскрикивает от боли, привлекая внимание нескольких студентов. — Для чего это было? – сразу же спрашивает он, когда она поворачивается обратно. — Я кое-что сказала, а ты меня не слушал. — О, я слушал, – пришло его время приблизиться к ней, наклонившись вперёд, в опасной близости от её уха. — Я просто решил не отвечать. Затем он слегка дергает её за волосы в качестве напоминания, заставляя её инстинктивно улыбнуться. Тест был не очень сложный, но сложнее, чем она думала. Слышать, как Бора шепчет «да», «правильно» у неё за спиной, заставляет её нервничать. И злиться. Потому что на него, кажется, не повлияло всё, что произошло. Вместе с ней. Дура! Да, Ада злится.. но не на Бору, а только на себя. Она пытается сосредоточиться только на тесте, но это почти невозможно. Она всегда старается изо всех сил, она всегда старается быть идеальной дочерью, но её родителям удается найти что-то неправильное. Ошибку. Они даже придумывают всякие штуки, просто чтобы побеспокоить её... расстроить. Им этого никогда не было достаточно. Её никогда не было достаточно. Её недостаточно. Они всегда хотели большего. Они всё ещё хотят большего, и она не уверена, что у неё хватит сил дать всё то, чего они от неё хотят. Хочет ли она этого вообще? Они никогда не спрашивают её о её мечтах, её желаниях. Она уже чувствует себя раздавленной… у неё нет сил бороться с ними. Она не общалась с группой. Она не связывалась с Борой. Из-за её родителей. Им удалось раздавить её сильнее, чем раньше. Им каким-то образом удалось проникнуть в её голову. Они всегда рядом, уговаривают её сделать лучше. И это утомительно. Очень утомительно. И из-за них она не уверена, хорошо ли сдала тест. Сомнение в себе – это отвратительное и нескончаемое чувство. И такое чувство из-за родителей заставляет её кровь закипать. Я могу проиграть пари только из-за них – думает она, сидя в классе и ожидая результатов. Бора сидит прямо за ней, пристально глядя ей в спину. Даже не видя её лица, он знает, что что-то не так. Последние несколько дней она выглядела грустной. Это только в её глазах… Её губы улыбаются, голос звучит как можно более жизнерадостно, но это не соответствует чувству, которое он видит в её глазах. И он не знает почему. Обычно Ада приходила к нему домой, пробиралась в его спальню и жаловалась на свою семью столько, сколько хотела. Прямо перед тем, как они займутся сексом и выместят свой гнев друг на друге. Она уже давно этим не занимается, и он знает, что что-то не так. Он считает, что это как-то связано с её презренной семьёй, ей не нужно ему об этом говорить. Но он хочет знать всю историю. Её глаза всегда выглядят такими безжизненными, когда её что-то беспокоит. Его напряжённый взгляд прерывается, когда кто-то оставляет перед ним листок бумаги. Он поднимает глаза и видит, что это ассистент их профессора по эконометрике. Его балл… 98. Почти 100. Почти… Но удалось ли ей получить лучший результат? — Внимательно посмотрите на свою работу, посмотрите, какие ошибки вы допустили. Если вам есть что сказать или вы хотите что-то спросить, приходите в мой кабинет после занятий. Если вам нечего спросить, вы можете вернуть свои работы. – говорит профессор, не обращая особого внимания. Бора немедленно встаёт и оставляет свою работу на учительском столе, прежде чем Ада её увидит. Он не хочет, чтобы она... пока он не узнает, каков её балл. Когда он возвращается к своему столу, Ада бросает на него растерянный взгляд, и он точно знает почему. Потому что он из тех парней, которые спрашивают, почему он потерял два балла. Он перфекционист. Но не в этот раз. Это слишком рискованно. Когда он садится, Ада поворачивается к нему всем телом. — Ты не собираешься сказать мне свою оценку? Она даже не пытается скрыть любопытство в своём голосе. — Нет, пока ты не скажешь мне свою, – отвечает Бора как можно более самодовольно, несмотря на дыру, которую он чувствует в животе. Пожалуйста, пусть будет 99. Ада поднимает свою бумагу, чтобы показать ему свой результат вместо того, чтобы сказать. 97. Чёрт. Всего на один балл – думает он про себя. — Впечатляет, – говорит он, пытаясь контролировать свой тон. — Очень впечатляет. — Позволь мне решить, насколько это впечатляет. Скажи мне свой результат. Ада нетерпелива. Она устала от этой игры, но это единственное, что ей сейчас принадлежит. — 96, – лжёт он. Всего на два балла, ничего страшного. — Правда? Ада отвечает с удивлением. Одна из её бровей подозрительно приподнята, потому что она его услышала. Его голос звучал так уверенно. — Правда, – уверяет её Бора с решимостью в голосе. — Ты выиграла. Поздравляю! Четыре. Двенадцать. Проходит тридцать секунд, прежде чем она отвечает. — Спасибо, – она принимает победу с полуулыбкой на губах. — Но только один вопрос. Она останавливается, чтобы дать ему время что-то сказать. Молчит. Бора просто ждет её вопроса и пытается приготовиться солгать ей в лицо. Я ненавижу лгать ей, но я должен. — Почему ты так быстро отдал свою книгу в мягкой обложке? Я ожидала, что ты бросишь ему вызов, попросишь его заработать больше баллов и выиграешь это. Она слишком хорошо меня знает. Чёрт! Но на этот раз я не хочу побеждать. Не в этот раз... — Потому что я увидел ошибку, которую совершил. Такая глупая ошибка… Но его оценка была правильной. Нет ничего, что можно было бы ему предъявить, – быстро лжёт он. Наполовину ложь, но всё же ложь. — Бора Догрусёз... признает, что совершил ошибку, не сопротивляясь, – впечатлённо отвечает Ада. — Интересно. — Нет смысла бороться, если ты не собираешься что-то выиграть в конце. Тишина. Может быть, кое-что может измениться – проносится в мыслях девушки. — Мудрые слова, – решает сказать Ада, но чувствует, как что-то ударило её в грудь, в голову… у неё кружится голова. — Приходи в мою спальню после 11, мои родители будут спать, как обычно. Тогда ты можешь забрать свой приз, – Бора назначает дату так небрежно, как только может. — Не опаздывай.***
После занятий Ада идёт в кабинет профессора. Обычно она находила Бору здесь, ещё до того, как она приходила. Он стоял перед дверью и убеждал препода, что тот совершил ошибку. Но на этот раз она одна. Все, кроме неё, вернули свои работы в класс. Странно чувствовать себя здесь одной. Чуждо. Она дважды стучит в дверь, ожидая ответа, и когда слышит его, быстро открывает дверь и заходит внутрь. — Пойдем, Ада. Я ждал тебя, – говорит профессор с улыбкой на лице. Обычно преподавателей беспокоят студенты, приходящие спросить что-нибудь об их тестах и попросить оценку получше, но ему нравятся она и Бора. Он их знает. Она была здесь не для того, чтобы получить оценку лучше, она просто хочет получить от него обратную связь. Она хочет стать лучшей версией самой себя. — Извините, что беспокою вас, я просто хочу спросить кое-что о втором вопросе, – застенчиво говорит она, подходя к нему. — Нет, на самом деле я ждал тебя. Неужели я настолько предсказуема? — Да? – ей удаётся спросить, протягивая свой лист. — Да, насчёт оценки. Ты знаешь, что тот, кто наберёт самый высокий балл, получит 10 дополнительных баллов на выпускном экзамене, – объясняет он ей. О, точно. — Я хотел спросить тебя, хочешь ли ты использовать этот шанс или хочешь передать его другому студенту, как это сделал Бора? Как это сделал Бора. Как. Это. Сделал. Бора. Что это значит? — Бора передал свой шанс мне, – говорит Ада, но в конце её предложения стоит огромный вопросительный знак. Он бы не стал… — Да, у него самый высокий балл, но он решил им не пользоваться. Он настолько уверен в себе, я думаю, вы его знаете. Профессор понятия не имел, о чем идёт речь. У него самый высокий балл. Эта фраза эхом отдается в её голове снова и снова. Он солгал мне. — Ада? – профессор повторяет её имя, чтобы вернуть её внимание. – Ты в порядке? — Да, да. Она быстро пытается взять себя в руки. Он, блять, солгал мне. — Какой у него балл? – спрашивает она как можно ласковее. — 98, – небрежно отвечает он. — Так ты воспользуешься этой привилегией или нет? 98... Он снизил его на двое и солгал мне! — Нет, я не собираюсь, пожалуйста, передайте его человеку, который получит самый низкий балл на экзамене, – говорит она. — Спасибо, что уделили мне время. Она погружена в свои собственные мысли… Тот факт, что Бора солгал ей. О чём-то подобном. Если он думает, что я приму это как победу… Она выходит из кабинета профессора всё еще в замешательстве и сразу же смотрит на часы. 16.37. Шесть с половиной часов. Мне нужно подождать шесть с половиной часов, чтобы встретиться лицом к лицу с этим грёбаным мудаком.***
Бора чувствует, что не может дышать, когда входит в свою спальню и видит Аду Тёзюн на коленях перед его кроватью. Она стоит на коленях. Чёрт! — Что ты делаешь? Ты выиграла, я проиграл... Он постепенно приближается к ней, пока не оказывается прямо перед ней. Он почти чувствует её дыхание на своих ногах. Она не может этого сделать! — Нет, ты не проиграл. Ты притворяешься, что проиграл, и я нахожу это отвратительным, – её голос мягкий, но такой горький, когда она дает ему понять, что всё узнала. — Ложь тебе не подходит, Бора Догрусёз. Вовсе нет! — Ада... Он произносит её имя, но останавливается, не зная, как продолжить. Что сказать. Как оправдать себя. Может ли он быть честным? Может ли он наконец… — Ты победил, Бора. Ты, чёрт возьми, выиграл! Ты должен исполнить своё желание, так что смотри, я стою на коленях. Как ты всегда хотел. Ледяная принцесса в твоей власти. Ты можешь делать со мной всё, что захочешь, чемпион. Чемпион. Чемпион. Чемпион. Это похоже на грязное слово. Проклятие. Теперь он ненавидит ещё одно слово: чемпион. Он ненавидит его больше всего, никакое другое слово не может сравниться. — Нет, Ада, вставай прямо сейчас, – он качает головой. Он не выносит этого образа… видеть её такой в его власти: физически и эмоционально недоступной, поэтому он закрывает глаза. — Нет. Гнев начинает нарастать внутри него. — Ада, вставай прямо сейчас! Он почти кричит, прежде чем вспоминает, что его родители дома и могут их слышать. Сейчас он не может себе этого позволить. — Я сказала нет! — говорит она, заставляя его открыть глаза и смотреть, как её упрямая задница даже не двинулась. — Тогда ладно. — Что... И Бора решает сделать единственное, что, по его мнению, может повлиять на неё. В любом случае, сейчас уже слишком поздно. Слишком поздно. — Если ты стоишь на коленях, то и я встану. Теперь они смотрят друг на друга, их колени слегка соприкасаются, в то время как их глаза пытаются выиграть битву, в которой ни один из них не хочет признаваться, кто из них это начал. — Разве ты не хотел увидеть меня на коленях? Разве не это было главной причиной этого пари?... Видеть, как я проигрываю? Я сделала это. А теперь вставай и наслаждайся своей победой, – Ада пытается скрыть другие свои эмоции за гневом. Она не может позволить ему видеть её насквозь. Он может получить от неё всё, что угодно, но только не это. — Это не та победа, которую я хотел. Я хотел одержать честную победу, но это не так, – быстро отвечает Бора. Его голос полон решимости, но Ада не хочет этой победы. Не сейчас. В любом случае, можно ли это вообще считать победой? — Насколько это может быть нечестно? Мы сдавали один и тот же экзамен, и ты получил лучший результат. Ясно как божий день, ты победил, – продолжает настаивать Ада. Он дурак, если думает, что она когда-нибудь получит приз, которого не заслужила. — Ты была расстроена. Это был не весь твой потенциал, так что это не считается... Бора говорит правду. Вот почему он отказался от этой победы в первую очередь. Он заметил. Он заметил, что я расстроена, он понял.. – удивляется она про себя. — Перестань быть таким! Ада вдруг говорит со злостью, высоко подняв подбородок. Она на это не купится. Она не может купиться на это, если только не хочет окончательно сойти с ума. Она не может позволить ему раздавить её. — Каким? – спрашивает Бора, сбитый с толку её реакцией. — Не будь таким понимающим! Ты хотел честной конкуренции, и ты её получил. Тебе тоже не обязательно быть хорошим парнем! Её глаза наполняются слезами, пока она шумно дышит. Она ненавидит его прямо сейчас. Она ненавидит его. Неужели она настолько слаба в его глазах, что он должен позволить ей победить? И вообще, что его ждёт? — Что плохого в том, чтобы быть понимающим? Он изучает её, чтобы понять истинную причину её гнева. В её глазах столько боли, столько страха, столько ярости. — Потому что никто по-настоящему не понимает, не имея второго мотива. По крайней мере, не для меня! Я... меня никогда не бывает достаточно, – предательская слеза скатывается по её щеке, пока сама же она пытается контролировать свои эмоции. Фасад наконец-то рухнул. Уязвимая Ада наконец-то была освобождена. Как она может так думать? Что эти ужасные люди сделали с ней? — Тебя более чем достаточно! Разве ты этого не видишь? Бора говорит в спешке, отчаянно желая, чтобы она это увидела. Заставить её понять, как много она значит… для него. Его фасад тоже должен рухнуть. В любом случае, он был слишком тяжёлым. — Не вижу чего? Как мои родители считают меня разочарованием? У меня нет друзей, и никто меня не слушает, кроме тебя. Никто не знает... никто не знает о моей страсти, и это убивает меня. Я не могу сказать своим родителям, потому что они бы раздавили это, как раздавили всё, что мне нравилось. У меня никого нет, – она начинает плакать всё больше и больше. — Я пошла на это свидание... с твоим глупым другом, и он весь вечер разговаривал с моей грудью. После того, как я заплатила, он сказал мне, что я... для него это был вызов. Он хотел посмотреть, что во мне такого особенного – Ледяной принцессе. Что бы я ни делала, меня недостаточно. Её слова ударили его по лицу. Снова, и снова, и снова. — Тебе больше не нужны эти люди... — Ты думаешь, я этого не знаю? Но разве знание этого облегчает это одиночество? – спрашивает она и ударяет его в грудь достаточно мягко, чтобы он не вздрогнул, но достаточно сильно, чтобы он это почувствовал… её гнев, её боль. — Разве мне от этого легче не чувствовать себя дерьмово каждый раз, когда я возвращаюсь домой или каждый раз когда ты возвращаешься домой после того, как мы переспим вместе? Вот… она сказала это. Это наконец-то вышло наружу. Это всё равно должно было закончиться. — Ада... — Ах, точно. Мы трахаемся. Она невесело смеётся, глядя ему в глаза. Её руки тянутся прямо к его раненому плечу. — Так ты это называешь, даже когда обнимаешься со мной. Даже когда ты поёшь мне, чтобы помочь мне заснуть. Даже когда мы сплетничаем. Даже когда мы смотрим глупые видео... Она начинает ласкать его рану через одежду. — Пожалуйста, перестань плакать, Ада, это слишком, – его голос похож на шёпот. Шёпот, полный страха и печали. Будто он что-то потерял. — Это слишком много, да? Но, этого недостаточно. Слишком много и одновременно недостаточно. Бора, я устала… Я не могу это продолжать... Это Я не могу это продолжать. Она имеет в виду нас. — Перестань пожалуйста, – почти умоляет он, накрывая её руки своими. Он не может этого вынести. Не может… — Бора, я улавливаю чувства, – говорит она так холодно, как только может, пытаясь немедленно пошевелить руками. Его кожа такая теплая. Слишком тёплая. Это обжигает её. — Я улавливаю чувства, потому что чувствую, что ты понимаешь и поддерживаешь меня. Ты на самом деле рядом со мной, когда не притворяешься мудаком. Когда я сплю у тебя на груди. Когда ты... Она не может быть настолько слепой. Не может. — Ты серьёзно? Он не позволяет ей двигать руками. Даже на один сантиметр. — Остановись, Бора. Давай остановимся, пока ситуация не стала для меня еще более неловкой. Я чертовски жалка и одинока. Он был неправ раньше, больше всего на свете он ненавидит слова «жалкий» и «одинокий». Она сильная и умная. Она восхитительна. — Следи за своим языком. Ты жалка и одинока? Это я очень жалкий! Я влюбился в тебя с тех пор, как увидел, как ты помогала Нихан в тот день. Она плакала как сумасшедшая, а ты заплатила за её такси, – в отчаянии говорит он, глядя на её красивые каштановые волосы, красивые зеленые глаза и красивую припухшую губу. — Я имею в виду, я, очевидно, заметил тебя с первого дня, но эта доброта была мне чужда. Ты была «Ледяной принцессой». Ты и твоя секретная жёлтая машина, и твои секретные жёлтые записные книжки, и твой свет, – он закрывает её глаза, а воспоминания возвращаются к нему. — Ты поглощаешь меня. И ты права, тебя недостаточно, потому что тебя слишком много. Ты слишком хороша. Слишком прекрасна. Слишком драгоценна. Я эгоистичен, потому что хочу тебя. Я эгоистичен... Я думал, ты не захочешь меня ни для чего другого, кроме моего... Мир останавливается. Реально останавливается. Он правда это имеет в виду? Он тоже влюблен в меня? — Твоих навыков в постели? Его руки перестают удерживать её в плену, когда он смеётся, но девушка не двигает ими. Она тоже смеётся. — Я собирался сказать чего угодно, кроме моего красивого лица, но навыки в постели тоже работают, – говорит Бора с улыбкой на лице. Он пытается изменить её настроение, снова заставить её смеяться. — Перестань пытаться рассмешить меня! Ада бьёт его по руке. — Я эмоциональна, – фыркает она, желая спрятать лицо у него на шее. Его теплой шее. — Хорошо. Если же говорить правду... Бора останавливается на секунду, чтобы собраться с мыслями. — Я никогда не думал, что тебя заинтересует что-то другое, кроме интеллектуального челленджа. Да, я хотел увидеть тебя на коленях, потому что представлять тебя там, смотрящую на меня этими прекрасными глазами и доставляющую мне удовольствие, было моей фантазией с самого начала. Но я понятия не имел, какого воплотить это в реальность. Это никогда не должно было быть оскорблением, и я не хочу, чтобы эта фантазия стала ещё больше, если ты будешь чувствовать себя плохо или неловко из-за этого. Оно того не стоит. Ничто не стоит того, чтобы заставлять тебя чувствовать себя грустной или никчёмной, – он вытирает слезу, которая только что скатилась по её щеке. — Пожалуйста, просто не плачь, – он больше не может скрывать свои эмоции. Он даже не хочет этого делать. — Я больше не знаю, что ещё делать. Я чувствую себя в ловушке. Пойманная в ловушку желаниями моих родителей и моей потребностью понять, как быть менее одинокой. Я пробую всё и, кажется, ничего не получается, – Ада пытается вытереть другой мокрый глаз тыльной стороной ладони во время разговора. — Ты правда это имел в виду? – с любопытством спрашивает она. Ей не нужна его жалость. — Что «это»? Бора быстро отвечает, чувствуя себя так, словно находится во сне. — Ты действительно влюблён в меня? Она хочет услышать, как он это скажет. Просто ещё один раз. — Как ты думаешь, из-за чего было всё это пари? – спрашивает он, разжимая руки. — Я хотел… нужна была причина, чтобы проводить с тобой больше времени. И я боялся, что в противном случае ты не заинтересуешься мной. Он любит её. Он любит её в ответ! И ему тоже пора это услышать. — Ты всегда меня интересовал. Ты не ошибаешься насчёт своего красивого лица или постельных навыков. Ада продолжала вытирать слёзы со своего лица. И он улыбается, потому что в её настроении явно произошла перемена. — Но это не причина, по которой ты испытываешь ко мне чувства, – догадался Бора. — Нет. Мне нравится это в тебе, не буду врать, но ты был красивым придурком, который заставил меня захотеть выбить из него всё дерьмо. Я так сильно хотела избить тебя, увидеть твоё лицо неудачника... но это чувство постепенно прошло, когда ты обнимал меня, заботился обо мне, выслушивал мои тревоги и страхи. Я подумала, может быть, ты делаешь это для того, чтобы мы продолжали трахаться вместе, но потом я поняла, что ты не придурок и не мудак, ты просто ведёшь себя так, чтобы выглядеть крутым, – говорит она всё, глядя ему в глаза. Больше никаких секретов. Больше никакой лжи. — Моя слабость – причина, по которой ты почувствовала ко мне чувства? – удивлённо спрашивает Бора. — Не быть мудаком – это не слабость, Бора. Ты просто ранен и пытаетешься это скрыть. Я только что увидела настоящего тебя, и я люблю его… Я люблю тебя! Этого последнего предложения для него достаточно. Ему всё равно, как и почему. Ада Тёзюн любит его. Этого более чем достаточно.