Replacement

      Сигарета тлеет на ветру, сквозь дым и туман не видно ничего дальше и пяти метров. А ещё очень холодно. Сейчас, докурит, и можно идти дальше. Лёша куртку дома забыл, или специально не взял, зная, что до дома Эльдара идти не долго. По классике жанра, родители Эла уехали отмечать новый год на дачу, с какими-то там соседями. Конечно, не сразу, а после долгих уговоров Гусейнова, и клятв о том, что «Да вообще это нормальные ребята, я всех их знаю, и вы знаете, всё в порядке будет», родители оставили своего ребенка дома и квартиру десятиклассникам на произвол судьбы. Прикольно, конечно, но Лёша не понимает, зачем там он. Типа, ну да, одноклассники, и не прийти, вроде как, нельзя. Но что-то всё равно, кажется, не так. Знаете, то ощущение, когда чувствуешь себя совсем ненужным в определенном месте, в определенное время. Будто всё должно быть по другому.       — Идём? — Малой, его недо-парень-пере-друг, выкидывает бычок, и скуренная до фильтра сигарета Квашонкина летит в урну следом. Саша, как только увидел его без куртки в минус четырнадцать хотел сначала то ли леща дать, то ли подзатыльник, за то что даже не пытается следить за здоровьем. Но поняв, что этим делу не поможешь, отдал свою серую шапку, всё равно считал, что ему самому не идёт.       Квашонкин в ответ кивает, шагая в сторону дома Эла. Снегопад мешает совсем немного. Холодно Лёше тоже совсем немного. А ещё совсем немного его сегодня бесит Саша.       – Йоу! Как дела, ребят? — компания собравшаяся по дороге стягивала с себя куртки, здоровались с Эльдаром, радостно отвечали на его вопросы. Конечно, чего не радоваться то? Сейчас все дружно набухаются, снимут на видео, а на утро всем будет стыдно. Вот оно — счастье.       — Где все? — оглядев пустынный зал спрашивает Женёк, параллельно вешая свою куртку. Кто «все»? Разве будут не только они, кто ещё нужен то? Не хватает, конечно, нескольких человек, но они писали, что опоздают. Не складывается что-то.       — Надеюсь, параллель не придёт? — спрашивает у Эла, переводя взгляд на всех остальных, и по молчанию становится понятно, что параллель придёт, и повезёт, если не вся. Просто, другие десятые классы он, мягко говоря, недолюбливал, сам точную причину не знал, но они казались какими-то… Пустыми, что ли? Или бездушными. С ними никогда не было интересно пить вместе, а разговаривать на трезвую голову казалось адом. Хотя, кажется, даже свой класс он особо сильно и не любил. Просто всегда весело, когда происходит какой-то движ. Однако, всё равно своих одноклассников он любит немного больше, чем остальных людей. И уж тем более гораздо больше, чем десятые «А»,«В» и «Г». — Блять.       — Если бы мы тебе сказали, ты бы не пошёл. — произносит Саша, уходя вглубь дома, оставляя пакеты с алкоголем на кухне, принимаясь их разбирать. Саша общается, кажется, со всем миром. Наверно поэтому ему становится весело даже только при одном упоминании кого-то из тех ребят. Из них всех выделялось только несколько человек, но это совсем не те люди, которые общались с Сашей. — На такие вписки обычно все ходят. Ну, кроме бедняков. — зевает и прикрывает рот рукой.       — Это ты сейчас про Долгополова? — смеётся Медведев, помогая разобраться с пакетами. Лёше становится как-то неприятно. Может, даже обидно за Сашу. — Ну да, работу нашёл, но толку от этого, вроде как, нет.       — Да он вообще на школу забил, сутками за баром своим стоит, а денег больше не становится. Смысл от такой работы тогда? — Гарик поддерживает разговор, кажется, стараясь мыслить как нормальный человек, даже без неприязни к Саше. Вообще, ни к кому такой неприязни как к Александру Долгополову никто не испытывает. Самое главное — Лёша всё ещё не может понять, в чём проблема.       — Вас ебёт? — останавливает он поток оскорблений, которые ещё не прозвучали, но вскоре могли бы вылиться на Сашу.       Когда порог дома переступают люди, которых Квашонкин даже толком не знает, а некоторых даже впервые видит, он уже слишком пьян, что бы обращать на них внимание. Руки ватные, заплетается язык, а глаза пытаются закрыться сами по себе. Становится смешно даже с самых несмешных шуток, и грустно с самых не грустных вещей, а всё остальное кажется не таким противным. Тошнит немного, но совсем чуть-чуть. Он теряет координацию, и когда вертит головой, наблюдая за всеми, картинка в глазах ещё долго не может прийти в себя. Хотя, казалось бы, выпил совсем немного. Всем, вроде как, весело. Каждый готов танцевать до того момента, пока сам по себе не упадёт. Каждый раз громко смеясь, когда они стукаются бумажными стаканчиками. Лёше, вот, шумно, и голова раскалывается от каждого бита в треках, что уж говорить об остальном шуме. В воздухе застрял запах алкоголя и перегара, выветривать который придётся ещё долго, и от которого начинает очень неприятно застревать в горле точно такой же вкус, какой и запах. Душно. Настолько, что, кажется, Лёшу стошнит прямо сейчас, хотя он и знает, что этого не произойдёт. На коленях у него лежит голова Малого, волосы на которой Лёша аккуратно перебирает пальцами. Противно от самого же себя, но почему то, он всё ещё здесь.       Почему то противно от того, что они больше не гуляют по «их», только «их» местам, не слушают вместе музыку в автобусе, не делают друг другу подарки на новый год, не пишут, не звонят, и почти не общаются. Никто из них не решается поднять эту тему. Типа, «Раньше, ведь, хорошо было, что-то изменилось? Да вроде нет. Ну и ладно тогда». Мерзко от того, что больше Лёша даже не пытается вслушиваться в монолог Саши, которого всё равно не слышно из-за музыки. Даже не пытается остановить его пальцы, что дёргают заусенцы на ногтях до крови и иногда до вскрикиваний. Даже не пытается представлять, что дальше всё будет лучше, если они будут вместе. Хотя раньше представлял. Почему то в одно мгновение его как будто подменили. Стало настолько похуй, даже представить страшно.       — Пойду выпить возьму. Тебе брать? — спрашивает, зная ответ заранее. Идти за выпивкой желания нет, а уйти куда угодно надо. Его место сейчас не здесь. На балконе, в туалете, на кухне, в какой-то пустой комнате, но точно не здесь, не с Сашей. По крайней мере не с тем.       — Нет, сам же знаешь, я на таблетках. И знаешь, что может случиться. — конечно знает. Были несколько раз случаи, когда он почти ловил передозы. С одной стороны, Саша не заслуживает всего этого. Не заслуживает сидеть на таблетках постоянно, бояться выпить лишнего. В целом, Лёша не заслуживает Сашу. С другой стороны, очень хотелось бы, что бы он снова словил этот несчастный передоз, что бы снова мог лежать месяцами в больнице. Может, тогда бы Квашонкин смог бы побыть один. Однако, ведь он сам менял ему стаканчики с коньяком и с колой, потому что ему пить нельзя, а видимость делать нужно. На каких конкретно таблетках он сидит сейчас Лёша никогда не уточняет. Потому что и на это стало наплевать уже давно. Лёгкие успокоительные, тяжёлые — да хоть антидепрессанты, Лёшу не ебёт. Однако, уйти просто так, ничего не спросив, было бы херовой идеей.       Он и правда идёт сначала за выпивкой, наблюдая за тем, как кто-то из параллели напился в стельку, спит прямо посреди коридора, или как за открытой дверью туалета Бухаров продаёт зиплоки с порошками или таблетками. Ему, наверно, завтра перед Эльдаром больше всего неловко будет, даже не перед теми, кому продавал. Кто-то уже обдолбаный сидит на кухне и машет руками в воздухе, словно отгоняя от себя кого-то.       Крэком набаловаться Лёша успел ещё в средней школе, ему сейчас это совсем не интересно. Так же не интересно сидеть со всеми в одной комнате, потому что все уже просто невменяемые. Им не о чем разговаривать. Сейчас бы покурить просто, а потом домой уйти. Только вот, сигареты кончились, а просить у кого-то в этом доме сейчас опасно. Ну, мало ли. Он всё-таки сейчас находится в доме, где собрались будущие торчки и наркодилеры, и непонятно что из этого опаснее.       Квашонкин спускается вниз, чуть не расплескав содержимое стаканчика, и залетает в первую попавшуюся комнату. Ею оказалась комната возле главного входа, в которой стоит только одна кровать и ничего более, даже обои не поклеены. Может, комната для гостей, — хотя в ней даже находиться стрёмно и неприятно, не то что спать — может, кладовка просто. Стоит возле открытого окна, выходящего на дорогу, пытается привести дыхание в порядок, но ничего не выходит. Всё равно дышит слишком тяжело и громко. Прикрывает глаза, когда делает небольшие глотки чего-то спиртного в бумажном стаканчике.       Свежий воздух хоть немного, но отрезвляет. Лёше становится непонятно, что он вообще здесь забыл, и хочется блевать, когда вспоминает как перебирал волосы Малого, гладил его по лбу и делал вид, что ему очень даже интересно. Его почти выворачивает от этих мыслей, потому он закрывает рот рукой, стоя возле открытого окна, пытается нормально дышать и сдержать рвотные позывы. Алексей Квашонкин вообще другой человек, не тот, которого видят все его одноклассники, да и в целом, почти вся школа, нет.       Отрывается от мыслей, когда видит заворачивающую в дом до боли знакомую фигуру, в привычном чёрном пуховике. Да ладно, что он вообще здесь забыл? Сейчас только половина третьего ночи, какого чёрта, Санечка? Смотрит, как он сравнивает адрес, который ему кто-то прислал, с тем, что написан на табличке на заборе, и неуверенно шагает в дом.       Лёша всё ещё ничего не понимает, — но рад тому, что Санечка здесь — когда на спине ощущает холодные, почти ледяные пальцы.       — Ждал? — спрашивает так, словно это нормально, что он здесь находится. Неизвестно, кто ему скинул адрес, но Квашонкин искренне благодарен этому человеку. Плюсом ко всему, мысль о том, что не только он не ненавидит Долгополова радует Лёшу.       — Нет. — вместе с коньяком в стаканчике, пропадает всякая задумчивость в его голове. Он закрывает окно, Саше, ведь, и так наверняка холодно.       — Просто так следил, значит? — усмехается, когда Лёша оборачивается. На подоконник аккуратно падают кисс браун, что Санечка только что вынул из своего кармана. Наверняка снова «случайно» забрал их у какого то из посетителей их бара, так как проворачивает эту схему не впервые.       — Ты зачем пришёл-то? — Саша вновь открывает окно, доставая из пачки пару сигарет, делясь одной с Лёшей. Тот чиркает зажигалкой, закуривая. Долгополов с сигаретой во рту подходит ближе, дотягиваясь своей сигаретой до кончика сигареты Лёши. Квашонкину это кажется совсем нереальным, он проводит пальцами по холодной щеке Санечки, от чего тот вздрагивает.       — Так, ну… Крэка и бухла мне не надо, и так хватает. — выдыхает серый дым куда-то в окно, не смотря в глаза Квашонкину, который в отличии от Саши, пытается заглянуть прямо в глаза. Продолжает смотреть, когда Санечка, всё-таки, принимает правила их игры и смотрит в ответ. Он всегда был заменой Малого. Всегда был ярче и теплее, как солнце, до которого не опасно дотрагиваться. Самое тёплое солнце в конце декабря. Всегда улыбается только Лёше, и светит только для него. — Я, вообще-то, поговорить с тобой пришёл.       — О чём? Деньги нужны? Из дома выгнали? Всё вместе? Может, ещё что-то? — он пытается делать вид, что искренне не понимает, о чём вообще идёт речь. Глупо, наверно, потому что о чём они ещё могут сейчас говорить? Но Лёша старается по возможности свести тему на нет, чтобы до нужной темы не дошло. Так бы и продолжал предполагать, что там случилось у Долгополова, если бы Санечка его не перебил сам.       — Тебе ведь неприятно встречаться с Сашей? — вопрос ставит его в ступор, и после недолгой паузы, в которой Саша ожидал хоть какого-нибудь ответа, но промолчать на этот вопрос было вполне в репертуаре Квашонкина. — Дружить приятно. Не знаю, конечно, как вам будет дружить после всего этого, но было приятно, да?       — Откуда тебе это знать? Ты вообще никак к этому не относишься. — пытается защититься Лёша. Может, просто правда глаза режет, он без понятия. — Только попробуй разнести слухи про нас.       — Ну, для начала, ты такого обо мне мнения? — в открытую смеётся. — Я не твой Санёк, что бы разносить слухи. Это мерзко, на мой взгляд. А во-вторых… Знаешь, догадаться, что ты его старательно избегаешь не трудно. Все соцсети у тебя резко изменились, общаться ты стал по другому. Да и в школе поведение сильно поменялось. Хм, как же так? — наигранно удивляется, продолжая улыбаться. — Понятно же, что расстанетесь скоро. Странно, что Санёк этого не замечает.       Квашонкин только и может устало выдохнуть и провести ладонью по своим рыжим волосам, выбрасывая бычок в окно, после закрывая его. Спорить с Санечкой бесполезно, тем более здесь и сейчас.       — Так это правда, получается? — смеётся, и это режет слух. Смешно от сложившейся ситуации между ним и Малым? Кто бы говорил, Санечка всего лишь на всего его замена. За-ме-на. Лёша разворачивается от окна, подходит ближе, хватая его за воротник футболки, занося кулак в воздухе. Однако вовремя останавливается, когда понимает, что вообще творит. Саша смеётся ему в лицо, выдыхая, и до Лёши доходит перегар. Прийти уже бухим? Что-то новенькое для Долгополова.       — Если Саша узнает про то, что я собираюсь расстаться с ним — не важно от кого — пизды, в первую очередь, получишь ты. — не собирался он ничего делать с Санечкой, от того и смешно. Долгополов прикрывает лицо ладонями и смеётся в них, облокачиваясь на стену позади. Почему то, всегда хотелось, что бы заместо Санька-невротика рядом оказывался кто-то по настоящему близкий, родной что-ли. Любая замена, которой было бы не плевать. Почему то, рядом в такие моменты оказывался Санечка. Приходит Лёша в себя, когда понимает, что они смотрят друг на друга уже точно не меньше минуты, Саша для этого даже руки от лица убрал. За окном позади всё так же снегопад и холод, но внутри, почему то, всё вновь теплеет.       — Ну, так что? «Замену» долго искать будешь? — Квашонкин жалеет, что однажды по пьяни сказал ему, что Саша является заменой другого Саши.       — Давно нашёл.       Долгополов протягивает ему руку, и тот охотно за неё хватается. Словно рука помощи, вытаскивающая из океана обмана, лжи и безысходности. Рука, которая вытягивает, и больше точно не даст упасть обратно. Подходит ближе, притягивает за всё тот же вороник футболки, и по телу проходятся мурашки, когда Лёша ощущает на своих губах тёплые — на удивление — губы Саши. Сдержанный стон случайно сорвался с губ Долгополова, что пытался останавливаться как можно чаще, пытаясь вдохнуть побольше воздуха, потому что кажется, что кислород не бесконечный. Кажется, что вот-вот задохнётся, когда Квашонкин аккуратно подводит к кровати, укладывая на неё Санечку и поджимая его под себя, как ему удобнее. Слышит ещё один стон, когда ладонями забирается под футболку, проводя по животу и рёбрам холодными пальцами. В итоге, футболка на нём сейчас оказывается такой ненужной вещью, лишней до того, что Лёша её просто снимает, отбрасывая куда-то низ, на пол. Руки Санечки тянутся к футболке Лёши, но тот перехватывает их, заносит над головой самого Саши и прижимает к кровати, не разрывая поцелуй.       Страшно, конечно, что в комнату мог кто-то зайти, потому что дверь никто из них не закрыл, но внезапно стало абсолютно всё равно. Долгополову изначально не было дела до двери, толпы и в особенности Малого, а Квашонкину стало плевать только недавно. Когда, например, понял, что всё время ему не нужен был Саша. Отношения с ним — вообще ошибка, которая уже давно вышла из-под контроля.       Стук в дверь заглушает очередной стон Санечки, и Квашонкин разочарованно выдыхает.       — Блять, ну кто там?.. — шепчет он, уперевшись лбом в плечо Саши.       — Открой, всё равно долбиться не перестанут. — в ответ так же тихо говорит он. — Тем более, дверь не закрыта.       Скрип двери, которую Кашонкин открывает до конца и облокачивается на дверной проём неприятно отдаётся в ушах.       — Всё понимаю, но ты пиздец как невовремя, Сань. — со спокойным лицом говорит он, слыша как за спиной Санечка надевает футболку. Странно, но он совершенно ничего не чувствует. Ни жалости, ни того, что он натворил что-то ужасное, ни сожаления, вообще ничего. Удивляет даже.       — Невовремя?       — Да, невовремя. Я не хочу разбираться здесь и сейчас. Делай, что хочешь, решай, что хочешь. Мне, честно говоря, похуй уже. — закрывает дверь прямо перед его лицом, щёлкает замком и садится обратно на кровать к Санечке, спустя пару секунд падая на неё спиной. Не так всё должно быть, совсем не так. — Пиздец. — Саша осторожно укладывает голову на его плечо. — Он сейчас пойдёт и всем распиздит. Подставит тебя, меня, и вообще, всех кого можно. Мы ещё и виноватыми останемся.       — Ну мы, по сути, реально виноваты. — прямолинейность Саши совсем не успокаивает. Шум в ушах начинает надоедать, а глаза приходится прикрыть ладонями, что бы не видеть вообще ничего. Если раньше он не чувствовал, сейчас только стыд, и не более.       Дома не ждут, да и у Саши смена в пять утра начинается, так что было принято решение проводить его до работы. Без куртки, оказывается, не так уж холодно, даже в снегопад. Саша не задаёт лишних вопросов, да и не хочет ничего говорить по этому поводу. Просто молча отдал ему свою толстовку оверсайз перед выходом, что бы хотя бы немного было теплее.       — И что делать собираешься?       — Как обычно. Забью хер.       — Они же тебе покоя не дадут. Ну, одноклассники. Мало того, что Саньку изменил, так ещё и со мной. Меня же, типа, ненавидят?       — Понадобится — переведусь. Но, думаю, до этого не дойдёт. — Саша достаёт свои кисс браун, протягивает сигарету Лёше, и берёт одну себе. — К тому же, скорее все тебя перестанут считать изгоем, чем я пополню ваши ряды.       Квашонкин вновь поджигает сигарету, в этот раз отдавая зажигалку в руки Долгополова. Когда сигареты скурены до фильтра, они приземляются в урну возле бара. Становится как-то спокойно рядом с ним, уходить совсем не хочется, он это словно считывает, и непонятным образом чувствует. Кажется, вот-вот предложит остаться. Только вот, этого не происходит.       — Ладно, до встречи? — говорит он, смотря на Сашу сверху вниз.       — Заберёшь меня завтра? У меня смена заканчивается в пять вечера. — спрашивает он, в надежде на положительный ответ.       — Заберу.       Он уже хотел было уйти, как ощутил на своей шее руки Долгополова, ладонь на щеке, и на своих губах его губы.