За тонкой гранью понимания

I'm going where the cold wind blows In the pines, in the pines Where the sun don't ever shine

      «Генерал устал» — Икабод произносит весть мягко, с сочувствующей улыбкой, но не уступает, твёрдо стоя на своём. Не отпуская манжет, стискивает ткань крепче с каждым движением глаз Александра.       Какие могут быть причины не верить капитану?       Человеку, чьим глазам открыто большее, чем другим — человеку, вольному переступать порог палатки Вашингтона, когда ему только захочется — человеку, отправляющему странные письмам — человеку, имеющему смелость оспаривать важные решения — человеку, так легко осевшего в их круге.       Человеку, обладающему лисьим чутьём.       Чарами.       Встревоженный Гамильтон замирает оттянутой за поводок гончей, вглядывается в светлое лицо, пытаясь разглядеть в нём что-то.       Ни единой тени. Дружеское тепло. Абсурдно располагающее к себе.       — Если, это так важно, то можешь сказать мне, Александр, — Крейн упрямый в своём деле, но иначе.       Говорит взглядом, упрекая в отсутствии понимания — незаметно-ощутимо давит на совесть.       — Приказ Его Превосходительства, — настаивает Гамильтон.       — Генерал нуждается в отдыхе, — качает головой Икабод, отпускает, позволяя сделать шаг в сторону.       Предлагая обдумать ещё раз.       — Капитан Крейн, — если бы не сцена, шрамом жгущая разум, осевшая в памяти так плотно, что подозрения вот-вот грозились сорваться с языка — отшагнув за их границу, Александр помнил, как непозволительно застал тот момент, когда незнакомый священник, подставив плечо, помогал Вашингтону укрыться в одной из комнат импровизированного штаба.       Перед тем, как послать за Икабодом.       Единственным, кого кроме доктора подпускали ближе в следующие три дня.       Тогда, после своего возвращения генерал отмахнулся усталостью и настойчивыми советами лекаря.       Тень Крейна ещё долго кружила у дверей кабинета — после, иногда заглядывала под полог палатки.       Сейчас чаще — на кисти Вашингтона появилась тугая повязка.       — Я настаиваю, посещение следует отложить, — поза Икабода переменилась, став более настороженной, — Оно может подождать? — напряжённой.       Как перед рывком.       — Да, — наполовину кивок, наполовину слово, — Может, — эхом повторил Гамильтон.       — Ты уверен? — на мгновение Крейн теряется, оттолкнувшись руками приподнимается со своего места у костра, — Александр, ты не должен утаивать, — добавляет, понизив голос до глухого шёпота.       Отозвавшемся поднявшимся по позвоночнику до затылка холодом.       — Уверен, как в себе, — чья-та пришедшая на ум дурная шутка — выходит совсем горько, сам на себя не похож, — Надеюсь, Его Превосходительству вскоре станет лучше, — одёргивает себя Гамильтон.       — Молитвы будет достаточно, — Икабод то ли серьёзен, то ли проверяет, — Перед ужином, — на свой следующий ход напоминает, между делом.       Знает о скверной привычке Александра.       — Благодарю за напоминание.       — Мы не враги, но можем стать хорошими друзьями.       — Союзниками.       — Береги себя, — улыбнувшись в усы, согласился Крейн.       — Смотрите под ноги, капитан, — мимолётно щетинится Гамильтон, ему не нравится, как открыто Икабод сдвинулся.       Может неосознанно, но точно в направлении знакомой палатки.       Цепной пёс, ожидающий того, что в любой момент к его хозяину проберётся враг.       — Ночь будет тёмной, — Крейн произнёс тем же тоном, каким на следующий скажет: «Мы потеряли лейтенанта Ходжеса».       Конечно, он сообщал исключительно генералу — в тепле камина.       Пришлось подслушать.       По лагерю и до этого ходили слухи про исчезновения солдат; винили условия, британцев, зверей а кто-то вовсе оборотней. Сложно уследить за «ульем», когда самим едва хватает средств.       Но одно слышать о том, что несколько юнцов вероятно сбежали домой или просто забыли путь из таверны, а другое — недосчитаться кого-то из близкого окружения генерала.       О пропаже последнего, как и о причине резкого переназначения ещё двух вышестоящих офицеров было совсем не слышно. Вопросов никто не задавал — некому.       Одно будто специально оставленное под носом письмо от Конгресса доверия не внушило.       У Александра хорошая память на имена и почерки.       И на голоса тоже.       — Мы можем доверить им поиски? — Вашингтон скрестил руки на груди.       — Уверяю, сейчас всё иначе, — заверил Икабод, — Они мои доверенные лица, — своим тоном, он попытался облегчить ношу решения, — Я помню каждого, — что-то бессмысленное для уха Гамильтона, но очевидное для генерала.       — От носа до сапог? — уныло поддержал Вашингтон.       — Мы условились — специальный знак, который позволит нам узнать друг друга, — тень Крейна сдвинулась.       — Надеюсь на твою память, — генерал не отпрянул.       — Я не подведу, Джордж, — ещё ближе, чтобы сказать что-то важное, — Он может быть где угодно — на месте каждого, но мы найдём его, обязательно найдём, — так вольно, что Александр почувствовал, как к горлу поднялся ком.       Ему не нравилась ни то, что из-за появления Икабода его вытеснили из доверенного круга, ни то, что от него утаивали нечто серьёзное.       Очень серьёзное.       — Не сомневаюсь, — Вашингтон отстранился.       — Чудесно, — Крейн мог сказать больше если бы не дверь.       Она захлопнулась перед самым носом Гамильтона — в пылу предположений он отпустил край.       — Кто здесь? — крикнул Икабод, — Стой!       Каким бы проворным не был Крейн — Александру удалось выиграть немного времени.       Достаточно, чтобы вырываться наружу, и юркнуть в сторону — к выходу.       Точно под ноги одному из солдат; удар был крепким, отбросившим на пол.       — Прочь, — рявкнул «синий мундир», в нём Гамильтон признал полковника Гибсона, — Прочь, — он был пьян, вероятно, праздновал своё возвращение — настолько рьяно, что из речи пропали все слова кроме одного.       А единственным способом донести мысль — удар мыском в колено.       При других обстоятельствах Александр мог бы возразить, но не тогда, когда за спиной оборвались шаги Икабода.       — Ни с места! — рявкнул Крейн.       Чутьё Гамильтона подсказало: «Вскинул мушкет».       — Про-о-очь, — опасность вразумила полковника настолько, что он отскочив развернулся и бросился прочь.       С поразительной ловкостью.       Икабод принял решение не менее быстро.       Как охотничий пёс, передающий своре где он застал лису:       — Генерал должен узнать об этом.       — Непременно, — сбито с толку, уже в спину.       Всё, что осталось Гамильтону — наблюдать за тем, как Крейн бойко следовал за странно петляющим полковником.       До тех пор, пока Гибсон, споткнувшись, не упал на четвереньки и оттолкнувшись руками сгинула за палаткой.       Тогда, Икабод прицелился во второй раз.