Тук-тук

      — Миледи, Ваш подарок прибыл и уже ожидает Вас в тронном зале.       — Пришлите в мою спальню. Быстрее, Джон, мое терпение не вечно, ты знаешь.       Голос Королевы как всегда сух и безэмоционален. Черная камения пола откликается невысоким каблукам характерным, звякающим и глубоким звуком. Тук-тук. Тук-тук-тук. Преодолевая винтообразную лестницу, за считанные секунды она оказалась в просторном и, на удивление, светлом холе. Солнечный свет постепенно утекал сквозь пальцы, оставляя место сливочному закату, сгорая в последнем своем проявлении. Эта ночь будет долгой, тягучей, словно дёготь, а она собирается растягивать его в тонкие нити, лелея свои надежды на то, что дневное светило не пожелает вернуться раньше положенного срока, окрашивая небо в яркие, красные и пурпурные тона, достойные пуритански чистой, правящей крови. Единственная отдушина должна смягчить давно разбитое сердце, всего раз в пять лет. Тысячи, тысячи дней до ее маленького триумфа, до изощренной радости, как ни странно, не связанной с гибелью принцессы Белоснежки. Одна ночь.       Густое облако фиолетового дыма окутало ее со всех сторон, перемещая на самый верхний ярус замка овдовевшей женщины. Прислуга, страшась гнева госпожи, несущего ничего кроме смерти, уже успела застелить постель, удобно обустроить стол и избавить опочивальню от всех лишних предметов. Голые стены, алый бархатный материал и отблеск металла со стороны оставшейся мебели. Идеально.       Дверь распахнулась, стука до не последовало. Но она не считала это пренебрежением, нет. Никому сегодня не дозволено беспокоить ее лишними звуками и посторонними причитаниями.       — Подними голову, дитя, — елейно нежно, так несвойственно, больше попросила она, оставаясь на расстоянии около двух метров.       Небольшое, хрупкое и слегка дрожащее тельце чуть съежилось и, издав непонятный, жалобный звук, все же поднялось, все более явно приобретая черты живого существа. Скидывая капюшон своего чуть мешковатого плаща и отрывая пытливому взору светлую копну волос, она дернулась, как запуганный травлей лесной зверек. Реджина смотрела. Медленно, и на этот раз крайне лениво гуляя по лицу новоприбывшей, она не спешила касаться ее. Кончики пальцев слегка покалывало, это и был первый сигнал грядущей эйфории. Страх. Его сладковатый аромат заполнял легкие, обволакивая те не хуже, чем дорогой табак, оставляя осадок всех мирских грехов на самом дне сосуда.       — Твое имя?       Не став настаивать на выполнении прошлого приказа, она сцепила руки в крепкий замок и приложила те к губам, едва касаясь их. Ответом ей стал один, но не единственный за этот вечер, судорожный вздох.       — Имя, — уже тверже проговорила она с неким нажимом, кривя алые уста в насмешливой ухмылке.       — К-Катерина.       Шелест ветра, шепот моря. Это бы прозвучало намного громче, чем сей голос. Так неразборчиво, так робко, так.. маняще.       — Четче.       — Ка..       — Еще.       — Катерина, Ваше Величество.       Существо подняло голову, избегая встречаться взглядом с Королевой. Мягкие черты лицо, голубые глаза, чарующие и такие большие, запуганные. Приоткрытые и чуть влажные губки влекли к себе неведанной тягой.       — Генрих хорошо постарался, — прицокнув языком, она оказалась к подарку чуть ближе, сокращая дистанцию.       Она почти слышала, как стучит ее сердце, как бешено то отбивает ирландские кейли. Тук-тук. Тук-тук-тук. Холодные пальцы коснулись чужого, точенного подбородка, почти с трепетом проходясь по скуле и возвращаясь обратно, с удовольствием подмечая сбившееся дыхание, что обдало ее руку нестерпимым жаром. А Катерина повиновалась, внемля каждому слову и опасаясь за свою жизнь. После таких встреч не выживал никто, но ходили слухи, что большинство из девушек сами выбирали гибель от рук будущей мадам Миллс, теряясь в своих чувствах по шкале от страха до безумного.. вожделения. Она же боялась ее, раболепие переходило всякие границы и ее дни уже были сочтены. Она больше не вернется к семье и сейчас надеется на скорую, быструю смерть. На милосердную расправу, расплату за то, в чем та и не виновата.       — Ты боишься.       Королева констатировала факт. Тяжелая ткань плаща покинула аккуратные плечи, сразу же обнажая острые ключицы и очертания грудей. Она словно хищник расхаживала вокруг стоящей на коленях девушки, ожидая подходящего момента. Она позволит ей окунуться в омут иллюзорной нежности, надкусить плод ее милости, как предсмертное подаяние, но не более. Ее душа, ее светлая и чистая душа отныне навеки принадлежит ей.       Все случается.. быстро. Оказавшись позади Катерины она приживается грудью к ее спине, чуть склоняясь над ней и придавливая рукой к себе. О, как же давят сейчас дорогие шелка и бархат на ней. Губы касаются ушной раковины, а ладонь плавно оглаживает ее талию, в попытке успокоить. Первой и последней попытке.       — Убейте, — чуть хрипло шепчет она, чувствуя нарастающий в груди ужас.       — Зачем?       Совершенно риторический вопрос.       Ей не нужны ласки, ей не нужна любовь. Та, чье сердце хранится в ларчике и фамильном склепе не способна полюбить: это великое чувство обошло ее стороной, но взамен оставило нечто большее. Власть. Заповедь матушки оказалась совершенно правой, ибо нет в мире ничего более желаннее, чем повиновение своих верноподданных. Власть — это свобода. Любовь — это слабость.       Без прежней мягкости разворачивая светловолосую к себе, она резко откинула ее на кровать, больно ударяя небольшой затылок о деревянную спинку. Воздух прорезал единственный, уничтожающий всякие остатки разума запах. Кровь. Тонкая ручка по инерции тянется к ране, оставляя на пальчиках тонкие струйки рыжей жидкости. А рот наполняется слюной, сознание теряет последние зачатки гуманизма. Тишина, повисшая между неравными в силах прелестницами, пугала лишь одну. Сила переполняет каждую мышцу Реджины, каждую клеточку, создавая впечатление о бесчеловечной, почти животной мощи. Конец был просто необратим.       — Ко мне, — поманив ее к себе, она не встретила сопротивлений. Обезумевшие глаза разжигали страх, принуждая повиноваться. Она возьмет свое.       Горячий язык пластом прошелся по девственно белой коже шеи, на коей чуть позднее уже оставались следы и красные пятна помады, синяки и кровоподтеки. Упершись ладонями в грудь госпожи, Катерина старалась отстранить ее от себя, понимая в чем дело и отходя от дурмана. Немые протесты плавно перетекали в звучные вскрики, но все эти физические атаки были ничем, в сравнении с противницей. Светлое, все в заплатках платье, упало около кровати, полностью обнажая жертву. Зубы до легкого треска сомкнулись на ее ключице и очередной визг разнесся по комнате, так и не выходя за ее пределы. Перепачканные губы двинулись дальше, ловя маленькие, чуть соленые капли, двигаясь ниже, меняя траекторию и нисколько не заботясь о чужих ощущениях. Никогда.       — Не рыпайся!       — Да пошла ты! — почти выла она и тут же схлопотала смачную пощечину.       Разбитый нос и припухшая губы почти полностью обезобразили бы ее в кругу общественности, но не здесь. Здесь, в королевской спальне, она была произведением искусства, ценилась выше всех древнегреческих скульптур и шедевров Микеланджело. Она была такой потрясающе, пугающе прекрасной…       Удар. Еще один. И еще. Тук-тук. Тук-тук-тук. Бешенный сердечный такт немного сбавляет темп, что заставило Миллс хмыкнуть. Она больше не дергалась и не была мертва, нет. Ей можно было творить. Подайте только кисть – краски сами найдут себя, а белое полотно уже было обрызгано крапинками ярких цветов. Штрихи, больше, краше!       Смачивая пальцы и направляя их к ее лону, она гневно выдохнула. Сухо, совершенно. Девчонка не готова. Плевать. Глубоко проникая в самое ее естество, брюнетка почти остервенело двигала рукой, а сдавленный всхлип, донесшийся до обострившегося слуха сразу же резко присекся. Несколько раз. Сжатый кулак опустился на грудную клетку, выбивая из легких последний воздух, а неприятный хруст перекрыл такой долгожданный стон боли. Протяжный и сладкий, подобно подарку с небес.       — Катерина. Моя девочка… Ты так прекрасна.       Откровенно любуясь своей работой проговорила Реджина, призывая в руки небольшой, серебряный нож под жалкое и одновременно умоляющее сопение. Резная рукоятка была сжата до побеления костяшек, а маленькие порезы осыпали желанную грудь, позже прорезая ее почти полностью и слыша, как под пальцами медленно отстукивает свою посмертную для нее песнь пульс. Теплая кровь сочится вниз. Ее кровь. Тук-тук. Тук-тук-тук. Глубокая рана образовалась по всей площади внутренней стороны бедра. Мускусный запах едва ли можно было отличить от аромата алой жидкости: все смешалось в настолько дурманящий коктель, что Королева даже не пыталась придти в себя.       Раз.       Два.       Три.       Мелкое, конвульсивное дыхание сократилось до последнего вздоха. И время почти остановилось. Маниакально осматривая все вокруг и уделяя особое внимание еще теплому трупу, Реджина коснулась разодранных, девичьих губ. Алая пелена спала. А пустота была заполнена.

***

      Закапывая окоченевшее за часы до рассвета тело, она бережно потрепатала спутанные, перепачканные в присохшей крови светлые волосы своей девочки. Она запомнит ее, как и всех их, как всех. Яблоня тихо шелестела своей хозяйке слова благодарности за подпитку, будто обещая преподнести хороший урожай в этом году, порадовать своими плодами и сохранить молодость.       А Королева все еще слышала манящий зов ее сердца.       Тук-тук. Тук-тук-тук.