Delirium

1995 год, Хилдсберг, Калифорния — Уйди, — его дрожащая рука направлена на девушку, — твою мать, пожалуйста! — вскрикивает от ужаса, ведь действительно не знает, как «спастись».       Он опирается на столешницу, чуть ли не залезая на неё и упираясь затылком об верхние шкафчики — низкое расположение гарнитура и его высокий рост усугубляли ситуацию для него. Изогнутая спина болела, но для него не было места, где можно было бы спрятаться. — Я уйду, — выставленные вперёд руки служат доказательством, что она не хочет ему вреда.       Этого недостаточно. Некоторое время назад она бы послала его подальше, дабы остаться живой и не рисковать ни своим, ни его здоровьем. Отдышка выдавала то, что страх преобладал и заставлял сбежать из его дома — этот же страх будто парализовал, буквально выдавая противоположность инстинкту самосохранения. Джейд ненавидела чувство неопределённости.       Рука парня дрожит, но крепко держит основание ножа. Ему тоже страшно, но только за себя — в ней он видит лишь врага, какого-то человека, который пришёл с определённой целью, убить его. Паранойя выбивала мысль об абсурдности идей, приходящих в его голову. Дэвид предупреждал о таком, а девушка не в первый раз видит приступ; легче не становится, а слёзы выбиваются из глаз обоих.       Медленное продвижение к нему становится менее уловимым из-за скопившихся в глазах слёз, они предательски искажали зрение, поэтому ему приходится сильно зажмуриться. Крупные капли оставляют мокрую дорожку на его лице. Хочется умыться. — Не убивай меня, — укрепляет хватку, как-то умудряясь больше исказиться в позе, — бери, что хочешь, — дрожащий голос не соответствует возможной угрозе в виде острого предмета. — Не буду, — Джейд шмыгает, больше смотря исподлобья, но делает это произвольно, — убери нож, пожалуйста, — старается звучать спокойно, чтобы не напугать. — Не ври! — даже на такой фразе его голос сходит на нет, оставляя скрип.       Проигнорированная просьба даёт ей понять, что ни черта не выйдет, отчего остаётся лишь уйти. — Знаешь, — видимо, откидывает попытки подойти к нему, — я думала, что смогу, — расслабляет руки и проводит ими вдоль туловища, — всё это время пыталась сблизиться, но, кажется, ты прав, — смотрит на нелепое положение Дэвида, — невозможно быть с параноиком.       Он не успевает за сменой накала и принятия, его сознание всё ещё твердит, что её подослали из разведки, дабы от него избавились за грёбанное пиратство. Дэвид бьётся об заклад, что больше причин его казнить нет.       Она смеет повернуться к нему спиной и схватиться за затылок, ведь от напряжения у неё часто болит шея. Парень же «выползает» из гарнитура, опираясь руками на часть из столешницы. Пульсирующие виски сбивают его всевозможную концентрацию, да и дальнейшие спокойные пять минут тишины не дают ему повода придумать новую гипотезу по его порабощению.       Сейчас Джейд казалось, что все её принципы могут пойти к чёрту, ведь в обыденности она никак не смогла бы так смело (или, как она иронично предполагала, безбожно глупо) стоять перед ним и ждать доверия со стороны. Очень много надежд, слишком.       Она подрывается, наплевав на последствия, и берёт его лицо в свои руки, отчего лоб парня разглаживается, а голова вжимается в тело, будто может спрятаться полностью. Дэвид не смотрит ей в глаза, мотая головой из стороны в сторону. — Посмотри на… — прерывается на вздох и на секунду ослабляет кисти рук.       Взгляд уже не такой обеспокоенный, но Дэвиду не с чем сравнить, ведь только сейчас смотрит на неё, однако долго это не длится — вовсе закрывает глаза; плечи приподняты и немного подрагивают. Девушка медленно наклоняет голову, чтобы посмотреть на своё тело. Его рука так же медленно сходит с рукоятки ножа, который был теперь внутри.

***

Двумя месяцами ранее Nirvana — Marigold (B-Side)       Утренний воздух отличался от дневного, даже мог на некоторое время успокоить его. В шесть утра он обычно не спал, и сегодняшний день не стал исключением. Правда, Дэвид ещё лежал в постели, дожидаясь ухода матери, чья машина уже выехала с обочины. Маленький забор не особо защищал территорию дома, но она всегда закрывала его на ключ.       Кажется, она знает, что парень подслушивает звуки из окна, оттого женщина автоматически делает всё, что может внушить ему больше спокойствия.       Звук мотора оповещает его о том, что машина отъехала, а мать отправилась на работу. Половина лица, которая впечаталась в матрац — он не любит спать с подушкой — оторвалась от ровной поверхности и имела на себе следы от простыни. Он ещё не принял факта, что его вырубило от простого травяного чая. Мысли о том, что это был вовсе не чай, закрадываются уже с пробуждения, но Дэвид может остановить навязчивость лишь физически — трясёт головой, позже опираясь локтями в кровать и погрузив лицо в собственные ладони.       Его окружали четыре стены мягкого оливкового цвета, который, конечно же, выбирала Эйви. Даже не имея цели ограничивать своего сына в выборе таких вещей, она имела непреодолимое желание помочь ему и в этом — ему было настолько всё равно на такую мелочь, а она воспользовалась шансом даже здесь проявить свою натуру менеджера.       Дэвид потирает щёки, чтобы снять оставшуюся сонливость, и неловко поднимается с кровати, одновременно шаря ногами по полу, дабы найти тапочки в этом мраке. Окно было открыто, но всё-таки занавешено, поэтому освещался отчасти лишь рабочий стол. Ему не приходится одеваться, ведь привычка спать в одежде идёт с детства. Мятые хлопковые штаны чуть спадали с бёдер парня ввиду его худощавости, а тёмно-синяя футболка уже носилась третий день подряд, чем сам Дэвид не особо гордился.       Он ожидает, что лестница начнёт скрипеть сразу на первой ступени, но ошибается, когда слышит лишь то, как нога тихо ступает на неё — невольно выдыхает и идёт дальше, пройдя на кухню. Каждое утро начиналось с двух стаканов фильтрованной воды, а если нет, то выливалось это в дальнейшие проблемы с пищеварением.       «Видимо, побочка от оланзапина», — думает он.       Интересно то, что его Дэвид «перестал» принимать семь месяцев назад — диагноз и лечение были пересмотрены. Всё же он умудрился втайне принимать его, храня не в шкафчике за зеркалом в ванной, а просто в своей комнате, куда никто и не ступает. Считает, что хуже от него не будет.       Чёткого плана на сегодня нет, но парень осознаёт, что ему придётся привести себя в порядок ради полутора часов в клинике. Радует только недолгая дорога туда и обратно, меньше мыслей способны потревожить его за это несчастное время. Всё же придётся надеть повязку для сна и громоздкие наушники от шума. Cults — I Can Hardly Make You Mine — Два бургера на третий, — громко оповещает девушка, забирая другой заказ для шестого столика, — уже минут десять прошло, — поглядывает на ждущую парочку за третьим столом. — Сейчас, сейчас, — мужчина, приблизительно лет пятидесяти, отвечает — успеваю, как могу.       Кивает, подхватывая поднос ещё и второй рукой. В обеденное время тут было не только суматошно, но и жарко — персонал стоял на ушах, а после рассчитывал выручку, ещё не дождавшись конца смены. Для Джейден, однако, это действительно был почти конец сегодняшней смены — нельзя пропускать два приёмных дня подряд, и именно она переживала по этому поводу больше, чем сестра.       Высокий хвост уже немного потрепался, а трогать волосы она сможет лишь в раздевалке, поэтому не поправляет их, дабы не усугубить ситуацию на голове. Белая рубашка в полоску точно пойдёт в стирку после нескольких часов утренней смены благодаря запахам кухни, которые тянутся даже до гостей полного людьми заведения. — Вот ваш бургер с курицей, — подходит к столику, за которым обе девушки меняют тему разговора, легко улыбаясь официантке, — и ваш с яйцом и беконом. — Спасибо, — говорит одна из тех, пока другая кивает в знак той же благодарности. — Вы ещё что-нибудь ожидаете? — смотрит на окно, выходящее на кухню и чей подоконник служит местом для готовых заказов. — Две колы, — немного с вопросительной интонацией, ведь заказывала это не она, а подруга, что пришла раньше. — А, — отрывается от меню, — да, да, — отвечает та, что заказывала перед её приходом.       Джейден прижимает к себе левой рукой пустой поднос и говорит, что скоро принесёт напитки. Делать вид, что не знаешь людей, которых обслуживаешь, вошло в рутину девушки. Школьные года позади, но всё окружение поменялось лишь отчасти.       Подойдя к кассе, она замечает, что та открыта, а ключ вставлен в замок. — Какого? — ищет взглядом второго официанта, что не так давно устроился на эту должность. — Не ругай меня раньше времени, — видит взгляд Джейден, подбегая к барной стойке, — что такое? — Касса, — закрывает её в пару движений и прячет ключ под красное полотенце, — сколько я повторяла, что я не всегда буду стоять рядом с ней? — И что нужно её закрывать после каждого расчёта, — закидывает голову назад, выдыхая и понимая свою ошибку, — прости, больше не повторится, — запрыгивает на высокий стул и отдаёт поднос девушке.       Если честно, это не так раздражало, но новых работников стоит контролировать больше, чем этого требует позиция Джейден. Несмотря на это, она видела в Кайле себя в первые дни работы этого безумно активного места. — Ладно, — слегка меняет свою строгость на дружественный тон, — я поехала домой, — видит, как Кайл выпячивают губу и складывает руки, будто молит, — не расслабляй булки, завтра спрошу у Боба, как ты работал, — выставляет палец перед парнем. — Увидимся, — спрыгивает со стула и пытается настроить себя на работу. — Ага, — выходит из кассы, направляясь в раздевалку.       Входя в более тихое место, девушка начинает чувствовать напряжение в глазах от малого количества сна. Усталость говорит телу поехать домой и остаться там до следующей смены, но терапия сестры почти через два часа. Она подходит к своему шкафчику и опирается головой об холодную металлическую дверцу. Всего лишь пару минут спокойствия, и она сможет добить и этот день.