Владыка пыли и волшебная таблеточка

      Старый пылесос, больше всего похожий на плод греховной связи гроба с вертикальным взлетом и американского авианосца, привез из Советского Союза еще дедушка Вэй Усяня. Несмотря на устрашающие размеры и воистину замогильный вой, работала машина на зависть всем нынешним Самсунгам и японской технонечисти.       Во-первых, она отлично тянула пыль, шерсть и даже документы.       Во-вторых, произвела неизгладимое впечатление на бабушку Вэй Усяня, между прочим, очень толкового инженера. В тот год она как раз выбирала между уважаемым судьей Цзяном и молодым, симпатичным, идейным, но безнадёжно нищим доктором Вэем. Бабуля оглядела пылесос, решила, что он весьма хорош, разобрала его по винтику, вбухала такие полетные заклинания, что сверхзвуковой истребитель удавился бы от зависти, испытала зверь-машину в деле, осталась довольна и только после этого трахнула дедушку к удовольствию всех сторон. Через девять месяцев на свет появился отец Вэй Усяня, которого всю его недолгую жизнь кидало между медициной, инженерным делом и ночной охотой.       Пылесос, которого нарекли Повелитель Пыли, пережил всех и всё: и бабушку с дедушкой, которые умерли в семидесятом (отца Вэй Усяня воспитывал тот самый судья Цзян), и Культурную Революцию, и родителей самого Вэй Усяня, и даже четыре визита госпожи Юй. Что и говорить, это была вещь-эпоха, скроенная, если говорить честно, как попало, но превосходно сшитая.       Но всему приходит конец.       Вэй Усянь убираться не слишком любил. Ещё в ту пору, когда он жил у Цзянов, госпожа Юй пробовала сгрузить на них с Яньли всю уборку в доме.       — Все равно ты целыми днями бездельничаешь, а у тебя, — кивнула она на бедную Яньли, сидевшую над задачником по химии, — все мысли только о еде! А-Чэну надо поступать в вуз, а вы хоть делом займетесь! Сил моих нет, сели мне на шею!       К чести Цзян Чэна, он этот монолог услышал и первый и последний раз наорал на мать:       — Мама, за тебя стирает машинка, а гладит приходящая помощница и утюг! Ты яичницы себе приготовить не можешь!       — Что-о?!       Госпожа Юй была человеком старой закалки и ото всех требовала, чтобы ей говорили «вы». В гневе она будто стала выше ростом: такого нарушения субординации и иерархии она не стала бы терпеть даже от любимого сына.       — Ты как с матерью разговариваешь?       — А как вы разговариваете? Старшей сестре и Вэй Усяню, что, поступать не надо!       — Не переводи стрелок! Политология — это сложнейшая дисциплина, это тебе не овощи резать!       Вэй Усянь и Яньли слушали этот скандал в оба уха и слившись со стеной. Мысленно они всячески поддерживали Цзян Чэна, который, если на него орали, сам распалялся, как ядерный взрыв.       — Да не хочу я заниматься политикой! Я зверей лечить хочу! Вы хоть кого кроме себя услышьте! Живём мы трое, значит, и убираться будем трое! В школе и так говорят, что я маменькин сынок, и ни одна приличная девчонка со мной даже в кино не ходит!       — Тебе рано интересоваться девушками!       — А мне что, на парней пялиться? Вы хотите, чтобы я умер в тридцать пять лет и девственником?       — Это уже наглость! Я знаю, от кого ты набрался этого чуши! Вэй Усянь! Это ты во всем виноват!       — Конечно, госпожа Юй, а кто же ещё!       К возвращению дяди Цзяна квартира и весь дом остались без света. Когда он узнал, в чем дело, он полез чинить щиток, а потом сказал:       — Моя госпожа, дети достаточно взрослые и разумные. Пусть разбираются сами.       — Цзян Фэнмянь! Ты вечно жертвуешь интересами родного сына только потому, что его родила я! Ты не отец, ты кровопийца!       — Да. Просто удивительно, как я до сих пор не заработал язву на такой диете. Мальчики, тётя Хун больше не придёт. Пока ей не подберут замену, ваша задача — не зарасти грязью. Яньли, пяти тысяч в неделю на продукты ведь хватит?       — Со следующего месяца лучше семь. Цены поднимают из-за Олимпиады.       — Хорошо. Вот карточка, вот коды. Если не хватит — скажете мне. Матушку не трогайте, у неё опять главу редактор прислал на доработку.       Цзян Чэн и Вэй Усянь понимающе переглянулись.       Если что госпожа Юй и ненавидела лютой ненавистью, так это редактуру учебников и монографий, которые считала гениальными и так, но… ей попалась очень внимательная и дотошная редактор, которая проверяла за уважаемой профессором каждый чих.       Обязанности по дому поделили так: за Яньли осталась готовка, за ними — уборка и мытьё посуды. Оказавшись на месте тёти Хун, Вэй Усянь понял, отчего ни одна из помощниц по хозяйству не задерживалась: стандарты чистоты у госпожи Юй были такие, что на кухне и в ванной могли проводить полостные операции без дезинфекции и кварцевания. Один раз в порядке эксперимента Вэй Усянь позвал в помощь Не Хуайсана, которому как раз не хватало денег на очередной старинный веер.       Незнайка согласился. В школе он всеми силами пропагандировал систему Мари Кондо, рисовал вместе с Вэй Усянем в газете, и, несмотря на робкий нрав, пользовался у девочек и некоторых парней бешеной популярностью. Чтобы никого не обижать, он установил расписание и тщательно следил, чтобы его сердечные привязанности не пересекались друг с другом и старшим братом. Помочь с уборкой Вэй Усяню он согласился подозрительно легко, и в процессе глядел глазами-сердечками на Цзян Чэна, который ни стихов, ни разной толстоты намеков, ни целого торта не понял.       — Ты слегка не того пола, — сказал приятелю Вэй Усянь, в ту пору свято уверенный в собственной гетеросексуальности, — брат ничего не поймет и не заметит.       — Я знаю, — умиленно ответил Не Хуайсан и томно вздохнул, — тебе не понять, Вэй-сюн. Я просто люблю…       — Агрессивных ебанатов?       — Темпераментных мужчин с красивыми глазами. Я же прекрасно понимаю, что мне ничего не светит. Пошли убираться…       Квартиру они тогда отдраили в четыре руки. Вэй Усянь перепроверил все, и к приходу госпожи Юй даже вечно пыльные окна сверкали, как бриллиант.       Та придирчиво провела по всем поверхностям белым платочком, а потом приставила к шкафу стремянку, залезла наверх, провела платком и разразилась отменной бранью, что уборка никуда не годится, а Вэй Усянь — неблагодарный свин, который хочет свести порядочную женщину в могилу.       — Это не пыль! Это культурный слой!       Незнайка стоял с понурым видом. Подобные слова он считал оскорблением себе и своей работе. Вэй Усянь вышел его проводить и услышал ехидное:       — С такой матерью я бы точно был только по мальчикам! Ничего, рожусь в следующей жизни барышней и стану ее невесткой, может, поймет хоть что-то! Вэй-сюн, на шкафы сто лет никто не лазит, что она там забыла?!       — Это госпожа Юй. Она найдет повод докопаться. Не принимай близко к сердцу.       Незнайка вздохнул так печально, что Вэй Усянь понял — паршивый он утешитель.       Утром понедельника он притащил Не Хуайсану в качестве моральной компенсации портрет Цзян Чэна в одних фиолетовых плавках в стиле пин-ап. Увидев это безобразие, Не Хуайсан долго кашлял, прятался за веером и спросил:       — Вэй-сюн, а ты точно уверен, что не из наших?       — Уверен. Это же шутка, а не эротика.       — Не эротика?! Я бы не то что ежа, дикобраза бы пошел искать. Только мне все равно бы не дали. Когда, говоришь, твоя очередь убираться?       Так они и жили. На четвертом курсе Вэй Усянь перебрался в родительскую квартиру, и вот там-то он и откопал Повелителя Пыли.       Для своего почтенного возраста старичок отлично работал и даже пережил шерсть Белого Величества, а потом и всей котобанды, и даже волосы старшего брата Лань Чжаня, которым могла позавидовать любая фотомодель.       В супружескую жизнь Вэй Усянь забрал альбом с фотографиями (бабушка в молодости была такая красотка, что удивительно, как она ограничилась всего двумя воздыхателями), неубиваемый фикус, который постоянно обжирали коты и который, вопреки полной бездарности Вэй Усяня в цветоводстве, стоял бессмертный, не то как даос, не то как Маклауд. К слову, о Маклауде: с четырнадцати до семнадцати Вэй Усянь страстно фанател по Дарию, но в силу крайней бестолковости думал, что все дело в восхищении отличным персонажем и, увы, покойным актёром. Найти его постер оказалось той ещё задачей, поэтому в свое время Вэй Усянь плюнул и на выпускной в художественной школе написал портрет.       При переезде (портрет жил в запаснике) смотреть на дело рук своих было неловко, и нет, не потому, что Вэй Усянь видел все свои ошибки, а потому, что ничто так не выдавало японского разведчика, как волочащаяся за спиной катана и парашют.       Лань Чжань к портрету отнёсся с неожиданной теплотой и не разрешил выкидывать:       — Он здесь похож на брата.       — Гэгэ, ты с ума сошёл! Они же разные во всём!       — Мгм. Нет. Глаза и улыбка.       «Нечего стесняться, — говорил весь вид Лань Чжаня,— когда у тебя есть вкус, но заглядываться на кого попало — только попробуй».       В итоге портрет Дария остался висеть в запаснике, а Повелитель Пыли переехал на новую квартиру. В середине ноября после большой министерской проверки Вэй Усянь решил, что неплохо бы убраться, позвал Не Хуайсана, включил пылесос…       И схлопотал удар током.       Чудо советской техники, исправно работавшее все эти годы, взвыло, заискрило, взлетело под потолок, и рухнуло на диван, обесточив вообще весь дом.       По счастью, Вэй Усянь прожил много лет под крышей с госпожой Юй, и знал, что с собой делать.       — Хватай щётку и вытащи шнур из розетки! Не руками!       — Вэй-сюн, не кричи так!       Впору было порадоваться собственному уровню совершенствования: обычного человека удар током мог и убить, а Вэй Усянь отделался лёгким испугом, только пришлось пить противнейшее зелье на основе бодяги и щупалец растопырника. Очухавшись, он вскрыл внутренности старичка и ругнулся: из-за скачка напряжения все перегорело к гулевой бабушке.       Коты — все четыре морды — виновато высунулись из-за кресла. Белое Величество принес в зубах мышку, боднул Вэй Усяня в грудь и сочувственно сказал:       — Воу.       Пылесос котобанда считала порождением бездны. Белое Величество на него охотился, Бандитская Рожа — страшно рычал, Яо — пытался подкупить и договориться полюбовно, и только бедный Призрачный Генерал, стоило Вэй Усяню или Лань Чжаню включить пылесос, уносился на шкафы и выл, как собака.       Теперь коты глядели на остатки поверженного врага с опаской: ну а вдруг дурной хозяин решит воскресить?       Вэй Усянь полез за набором инструментов.       — Я тебя прошу, — кинулся уговаривать Не Хуайсан, — не делай ошибок! Позволь старичку мирно уплыть в страну вечной уборки!       — Нет.       — Чего нет? Вэй-сюн, он и так прослужил неприлично долго. Какая техника сейчас живёт дольше пяти лет?!       — Моя. Это реликвия и почти член семьи!       — Только не говори, что собрался передавать детям, которым, к слову, у тебя пока нет, и будущему племяннику старую рухлядь! Вэй-сюн, это смешно!       — Рухлядь?! Я его починю, кастомизирую и будет отличный дизельпанковый пылесос! Вы чего ржёте?!       Белое Величество и Призрачный Генерал сидели, прикрыв морды хвостами, и выражали. Бандитская Рожа собрался по-собачьи задрать над поверженный врагом лапу, но получил полотенцем по жопе и с гордым видом убрался социопатиться в ванну. Один Яо печально вздыхал. Он никак не мог определиться, к умным ему — то есть к Величеству и Генералу — или к страдающим экстремистам.       Уборка была отложена. Вэй Усянь взялся за починку, но с большим смущением признал, что, кажется, всё. И самое большее, что у него получится, это полоумный лич.       — Дай ему уйти с честью. За последние полвека техника научилась думать.       — Вот именно! Меня не устраивает техника, чей интеллект выше, чем у среднего человека или хотя бы чайки!       При этих словах коты сделали покаянные лица, а Белое Величество уронил легендарный портрет госпожи Юй в виде пернатой радужной змеи.       Справедливости ради, огребла госпожа Юй в тот день за дело. По европейскому обычаю она выпила на свадьбе слишком много шампанского и попыталась наехать на свекровь Вэй Усяня: мало того, что благодаря ее воспитанию (вернее, его отсутствию) второй молодой господин Лань стал геем (генетики и бихевиористы вышли из чата), так ещё и замуж вышел за Вэй Усяня, а это вообще-то полное дно. Днее не бывает.       Напрасно Цзян Чэн с отцом пытались заткнуть матери и жене рот эклером. Госпожу Юй радостно несло.       — Какое счастье, — вещала госпожа Юй лекторским голосом, — что у моего сына нормальная ориентация и он не гомосексуалист. А ведь всего этого могло не быть, если бы кое-кто достойно выполнял родительские обязанности и не был матерью-кукушкой!       Гости на свадьбе подобрались в предчувствии скандала. Несчастный свёкор Вэй Усяня, больше всего в жизни ценивший покой и приличие, холодел от ужаса и считал репутационнные потери.       — Невестка, ради мальчиков, держите себя в руках. Убийство этой женщины не принесет вам ми…       Лань Цижэнь не смог произнести ни слова. Только что его припечатали любимым заклятьем молчания.       Лань Сичэнь стоял с трагическим видом «кто все эти люди и где мои вещи». Лань Чжань предпочел изобразить глухоту и во все глаза смотрел на мать.       Свекровь Вэй Усяня смахнула с рукава невидимую пылинку и посмотрела на свой безупречный маникюр.       — Ну, во-первых, у нас с Цинхэн-цзюнем получились отличные дети. Мой мальчик, конечно, гей, да и я мать-ехидна. Не спорю. Но я хотя бы кадровая разведчица, и у меня есть профессия, а кое-кто… простите, мальчики, бледная трепонема и политическая проститутка, и пидорас женского пола! А к пидорасам у меня один подход — разоблачать их подвиги и кхм… являть их миру!       — Ммм!!!! — яростно замычал Лань Цижэнь, но было поздно.       Госпожа Юй и свекровь Вэй Усяня уже сцепились.       И хотя госпожа Юй отлично владела своим Цзыдянем, свекровь Вэй Усяня была быстрее. Удар молнии угодил в бассейн, а госпожу Юй угостили хитровывернутым заклятьем, которое по дороге зацепило Лань Цижэня.       В итоге две змеи яростно шипели друг на друга, а бедный дядя Цзян только и смог сказать:       — Вот и выпили за молодоженов.       — Мама, — Лань Сичэнь скинул свидетельский смокинг и пытался разнять отчаянно кусающуюся парочку, — зачем?       — Затем, что я не люблю пидорасов! Держи сачок и параллизатор!       Госпожу Юй и впавшего в буйство от шампанского Лань Цижэня отловили и накормили антидотом, но в себя они все равно пришли только через сутки.       Цзян Чэн тогда попал в сложные чувства.       — Страшная женщина,— сказал он Вэй Усяню уже перед самолётом, — бедная ее будущая невестка. Или бойфренд ее старшего. Она же прибьет и мораль прочитает.       — Тебе-то что беспокоиться? Ты строго по Вэнь Цин.       — Заткнись, или я тебе врежу! Если что, пиши, звони. У меня есть годный пластический хирург. Хотя эта из-под земли достанет!       Вэй Усянь вместе с благоверным улетели жариться в Мексику на пляже. Но поскольку сидеть тихо не умели оба, то свадебное путешествие закончилось упокаиванием ацтекского жреца, выносом вампирского гнезда на границе с Техасом и крупным дипломатическим скандалом. Выручать их прилетели дядя Цзян и свекровь, которая не оценила попытку наезда в исполнении консула «этих чертовых гринго» и выкатила такой счёт за нарушение водной границы КНР в девяносто восьмом году, что икать принялись и американцы, и мексиканцы.       Такой наглости они не ожидали.       — Уважаемый родственник, — обратилась она к непоколебимо спокойному дяде Цзяну, — разве я не права и инцидент в Макао чуть не привел к третьей мировой?       — Совершенно верно. Произошедшее регулируется тремя международными договорами и резолюциями ООН. А теперь скажите мне, джентльмены, какой именно закон США нарушили мой приемный сын и его супруг?       На три вещи Вэй Усянь мог смотреть бесконечно: на огонь, на воду, и на то, как отставной дипломат и действующий историк Цзян Фэнмянь разделывал оппонентов. Под конец свекровь Вэй Усяня смотрела на него, изображая вульгарный фангерлинг.       — Какие мозги! Какая выдержка! Будь я чуть моложе, дала бы на чокнутой черепахе, чтобы у твоей мачехи хотя бы был законный повод поорать!       — Госпожа Лун И, дядя Цзян бы никогда!       — Я знаю. Но знал бы ты, сынок, какие он в юности писал дипломатические ноты! Это были поэмы! Симфонии! И вообще, шедевры.       Вернувшись домой, Вэй Усянь узнал потрясающую новость: кто-то (это был Незнайка) выложил в сеть фото с их свадьбы. И пьяного, обвившегося вокруг яблоневого дерева Лань Цижэня, и извергающую пламя госпожу Юй. И подписал: «Лучшие свадебные конкурсы, или история о том, как моя великая любовь узнала нечто новое о человеческой природе».       — Тебя до сих пор не отпустило? — только и смог спросить Вэй Усянь.       — Почему же, давно! Просто бывших любовей не бывает. А твоего брата, Вэй-сюн, я люблю, как человека. Когда не вижу тот его портрет в фиолетовых трусах с цветами лотоса.       — Эта ересь ещё жива?!       — Ну да! У твоего брата там очень милое и характерное выражение лица, а я на экзамене по истории искусств выдал его портрет за работу пятидесятых годов. Ну, ты понимаешь, здоровый гомоэротизм, а не декадентские извращения этого ублюдка Мисимы, сочетание чувственности и целомудрия, культ красивого тела, обалденная задница, попытка отойти от проклятой традиционности…       Вэй Усянь порадовался одному: что Цзян Чэн даже представить не мог, что его светлый образ не раз и на два… вдохновлял младшенького Не на подвиги.       — И как быстро тебя отправили на пересдачу?       — Между прочим, мне поставили отлично!       — А госпожу Юй ты зачем в вэйбо выложил?       — Как, зачем? Затем, чтобы она не имела тебе мозг, ты замуж вышел, и у тебя для этого Лань Ванцзи есть! Слушай, можно я перееду на твою старую квартиру? Я тебе денег дам! Много!       — Тебе что, коллекцию вееров девать некуда?       — И японских фарфоровых кукол! Не представляешь, как меня дагэ достал!       С тех пор Дарий и Цзян Чэн в плавках висели на соседних стенах и мрачно друг друга не одобряли, а Не Хуайсан жил на квартире Вэй Усяня, водя к себе парней, девочек и небинарных котиков. Этим он вызывал страшное осуждение подъездных тётушек, которые и на Вэй Усяня глядели сквозь прицел снайперской винтовки. На младшенького Не пробовали пару раз написать заявление по аморалке, но в результате две главные сплетницы в доме узнали, с кем именно спят их мужья, а некая птичка… некая Птичка затащила себе в койку симпатичного и страшного положительного лейтенанта, и теперь рассказывала ему байки об ужасах периодизации эпохи Цин. Лейтенантик внимательнейше слушал и не терял надежды перевоспитать эту помесь эстета с декадентом в сторону правильного и жизнеутверждающего искусства.       Этот же лейтенантик и подсказал Вэй Усяню, куда можно сдать Повелителя Пыли: очень уж Вэй Усяню не хотелось везти старичка на утилизацию.       — А у нас в городе, — сказал товарищ лейтенант и покраснел ушами, — открывают музей старой техники. Принимают, конечно, только отечественную, но вдруг сделают исключение?       В музее поломались для вида, но когда увидели клеймо завода-изготовителя, чуть не оторвали с руками.       — Это же редчайшая редкость! Раритет! Их перед Второй Мировой прекратили выпускать! Модель была дорогая и экспериментальная! Вау, да здесь ещё и воздушная подушка для улучшения аэродинамических характеристик, и подвеска переднеприводная! Да на тебе можно беспосадочно слетать в Арктику, а потом в Австралию!       Вэй Усянь от таких восторгов сбежал в соседний магазин техники, выбирать новенький пылесос. По-хорошему, следовало сначала прочитать отзывы, но Вэй Усянь только неделю назад горе-копирайтера вскрывал.       Он долго ходил между рядами, и ни одно современное ведро с гайками не могло заменить Повелителя Пыли, а потом Вэй Усяня будто под руку толкнули и он увидел ее: белую беспроводную таблетку, элегантную, как кинозвезда тридцатых, и стильную, как все десять судей Диюй.       — Беру.       — Прекрасный выбор.       Это была вторая стратегическая ошибка.       Нет, Вэй Усянь всю жизнь говорил с техникой на «ты», задачи по физике и химии щёлкал, как лотосовые семечки, и мог реабилитировать почти все. С управлением белой красавицей он освоился с лёгкостью, но совсем забыл о том, что у них с Лань Чжанем дома обреталось древнее зло. Хорошо, четыре древних зла.       Коты.       Коты вообразили, что Вэй Усянь притащил конкурентку и не только страшно взревновали, но, кажется, ещё и поняли, что Повелитель Пыли куда-то пропал, и проявили ужасающую солидарность.       Не прошло и часа, как таблеточке объявили войну до последнего человека.       Бандитская Рожа, стоило пылесосу сойти с подставки и начать уборку, грозно рычал и героически оборонял миски от захватчицы.       Призрачный Генерал изображал умирающую лебедь, Белое Величество царственно игнорировал, а Яо…       Яо, дурное животное, сообразил, как умный дом открывает дверь, предпринял многоходовочку и выкатил пылесос на лестничную площадку, а когда тот принялся намывать лестницу, махнул мягонькой лапочкой (безжалостная камера зафиксировала этот момент) и… таблетка пролетела все этажи, встала, прибралась в холле и, сопя как Дарт Вейдер, поползла вверх.       Никогда в подъезде Лань Чжаня не было так чисто.       Вэй Усянь высказал коту все. Яо сидел с самым понурым видом и страдал.       Лань Чжань открыл тунец. Несчастный вид сделался ещё несчастнее. Да что там, Яо обставил всех трагических актрис, игравших Ян-гуйфэй перед удушением!       — Мгм. Он боится, что ты его выкинешь или отвезешь на усыпление.       — Сдурел? Я, что, идиот?       — Мгм. Дядя говорил, что госпожа Цзинь отвозила результат незапланированных вязок своего кота в клинику. И так десять раз. Больше котов никто не видел.       — Вот стерва! Яо, придурок, иди сюда, я тебя гладить буду.       — Маааау! Циуууссууу!       — Что? Ты хочешь к Цинь Су?       — Мааааааау! — Сделал Яо самые несчастные глаза на свете, а потом, задрав хвост трубой, понёсся в прихожую, встречать Лань Сичэня, приход которого чувствовал за полчаса.       И которому тоже была исполнена пантомима о самом несчастном и кротком сиротинушке.       — Что он на этот раз натворил? — печально спросил Лань Сичэнь, больше всего напоминавший в последние полгода тень себя прежнего.       — Устроил полет с лестницы вот этой белой девочке.       — А-Яо! Ты опять! Мне за тебя очень стыдно. В следующий раз ты что, совершишь убийство чужими руками?!       — Мааууу! — проскрипел пристыженный кот. Он не выносил, когда добрейший Лань Сичэнь строго на него смотрел.       — Я надеюсь, ты осознаёшь свой проступок и извинишься перед белой дамой.       — Мааууу!       Возмущению Яо не было предела. Вэй Усянь хихикал в плечо своего драгоценного. Лань Чжань грустно улыбался глазами.       — Да, извинишься. Белая госпожа убирает за всеми вами и не просит даже благодарности. Двадцать первый век на дворе, научись уже ценить то, что для тебя делают другие. Даже технике надо говорить спасибо! Особенно, если у тебя лапки!       Пылкий монолог Лань Сичэня прервала таблеточка, которая сошла со своей зарядочной станции и ткнулась всем бортом ему под ноги. Тот страшно растрогался и сказал назидательное:       — Даже техника в сто раз лучше некоторых людей. Жаль, их нельзя сдать вам на перевоспитание.       — Мы бы прибили, — тихо сказал Лань Чжань, — как ты?       — Плохо. — Лань Сичэнь повернул лицо к свету, и стало видно, насколько глубокие тени залегли у него под глазами, и как заострился нос. — Мой промах готовы простить на службе и даже разрешили мне вернуться, но я сам не хочу. Мама и дядя говорят, что я делаю большую глупость и му… очень плохому человеку лучшие годы своей жизни, но я… Ванцзи, я так не могу. Если судьба сведёт нас с ним лично, я оторву ему голову за обман. А пока я хочу ходить по музеям, рисовать красивых женщин, счастливых детей и котиков. Ну и… — Лань Сичэнь слегка покраснел. — Играть в третьих Героев.       Вэй Усянь мысленно скрестил пальцы. Лань Сичэнь, конечно, все ещё ходил по дну, но явно увидел просвет и начал всплывать.       Оставалось молиться, чтобы свет не оказался огоньком удильщика, а Лань Сичэнь не захотел устроить себе танцы с граблями и семь гвоздей.       — Коты тоже, — авторитетно заявил Вэй Усянь, — в сто раз лучше некоторых людей. Захочешь поработать с натурой — к твоим услугам четыре морды.       — И пылесос.       Впервые за гуй ведает сколько времени Лань Сичэнь искренне улыбнулся.       — Ванцзи, молодой господин Вэй, я очень ценю все, что вы для меня делаете.       Сам того не желая, Лань Сичэнь сыграл Кассандру.       В конце ноября в гости пришла покруглевшая Яньли со своим страшно гордым павлином.       Вэй Усянь надеялся только на одно: что его племянник возьмёт в будущую жизнь не только характер от папаши и Цзян Чэна, но и все достоинства Яньли, которая пока смеялась и говорила: «Я точно рожу футболиста».       — Выбери племяннику имя, — сестра выглядела, как человек, которого, наконец, отпустил проклятый токсикоз, — А-Чэн уже написал.       «Только попробуй назвать ребенка Редиской или Картошкой, приеду — прибью».       На снимке Цзян Чэн вовсю обнимался со своей ротвейлершей над трупом какого-то разряженного европейского вампира.       — Яньли, а твой Па… муж?       — Он заранее согласен. Верно, любимый?       — Конечно, Яньли. Все как ты хочешь!       Вэй Усянь удержал на языке ехиднейшие комментарии на тему того, кто в доме Цзиней генерал и герой, а кто — красавица.       Павлинчика он терпеть не мог с детства, а уж когда эта красотка принялась задирать нос перед Яньли, Вэй Усянь и вовсе принялся его передразнивать, да так уморительно, что хохотали три соседние школы, а новогодняя миниатюра «Ощипанный павлин ищет свой хвост в зарослях бамбука» пользовалась успехом до сих пор.       Ладно, ладно, он признавал, что это была дурость, да и Цзинь Цзысюань с тех пор поумнел и повзрослел, но в глазах Вэй Усяня не родился ещё мужчина, достойный Яньли.       Как назло, в голову не приходило ничего умного или хотя бы не похабного.       — Ой, что это? — восхищённо спросила Яньли. Вэй Усянь обернулся — и обалдел.       Забыв обиды и вражду, Бандитская Рожа пытался научить туповатого котенка, то есть таблеточку, охотиться. Та пыталась пропылесосить хвост наставника. Бандитская Рожа грозно рычал, но раз за разом показывал ученице, как убивать мышь.       Таблеточка грустно гудела и пыталась загнать наставника на полку с книгами.       — Это не пылесос, — самодовольно сказал Павлин, — это дитя Нелани. Может тебя так и назвать? Нелань?!       — Вззззз!       Это надрывался в павлиньем пальто мобильник. Судя по всему, звонила павлинья матерь.       Павлин вытащил мобильник, буркнул «дамам», сунул ноги в дорогущие брендовые ботинки и…       Выскочил из них на первой космической, взревев на весь дом:       — Это что?!       Воняло из ботинок отнюдь не розами, а сочетание кошачьей мочи и какашек создавало вовсе неповторимое амбре. Вэй Усянь собрался уже выложить круглую сумму за новенькие ботинки, посраться с Павлином по поводу своих котов, грозно спросить, кто это сделал, как Цзынь Цзысюань, придурок чертов, наступил на кроткого Призрачного Генерала.       Тот с перепугу горестно заверещал, вцепился в павлинью ногу, пропорол, судя по фонтану кровищи, артерию и от нервного потрясения упал в обморок. Павлин попытался отцепить кота от своей многострадальной ноги, но поскользнулся на собственной же кровище и, неловко вытянувшись, разлегся во весь свой рост посреди коридора.       Вэй Усянь схватил аптечку. Мысленно он молил всех богов, чтобы Павлин просто потерял сознание.       Пульса не было.       Лань Чжань отправился вызывать скорую.       — Ну и кто это?       Пришибленный собственными действиями, Яо указал на таблеточку Нелань, Бандитскую Рожу и Призрачного Генерала, а сам изображал стеснительнейшую из фиалок.       Тут уже не выдержало Белое Величество.       Самый благородный и воспитанный кот Вэй Усяня распушил хвост и прицельно выдал приятелю по морде и хвосту.       — Сянь-Сянь, — Яньли схватилась за живот, — кажется, начинается! Ох! С Сюань-гэ же все в порядке?!       — Ну… как тебе сказать…       Счастье, что скорая приехала быстро.       Яньли увезли в родильное отделение, в лапы самого опытного в больнице акушера, а Павлинчика — в морг.       Вэй Усянь уже мысленно сушил себе маньтоу и готовил Яо усыпительный укол, как перед раздеванием Павлин застонал:       — Моя голова… Мы что, опять пили, как на выпускном?       Вэй Усянь чуть этого придурка не расцеловал.       Оказалось, у Цзинь Цзысюаня треснула шея, и в ближайшие два месяца ему предстояло ходить в воротнике.       — Не любит меня твой кот, Вэй Усянь.       — Я тоже тебя не люблю, но это не повод тебя убивать. Это, знаешь ли, слишком. Да и Яньли расстроится.       — Ну, спасибо! Яо, конечно, скотина, но и его можно понять.       — Вот только нечего эту принцессу оправдывать!       — А кто, по-твоему, возил наших старичков на последний укол?! У мамы для этого слишком хрупкие нервы, она видеть не могла, как они страдают! Коты — ее жизнь, ты знаешь, сколько она вложила в эту породу?! Вот же задница тонкинская, даже суп из него не сваришь! Он так перепугался, когда я его к тебе повез, всю дорогу орал, бедный! Придурочное животное! Весь в свою мамашу!       Вэй Усяню было жалко всех: и дурацкого Павлина, пострадавшего ни за что, и Яньли, которой пришлось мучиться двенадцать часов, и мелкого краснолицего племянника, сердито ревевшего на всю больницу, и Яо, и себя.       — Знаешь что, — заявил он племяннику, который цапнул его за нос, — я буду звать тебя Маугли! То есть, лягушонок.       — Вэй Ин. Не смешно. Придумай ребенку достойное имя.       Лань Чжань стоял такой красивый, такой торжественный в прокурорском мундире, что Вэй Усянь просто не мог не приколоться.       — Знаешь что, — он сделал племяннику козу, — давай звать тебя Цзинь Жуланем в честь тёти. То есть дяди. Будешь у нас как нежная орхидея.       — Мгм. Ты уверен?       — А чем тебе имя не угодило, мне что, ребенка Метатроном надо было назвать? Или, я не знаю, Сейлор Марс?       Вэй Усянь и представить не мог, что на бирке так и напишут: «Цзинь Жулань». А при мысли о том, что сделает с ним лет через четырнадцать подросший племянник, Вэй Усянь нервно икнул.       Домой они с Лань Чжанем приползли взмыленные, и чтобы снять стресс, несостоявшийся расстрел и развод, начали трахаться прямо в душе.       Только-только Вэй Усянь закончил исполнять соло на сяо, как в коридоре раздался страшный грохот.       Это расхабрившийся Призрачный Генерал включил таблеточку и теперь радостно за ней гонялся, а потом и от неё.       — Ну, ты и попа!       Только и смог сказать Вэй Усянь       Призрачный Генерал печально опустил голову и выдал очень нежное:       — Ммма!       У самого тихого из котов Вэй Усяня были свои способы борьбы со стрессом и потрясением.       Вэй Усянь достал креветки.       — Величество, вылезай из затвора!       На Вэй Усяня посмотрели с великолепнейший смесью снисходительности и презрения. Яо сидел под шкафом и мысленно прощался с жизнью.       Бандитская Рожа смотрел на всех, как на идиотов, и с видом отморозка делал боевой когтекюр. Наверное, так и выглядел бойкот.       Коты Вэй Усяня отрастили принципы и не собирались сдавать ни цуня родной земли. Сам Вэй Усянь не знал, то ли плакать, то ли смеяться.       — Знаете что, коты! Вы придурки! Вы что, думаете, что ваш хозяин от вас избавится, усыпит или выкинет, если у нас появится новый жилец? Мы сколько лет вместе живём? Это же пылесос! Таблеточка! Она даже на ваши миски не покушается! Вы совсем ума лишились?!       — Вэй Ин, — Лань Чжань положил руку ему на плечо, — они видели, что ты увез Повелителя Пыли. И привез Нелань.       — И что?       — У тебя забрали боевого товарища или любимого врага. И привезли что-то непонятное и чужое. Твои действия?       — Это нелогично!       — Люди нелогичны. Коты — тоже. И у них есть чувства, Вэй Ин.       Вэй Усянь чуть не разбил лоб.       Утром он позвонил директору музея и спросил, можно ли провести персональную экскурсию для четырех котов. Директор разрешил.       — Все равно у нас сейчас посетителей нет, а так хоть реклама хорошая будет.       В музее техники коты слегка растерялись, а потом принялись всем своим видом соблазнять девочку-фотографа по имени А-Цин.       — Да, да, красавчик! Сделай пистолет! И пузико покажи!       Особенно выделывался перед ней Яо, всеми силами старавшийся заслужить прощение у Белого Величества. А тот подошёл к витрине, где гордо стоял отремонтированный Повелитель Пыли, и отдал честь, как старому товарищу.       Мир в семействе был восстановлен.       Вэй Усянь свозил своих котов в музей ещё несколько раз, а потом перестал. Не хватало ещё, чтобы эти троглодиты стали звёздами соцсетей и обрели толпу полоумных фанаток.       К таблеточке Нелань постепенно привыкли.       Призрачный Генерал играл с ней в догонялки, Бандитская Рожа тщетно пытался научить охотиться, грозя на своем кошачьем переломать юной бестолочи лапы. Таблеточка на наставника бибикала и уносилась гоняться за генеральском хвостом.       Яо, неслыханное дело, вел себя почтительно, и приходил на кухню пожрать ровно тогда, когда Нелань наводила чистоту. Эта аквамариновая жопа будто всеми силами пыталась доказать, что поняла свои ошибки и твердо встала на путь исправления, и ничего он, королева драмы, не боится.       Вот только в павлиньи туфли и тапки он гадил по-прежнему. Из солидарности.       Дольше всех держался Белое Величество.       Старший кот Вэй Усяня выбрал путь царственного игнорирования. И визитов в музей ждал больше всех, надолго залипая у стекла, которого ушлые современные дети расписали страшилками про пылесоса-убийцу, черный гроб и скандальную черепаху. На особенно удачной страшилке Белое Величество поставило свой автограф.       — Ему здесь лучше, — сказал Вэй Усянь в машине. — Посмотрите, какая у него толпа фанатов.       — Мря?! — скептически ответил Белое Величество и полез бодаться перед разлукой. Вэй Усянь сдал ключи от квартиры Лань Сичэню, а сам…       А сам уехал в двухнедельную научную командировку на другой конец страны, так же как и Лань Чжань на свои прокурорские сборы.       Две недели прошли в рабочем угаре и холиваре с антропологами по поводу эволюции швов черепа. К концу Вэй Усянь не отличал уже день от ночи. Так что на самолёт он опоздал, и сутки с лишним шатался по городу.       Стоило ему приземлиться, как позвонил телефон.       — Будешь дома, — заботливо предупредил его Лань Чжань, — ничему не удивляйся. Смотри под ноги.       Заинтригованный, Вэй Усянь взял такси, поднялся на лифте, открыл дверь ключом…       И обалдел.       На диване, забравшись с ногами, сидел довольный жизнью Лань Сичэнь. Одной рукой он чесал разомлевшего до неприличия Яо, а другой зарисовал картину, прекрасную, как зала Древних Сокровищ.       С довольным боевым кличем, задравши ослепительно белый хвост, Белое Величество рассекало верхом на таблеточке Нелань по всем коврам, плитке и паркету, будто капитан пиратского корабля по волнам не то океана, не то космоса.       — С возвращением. Молодой господин Вэй, скажите, кто-нибудь на твоей памяти делал игру про бессмертных котов-пиратов?       — Эм-м… До такого извращения не додумались даже биовары и Blizzard.       Лань Сичэнь стоял с таким видом, что становилось понятно: депрессия, все возможные нехорошие люди, цензура и лично товарищ Си Цзиньпин должны встать и подвинуться.       — Значит, я буду первым. Ваши коты, молодой господин Вэй, уж вдохновляют, так вдохновляют.       Вэй Усянь был со своим шурином чертовски согласен.       Белое Величество зевнул во всю свою розовую пасть.