Волчонок

Чонгук прищурил глаза, в которые нещадно светило солнце, выглядывая свою стаю. Свою семью, тех людей, что дороже всего на свете. Он стоял у входа в аэропорт, впервые за год вернувшись в родной город. — Чонгуки! — раздался слева крик и парень тут же повернулся со счастливой улыбкой, первый кидаясь на Чимина. Тот, хоть и был ниже, всегда был крепче… Всегда, но не теперь. — Господи ты боже мой, что ты там ел в своем Сеуле, что так вымахал?! Чимин, как курица наседка, рассматривал его всего, ощупывал, никого не стесняясь. За год Чонгук отвык от тесного телесного контакта, у людей все немного не так, как у оборотней, и поэтому покраснел. Его черные глазки заблестели от радости, и будь его хвост сейчас на воле, он бы завилял, как моторчик. Вокруг заулюкали, со всех сторон потянулись родные руки, обвивая, утягивая к себе в кокон обьятий. Чонгук поглубже вдыхает — вот он чувствует свежий мятный запах Юнги-хена, вот Тэ с клубничкой, хвойный запах Намджуна, легкий, несильный апельсиновый Хосока, Джин со своим морским бризом, и наконец персиковый Чимин, которого немного оттеснили назад, чем он не преминул воспользоваться, сжимая мягкие полушария их малыша. Чонгук тихонько простонал, жалобно, потому что скучал: — Вы не представляете, как без вас было сложно, — он притягивает к себе ближайшего, оказавшимся Юнги, и зарывается в его шею, жадно дыша, совсем забыв о недавнем смущении и о нахождении в общественном месте. Плевать на все, его стая тут, рядом. — Наш маленький Чонгуки, — голос Тэхена, низкий, пробирающий до мурашек, заставяет пружину в животе Чона натянуться. Он скулит, мгновением позже слыша, как горячо выдыхает Юнги-хен ему в макушку. — Хочу быстрее домой, давайте вернемся скорее, — просит он, поднимая голову, натыкается взглядом на самого старшего, — Джин-хен, вы же на машине, да? Давайте быстрее к стоянке! — Какой нетерпеливый, — Юнги издает смешок, посылая по спине Чонгука мурашки. — Хватит меня дразнить, в то время как я был совсем один, у вас были вы все! Я слишком истосковался. — А нечего было уезжать на другой конец страны, — Чимин надувает обиженно свои полные губы, посильнее сжимая на последок мягкую попу, и отходит. — Вперёд, едем домой.

***

Никто из пассажиров не смог дотерпеть до дома, всем нетерпелось потрогать Чонгука, убедиться в том, что это правда он, обнюхать, пометить в ответ своим запахом. Так, чтобы тот вьелся в чужую нежную кожу, остался там навсегда, чтобы каждый в этом Сеуле знал, что волчонок занят. Один Джин сидел на месте водителя и, не отвлекаясь от дороги, своим фирменным тоном возмущался, что тоже хочет обнимашек. Остальные члены стаи были счастливы, Тэхен даже дурашливо показал самому старшему язык, на что получил ускоренную версию возмущений. — Не думал попробовать спеть маэстро аутсайдера, Джин? По скорости ты ему еще фору дашь! Чонгук слушал веселые голоса и тихо хихикал, млея в маленьких ручках Чимина. Те нежно, но сильно разминали плечи, зарывались в волосы, дергая прядки. — Мх, еще, — тихонько выдохнул Чонгук и понял вдруг, что все замолкли. Ах, да, не он один тут слышит лучше обычных людей. Парень покраснел, еще и чьи-то шаловливые руки пробираются под резинку трусов… — Чимин-хен, прекрати, дождись хотя бы пока мы не будем дома! Чонгук оглянулся… И это был не Чимин. — Юнги-хен? — Что? — мужчина был сама невозмутимость, со спокойным лицом продолжал вести ладонями вниз, заползая куда дальше позволенного. — Я думал… — его дыхание оборвалось, когда указательный палец обвел дырочку, надавил немного. — А я думаю, — вмешался Джин возмущенным тоном, — что стоит оставить пошлые поползновения в сторону, завоняете мне тут своим возбуждением машину, как я потом на работу ездить буду?! Ослушаетесь, месяц у меня по струнке без секса ходить будете! Угроза была действеннее некуда — руки Юнги-хена тут же исчезли, а Чимин вернул Чонгука в вертикальное положение. — Потерпите, осталось совсем немного, — успокаивающе произнес альфа стаи. Остаток пути прошел в молчаливых переглядываниях и нежных взглядах. Но трогать: ни-ни. Как все так получилось? Вся стая знала, что нельзя было отпускать Чонгука к людям, тем более на года обучения. Оборотни жили в разы больше людей, поэтому восемнадцатилетний Чонгук был для стаи еще совсем крошкой, волчонком, что даже не умеет охотиться. И куда такого отпускать, спрашивается? Только мальчишка слишком умело вертел ими, вынудив согласиться на его обучение в университете. Привел аргументы, давил на жалость, строил глазки. Да что говорить, он обещал всегда-всегда брать трубку, не важно где он и что он, лишь бы его отпустили в самостоятельное плавание. И зачем только? Оборотням высшее образование не нужно, по крайней мере пока у них еще молоко на губах не обсохло. Из стаи у Намджуна единственного было высшее образование, как переводчика, что позволяло работать удаленно. У остальных же… Хосок еще давно отучился на автомеханика, а в свободное время сейчас танцует; Джин еще в прошлом столетии был бизнесменом, и тогда высшее образование для этого было не нужно — сидеть несколько лет в душном помещении, с потными людишками, учить кучу ненужного, жить в городе, не имея возможности раз в месяц повыть на луну, куда такое годится? Юнги делал музыку, между прочим, довольно успешно, и приносил неплохой доход стае. Чимин же с Тэхеном пока ленились, два сапога пара, и наслаждались относительным детством. Пока они еще не совсем взрослые, всего половина столетия, куда им спешить? Резвись на улице, играй, бегай и подставляй мохнатый бочок под поглаживания, таков был девиз этих двух. Это Чонгуки у них отличился, захотев стать ветеринаром. Он всегда был милым ребенком, понимающим и очень эмпатичным. Джин нашел маленького волчонка одного в лесу, одичавшего и оголодавшего, и взял с собой, и Намджун не мог сказать нет на предложение взять его к себе. Наверное, именно этот факт биографии Чонгука убедил его, что он должен принести пользу, вернуть ту доброту, с которой отнеслись к нему. У стаи не получилось отговорить малыша, уговорить побыть еще хотя бы десяток лет как беззаботные Тэ с Чимином. Чонгук мог быть на редкость упрямым, когда чего-то очень хотел. А помогать животным в лесу, или поранься кто-то из его близких, суметь помочь, он очень хотел. И предчувствие не обмануло, в особенности Намджуна, который был сильнее всех против — их маленький, миленький Чонгуки, с широко открытыми глазками-пуговками и губками-бантиком, спустя год обучения вернулся в родные края совершенно другим. Горячим, самоуверенным, и сильным. Когда после аэропорта четверо мужчин и трое юношей оказались дома, в гостиной, в безопасности, они нарадоваться не могли. Никак не получалось насытиться Чонгуком, ведь звонки по видеосвязи никак не передавали запах, ощущения теплой кожи, его присутствие. Чонгук возмужал, это мог четко увидеть каждый. Намджун с грустью подумал о том, как быстро всё-таки растут дети, и как он желал, чтобы их малыш Чонгуки подольше оставался маленьким. И всё-таки, несмотря на то, что он возмужал, стал взрослее, личико все равно осталось по-детски наивным. Стая расселась на диваны и кресла, дав альфе первому поприветствовать прибывшего Чонгука. Намджун с нежностью во взгляде подошел к сидящему волчонку, обвел большим пальцем чужую щечку, нагнувшись, ласково потерся о другую носом, уткнувшись после им в висок, вдыхая запах бананового молока. Совсем не изменился. Чонгук задышал чуть чаще, терпеливо дожидаясь действий Намджуна, хотя хотелось обнять за плечи, притянуть поближе к себе, облизать запаховую железу на шее… Ах, он чуть не заскулил от этого невыносимого желания. Наконец Намджун сам присел на диван рядом с Чонгуком, пересадив его на свои колени. Тот тут же свел свои ноги, сжимая ими бока альфы, подался вперед, и наконец смог сделать то, чего так желал — проводя языком по чужой сильной шее, Чонгук заскулил, сильнее вжимаясь в Джуна. Спустя пару минут Чимин стал совсем нетерпеливым рядом, как и Тэхен, более взрослые оборотни лишь с теплотой смотрели на них. Переводя взгляд на Чонгука, правда, теплота и нежность сменялись жадностью, чем-то горячим. Любовью и страстью, желанием оказаться рядом, потрогать, обнять. Чимин сорвался с места, когда почувствовал нотки возбуждения в запахе их бананового мальчика. Он жадно задрал чужую голову наверх, к себе, и впился сильным поцелуем в мягкие губы, по которым так соскучился. Горячие руки, будто горящие от желания прикоснуться, пробежались по шее вниз, по груди, и спустились к талии, сжимая бочка. — Эй, Чимини, прекрати, у меня уже давно нечего там тискать, — Чонгук улыбнулся, но улыбка сползла по вине горячего выдоха, когда Чимин вторым пристроился на намджуновы колени, прижимаясь запредельно близко, так, чтобы Чонгук почувствовал, каким горячим и твердым сделал его. И не только его. Чонгук захныкал, и Чимин усмехунлся нежно — несмотря на изменения, на забитую тату руку, на ставшим более мускулистым тело, он остался все тем же Чонгуки, позволяющим делать с собой что угодно. Их малышом. Чимин умилительно запищал и укусил доверчиво выставленную шейку, помечая запахом. Как же они все скучали… Чонгук так легко не отделается, всё-таки, их шестеро, на него одного. А по Чонгуку скучали все без исключения.