Тепловой удар

Мундир в необыкновеннии стикскивал грудь Гринёву. Он практически вбился в рельефную стену, пытаясь, будто бы, закопаться глубже. Дыхание рвалось, восстановить его не имело никакой возможности. На него шла буря, метала мысли сего и не давала сосредоточится. Плечи как то оголились, стали легче, и совсем не напрягалась спина, как оказалось, предмет одежды уже валялся подле на сыром и грязном деревянном полу. Грудь горела, взгляд нервно бегал и вдруг остановился совсем передне на глазах, черных, как чернила для пера, глаза уставились на Петра. Резкая дрожь током прошлась по телу, от чего оно начало обмякать, как и голова, всё совсем ватное. Массивное тело надвисало, дышало твёрдой материей, от него становилось душно, воздух слишком спёртый. –Да не гоже ли нам..таким заниматься,- вывалилось из солдата, - ежели мужеложство.. Конец мыслям, они показались слишком долгими для мужчины, он грубо прервал подобное поцелуем. Сухие губы всё теснее прижимались к губам Гринёва, давая ход языку, совсем не боясь переходить на подобную похоть. Он действовал остро, обжигающе, ему нет дела до мальчишки, что перед ним, но твёрдая рука так и скользила по грудной клетке, машинально расстёгивая незаметные пуговицы рубашки, которая от настигающего пота так облегает туловище, будто в порыве горячки то подрагивает, то стонет. Гринёв ёрзал, толкал обмягшими руками плотную мужицкую грудину, но на эти движения не было никакой реакции. Ладони потели, невзначай сжимались, они готовы были ударить, но кулаки обвисали вновь, не способные дать отпор. Дыхание постепенно заканчивалось, заканчивалось слишком быстро, с такой же скостью черномазый избавлялся от одежды на пареньке. Уже оголена верхняя часть и только тогда Емельян отстранился, но не давая даже вдохнуть, крепкой хваткой взялся за покрасневшее плечо и с некой силой прижал к стене. Пахло спиртом, а Гринёв ещё немного и совсем откинется от опьянения. И вот опять чёрнушные глаза глядят в детские, невинные, но закалённые войной очи. Заплакать бы, да нет сил, всё происходит так быстро. В ушах резко тишина, режущая тишина, лишь дыхание громадного мужика и горячая рука на плече, будто этот момент вечный, конца совсем не видать. –Ежели молчать сумеешь, то жив останешься!- робко выговорил Пугачёв, кладя вторую руку на талию. Руки оставляют ожоги, и если Пётр выживет, то шрамы от подобной травмы, увы, уже не затянутся, они извергают зуд и боль, грубые руки, покрытые мазолями и шероховатостями, поглаживали нежную кожу. Резкая боль, Гринёв не заметил, не уследил, мелочная боль, которая жжётся, она оседает на шее мелкими укусами, отчего из мальчишки вылетают хрупкие постанывания, а ноги начинают подкашиваться, но тяжёлая рука не даёт сдвинуться с места. Какие то неловкие прикосновения вызывают страшную молитву, и если бы Гринёв верил во Всевышнего, то всё было напрасно–Бога с ним уже нет и больше никогда на будет, таким грехом мальчик отрёкся от святого, переходя на сторону чёрного грязного ворона, который поник в вечной похоти. Теперь он навечно один в своих мыслях, и чуть ли было у парня прибавилось уверенности вернуть такую драгоценную потеру, как что-то дотронулось там..внизу, уже не дотрагивалось, а хватало, облегало, кровь притекала к тому месту, а мышцы сводила невыносимая судорога. –Боже!- взмалился хриплым голосом Петя, чувствуя на глазах наступающие слёзы. Но не давая времени даже мыслям, его с грохотом и особой грубостью привалили грудью к стене, заведя руки назад. Ему совсем холодно, но тело горит, горит синим огнём.