Ода о синевласом льве, опасном ястребе и нежном золотом цветке

И юность сердцу трепетна, И девушка мила. История любви окончится Им смертью корабля. Спасатель малый, некудышный. А что тогда он мог? Спасая чью-то куклу, Он вынес лишь урок. А капли крови, смешавшись с доблестью в траве, Запомнятся в забытом им платке. И вроде фрак, и галстук есть, Но что-то тут не так: Происхождение блондина Не впишется никак. Но братом он теперь зовётся, И делит с ним их кров. А вот отцовского признанья юнец и снова не добьётся, Хоть расшиби ты доблестный свой лоб. Корзина, дерево, весна – Вновь встретились опять. Те полюбили навсегда, Казалось больше нет преград. Отрёкшись от него товарищи-друзья, Теперь живут в стану врага. Четвероногий, чёрно-белый – Единственный и верный На все века он – настоящий друг. Огнём вспыхает подлость эта, Янтарным отблеском горя. В печи расстает дружба века, В надежде, что не было зря. Истошно воя и вопя, Взрываются угли: "А ты, безродный пёс, не плачь и не скули!". Но правосудия удар встречается с лицом... И раз! И два! И два! И три! Ведь тот был подлецом. И вроде хуже быть не может, И вроде всё как страшный сон. Дорога, лужи. Ей повстречался он: Опасный ястребиный взгляд, Роскошный колос. Тот подаёт свой властный голос И силой девушку берёт. Постыдный жест – Украл не крест, Но ты – презренный пёс и взял чужое, Поэтому в ответ ты будешь оскарблён – Уж лучше пить из этой лужи И навсегда остаться клушей, Чем оскарблёнными губами И опалёными речами С тобою говорить. Минуя дни и годы эти, Они теперь уже не дети. Они теперь – друзья. Будто забыв в чужих глазах заклятого врага, Не скажут о былых они невзгодах, Но все отметят, что это дружба на века! Отец теперь больной – Он немощен и слаб. А лев синеволосый... Античности теперь он раб. А ястреб златый и опасный, И духом, телом он прекрасный, Теперь защитником закона Считаться может скоро-скоро – Год выпуска уж настаёт. Но что-то странный запах гнили Витает будто в облаках. Ах, неужели... Змею пригрели на перстах? А то лекарство? Страшный яд? Злодей уж скоро будет рад. Под алкоголем (но не в запое) Он навлекает это горе: Бессмертие на лондонских пьянчуг. И вроде скоро смерть настанет, И вроде как уж рассветает... Рассыпалась орда... И в пух, и в прах... Со злобой, новым планом Он мчится в дом на всех парах: Ну вот уж гонка началась. А вот задворки Лондона видны, Снег орошит навоз своей невинной пелиной, Когда наш властный лев во тьме Столкнётся с местною шпаной. Удар! Ещё! Победа за героем! Но дело чести сердце лечит волевое, И джентельменом станет даже прол*! А доказательства вопьются в гада, как укол! Родное всё в потьмах горит, Всё холодом и ужасом пылает. Среди богатсва и картин Враг тихо где-то обитает. Ужасен шёпот за спиной, И мерзка всем эта фальшивая игра. Тут есть и слёзы, И раскаянье, И сиплое истошное отчаянье... Всё это о победе говорит! Сомнение витает под кучерявой шляпой мирозданья, Отец толкает речь двум братьям в назиданье, Кровавою рекою опыляя Смертельное орудие потомков Майя, Блестит кинжал в руках маньяка, Что предсказал герою бывший забияка! Жандарм стреляет! И второй! Герой в руках держит отца... Ой-ёй... Кровавой трещиной распалась жизнь на части, И в этом есть вина доверия отчасти. И помер брат, А враг восстал. Теперь он древней тьмы покорнейший вассал! Убийства! Кровь! Пожар! И всё в родном гнезде фамилии Джостáр! Ужасна битва, Нахлынивают чувства... Предательство родного человека Теперь расспространится, как ненависть, по свету – И человечеству... Прийдёт конец, Если сбежит опять погибели гонец! Туманно всё... И дышится теперь легко... Но как-то скованно всё тело ощущается... Ах, неужели? Он в ангела в раю тихонько превращается? Родные руки нежной девы тут и там, Забота... Матери? Нет-нет, а может... Любовь того, кто посчитал себя тогда предателем? И на устах её мгновенный шёпот говорит: "Ох, милый Джонатан, ты весь опять разбит!" Нежнее голоса не слышал больше никогда, После того как та пропала навсегда. И сердце снова делает кульбит: "Ах, Эрина, тобой я не забыт!" И нежностью уколят снова щёки, Улыбка спрячется в полоске губ, Прикрыв глаза, движения всё также лёгки, Так долго помнили они тот дуб. De facto* вроде бы конец, Ан-нет! Нашёл учителя наш удалец: Тот ловок, быстр и могуч, И даже в пальцах держит солнца луч. И вот настала вновь учёба, Когда по слухам разных пресс, Там, где кончается дремучий лес, Напал на тихую лощину зверь Не обошлось без жертв и тут – поверь, Но наша дружная гурьба Отправится на поиски врага. Опасная пещера, Не пролито вино, Повержен первый враг – Владыке всё равно. Он в старом доме на холме, Все дни мечтает о еде: Живая, томная... Убив её отца, она теперь бездомная, Но всё ещё ему даёт отпор, Что вызывает в нём ревностный укор. Того глядишь, прольётся кровь, Что бешеной рекой стечётся прямо в грязный ров. Восстали тени прошлого теперь, История героями их помнит до сих пор. Но исказило зло их доблесть до корней, И сердце прогнило насквозь. А наш герой один на поле брани, И тут и там его все ранят: То заморозят, То под водой оставят. Но верность человечеству у льва Не отобрать из его сердца никогда. Излечит души, вернёт им старый вид: Всех исцелит и всех простит. Хладющий мрак И злющий ужас Витают здесь и тут и там. В финальной битве суждено столкнуться Луне и солнцу, так не оправившись от детских ран. И что-то молвит, что-то говорит. Надмение стекает тяжко И на конце когтя оно бурлит. Взмах рук – меч опустился, А розе суждено разбиться, Оставив лепестки на мраморном стекле. Невинность спряталась в фате, И мужество сияет в тех сапфирах. Дают две клятвы, закрепив в сердцах Любовь, что не утонет и в воде. Предчуствие ужасное, И путешествие прекрасное, Казалось, что теперь спокойствие настанет, Но враг и тут их настигает, Пробравшись через трюм. Погибло много лиц, Осталась лишь она и детские глаза, Осиротевше озираясь, спасаются вдвоём, В гробу ныряя в холодный водоём. Два брата снова вместе, Конец настиг их в этом месте, Окутав пеленой пожара, Прижав чело, спасая от ужаса и жара, Лев тихо улыбается, Слеза с щеки скользит, И голова казалось бы навеки уж теперь молчит. История печальна, спору нет, О ней уже услышал целый свет. Но храбрость льва забудется тогда, Когда свеча любви потухнет навсегда. А так, пока что всё спокойно, Его семья перенесла то горе, Что смыло море, Где был схоронен опасный ястребиный глаз.