Дазай и Чуя
Говорят, с кем встретишь Новый год, с тем его и проведешь. Дазай не верил в это или, может быть, не хотел верить. Он уже и не помнил, когда в последний раз стены его квартирки слышали чей-то смех, кроме его собственного. Хотя нет, всё-таки помнил. Это было два года назад, до того, как Чуя — его возлюбленный, переехал в Токио. Поначалу они, конечно поддерживали связь и даже пытались встречаться, но крепкая любовь на расстоянии бывает, разве что, в кино. За окном валил снег и слышались радостные возгласы празднующих, а в комнате Дазая не горел ни один огонёк. Он устало потер глаза и взглянул на светящийся циферблат часов. Четверть двенадцатого. В небе вспыхнули фейерверки, на мгновение осветив комнату. Заваленный грязной одеждой стул в углу, потертые обои и потрёпанный временем диван, на котором когда-то спал Чуя, пока их отношения не стали более интимными, — всё это навевало тоску. Недолго думая, Дазай поднялся и направился в сторону выхода, на ходу натягивая пальто и шапку. Ледяной ветер обдал щёки, от чего те теперь неприятно покалывали. Тут и там раздавалось пьяное пение, счастливый смех, и Дазай ощущал себя, как никогда раньше, одиноким и брошенным, будто последняя крупица радости испарилась с уходом Чуи. Так оно и было. Намеренно ли, случайно ли, но тот всегда мог рассмешить Осаму, чего не удавалось больше никому. Так искренне его смех не звучал больше ни с кем. Дазаю казалось, что он сходит с ума, когда впервые спутал рыжего незнакомца с Чуей, совершенно позабыв про его переезд. Он думал, что спятил, когда по привычке поставил на стол два стакана, вместо одного. Его тело, как и душа, до сих пор не отпустило Чую. И где-то там, в самой глубине, надежда ещё теплилась, но с каждым днём она исчезала, тлела, как погасший огонёк костра. …Он прошёл всего несколько метров, когда услышал собственное имя. «Опять этот голос…» — пронеслось в голове. От этой мысли становилось больно. — Эй, скумбрия, Дазай, — звал кто-то за спиной. Дазай резко обернулся и его сердце оборвалось. Прямо перед ним с раскрасневшимися от мороза щеками и большим свёртком в руке стоял он — Чуя! Он стоял и улыбался, будто и не было тех двух лет, будто они расстались только вчера, будто он по-прежнему любит его, Дазая. Будто… Осаму не мог пошевелиться, его сковал шок. Он не мог оторвать взгляда от пронзительно чистых глаз небесно-голубого цвета, которые так любил и так желал увидеть вновь всё это время. — Чуя? — только и смог выдавить Осаму. Горло сдавил тяжёлый ком. — А то кто же? — Чуя звучал так весело и беззаботно, что его настрой стал постепенно передаваться и Дазаю. — А ты ждал кого-то другого? — Конечно, нет, — возмутился он. А затем, словно по команде, сорвался с места и рванул к рыжему, прижал его к себе и прошептал, почти в самое ухо: — Я так скучал, Чуя. Так скучал… Ты и представить себе не можешь. — Могу, — так же тихо отозвался юноша. А следом уже несколько возмущённо добавил: — И перестань меня тискать, я что, кот какой-то? Но Дазай не слышал, он продолжал прижимать Чую к груди, положив свой подбородок на его голову. Вдохнул аромат его волос, такой же сладкий, как и сам его обладатель. — Хотел устроить сюрприз называется, — Чуя цокнул языком. — Ты хоть взгляни на подарок, я долго выбирал. Дазай чуть отстранился, удивленно подняв брови. Он и забыл, что в Новый год положено дарить подарки. А у него ведь нет ничего, чтобы дать Чуе. Рыжик протянул красный с зелёной лентой свёрток и как-то таинственно улыбнулся, глядя на смущённого Дазая, пытавшегося разорвать обёртку. — Это плащ? — Осаму снял упаковку и расправил песочного цвета плащ так, что он почти касался снега под ногами. — Подожди, это тот самый плащ? Чуя видел, как зажигаются в глазах Дазая огоньки жизни, и если бы была такая возможность, он бы запечатлел этот момент на камеру. — Нравится? — с губ Чуи не сходила улыбка. — Да! Ты всё это время помнил? Я и сам про него забыл, — Дазай по-детски восторгался, прижимая к себе подарок. Плащ не выглядел новым, но Чуя постарался и привёл его в надлежащий вид. Накахара знал, как дорог Осаму этот плащ и как он расстроился, когда при переезде потерял его. Чуе стоило больших трудов отыскать его, но он сделал это. Ради Дазая. — Ну, для этого ведь и нужны родные. Чтобы помнить о том, о чём ты начинаешь забывать, — он улыбался одними глазами, а на душе было так легко и радостно, что хотелось танцевать. — Скажи, ты ведь останешься? — вдруг серьезно спросил Дазай. — Останусь, — пообещал Чуя. — Больше я от тебя ни на шаг. Когда его исключили из университета в Токио, он не думал об этом как о потерянной возможности получить престижную работу. Для него это был шанс вновь увидеть Дазая и вернуться в родной город, где, он знал, его любят и ждут. Дазай не успел опомниться и сообразить что делает, как уже касался своими губами холодных губ Чуи, а тот лишь невнятно хмыкнул, обхватывая его шею руками. На тот короткий миг, который, им казалось, длился неимоверно долго, всё в этом мире перестало существовать. Даже само время остановило свой ход. И только часы городской ратуши громко звенели, возвещая всех о наступлении Нового года, в котором, Дазай знал, он будет не один.Ацуши и Акутагава
Покидая кофейню, в которой он работал, Ацуши прихватил с собой несколько пирожных, чтобы отпраздновать приближавшийся Новый год. Морозный вечерний воздух пощипывал щеки, а в воздухе витал аромат цитруса и сладких булочек. Ацуши проходил мимо нарядных витрин, мигающих гирлянд на окнах и чувствовал себя самым счастливым человеком на планете. Сейчас он придёт домой, поцелует в щеку любимого человека и они вместе будут смотреть новогодние фильмы и есть мандарины. Ну, точнее есть будет только Ацуши, а Рюноске — недовольно фыркать, сидя рядом: он их терпеть не может. В этом году они договорились не дарить друг другу подарки, чтобы эти же деньги отложить на летний отпуск и отправиться куда-нибудь в маленькое путешествие. Но это было не так важно. Для Ацуши подарки — просто формальность. Ничто не сможет скрасить праздник лучше, чем драгоценное время проведенное с родным человеком. Сворачивая с главной улицы в жилой квартал, откуда уже не слышалась музыка праздничных концертов, Ацуши уловил тоненький голосок где-то совсем рядом. Юноша обернулся и опустил взгляд. В узкой щели между домами, прижавшись к холодному бетону дрожал серенький котенок. Он был настолько маленьким, что, когда Ацуши взял его на руки, легко поместился в одной ладошке. — Бедный, — прошептал Накаджима, прижимая малютку к груди, чтобы хоть немного согреть. — На дворе праздник, а ты здесь совсем один. Ему стало жалко котёнка и он, хотя и понимал, что Акутагава, скорее всего, будет против, решил взять его домой. «Нельзя оставлять тебя здесь в такой холод, — думал он. — Замёрзнешь насмерть» Будто в подтверждение этому, котёнок жалобно мяукнул и прижался холодным носом к зимнему пальто. Дом встретил Ацуши ароматом глинтвейна и приглушенной мелодией новогодних песен по телевизору. Услышав звук закрывающейся двери, Рюноске выглянул из кухни в коридор и, увидев Ацуши, тепло улыбнулся. — Наконец-то, я уже хотел звонить, — он не сразу заметил котенка и потому никак не отреагировал. — Я просто кое-кого встретил, — смущённо улыбнулся Ацуши. Заботливая интонация Рю заставила его сердце трепетать. — Правда? Кого же? — Акутагава снова исчез на кухне, чтобы помешать деревянной ложкой глинтвейн. Ацуши не ответил. Он аккуратно разделся, посадив котёнка в меховую шапку, а затем, всё ещё прижимая малыша к себе, зашёл на кухню. — Смотри, — на его щеках заалел румянец, когда он вытянул руки, демонстрируя котёнка Акутагаве. Рюноске обернулся и встретился глазами с Ацуши. Затем перевел взгляд на комок шерсти, который тот держал в руках. Котёнок мотал головой, исследуя большими зелёными глазами комнату, а затем мило чихнул, учуяв кисловатый запах глинтвейна. — Правда красивый? — неуверенно спросил Ацуши, видя замешательство Рюноске. — Да, очень, — юноша улыбнулся, подошёл к нему и присел на корточки рядом. — Как назовём? Глаза Ацуши удивлённо расширились. — То есть мы можем его оставить? — А почему нет? — недоумевал Рю. — Смотри, у него полоски. Ацуши пригляделся: и правда. На светло-серой шерсти виднелись темноватые полоски, прямо как у белого тигра. — Давай Тигр? — смущённо предложил он. Акутагава весело рассмеялся и потрепал котёнка по голове. — Ему подходит. Тигр, видя улыбки новых хозяев, тоже будто попытался улыбнуться, высунув маленький розовый язычок. — Смотри, он тоже улыбается! — глаза Ацуши светились от восторга. Акутагава улыбнулся, подумав, что Накаджима, как этот котенок: такой же невинный, хрупкий и беззащитный. Вечер прошёл тихо и незабываемо. Ацуши и Рюноске накормили беднягу Тигра сметаной и умыли, от чего тот теперь походил на пушистый шарик. А остальное время посвятили друг другу и фильмам, попивая теплый глинтвейн и одаривая щеки и губы один одного нежными поцелуями.