RED

Красная шапка валялась на полке, где так же постоянно покоились ключи, смятые салфетки с неопознанными номерами, сигареты и прочий мелкий мусор, присущий холостяцкому жилищу. Все было бы неплохо, если бы здесь жил кто-то одинокий. К сожалению или к счастью, в этой многокомнатной квартире жило три с половиной человека. Те самые пять десятых человека звали Пак Чимин. В последние четыре или пять месяцев новая работа не давала спокойно отдыхать даже в выходные дни. Иногда хотелось снова вернуться хотя бы в школу со всем опытом, что был приобретен, и начать все с самого начала. Чимин устало вздохнул и потер и без того красные глаза пальцами. Спать хотелось неимоверно, но работа не ждала. Иногда казалось, что он и его нелегкая стезя слились в единое целое, предстающее в сознании как бесформенный ком из серого вещества, облепленный бумагами с бесконечными таблицами и графиками. А еще и эти чертовы потрясения и переживания, которые заставляли внутри все холодеть и рушиться вниз как сорвавшийся с тросов лифт. Пальцы коснулись смуглой кожи. Чимин вздрогнул и повернул голову совсем немного — этого было вполне достаточно, чтоб увидеть упрямо поджатые губы Хосока. — Господи, надень ты уже шапку и выметайся быстрее. Ты загораживаешь проход, мне тоже надо собраться. — Какие мы злые, — беззлобно передразнил друга Пак и послушно натянул шапку цвета самых красных яблок, которые он любил надкусывать в детстве назло брату. Недавно перекрашенные в родной цвет волосы были неприятно жесткими, и прижатая ко лбу челка тотчас же спровоцировала зуд. Воцарилось молчание, прерываемое яростным пыхтением Хоби, зыркающего по сторонам в поисках чего-то. Улыбка вышла вымученной — Чимин яростно потер лицо аккуратными пальцами, на которых в кои-то веки не было простых серебряных колец. Краем глаза он зацепил свое отражение в зеркале, которое сверкало заспанными глазами. Даже в таком состоянии он был хорош. Он мог сразить кого угодно, посмотрев сверху вниз и растянув немного уголки губ. Природа на нем отыгралась только в хорошем смысле и это облегчало жизнь. Как жаль, что нельзя стрельнуть томным взглядом в работу, чтобы она сама собой решилась и отвела его пропустить стаканчик в баре. Пресловутая пятница, шеф в хорошем настроении и приятный хруст купюр выданной еще днем зарплаты — мечты о баре были совсем доступными. Медленно моргая, Чимин уставился на коллег, заливавшихся пьяным смехом. Сидеть бы так каждый вечер, не думая о завтрашнем дне. Чимин не хотел заниматься планированием своей жизни заранее, ведь ему всего двадцать восемь. Единственное беспокойство причиняли только близкие отношения, которые никак не удавалось построить. Говорят, что если кореец не думает о девушках, то он, верно, мертвый. Он думал о девушках — ярких, вкусно пахнущих и непременно с таким же громким смехом как у него. Когда-нибудь у него будет жена, может быть, даже дети, но сейчас каждая симпатия была будто просроченной. Не проходило и месяца, как чувства протухали, как непонятно зачем купленная Тэхеном капуста для кимчи. Чимин откладывал избавление от уже ставшего неинтересным партнера так же, как откладывал разгрузку холодильника. Только когда гнилостный запах перекидывался на остальные продукты, приходилось брать себя в руки и все вычищать. С отношениями было так же — крупный скандал, вымученный разговор по душам и хлопнувшая дверь вслед за очередной умопомрачительной, обязательно длинноволосой девчонкой. Каждый раз как по накатанной, он только менял местами реплики и оправдания. Музыка начала прерываться на отрывистые агрессивные крики. Оторвавшись от тяжких для такого вечера размышлений, Чимин сфокусировал взгляд. Алкоголь уже ударил по основным чувствам, поэтому пришлось прищуриться от слепящего света, который еще час назад казался мягким и расслабляющим. Движущиеся огни сейчас только раздражали из-за того, что за ними хотелось, но не получалось следить. Откинувшись на барную стойку, Чимин вслушивался в слова, которые складывались в какую-то нелицеприятную ругань с невидимым собеседником. Запас английских слов был исчерпан уже после трех повторяющихся фраз. Рядом плюхнулся кто-то из стажеров, которые очень кстати пришли в компанию накануне сдачи отчетности. Кофе сам себя не принесет из кухни. — Эй, Пак, а это что? — Помахав пальцами в сторону источника непрекращающихся монотонных выкриков, Пак вскинул брови. — Это концерт какой? — Нет, Чимин-сонбэ, — рука новичка, забитая татуировками, дрогнула, не успев поднести стакан к губам. Этот парень был значительно старше его, но служебное положение не позволяло им переходить на неформальные обращения. И Чимину это нравилось. Ему нравилось, что крепкий, забитый до самой шеи не самыми лучшими татуировками, отучившийся в Штатах парень смущенно заглядывал в его кабинет, прося разрешения войти. Система иерархии в родной стране была на голову выше, чем в остальном мире и это безумно нравилось, очень подходило честолюбивому нраву Чимина. — Это баттл. Ну, знаете, начинающие артисты в индустрии… — Да, Джэбом, я понял, — отмахнувшись от коллеги, парень развернулся на стуле к своему уже готовому коктейлю. Какая разница, что и кто там орет на сцене, ведь любимая «водка-ред булл» уже через мгновение согреет все изнутри. Пусть хоть провалятся под землю, потому что значение имел только запотевший стакан в руках. После еще двух таких Чимин уже окончательно расслабился, качая головой в такт музыке. Захотелось чего-то, но чего — он не знал. Может быть, стоило потанцевать или выйти покурить? В любом случае пришлось сползти с барного стула и встряхнуться. Мышцы слегка заныли после длительного бездействия, ступни неприятно защекотало, как будто под кожей начали бегать тысячи насекомых. Чертыхнувшись, Чимин посмотрел в сторону небольшого танцпола и решил повременить с активными движениями. Сначала нужно вдоволь наглотаться дыма, а уже потом ловить на себе восхищенные взгляды публики. Протиснувшись между болтающими даже тут о работе едва ли знакомыми ему коллегами, Пак лихорадочно думал о том, стоит ли ему накинуть куртку. Ноябрь в этом году выдался относительно теплым, но тонкая ткань любимого костюма вообще не грела. Приняв решение о том, что сигарету надо будет прикончить в три длинные затяжки, Чимин быстрым шагом двинулся ко второму выходу из бара, который вел в тихий проулок. Курить у основного не хотелось, потому что сегодня там наверняка куча людей. Делиться своим не хотелось, он слишком жадный до любимых сигарилл с ярким вишневым вкусом. Иногда он думал, что курит только ради того, чтобы соблазнительно лизать фильтр перед трепещущими жертвами его взглядов и намеков. Дернув дверь на себя, Чимин вдохнул бодрящий осенний воздух. В глаза ударил приглушенный свет от фонаря, к которому крепилось слишком много проводов. Если упадет такой — все точно заискрит и загорится. Осмотревшись, парень не нашел стену, о которую можно было бы опереться. Не хотелось прислоняться к облепленным кучей объявлений ролетам, а дверь в клуб была явно пыльной. Итальянская ткань определенно не выдержит такого стресса. Выбрав целью кучу нагроможденных друг на друга ящиков, Пак уже предвкушал первую затяжку. Как же вкусно было даже представлять очередную волну дурмана, которая его успокоит. Рука пару раз похлопала по карману пиджака. Разочарование от того, что снова придется вернуться в помещение, сменилось на легкое недоумение, когда за грудой деревянных коробок послышался задушенный хрип и непонятная возня. Почувствовав мурашки, Чимин вздрогнул. Губы сами по себе расползлись в улыбке. Чего еще стоило ожидать от тихой улочки за клубом для молодняка? Наверняка кому-то приспичило сделать все быстро и дешево. Надо было аккуратно стушеваться чтобы не спугнуть резвую парочку, но громкий голос пригвоздил к месту. — Повтори еще раз, что ты там лепетал за сценой, мой маленький корейский друг? — Чимин уже хотел было возмутиться. Он был нормального роста, а говорящий явно был таким же хангуком как и он — корейский был без акцента и даже интонации были лучше, чем у него самого. — Если бы ты знал, что я могу сделать с тобой при помощи микрофона, то уже засунул бы сам себе язык в жопу. Хрипение сменилось кашлем, а любопытство только усилилось. Мозг откровенно не соображал, раз дал сигнал ногам мягко ступать по направлению к потасовке. В том, что это была драка, Чимин не сомневался. Надо было вызвать полицию, но очень хотелось посмотреть на громких дебоширов. Осталось еще полшага чтобы выйти на другую сторону, но паллеты стояли так, что можно было смотреть сквозь них. У парня, прижатого к стене, уже закатывались глаза. Из рассечённой брови кровь густым маревом стекала по лицу, впитываясь в край рубашки избитого. Губы уже были опухшими и яркими от красной влаги. Быстро серевшее лицо испугало Пака. Проклятый телефон было сложно подцепить из кармана — пальцы слишком сильно тряслись. — И что это за кличка такая, как у пса? Шуга? Как Сахарок? — Стоявший спиной к оцепеневшему Чимину мужчина заливисто и наигранно засмеялся. Именно такие точно могли ударить и устроить потасовку, где угодно. Зачинщик приблизился лицом к лицу явно теряющего сознание парня и потерся то ли носом, то ли лбом об окровавленную щеку. — Ты даже воняешь, как псина. Проклятый телефон выскользнул из руки и с обреченным хрустом упал на асфальт. — Проклятье, — выругался Чимин и округлил глаза. В ответ ничего не было слышно. Кроме звука удара и мерзкого хруста. — Остановитесь, я сейчас полицию вызову! — Голос сорвался на крик, но сумасшедший парень методично отвешивал четкие удары по лицу несчастного. — Прекрати, мать твою! Сколько прошло времени, Чимин не знал. Ему стало по-настоящему страшно за паренька, рухнувшего ничком на мокрый асфальт и за себя, когда псих повернулся к нему. Широкие скулы, крупный нос, светлая кожа, измазанная в чужой крови и матовые, ничего не выражающие глаза сложились в образ того, кто сегодня, возможно, вытряхнет душу из Пак Чимина. Ему сегодня совершенно точно достанется. Лучше бы он подавился своим любопытством и ушел за сигаретами, но сейчас нужно было сохранять спокойствие. — Мы сами разберемся, — процедил незнакомец, скрестив руки на груди. От него будто исходил осязаемый гнев и опасность. Нет, сегодня точно придется улепетывать, что есть духу. Вот дернул же черт вместо кроссовок вырядиться в немного неудобные туфли для полноты образа. Рано или поздно любовь к красивому и гармоничному образу угробила бы или самого Чимина, или его кошелек. Сегодня мозг истерично кричал о том, что первый вариант стал как никогда близким. — Вы избиваете человека, это не похоже на обоюдную разборку, — медленно присев, Пак слепо пошарил по асфальту. Пальцы скользнули по испещрённому трещинами корпусу смартфона. Отлично, еще одна причина для траты нашлась. Подтянув телефон к себе, Чимин распрямился. — Я звоню. Оставайтесь на месте. — Не… Не надо, прошу, — парень, еще несколько мгновений лежащий без движения, судорожно закашлялся. — Все в порядке. Мы правда разберемся сами. — Вы уверены? — Обеспокоенно уточнил Чимин, стараясь не смотреть на изуродованное лицо. Было страшно представить, что ждет пацана с утра в зеркале. Наверняка еще и шрам останется от такой большой раны на лбу. Ему явно не позавидуешь, но сейчас стоило хотя бы немного позаботиться о пострадавшем. — Я могу вызвать скорую тоже. — Не стоит. Я уже ухожу, — схватившись за ребра, парень с трудом поднялся на ноги. Его трясло и мотало из стороны в сторону. Чимин не был уверен, что парнишка сможет нормально передвигаться, но на удивление пацан все же зашагал прочь, опираясь свободной рукой о стену. Слишком быстро ситуация изменилась не в лучшую сторону для Пака. Теперь он остался наедине со странным и пугающим человеком, который все так же буравил его взглядом. Внутри снова волнами начало расползаться опьянение, которое смешалось с липким страхом. Это было совсем некстати. Мысли надо было собрать в кучу и завершить начатое, но мозг уже начал постепенно щелкать рубильниками, отвечающими за чувство самосохранения и трезвость мышления. — Мне надо вызвать полицию. Я все равно сообщу об этом. Как вас зовут? — Осевший голос заставил вздрогнуть парня, который скорее всего был тоже поглощен мыслями. Не услышав ответа, Пак решил продолжить. — Я Пак Чимин. Не скажу, что приятно познакомиться, но давайте обменяемся? — Бан Чан. Можешь обращаться ко мне Чан или Кристофер, — самонадеянная ухмылка расползлась по окровавленному лицу. Так вот к чему были реплики про национальные различия. Чимин почувствовал дрожь, расходящуюся от ребер по всему телу. Этот парень устрашал по-настоящему. Не как те хулиганы, которые курили за школой и обещали сломать все ребра. Его улыбка вызывала головокружение большее, чем алкоголь в крови. Пак на мгновение закатил глаза от очередной волны дурмана, заполонившего голову. Под ребрами снова что-то задрожало, противно трепеща по внутренностям. Безумное желание откинуть голову почти поработило разум, но рядом с таким головорезом нельзя было терять бдительность. Внутри поселилась тревога, отдающая в кончики пальцев, не позволяющая оттолкнуть незнакомца, уйти и забыть об этом вечере как об очередном хмельном бреде. В ноздрях противно защекотало от тяжелого запаха алкоголя, который шел от этого Кристофера. Чимин с силой сжал пальцы обеих рук в попытке протрезветь, но в глазах снова поплыло. Голос нового непрошенного знакомца прозвучал около уха, проговаривая тарабарщину вкрадчиво и будто адресованную только оцепеневшему Паку. Когда к нему успели так быстро подобраться, Чимин не заметил. — Я не кусаюсь. Если это не требуется. — Мне надо вас сфотографировать. Полиции нужны будут доказательства. — Пальцы скользнули от талии к бедрам, с силой вжимаясь в тело. Это совершенное безумие в тишине грязного переулка все продолжалось и продолжалось. — Не трогайте меня. — Люблю красный цвет. Это цвет крови, которая течет как жизнь внутри нас. Это цвет, который мне нравится носить. И ты весь в красном, — иностранец наконец убрал свои обжигающе горячие руки. В его глазах как будто и метался этот красный, любимый им цвет. Кровь на лице парня уже засыхала и наверняка неприятно стягивала кожу. — Тогда почему, — запнувшись, Чимин пошатнулся. С психопатами стоит вести себя спокойно, твердил он себе внутри. Как с собакой, которая вот-вот бросится на тебя чтобы вгрызться в твою плоть и заразить бешенством. Нужно быть спокойным. — Почему ты сам не в красном, раз так его любишь? — Общаться формально уже не имело смысла, потому что Чан сам перешел на панмаль. Край сознания возмущенно роптал, что разрешения даже не спросили, но сейчас это было самым последним, о чем хотелось думать. — Я ношу его только на сцене, — разведя руки в стороны, Чан снова растянул чертовски красивые губы в чрезмерно широкой улыбке. Чимин был готов поклясться, что перед ним сейчас стоял вовсе не человек. Полы черного пиджака разъехались, обнажая подтянутый живот с тонким шрамом, уродовавшим весь вид. — Сцене? Ты совсем пьян? — Нервный смешок превратился в кашель. Чертовы легкие спешили покинуть организм еще до наступления рассвета. Внутри все зудело от желания покурить. — Есть сигареты? — Для тебя все, что ты захочешь, — в губы ткнулась сигаретная пачка. Какая грубость. — Грубость? — Кажется, водка уже вытеснила остатки разума, заставляя говорить все, что приходит на ум. Пьяно чертыхнувшись, Пак еще сильнее вжался губами в картон. Смелости забрать сигареты из чужих рук не хватало, но все равно пришлось. Зацепив зубами сигарету, парень протянул пачку обратно. Горячие пальцы обхватили его руку. Чан медленно развернул зажатую в кулак руку Чимина и впился взглядом в глаза, в мгновение расширившиеся от ужаса. Это ямочка на щеке? Кристофер слегка прищурил глаза, снова скалясь в самой порочной улыбке и обнажая кончик языка. Облизнув острый край зубов, он прильнул языком точно к тому месту, где несколько мгновений назад были губы Чимина. Сам Чимин не мог не смотреть, как несчастный кусок картона вылизывали так, будто это не безжизненный кусок бумаги, а распаленный любовник, плавящийся под влажными дорожками. Чан не отрывал взгляда и то коротко, то размашисто вел языком по краю пачки. Хватка его пальцев стала почти нежной? Этот дьявол с залитым кровью лицом, взглядом ласкал каждый сантиметр кожи, который видел. Он хотел, он точно хотел потрогать Чимина пальцами, губами, языком, потереться носом о бьющуюся в бешеном ритме жилку на виске. На костяшке осело влажное касание, которое тут же захотелось стряхнуть, обтереть об одежду и забыть. Резкий хлюпающий звук будто отрезвил, заставив вырвать руку из крепкой хватки. — Это отвратительно, — поморщившись, Чимин похлопал себя по карманам. С облегчением обнаружив, что в кармане пиджака есть зажигалка, он прикурил и затянулся, блаженно прикрывая глаза. Эта привычка была слишком дорогостоящей, но стоила того. Первый глубокий вдох сразу успокоил клокочущее где-то на уровне пяток сердце. Дым медленно просачивался в кровь, смешивался с ней и замедлял бешеный стук в ушах. Он уже и забыл, что хотел сделать, ведь сейчас хотелось наслаждаться тишиной вдали от шумной улицы. Рокот оживленного района долетал как сквозь пелену, но не раздражал, как обычно. — Сейчас мы просто разойдемся, окей? Мне не нужны неприятности. — Я могу подвезти, — Чимин был уверен, что это предложение точно прозвучит. Ему этого не нужно — как будто такси до дома стоило дорого. Тем более этот Кристофер точно мог и его заломать, отвезти куда-то в безлюдное место и поиздеваться. Убить точно не сможет, но и покалеченным быть не хотелось. — Если хочешь. — Ты уже знаешь ответ, — скривившись, Чимин затушил сигарету о стену, которую до него использовали точно так же, и поспешил вернуться в клуб. Уже не хотелось пить и развлекаться, поэтому сегодня было точно достаточно. Молясь, чтобы за ним не увязались, Пак короткими перебежками добрался до бара и спешно начал прощаться. Джэбом по какой-то причине дважды пожал ему руку и столько же раз поклонился. Наверняка хочет выслужиться, потому Чимин помнил, как он сам на заре своей карьеры сбил ноги, бегая между кухней, курилкой и кабинетом босса в попытке засветиться. Ушлый малый, молодец. В такси Чимин впервые за вечер почувствовал усталость, которая будто пыльным мешком упала на него с огромной высоты. Глаза защипало. Яростно растирая их, Пак расстегнул свободной рукой верхние пуговицы рубашки и откинулся на сидение. Кожу не покидало ощущение фантомных прикосновений чьего-то взгляда. Вряд ли это был таксист, который сосредоточенно рулил и едва слышно мурлыкал удивительно в ритм радио. Чан отвел глаза и дернул руль в сторону, уводя автомобиль вглубь своего района. Стоило поспешить, ведь охрана в общаге была неприветливой даже при свете дня. Разговаривать вслух Бан вообще не любил, поэтому растущее внутри удивление о того, как много он сегодня позволил себе, неприятно кололо сердце. Стоило дожать того засранца в переулке, затащить в машину и дальше сделать что-то, что он пока еще не придумал. Всенепременно хотелось обязательно прикоснуться, но вот как, с какой силой бить, давить, царапать — Чан не знал. Надо подумать об этом утром, если он все же сумеет поспать после тридцати девяти часов бодрствования. Спать давно уже не хотелось, но сейчас глаза отчего-то слипались нещадно. И утром в голову все же пришли нужные мысли, пока он пинал попавшийся под ноги мусор. Зайдя в здание, Крис мысленно прокрутил в голове весь порядок действий. Надо было не сбиваться, дойти до конца и, может быть, будет хорошо до очередного баттла, который гонял в нем кровь на третьей скорости. Когда палец зажал кнопку звонка, все внутри четко разложилось по полочкам, а внутренний ураган эмоций затаился. — Опять ты? — Сонный Чимин с удивлением воззрился на парня, который замер с глупым выражением лица на пороге квартиры. Еще раз поставив в мысленном ежедневнике галочку, что пора уже попросить у арендодателей починить видеодомофон, Пак поспешно начал закрывать дверь, но его так же скоро затолкали внутрь, буквально тараня чужим сильным телом. Глухой удар чужих коленей об пол стал такой же неожиданностью для Чимина, как псих из клуба в пять утра в его квартире. И почему именно сегодня Тэхен с Хосоком так крепко спали? Обычно Хоби от любого звука уже скрипит из своей комнаты, что оторвет всем головы, а Тэхен вторит ему, добавляя от себя то, что в наказание всем готовить он позовет свою сестру. — Какого черта? Какого черта сейчас внутри все взорвалось, вырываясь наружу, Чан не знал. Он лишь зарывался носом в теплую футболку на животе, мечтая сильнее втянуть в себя запах чужой кожи. — Я правда умер, когда ты сел в ту машину. Ты не виноват, господи. Я хотел, чтобы тебе было хорошо. Надо будет сдохнуть ради тебя — я тотчас же умру, правда. Я жил мыслью о том, что снова обниму тебя, смогу покормить самым вкусным, что смогу сготовить, что смогу услышать твой смех. Я так люблю тебя. Я не могу умереть, потому что ты есть. Но если я все же вскроюсь, то помяни меня в один из своих свободных вечеров. — Голос Чана звучал громко, с каждым словом он будто затухал и возрождался. Чимин затаил дыхание, не спеша оттолкнуть от себя дрожащего парня. Снова накатил животный ужас, который совсем недавно сжирал его нутро. Бабочки в животе трепетали, предсказывая опасность от находившегося рядом человека. — Мое сердце определенно еще живет, но душа уже хочет успокоиться. Я бы умер, если бы не нашел тебя тогда. Я на коленях умолял проклятое мироздание подарить мне лишь один твой взгляд, когда я даже не знал тебя. Хочу тебя. Бешено, безумно, дико хочу коснуться твоей руки, сказать тебе спасибо на всех языках, что я знаю. Мое сердце бьется так быстро и слабо одновременно. Если сейчас передо мной будет палач и спросит о моем последнем слове — я попрошу счастья для тебя. Ты должен светить вечно. Это звучит совсем по ублюдски, но столько света не видел за свои двадцать шесть лет ни в ком. Я чувствую, как твое тепло греет даже мое поганое нутро. Я, может, даже расцвел бы для тебя мелкими белыми цветами, только для тебя. Хватка ослабла, позволяя отшатнуться. Чужая пьяная исповедь не была нужна Чимину, но внутри слабо зашевелилось честолюбие. Такие слова он часто слышал, но, чтобы какой-то мужчина восхищался им так неприкрыто — это было впервые. Хотелось довольно улыбнуться, как после самого сладкого поцелуя, но нельзя. Этот сумасшедший пацан еще тут, обнимает его, уткнувшись носом куда-то в область живота. — Я хочу тебя. Навсегда. Ты и я. Каждый день, — сильная хватка смыкается на талии, дергая вниз. Пак невольно охает, оседая мешком на пол. Колени больно ударяются о паркет, но еще больнее было ощущать, как ребра сжимают все сильнее. — Я не смогу дышать без тебя. Обними меня прямо сейчас или я сам это сделаю. Ты не представляешь, что я могу и хочу сделать с тобой. Руки сами обхватывают широкую спину, которая уже подрагивает под прикосновениями. От слов никогда не было так страшно и волнующе одновременно. Лучше подчиниться сейчас, усыпить бдительность и потом все же вызвать полицию. Отчаянно хотелось сбежать прямо через открытое окно, через которое лился свет закатного солнца и прохладный вечерний воздух, пахнущий сыростью. Чимин уже не может дышать от тяжелой хватки, которая душит его как клубок разъяренных змей. — Чан, пожалуйста, отпусти — просипев на последнем выдохе, Пак уперся лбом в плечо окаменевшего парня. Еще чуть-чуть и его ребра потрескаются, осыпаясь острыми осколками к ногам. Когда-то Чимину ломали кости, после чего он несколько месяцев мог спать только сидя и сдерживать свои порывы тактильности к Тэхену, потому что каждое движение отдавало по внутренностям мерзкой болью. Сейчас его не ломали, а стирали кости в порошок голыми руками. Будет больно, больнее чем сейчас, поэтому Чимин бьет раскрытой ладонью по плечу Криса, стараясь вырвать для себя еще немного жизни. Он не хотел умереть вот так, на полу съемной квартиры в спальном районе Сеула, где постоянно было грязно из-за проклятых туристов и непрекращающейся стройки новых жилищных комплексов. Ему всегда хотелось умереть только во сне, потому что, чего уж скрывать, он откровенно боялся. Он боялся вообще всего, что касалось смерти. Иногда, сидя в подпитии в очередную пятницу, Чимин ловил экзистенциальные вопросы в ворохе мыслей. Зачем он вообще что-то пытается делать, барахтается, поддерживает здоровье, прилежно работает, держит за теплую ладонь милую девушку? Все эти усилия будут оценены в ноль вон, когда он испустит последний вздох и его больше не станет. А что потом? Просто чернота, как в ночи, когда сны не снятся? Это было страшно и затягивало внутрь бессилия перед неизбежным. Лучше не думать вовсе, чем приходить к таким мыслям, когда стоило думать только о том, как надо отдохнуть. Объятия вмиг становятся совсем нежными. Чан будто специально довел Чимина до полубессознательного состояния, чтобы ему не мешали делать все, что он захочет. С мертвым телом было бы проще, но через какое-то время оно станет не таким теплым, как он любит. В целом, с мертвыми было скучно даже разговаривать — своим молчанием они только подтверждали все слова, не смея возразить. Все, кто умер, были слабаками — это слишком просто вот так взять и перестать дышать. Гораздо приятнее было жить, доказывать этому гребаному миру, что ты выше всех и все испытания смело выкидываешь за борт. Жить — это то, что прямо сейчас Чан делал, прижимаясь лбом к лбу ослабевшего Чимина. Глаза смотрели неотрывно, стараясь запомнить каждый сантиметр, каждый лучик слипшихся от невольно выступивших слез ресниц, каждое трепетание губ, хватающих воздух. Все это можно было отнять, снова начав обнимать крепче и ближе. В его руках была власть над чужой жизнью — захочет, задушит, вгрызется в глотку зубами, свернет шею. Отнять ее было очень просто, не другое желание сейчас билось в беспокойном пульсе вен. — Улыбнись мне, — даже сейчас на Чимине футболка с каким-то оттенком красного, который так ему идет. Все красные цвета и есть он, такой манящий и притягательный в своей беспомощности перед чужими руками. Крис облизнулся, с замиранием сердца ожидания исполнения своего приказа. Просить было бессмысленно, его совершенно точно боятся, и просьба будет расценена как слабость. — Чимин, улыбнись мне. Иначе я сам сделаю тебя Джокером. Чимину безумно страшно, он не может двигаться, а выполнить слова безумца он точно никогда не сможет. Пак улыбался как солнце, так ему говорили все вокруг. Не было ничего сложного растянуть уголки губ и прищуриться, ощущая, как вокруг все замирают в восхищении. Если бы внутри существовала батарейка, то у Чимина она заряжалась бы от чужого восторга самим собой. Крис смотрел на него слишком жадно, слишком алчно, слишком пристально — он ждал. Руки сложились в молитвенном жесте, встреченном издевательским смешком. Липкий страх окутывал все вокруг словно паутина, но только не Бана, все еще ждущего своего главного приза. Чан смотрел лишь несколько минут, без колебаний решая для себя, что его выбор несовершенно правильный. Идеальных людей, кроме него, не было и Чимин сейчас это доказывал, пытаясь что-то попросить, мотая головой и беззвучно плача. Сильный пожирает слабого, который до самого конца верит, что он вырастет и станет сильным. Любовь, вспыхнувшая слишком резко в груди Кристофера, была чуждой, но интересной. Это была именно любовь, потому что ненависть была слишком тяжелой и противной для того, чтобы ее нести. Каждое мгновение его взгляд любил все больше, видел тысячи причин для любви в Чимине, таком несовершенном, слабом и ведомом. Пак улыбнется уже на кухне, куда надо было срочно выйти покурить. В подъезде нельзя, зато в окно можно. Плевать, что рядом детская площадка, на которой носятся новые для этого мира люди — в легких невыносимо зудело, а зуд Чан не любил больше всего остального прямо сейчас. Когда по руке ударяет распахнувшаяся от ветра створка, Чан в ярости. Проклятье, какого черта вообще сейчас есть ветер? По прогнозу обещали штиль и тепло. Когда Чимин подходит для того, чтобы зафиксировать окно, Чан уже не может сдержаться и громко матерится, ударяя парня по руке. — Я сам. Когда Чимин улыбается, виновато, но улыбается, Чан умер. Он клялся, что не может любить сильнее, чем сейчас, но на самом деле мог — уже в следующую минуту. Его выбор был абсолютно правильным и непоколебимым. Все что угодно он отдал бы раньше, если бы знал, как его может согреть простое движение губ. Все силы мира сосредоточились внутри, от чего хотелось что-то делать, ломать, создавать и тоже улыбаться в ответ. Это опасное состояние Крис часто испытывал, выходя выдать очередные треки людям, без которых он и сам знал о том, что его разум способен только на гениальные вещи. Возбуждение горячим притоком било по голове, пока глаза следили за красивыми губами, уже что-то произносившими. Голос Пака был не слишком приятным, когда не был шепотом — слушать даже не хотелось, но пришлось. — Тут все же площадка. Кури быстрее, а то холодно, — Чимин скрестил руки на груди и укоризненно воззрился на младшего. Крис пожал плечами, бурча что-то про свою самостоятельность, и прикурил. Галдеж малышни под окном усилился. — Смотри-ка, ты кое-кому приглянулся. — Пак кивнул в сторону качелей, на которых чье-то очаровательное чадо во все глаза смотрел на курившего Бана. Маленькие ладошки неловко замерли в воздухе, не решаясь что-то сделать. Чан лучезарно улыбается малышу. Ребенок будто облегченно и счастливо смеется, все же решаясь помахать. Крис машет в ответ, не переставая улыбаться. Удивительно, в этом человеке есть и свет? Чимин уже было начал быстро набирать веру в человечество, но, когда рука парня медленно повернулась тыльной стороной и все пальцы, кроме среднего согнулись, Пак забыл все, что у него было на уме. Ребенок ошарашенно смотрел, как совершенно взрослый человек показывал ему жест, за который мама его отругала так сильно, что в крохотной голове мгновенно вспыхнули яркие и очень обидные флешбэки. Детский плач разнесся по площадке. — Пусть привыкает ко взрослой жизни, — Бан затянулся и оставил сигарету в зубах. На его лицо снова опустилась непроницаемая маска, которую Чимин видел почти все время, пока их взгляды не сталкивались. Иногда он завидовал тому, как этот юнец быстро меняет выражения лица, интонации. Кристофер словно жонглировал своими эмоциями, переключался между ними молниеносно и не мог не пугать этим. Только когда глаза смотрят в глаза, а дыхание сбивается не только у Чимина и не от страха, в темных, совершенно обычного цвета глазах, теплилось что-то человеческое, счастливое, пусть даже с уже привычным налетом безумия. — Кармин, будь со мной, будь со мной тут, в этой жизни и потом, — подушечки пальцев оглаживают губы Чимина, а в глаза смотрят с щенячьей преданностью. — Хотя, эта жизнь и так говно, а потом ты и вовсе умираешь, не оставляя после себя ничего. Лучше в следующей будем связаны крепко, как в этой сраной теории про соулмейтов. — Мы о жизни будем говорить сейчас? — Почти капризно протянул Чимин, ощущая как короткие поцелуи осыпают его висок, переходя на волосы. Горячая ладонь Чана сместилась на шею, невесомо касаясь ее. Лежать рядом было так правильно, так естественно. Момент, когда он провалился в другого человека, Пак как-то упустил, но сейчас значение имели только ласковые поглаживания пальцев, от которых все еще пахло прогорклым дымом. Чужое дыхание исчезло, чтобы через мгновение опалить губы. На коже наверняка пунцовыми пятнами расцвел румянец, когда Крис приблизился, сталкивая их носами. Глаза захотелось прикрыть от накативших горячей волной ощущений. Веки затрепетали, опускаясь. Это все было слишком. С закрытыми глазами целуются только с любимыми, но Чимин не любил того, чью шею он обвил руками, не решаясь прижать к себе. Просто так нужно было, чтобы ничего не портить, не нарываться снова на обиженные фразы и слишком сильные объятия. Когда-нибудь Крис сломает его своими руками, разорвет на куски и будет как хищник копаться в его останках, измазываясь в алой крови. — Меня зовут Чимин, Чимин. Понимаешь? Если так сложно запомнить, то зови меня хён. — Тебе это не подходит. Ты красивый, как самый яркий для меня оттенок красного. Твое имя даже сочетается — Чимин и кармин, — Чан подхватывает слишком легкую для него ношу, бережно прижимая к себе. Как жаль, что нельзя впиться зубами в эту пахнущую теплом кожу, искромсать ее, поедая всего Чимина до остатка и сливаясь с ним в единое целое. Казалось, что зубы уже чешутся внутри, а язык ощущает соленый вкус слез и крови. Как же хотелось укусить, почувствовать, что это все реальность, самая настоящая, горькая и правдивая. Всех прикосновений, шепота на самое ухо, мурашек, звуков не хватало для того, чтобы утолить внутренний голод. Собрав последний рваный выдох тягучим поцелуем, Чан откинулся на спину. Рядом зашуршала простынь и вдруг стало пусто. Внутри не было ни одной ясной эмоции кроме, наверное, жадности, которая пожирала изнутри, пытаясь переброситься на других. Кристофер всегда хотел большего и брал это всеми путями, что были доступными. Каждый, кто даже тень отбрасывал на новые цели, заслуживал каждый удар, каждое слово, врезающееся в лицо. Даже глупый Чимин был неудачником, которого хотелось растоптать, уничтожить, низвергнуть за его скучные разговоры о работе, о таких же тупых, как сам Пак, друзьях. Зачем он сейчас ушел в ванную? Злость приятной тяжестью давила на грудь. Кулаки уже нетерпеливо подрагивали, стискивая простынь. — Завтра рано вставать, да? — Чимин поспешно лег рядом, немного дрожа от прохлады. Пальцы, такие аккуратные и любимые, легли прямо над сердцем. Все замедлилось и стук пульса стал единственным метрономом в этом мире. Мокрые волосы мажут по коже, оставляя после мелкие капли. Ночной воздух тяжелеет над людьми, чьи руки сплелись пальцами и губы выговорили лишь одно тихое слово. Все поплыло перед глазами, когда чьи-то губы целовали ладонь и шепот щекотал тонкую кожу запястья. Сознание теплилось под кожей огненными нитями, срастающимися в единое полотно в области сердца. Как мало надо для того, чтобы ощутить всепоглощающую любовь, счастье, тепло. Чан появился на свет с единственной целью — обнимать Чимина, перебирать пальцами пряди его волос, целовать невесомо в макушку и вдыхать запах свежести. Сердце вот-вот готовилось взорваться от щемящих чувств к сонному парню, который жался к затаившему дыхание Крису. Хотелось оберегать его вечность, бешеным цербером стоять на страже его сна и рвать глотки всем, кто посмеет взглянуть на его Чимина. Сон хотелось прогнать вовсе, потому что ночью кто угодно мог оказаться рядом, отнять его, отнять Чимина и навсегда увести за собой. Чан не выдержит этого. Он просто не выдержит пустоты в своей постели. Внутри точно все умрет, сгниет, истлеет и не будет его больше существовать. Глаза на мгновение закрылись, пытаясь унять дрожь в теле и забыть навсегда ужасающие картинки, которые исключительная в своей гениальности фантазия подкидывала как дрова в огонь. Крупно вздрогнув всем телом от ощущения, что вот-вот он упадет, Крис широко распахнул глаза. Перед глазами чернел влажный асфальт. Воздух пропитался солью, противно оседавшей в легких. Дышать было сложно от кашля, сжимающего глотку. Непонимающе моргая, Чан оттолкнулся ладонью от земли. Затылок ударился о твердую поверхность, но острая боль в переносице была сильнее всего остального. Взгляд блуждал по черному предзакатному небу, пересекаемому полосами толстых пыльных проводов. — Бешеная псина, — хриплые крики где-то в стороне мешались со звоном в ушах. Дышать через сломанный нос было невозможно, из-за чего хриплое дыхание переходило в постанывание от режущей внутренности боли. — Всесильным себя ощутил, молокосос? Твою мать, отпустите меня, я еще не закончил! — Господин, нам нужно вызвать полицию и скорую. У вас кровь еще идет, а у этого парня наверняка что-то сломано. Я слышал хруст, — звонкий голос и звуки борьбы медленно прибавляли в громкости, как будто кто-то выкручивал микшер. Неразборчиво орущий проклятия голос он узнал сразу. Какого черта эта бесталанная тварь здесь? Он пришел за Чимином? Проклятый сон, это все точно он. Стоило закрыть глаза и все слюнтяи, которые пытались усомниться в нем, налетели на его единственное успокоение в этом провонявшем пылью и отчаянием мире. — Пожалуйста, доверьтесь мне. Я все видел, он нападавший. Перед глазами снова все поплыло, как в прошлый раз, когда Крис позволил сну себя сморить. Мысли беспокойно метались внутри черепной коробки, не складываясь во что-то внятное. Чимин, Чимин, Чимин — в голове набатом звучит имя, которое хочется говорить непременно низким голосом, на самое ухо, вызывая мурашки по коже. Яркие мигалки слепят взор, но лучше бы его ослепили только одной улыбкой, как тогда, в тесной кухне под рев мерзкого пацана с улицы. — Вы знаете имя нападавшего? — Чимин нервно теребит край пиджака, стоя около полицейской машины. Вечер стал совсем уж мерзким, когда его за локоть аккуратно, но все же силой подтащили к служителям порядка. Избитый парень хмыкнул, зыркая в сторону скорой. Это ему сейчас должны были перевязывать голову, а не отбитому на всю голову недоноску. — Господин? — Мин. А этого поехавшего Бан Кристофер зовут, корейское имя Чан. Вряд ли в этом городе еще есть такие, как он. Он из Австралии, так что несложно будет его найти. Полицейский поджал губы, сосредоточенно копаясь в базе данных. Клавиатура служебного планшета щелкает слишком громко, от чего Чимин морщится. Никогда ему не понять любителей работать с техникой, у которой все режимы выкручены на максимальную громкость. Перед глазами маячат буквы, которые все никак не складываются в слова. — Я думал сделать вам замечание, но вы, кажется, правы. Странно, что человек с диссоциальным расстройством вообще находился здесь. Он что-то принимал? — Мужчина продолжает раздражающе щелкать пальцами по сенсору, а Чан умирает от сжигающей изнутри боли, от нехватки Чимина рядом. Хочется встать, дойти до него и прижаться носом к коже, которая пахнет как сами высокие небеса для достойнейших праведников. «Пожалуйста, только улыбнись, улыбнись мне сейчас здесь. Скажи им всем, что все это только сон, и утешь меня своим нежным взглядом, мой прекрасный. Душа моя, мой карминовый рай, я здесь, только руку протяни». — Кармин. — Свистящий шепот доносится до слуха. Пак отвлекается от планшета, пытаясь сосредоточиться на горящем взгляде парня, которого уже укрывали пледом и подносили кислородную маску к испачканному лицу. Губы кривятся в болезненном подобии улыбки. Чимин в ответ не улыбается.