***
Луговые цветы. Они были повсюду. Бескрайнее поле простиралось далеко за горизонт, и вокруг мальчика не было ничего, кроме высокого синего неба, ярко-зелёных стеблей и разноцветных венчиков чабреца и душицы. Мимо него носились пчёлы и стрекозы, в воздухе стоял густой запах мёда. Трава доставала мальчику почти до груди. Усыпанные цветами невысокие холмы тянулись вдоль горизонта, и казалось, во всем мире нет второго такого сказочного места. Баттерс обернулся, и у себя за спиной увидел высокие скалы. Они вырывались из земли, как сломанные кости из плоти, и выглядели чужеродным мрачным мазком на яркой картине. Чувствовалось, что они появились здесь задолго до того, как вокруг раскинулся луг, и будут недвижимо стоять, когда от него не останется и следа. На фоне синего неба особенно выделялись несколько острых каменных глыб, подножия которых терялись в густом ковре цветов, и рядом с ними одинокая, будто заблудившаяся, ель. Мальчик приблизился к дереву, и за его пушистыми тёмно-синими лапами заметил расщелину между скалами. Он прошёл под ветками, склонив голову. Мелкие камешки сыпались у него из-под ног, и он осторожно проскользнул внутрь просторной пещеры. Сюда не проникал свет, и Баттерс с трудом смог различить в центре большой камень с гладкой, плоской поверхностью, с красными следами на нём. Рядом с мальчиком послышался шорох, и наконец он заметил, что в пещере он не один: у дальней стены, спиной к нему стояла невысокая фигура, задумчиво водившая ладонью по рисункам и узорам на камнях. — Привет! — Баттерс махнул рукой и окинул обернувшегося человека любопытным взглядом. — Ты не знаешь, что это за место? Тот неспешно оглядел Стотча с ног до головы, помедлил несколько секунд и печально ответил: — Это капище. Темнота мешала разглядеть лицо незнакомца, а голос был по-детски высоким, и мог принадлежать как девочке, так и мальчику. Баттерс не знал, что такое «капище», но не успел ничего спросить: его собеседник тяжело вздохнул и мрачным тоном произнёс: — Здесь раньше убивали людей. Баттерс встревоженно посмотрел по сторонам: стены и потолок пещеры были покрыты ритуальными рисунками и старыми, уже побуревшими пятнами крови. Теперь он увидел, что груды причудливых камней на полу — это обгоревшие человеческие кости, сваленные в кучу. Самый воздух был пропитан страхом и смертью. Мальчику стало неуютно. Он обернулся, и в глаза ему ударил яркий дневной свет. Снаружи по-прежнему простирался луг, светило солнце, а старая ель будто старалась прикрыть своими лапами вход в пещеру и спрятать ужасы прошлого. Тихим, вдумчивым голосом Баттерс обратился к тёмной фигуре. — Знаешь, мне кажется, это место устало быть страшным. Незнакомец удивленно посмотрел на мальчика. Баттерс осторожно приблизился к нему, взял за руку, и вывел из пещеры на улицу. Их взглядам открылось море высоких зелёных стеблей. Аквамарин неба сгущался и темнел к линии горизонта; зелень луга будто сияла на фоне лиловых туч. — Смотри, как тут красиво. Раньше здесь творились ужасные вещи, а теперь эти скалы состарились, и им больше не хочется быть опасными. — Баттерс блаженно прикрыл глаза. — Они же не виноваты, что люди стали тут убивать друг друга. Наверно, это очень грустно, что этих мест так долго боялись, и теперь им хочется, чтобы ими любовались и восхищались. Человек рядом с ним внимательно слушал, не говоря ни слова. Он выпустил ладонь Баттерса и сделал несколько осторожных шагов вперед, сел на корточки и провёл ладонью по земле, пропуская траву сквозь пальцы, а затем сорвал один цветок, и стал задумчиво вертеть его в руках. Мальчик мог поклясться, что тот улыбался. И как только он повернулся лицом к Баттерсу, того оглушила трель будильника. Мальчик распахнул глаза. Он выключил вопящий телефон, сел на край постели, и спрятал лицо в ладонях, стараясь собраться с мыслями. Он постепенно осознавал, что встреча на лугу не была случайностью: сегодня он, возможно, познакомился со своей родственной душой. Только её лица он так и не увидел.***
-… И иду я по коридору, заглядываю в одну из дверей, а там кофейня Твиков. — Голос Такера звучит настолько монотонно и незаитересованно, что может создаться впечатление, будто видеть сны для него — тяжёлая работа. — А за стойкой стоит Твик и какие-то бумажки в руках вертит… — И Крэйг подходит ко мне, и спрашивает: «Что это за бумажки, дорогой?» Я говорю, что к контрольной готовлюсь, ещё и работать приходится. А ему то приснилось, что она уже была! — Твик как всегда перебил своего парня, но тот не обиделся и стал терпеливо ждать, когда блондин договорит. — Он и сказал, что она уже закончилась, я чуть не умер от стресса! Хорошо, что это был только сон! Благодаря громкому голосу Твика, вся столовая невольно была в курсе их с Крэйгом совместных сновидений. С тех пор, как мальчики узнали, что являются соулмейтами, у Джимми появилась ежеутренняя традиция спрашивать Такера, что ему снилось, и пытаться угадать, на каком предложении Твик его перебьёт. — Кстати, почему ты сегодня так рано проснулся? Я когда глаза открыл, на часах было полшестого. — Крэйг пристально посмотрел на своего парня, и по его виноватому взгляду безошибочно угадал причину. — Милый, я же просил тебя не пить кофе на ночь. Твик сконфуженно улыбнулся: — Извини, я весь вечер готовился к контрольной, разнервничался. Баттерс слушал их разговор вполуха. Он был полностью погружён в свои мысли и вопреки обычаю весь день сосредоточенно молчал. Машинально ковырялся в тарелке с едой, не отдавая себе отчета в том, что делает. Сейчас всё его внимание было сконцентрировано на одной простой идее: возможно, этой ночью он впервые встретил свою родственную душу. Уцепившись за небольшую деталь из своего сна, Баттерс наконец вышел из транса и обратился к сидящим рядом детям, перебив начавшего рассказывать свой сон Стэна. — Ребят, а вы не знаете, что такое «капище»? Дети замолчали, явно не понимая, почему Баттерс вообще встрял в разговор с таким странным вопросом. Оторвавшись от еды, Кенни смерил его на удивление пристальным взглядом и несвойственным ему серьёзным тоном ответил: — Это место для жертвоприношений и обрядовых молитв. Теперь удивлённые взгляды были адресованы уже МакКормику. Игнорируя их, он уткнулся в тарелку и принялся тщательно пережевывать картошку, ясно давая понять, что она для него представляет гораздо больший интерес, чем недоумение на лицах друзей. Прерванная вопросом Стотча беседа возобновилась, но Баттерс не стал её слушать. Он составил почти нетронутый обед на поднос, вылез из-за стола и пошёл в сторону выхода, не замечая, что к нему прикован внимательный, изучающий взгляд Кенни МакКормика.***
Ливень. Вода лилась с неба непроглядной стеной. Всё, что мог разглядеть Баттерс — это смутные очертания зданий, теряющиеся в ярко-бирюзовых потоках воды. Над головой у него раскинулись ветви невысокого дерева с изумрудной листвой, но даже широкие, размером с ладонь листья не могли укрыть его от дождя. Падая, каждая капля загоралась, подобно падающей звезде, и пространство вокруг будто сияло голубыми и зелёными неоновыми красками. Он увидел, как к нему приближается размытое красное пятно и приветливо машет рукой: — Хэй, иди сюда! Стотч подбежал к плохо различимой фигуре; та схватила его за руку и потащила куда-то сквозь стену дождя. Они бежали по щиколотку в луже, в которую, кажется, превратилась вся улица, шлёпая босыми ногами по мокрому асфальту. Баттерс почувствовал, как его тянут за руку куда-то вниз, и он осторожно ступил на появившуюся из ниоткуда широкую каменную лестницу. Дети оказались в просторном помещении под землёй. Его можно было бы назвать «канализацией», если бы оно не было настолько чистым и красивым: высокие сводчатые потолки и стены из каменных плит, узкие оконца, сквозь которые струились потоки воды, впадавшие в длинные неглубокие бассейны, тянувшиеся вдоль стен. Вода в них была кристально чистой. Помещение напоминало коридор, конец которого терялся где-то вдали, в голубых бликах и лёгкой водяной дымке. Баттерс завороженно разглядывал узоры зеленоватого мха на стенах: — Какая красота! — Он поднял глаза наверх, тщательно изучая продолговатые окна, закрытые узорной решёткой. — Как думаешь, куда течёт вся эта вода? Было бы круто дойти до конца тоннеля, и увидеть, куда он ведёт. Может там озеро? Я читал о том, что под землёй бывают озёра, особенно в горах. Его собеседник долго молчал, наслаждаясь беззаботным щебетом Баттерса, а затем неожиданно произнёс: — Я так и думал, что ты снова мне приснишься. — Он отвел взгляд и принялся рассматривать собственные босые ноги. — Странно это. Баттерс посмотрел на своего собеседника: тот стоял наклонив голову так, что капюшон ярко-красного дождевика полностью скрывал его лицо. Что-то в этой манере показалось Баттерсу знакомым: но это чувство, как и все мысли во сне, скоро затерялось где-то на задворках сознания, оставив после себя лишь смутное ощущение. Стоявший перед ним мальчик смотрел в один из бассейнов, носком стопы спихивая в воду мелкие камешки и наблюдая, как на ее поверхности расходятся круги. Внезапно он подпрыгнул на месте, замахал руками у себя перед лицом, и громко вскрикнул. В следующую секунду Баттерс проснулся.***
Четвертый класс тихо гудел, как пчелиный улей. Несмотря на довольно интересную тему беседы, мистер Мэки обладал уникальным талантом любую свою консультацию превратить в самое скучное занятие на свете, и потому дети, благополучно игнорируя психолога, переговаривались между собой, кидались скомканными листками бумаги или откровенно спали, прикрыв глаза от света тетрадями. Баттерс лежал на парте и думал. Его родственная душа говорила о себе в мужском роде. Значит, всё-таки мальчик. Не то чтобы Стотч был сильно удивлён; сейчас его гораздо сильнее волновал вопрос, почему он никак не мог увидеть лицо своего соулмейта. Монотонный бубнёж психолога вгонял в сон, и от размышлений Баттерса отвлёк громкий храп уснувшего на соседней парте Клайда. — …давайте достанем следующий листочек из нашей коробочки анонимных вопросов психологу, м-ладненько? «Мне до сих пор не снился мой соулмейт. Ребята говорят, это значит, что он умер, или у меня вообще его нет. Значит ли это, что я стану скучным сороколетним одиноким занудой, который даже нормально общаться с людьми не умеет?» Угум, п’нятненько. Мистер Мэки грустно покачал головой: — Вы должны помнить, что вы ещё очень юны, п’нятненько? Конечно, почти все вы уже должны были увидеть свою половинку, но бывает так, что первый совместный сон людям снится уже во взрослом возрасте. Не стоит отчаиваться, м-ладненько? Те немногие, кто ещё обращал на психолога внимание, начали фыркать себе под нос и давиться сдерживаемым смехом. Мистер Мэки невозмутимо взял в руки следующий листок, не понимая, как глупо звучали его попытки отвечать на явно издевательские письма детей. — Следующий вопрос, м-ладненько? «Мистер Мэки, мне всё время снится кучка какашек с вашим лицом. Что это значит?» Класс взорвался хохотом. Пока мистер Мэки пытался воззвать к совести учащихся и уговорить из замолкнуть, с задних парт под общий гогот послышался шёпот Кайла: — Кенни, это ведь ты написал? Виновник творящегося в классе беспредела поднял голову с парты, поправил торчащие из-под капюшона волосы и согласно кивнул, хитро хихикая в ворот парки. Картман смерил друга пристальным взглядом и заметил: — Какой-то ты помятый сегодня, даже больше чем обычно. Выглядишь так, будто твои предки всё-таки продали тебя в рабство в обмен на банку супа. В ответ блондин демонстративно зевнул: — Не выспался просто. Мне сегодня ночью крыса прямо на лицо прыгнула! Хорошо хоть не укусила, только чумы или бешенства мне не хватало. Сидевшая за соседней партой Энни брезгливо сморщила нос и отодвинулась от смерившего ее недовольным взглядом МакКормика. — Успокойтесь, ладненько?! Мужчина повысил голос в попытке привлечь к себе внимание: — Я читаю следующий вопрос, ясненько? «Что делать, если моя родственная очень рано просыпается каждый день, и как ей объяснить, что я не хочу вставать в 4:20?» Не понимая, что вопрос был шуточным, психолог ещё долго распинался об особенностях совместных сновидений, не обращая внимания на то, что его давно никто не слушает.***
После урока Стотч стоял возле своего шкафчика и уже собирался домой, когда его окликнул Кенни. — Баттерс! — Он подбежал к мальчику, лучезарно улыбаясь. — Мне тут ребята подарили новый файтинг, а приставки у меня нет. — МакКормик спрятал руки в карманы и немного неуверенно предложил: — Не хочешь сыграть вместе? — Ой, я с радостью! — На лице Стотча расцвела улыбка. — Только мне надо позвонить родителям, спрошу, не против ли они, чтобы ты пришёл в гости. Он достал из ранца телефон и уже собрался набрать нужный номер, когда Кенни быстро, будто наконец решившись, спросил: — А можно я у тебя с ночевой останусь? Баттерс стал растерянно хлопать ресницами. С одной стороны, он очень любил, когда друзья оставались у него на ночёвку, особенно, когда это был Кенни. С другой — теперь его сны стали чем-то личным, интимным, о чём не хотелось рассказывать ни родителям, ни друзьям, и даже спать с кем-то в одной комнате казалось кощунственным. Кенни встревоженно наблюдал за ним. Баттерсу внезапно стало стыдно: он вспомнил, что для его друга ночёвка — это редкая возможность нормально поужинать, помыться, и выспаться без страха, что ночью тебя укусит крыса или разбудят крики шатающихся по Содосопе бездомных. Кроме того, он и правда очень соскучился по Кенни. Мальчикам слишком редко выпадала возможность пообщаться наедине, так что Баттерс с искренней, пусть и запоздалой радостью сказал: — Да, конечно.***
Кенни не очень любил гостить у Стотчей: глава семейства — Стивен, всем своим видом давал понять, что он думает о дружбе своего сына с мальчиком из неблагополучной семьи, очевидно считая, что тот плохо влияет на Баттерса, а миссис Стотч неодобрительно, и как ей казалось, незаметно, всё время косилась на МакКормика, явно опасаясь, что он может принести в дом вшей или герпес, а после его ухода, по словам самого Баттерса, по несколько раз пересчитывала ложки. Однако, сложно было отрицать, что ему искренне нравилась компания Баттерса, настолько, что это затмевало собой неприятный осадок от общения с его поехавшими предками. Баттерс же вовсе был счастлив. Ему всегда очень нравилось проводить время вместе с Кенни, потому что тот, в отличие от остальных детей, никогда не вел себя так, словно делает Баттерсу одолжение, общаясь с ним. Они не так часто общались наедине, без других ребят, и Стотч очень ценил такие моменты. С Кенни было намного проще найти общий язык, чем с кем либо другим, и рядом с ним Баттерс чувствовал себя легко и непринуждённо, без необходимости подстраиваться или притворяться, что очередная злая шутка его не расстраивает. Так что этот вечер был по-настоящему радостным событием для обоих ребят. Они искренне были рады провести время вместе и просто немного подурачиться. Весь вечер мальчики провели, играя в подаренную Кенни игру. Это был файтинг, и для каждого боя ребята придумывали свою предысторию, благополучно игнорируя официальные описания персонажей, так что выходило, что покрытый шрамами с головы до пят воин в ржавых доспехах сражался с грудастой амазонкой за тарелку блинчиков в сиропе, благодаря чему воспринимать их драку всерьёз было совершенно невозможно. Затем был ужин. Непривередливый Кенни с несказанным удовольствием съел всё, что ему положили в тарелку, всем своим видом выражая самый искренний восторг от стряпни миссис Стотч, незаметно при этом засовывая в карман парки пирожки, предварительно завёрнутые в салфетки. Когда же, придя в комнату, Кенни вытряхнул припрятанное в рюкзак, Баттерс только заботливо осведомился, не дать ли ему целофановый пакетик, чтобы на тетрадях не остались масляные пятна. Они вместе сели смотреть какой-то недавно вышедший ужастик, оказавшийся на редкость скучным. Но за счёт того, что на протяжении всего фильма Кенни отпускал дурацкие пошлые шуточки, а Баттерс негодуя, сбивчиво пытался объяснить, почему план злодея провалился и как именно ему стоило убивать визжащих подростков, плохой ужастик превратился в отличную комедию, и мальчишки не переставая хихикали над происходящим на экране. Спального мешка у Кенни не было, да и Баттерсу было неловко заставлять гостя спать на полу, в то время как он сам лежит на кровати, так что мальчики решили спать вместе. Кровать была достаточно широкой, чтобы им обоим хватило места, и Кенни с заметным наслаждением упал на чистую простынь, поплотнее закутываясь в мягкое одеяло и громко желая Баттерсу спокойной ночи. Стотч устроился рядом, произнёс тихое: «Сладких снов» — и начал медленно проваливаться в сон.***
Баттерс шёл по улице города. Вокруг было темно, как ранним утром; лишь снег вопреки законам логики выделялся яркими белыми пятнами на фоне темно-серого сумеречного пейзажа. Фонарные столбы и голые деревья конвоем стояли вдоль пустой дороги, а по улицам слонялись одинокие тени, лишь отдалённо напоминавшие людей. Домой идти не хотелось. На сердце у Баттерса было неспокойно — он знал, что его ждёт наказание, но не мог вспомнить за что. Важно было лишь то, что отец будет очень зол и избежать его гнева не получится. Мальчик нехотя плёлся по тротуару, тоскливо разглядывая грязь и комья мокрого снега, плававшие в лужах. Он почувствовал, как на плечо ему мягко легла чья-то ладонь: блондин обернулся, и увидел перед собой невысокого мальчика его возраста. Странно, но как Баттерс ни старался, он не мог сфокусироваться ни на чём, кроме тёмно-синих, почти лиловых глаз. Образ ускользал от него, не желая складываться в единую картину, и всё же в нем чувствовалось что-то до боли знакомое, и Стотча не покидало неуловимое ощущение близости. Немного помедлив, мальчик взял Баттерса за руку и неуверенно улыбнулся, как бы давая понять, что бояться больше нечего. Тревога отступила. Теперь уже был не важен гнев родителей, а мысль о неизбежном наказании потеряла свое значение. Воспряв духом, Баттерс заулыбался и обратился к парнишке. Он не знал, кто это, но был уверен, что они хорошо знакомы. — Я так рад тебя видеть! Давай погуляем вместе? Мальчик согласно кивнул головой. Они пошли вдоль мрачных однотонных домов, выглядевших очень старыми, будто построенными несколько веков назад. Серая кирпичная кладка причудливо сочеталась с массивными темными брёвнами, проглядывавшими в самых неожиданных местах. Баттерс обеспокоенно разглядывал здания, среди которых вот вот должен был показаться и его дом. — Пойдем по другой улице? Если мой папа увидит нас вместе, он и на тебя рассердится. Знаешь, — Баттерс посерьезнел, и в его голосе зазвенели обида и злость, — он постоянно меня наказывает. Часто даже совсем без причины! Я иногда думаю о том, что если бы его не было, то мы с мамой были бы гораздо счастливее. Его собеседник внимательно слушал, не произнося ни слова. — Знаешь… — В голове Стотча появилось четкое осознание, как ему следует поступить. — Надо отравить его. Мальчик удивлённо выпучил глаза, услышав план Баттерса, и против воли хихикнул. — Быстро ты, однако, до убийства додумался. — Он поглядел по сторонам, осматриваясь, и после нескольких секунд тишины неожиданно добавил: — Странные у тебя сны. Баттерс удивлённо вскинул брови. Разве это сон? К нему медленно пришло осознание нереальности происходящего; размытые тени больше не казались чем-то естественным, и в глаза стали бросаться странные детали знакомых улиц. Мальчики как раз остановились у края тянувшегося вдоль дороги оврага, которого сроду не было в Южном Парке. Да и не бывают сточные канавы глубокими настолько, чтобы нельзя было разглядеть их дно. Если это сон, то мальчик рядом — его родственная душа? Баттерс постарался привести мысли в порядок, и уже чуть более осмысленно спросил: — С чего ты взял, что это мой сон? Его соулмейт наклонил голову на бок и с грустью в голосе произнёс: — Мне раньше никогда ничего не снилось. А теперь — только ты. Он поднял глаза, и их взгляды пересеклись. Синие глаза ренгеном просвечивали Баттерса, и ему стало неуютно — его соулмейт будто упрекал его в том, что он ему снится. Мальчик напротив него выглядел огорчённым и смущённым, очевидно, что он не рассчитывал увидеть в своих снах худосочного болтливого белобрысого мальчишку, и если в первые два раза у него еще оставалась надежда, что это просто совпадение, то теперь сомнений не осталось: Баттерс был предначертан ему судьбой, а он как никто другой знал, насколько жестокой она иногда бывает. Мальчик наконец отвел взгляд в сторону и обиженно пробурчал: — Ты даже узнать меня не можешь. — Прости… — Баттерс стыдливо опустил глаза в землю. Он чувствовал себя виноватым, и в то же время никак не мог понять, чем именно он провинился. Мальчик грустно вздохнул. Он заключил Стотча в объятия и с надеждой в голосе проговорил: — Может быть это поможет? После этих слов он одним резким движением оттолкнул Баттерса, и тот свалился в овраг позади себя. Ощущение свободного падения и чувство опасности моментально привели Баттерса в чувство. Он подскочил на кровати и громко вскрикнул; в груди из-за вспышки адреналина бешено колотилось сердце, а в висках стучала кровь. У него под боком заворочался разбуженный Кенни. Он с трудом разлепил веки и сонно взглянул на друга: — Чего случилось? Смутившись, Баттерс тихо проговорил: — Мне приснилось, что я упал. Извини. — Да? — Кенни как-то странно прищурился. — А что ещё тебе снилось? Баттерс замялся. Ему не хотелось рассказывать кому-либо о своих снах. Но терзавшие его переживания и осуществившийся страх любого ребёнка быть отвергнутым своей родственной душой заставили его признаться: — Мне приснился мой соулмейт. Он обнял меня, а потом толкнул в овраг! — Стотч смял в ладонях пододеяльник и обречённо проговорил: — И, кажется, я совсем ему не нравлюсь… МакКормик смотрел на него со смесью любопытства и сочувствия: — Ты не помнишь, кто это был? — Нет. Он мне совсем недавно начал сниться, всего три дня назад. В первые два раза я вообще его лица не увидел, а сегодня просто не запомнил. Странно, — Баттерс нахмурился, — мне кажется, что мы с ним знакомы, просто я не могу его узнать. И он сам говорил, что сердится из-за этого. Ответом ему послужил протяжный вздох. Баттерс подумал о том, что Кенни слишком близко к сердцу принимает его проблемы, и благодарно улыбнулся, но тут же опустил взгляд вниз, мученически заломил брови и с неимоверной тоской в голосе спросил: — Как ты думаешь… это я виноват? Голос Баттерса звучал едва слышно, и Кенни испуганно посмотрел на друга; тот из последних сил сдерживал слёзы. — Я всё делаю не так. Даже моему соулмейту я не понравился! Знаешь, он на меня так смотрел, будто я его страшно разочаровал, будто он ожидал увидеть во сне кого угодно, кроме меня. Ну так вот и пошел он на фиг! Вместо того, чтобы заплакать, Баттерс злобно ударил кулаком в стену, а затем замер, закрыв глаза. — Раз уж я так ему не понравился, то пусть ищет себе кого-нибудь получше! — Мальчик сердито хмурился. — Правильно Эрик говорил, что у такого чмошника как я просто не может быть пары. Никому я не нужен. Кенни слушал его с беспокойством в глазах. Осторожно, словно боясь навредить, он обнял Баттерса и положил его голову себе на плечо. Стотч обессиленно прижался к нему, обвивая хрупкую фигурку руками и цепляясь ладонями за ткань застиранной, некогда белой футболки. — Ты мне нужен. Голос Кенни звучит мягко и немного грустно. Мальчик ласково погладил Баттерса по спине и осторожно уложил на подушку, поудобнее устраиваясь рядом с ним. — Кенни? — Что? — А кто твой соулмейт? Мальчик закусил губу и, немного помедлив, неуверенно ответил: — Мне… Мне вообще ничего не снится. — Ох, мне жаль… — Баттерс крепче обнял его и тихо прошептал: — Знаешь, ты очень хороший, лучше всех, кого я знаю. — Последние слова он произнес почти беззвучно: — Ты тоже мне нужен. В ответ Кенни только сильнее прижал Стотча к груди. Он хотел сказать что-то ещё, но вместо этого печально вздохнул и стыдливо нахмурился, однако Баттерс этого не видел — он умиротворённо закрыл глаза и успокоенный заснул, уткнувшись лицом в мятую белую футболку.***
Кенни пропал. Целую неделю поисковые отряды рыскали по лесу и окрестностям города, в надежде найти потерявшегося ребёнка, одкако, похоже что кроме Баттерса, никто уже не верил в то, что МакКормик жив, так что поиски велись вяло, скорее просто для вида. В такую погоду замёрзнуть заживо было задачей нетрудной, а идущий сутками снег мог укрыть тело так, что найти его получилось бы только весной. Баттерс не мог найти себе места. Он был настолько встревожен, что не мог думать ни о чём, кроме исчезнувшего Кенни МакКормика. Единственный по-настоящему важный для него человек пропал без вести, а может быть даже погиб, и это не давало ему покоя: его не покидало чувство беспросветной тоски, отчаяния и страха за жизнь его лучшего друга. Ещё хуже становилось по ночам. Баттерс плохо спал, постоянно вскакивая среди ночи в холодном поту, и не помня ни одного своего сна. Всё, что он помнил, это гнетущее чувство тревоги; его соулмейт нигде не появлялся, но мальчик постоянно ощущал чьё-то незримое присутствие поблизости. Время тянулось медленно, тяжело, дни сливались в единое монотонное целое. Создавалось впечатление, что в жизни Баттерса больше ничего не будет, кроме головной боли, беспокойства и ночных кошмаров. — У меня есть отличный злодейский план. Голос мальчика звучит усталым и измученным. Генерал Бардак внимательно посмотрел на стоявшего на крыше склада и задумчиво смотревшего на ночной город Профессора Хаоса, ожидая дальнейших пояснений. Наконец, раздражённо подумав о том, что его предводитель сегодня перебарщивает с нагнетанием таинственности, Дуги мягко толкнул Баттерса в бок и спросил: — Какой план-то? Мальчик растерянно моргнул и посмотрел на своего помощника, а затем грозно нахмурился и состроил на лице подобие злобной ухмылки. — Надо напоить всех в городе энергетиками и кофе. Они не смогут спать и видеть своих соулмейтов, будут сутками работать, а в итоге заболеют и умрут от усталости и одиночества! — Хороший план. — Генерал одобрительно кивнул головой и принялся рассуждать о том, где можно достать нужное количество кофеина, и как бы организовать действия приспешников так, чтобы их никто не заметил. Баттерс слушал его вполуха. В голову против воли лезли тревожные, беспокойные мысли. Может быть, если все в городе перестанут спать, Кенни найдут быстрее? Может, если все будут обречены на одиночество, ему самому станет легче.***
Баттерс сидел у себя в комнате и увлечённо рисовал, когда услышал, что его кто-то зовёт с улицы. Он выглянул в окно и увидел, что на лужайке, высоко задрав голову и жмурясь от солнечных зайчиков, стоял Кенни. — Хэй, Баттерс! Пошли гулять! На лице Стотча расцвела улыбка. Он радостно помахал другу рукой и прокричал в ответ: — Да, я сейчас, подожди немного! Спустя несколько минут мальчик выбежал на крыльцо, полной грудью вдыхая морозный воздух. — Привет! Хорошо, что ты зашёл, я так рад тебя видеть. — Баттерс подошёл к другу и из любопытства спросил: — Где ты пропадал последние несколько дней? Уезжал куда-то? — Да, вроде того… — Кенни неопределённо кивнул и торопливо перевёл тему разговора: — Чем ты эти дни занимался? — Да так, ничем особенным… — Баттерс нахмурился, пытаясь припомнить события прошлой недели, но те ускользали от него, и на ум ничего не приходило. — В школу ходил, гулял, в общем ничего интересного. Внезапно Кенни смерил его на удивление пристальным взглядом и встревоженно спросил: — Ты хорошо себя чувствуешь? — Да, а что? — Выглядишь жутко уставшим, будто всю неделю не спал. — Ну почему же, спал… Просто очень плохо, не высыпался совсем. — Будто в подтверждение своих слов Баттерс широко зевнул. — Не волнуйся, всё хорошо! В ответ Кенни только озабоченно покачал головой. Мальчики сами не заметили, как добрались до Содосопы. Заброшенные здания были укрыты плотным слоем свежевыпавшего снега, и Баттерс восторженно охнул. — Построим снежную крепость? — Не, — Кенни зачерпнул рукой снег, и быстро слепив снежок, зашвырнул его в разбитое окно, — мы с Карэн и Кевином как-то раз сделали такую, так нас потом оттуда бомжи выгнали. — Оу. — Баттерс смерил оценивающим взглядом развалины ресторана, и тут его осенила новая идея. — Может тогда сделаем горку? Кенни посмотрел на него, вопросительно подняв одну бровь, и Баттерс объяснил: — Если насыпать снега на лестницу, то горка получится высотой в два этажа! А забраться на неё можно будет только с крыши вашего дома, и тогда на ней точно не будет кататься никто чужой. Кенни с восхищением посмотрел на друга: — Ты гений! Тот смущённо заулыбался и стал вырисовывать носком сапожка узоры на снегу, довольным и гордым голосом произнеся: — Ну да, я такой. Они забрались на второй этаж Жеребца, убедились, что с мансарды действительно очень легко попасть на крышу дома МакКормиков, с которой можно спуститься через гараж, и принялись за работу. Весь день мальчики потратили на постройку горки. Совместными усилиями они стаскали снег на лестницу, утрамбовали его так, чтобы получилась гладкая поверхность, позаботились обмотать перила тряпками ради безопасности, а из оставшегося в изобилии снега они для красоты слепили двух снеговиков у подножия горки. Одному из них Баттерс приделал подобие вампирских клыков из сосулек, второй же, благодаря МакКормику, обзавёлся внушительного размера грудью, гигантской настолько, что она устрашала ничуть не хуже двадцатисантиметровых ледяных клыков. Кенни притащил из дома ведро воды, и мальчики залили горку, чтобы та заледенела за ночь. Пока Баттерс засмотрелся на плоды их труда, Кенни тихо подкрался к нему сзади, и надел на голову опустевшее ведро. Стотч громко ойкнул, сбросил ведро на пол, и зачерпнув в ладонь побольше снега, швырнул его в отбежавшего на другой конец мансарды МакКормика. Снежок угодил мальчику в спину, и он, заливаясь хохотом, перемахнул через перила и перепрыгнул со второго этажа Жеребца на крышу собственного дома в попытке скрыться от обстрела. Баттерс побежал вслед за ним, и наконец догнав Кенни, с разбега прыгнул на него, заключая в объятия. Смеясь, мальчики вместе повалились в сугроб. Они продолжили пихаться и осыпать друг друга снегом, катаясь по крыше и громко вереща. Наконец, битва закончилась, и оба мальчика обессиленно упали в снег. В воздухе сама собой повисла тишина. Они лежали на крыше и смотрели на небо, наблюдая за кружившимися в воздухе снежинками. Давно стемнело, и свет уличных фонарей отражался от плотной пелены облаков, заставляя ее сиять мягким оранжеватым светом. Тяжело вздохнув, Баттерс поднялся с земли и принялся оттряхивать снег с курточки. Кенни привстал вслед за ним: — Ты куда? — Уже совсем темно. Мне надо домой, а то меня опять родители накажут. МакКормик с явным разочарованием кивнул головой. Баттерс сделал несколько шагов в сторону лестницы, но подскользнулся, и лишь благодаря подхватившему его под локоть Кенни, не упал с крыши. Новоиспечённый спаситель помог испуганному мальчику подняться на ноги и придерживая того за руку, предложил: — Давай-ка лучше я тебя провожу. Они спустились вниз и пошли по улице в сторону дома Стотчей, так и держась за руки: припорошенный снегом гололёд то и дело заставлял кого-нибудь из них потерять равновесие, и тогда они либо поддерживали друг друга, помогая удержаться на ногах, либо вместе падали на землю, дружно заливаясь хохотом. После одного из таких падений Баттерс оттряхнул руки от прилипшего к коже снега и начал тереть ладони друг о друга в попытке спасти их от мороза. Глядя на это, Кенни взял озябшие ладошки Стотча в руки и поднёс их к лицу, стараясь согреть покрасневшие пальцы дыханием. Баттерс замер, словно боялся его спугнуть. Он с трепетом наблюдал за действиями Кенни, завороженно любуясь тем, как из его рта вылетают облачка пара, и почувствовал, как в груди разливается нежность. Со смесью растерянности и смущения на лице он осторожно потянул ладошки на себя, освобождаясь из рук Кенни. Убедившись, что пальцы Баттерса достаточно согрелись, МакКормик стянул свои рукавицы, надел их на ладони Стотча и спрятал свои руки в карманы парки. Он выпятил локоть в сторону, как бы приглашая Баттерса взяться за него, и тот охотно взял его под руку, после чего мальчики отправились дальше. Они подошли к дому Стотчей; Баттерс вернул Кенни его варежки, а Кенни похлопал его по плечу и радостно сказал: — Ты приходи завтра на горке кататься. — Обязательно. — Баттерс тепло улыбнулся. — До завтра! Кенни махнул ему рукой на прощание, и неспешно пошёл в сторону железнодорожных путей. Баттерс смотрел ему вслед, сгорая от нахлынувших на него смущения, нежности, радости, умиления и благодарности. В голове у него промелькнула мысль, что, наверно, это чувство и называется влюблённостью.***
После прогулки Баттерс пребывал в настолько блаженном состоянии, что румянец смущения всё никак не сходил с его щёк. Каждая мелочь заставляла рот расплываться в улыбке, и весь мир вокруг казался особенно прекрасным. Он сидел у себя в комнате и пытался закончить начатый утром рисунок, но все время отвлекался, вновь и вновь прокручивая в памяти сегодняшний день. От мыслей его отвлек приближающийся звук шагов в коридоре. Дверь приоткрылась, и в комнату вошли родители. Баттерс насторожился: обеспокоенный взгляд матери не предвещал ничего хорошего, оставалось лишь надеяться, что причиной ему не послужил какой-нибудь очередной проступок мальчика, который он мог даже не заметить. Пока Баттерс судорожно пытался вспомнить, какие его действия родители могли счесть нежелательными, Стивен угрюмо нахмурился и начал диалог. — Сынок, нам нужно поговорить. — Он помедлил, подбирая нужные слова, и несколько неуверенно продолжил: — Ты уже совсем взрослый мальчик, и должен знать, что если у тебя нет родственной души, то не стоит пытаться заменить её кем-то другим. Линда шмыгнула носом и высоким дрожащим голосом проговорила: — Мы понимаем, что с этим тяжело смириться, но подумай сам, ты ведь и замену выбрал неудачно: Кенни из неблагополучной семьи, грубиян, и в конце концов он мальчик! Я вообще не могу понять, чем он тебе нравится! Баттерс хлопал ресницами, не понимая, что именно родители пытаются ему сказать. — Почему вы думаете, что он мне нравится? — Я видела из окна, как он провожал тебя до дома, а потом ты влюблёнными глазами глядел ему в спину. — Оу… — У Баттерса покраснели щёки. Чёрт. Интересно, а Кенни заметил? Мистер Стотч грозно взглянул на сына: — Стюарт говорил мне, что у Кенни тоже нет родственной души, но это не повод начинать отношения. Тем более с ним! Вам обоим следует оставаться одинокими, раз судьба так решила. Мальчик открыл рот, собираясь возразить отцу, но Стивен перебил него, не давая произнести и слова. — Некоторые люди находят радость в любимой работе или хобби… И не обязательно искать любовь, если тебе судьбой предписано одиночество. Так будет только хуже, понимаешь, разочарование, разбитое сердце, алкоголизм… Он растерянно посмотрел на жену в поисках поддержки, явно не зная, какие слова подобрать. Та вздохнула, и пытаясь скорчить на лице ласковую улыбку, села рядом с сыном на кровать, приобняв его за плечи. — Твой папа пытается сказать, что нет ничего страшного в том, что тебе так и не приснилась твоя родственная душа. Мы почти наверняка были уверены, что тебе суждено быть одному, — женщина всхлипнула и тут же спешно добавила, — но это совершенно нормально! Голос сорвался, и миссис Стотч вопреки своим словам громко разрыдалась, пряча лицо в ладонях. Стивен подошёл к ней и стал утешительно гладить её по спине, позволяя своей супруге уткнуться лицом ему в рубашку, при этом он сам сокрушённо качал головой. Наблюдая за родителями, Баттерс взволнованно застучал друг о друга кулачками и неуверенно произнёс: — Вообще-то мне уже снился мой соулмейт. Супруги с нескрываемым изумлением уставились на собственного отпрыска. Не говоря ни слова, Линда пихнула Стивена в бок, и он так же молча протянул ей вынутую из кармана десятидолларовую купюру. — Почему ты ничего нам не сказал? — Миссис Стотч спрятала деньги и быстро смахнула ладонью слезы, после чего у нее на лице промелькнули испуг и отвращение. — Это Кенни? — Нет, я… — Мальчик выглядел смущённым и совершенно растерянным. — Я не знаю того, кто мне снится. Точнее, не могу его узнать. Он говорит, что мы знакомы, но я никак не могу запомнить его лицо. Стотчи взволнованно переглянулись. Стивен наклонился к уху жены, но Баттерсу, пусть и с трудом, всё-же удалось расслышать его сбивчивый шёпот: — Ты знаешь, что это значит? — Понятия не имею. Чета Стотчей синхронно фальшиво улыбнулась, и Линда приторно-сладким голосом проворковала: — Баттерс, милый, тебе стоит начать искать твою родственную душу. Ты же понимаешь, что не сможешь стать счастливым, пока не найдешь его? Мальчик нахмурился и упрямо проговорил: — Я… я не хочу его искать. На лице мистера Стотча промелькнуло недовольство и он сказал, особенно выделяя слово «должен»: — Баттерс, ты должен найти его. Ты хоть представляешь, как это позорно — избегать своей судьбы? — Я ему не нравлюсь, и он, кажется, хотел, чтобы его соулмейтом стал кто-то другой. Ну и пусть! Зато я Кенни нравлюсь. Последние слова Баттерс проговорил едва слышно, одними губами, но к несчастью, Стивен понял, к чему он клонит. Его лицо исказила ярость. Он смерил сына холодным, металлически грубым взглядом и не терпящим возражений тоном произнёс: — Баттерс, я запрещаю тебе общаться с МакКормиком. Страшные слова прогремели подобно грому. Баттерс неверяще уставился на отца, боясь поверить в реальность происходящего: — Это нечестно! — Не смей мне перечить! Ты совсем отбился от рук из-за общения с ним. С Кенни ты больше гулять не будешь! — А вот и буду! Мальчик сжал кулаки и бросил на отца дерзкий непокорный взгляд. Он редко находил в себе смелость пойти наперекор родительской воле, и сейчас под осуждающим, полным презрения взором матери он чувствовал себя так, словно стоит на краю пропасти. Гнев застилал Стивену глаза; он ненавидел, когда Баттерс пытался ему возражать или проявлял вольнодумство, и мужчина потерял всякую сдержанность. В его взгляде промелькнула такая ненависть, что Баттерс понял: за сказанные слова ему придется жестоко поплатиться.***
Страх. Он был повсюду: звенел в воздухе, ядом проникал в лёгкие вместе с кислородом, отравляя организм, разливался по телу и сковывал движения. Баттерс не мог пошевелиться. Он стоял, будто прикованный к одному месту, и с ужасом озирался по сторонам. Всё вокруг было залито кровью. Тысячи сваленных в кучу растерзанных, искорёженных тел заполняли собой всё обозримое пространство. У каждого трупа были длинные растрёпанные светлые волосы, веснушки на щеках и пронзительно синие, яркие глаза. Они смотрели на Баттерса, словно виня его в своей гибели. Куда бы он не посмотрел, повсюду он видел только залитые кровью бледные лица и лежащие в самых неестественных позах мёртвые тела. — Какого чёрта..? Баттерс обернулся и увидел невысокого светловолосого мальчишку, с ужасом рассматривающего горы собственных мёртвых двойников вокруг. Он был как две капли воды похож на каждого из них, и сиял единственным светлым пятном на фоне мрачного, кроваво-красного пейзажа. Когда же он наконец обратил внимание на стоящего перед ним Стотча, его лицо выражало неподдельный страх и недоумение. — Почему ты видишь это? Баттерс хотел ответить, но вместо слов из его рта вырвался только сдавленный хрип; руки мертвецов сжимали его горло, хватали за руки и ноги, вплетали холодные безжизненные пальцы в волосы и впивались ногтями в нежную кожу. Он бился в их хватке, задыхаясь и зовя на помощь, но ледяные окровавленные руки лишь сильней тянули его вниз, заживо погребая в груде трупов. Проснулся он от собственного крика.***
С самого утра на душе у Баттерса было неспокойно. К счастью, Кенни пришёл в школу только к третьему уроку и поверг мистера Гаррисона в шок, объяснив, что опоздал из-за того, что сидел в библиотеке, а потом всё время сидел, уткнувшись в книгу и не обращая на Стотча никакого внимания. Сам Баттерс старательно избегал попадаться ему на глаза. На обеде сел за другой стол, подальше от знаменитой на весь город четвёрки, большую перемену провел в самом дальнем углу детской площадки, а в коридор выходил, только убедившись, что МакКормик собирается вернуться в класс. Кажется, Кенни всё-таки заметил попытки Стотча спрятаться от него, но не стал ничего предпринимать. После школы Баттерс не стал дожидаться друзей, хотя им было по пути, а в одиночестве побрёл в сторону дома. Он шёл мимо автобусной остановки, когда кто-то неожиданно схватил его за рукав и дернул в сторону. Баттерс оказался на небольшой полянке, скрытой порослью кустов от любопытных глаз, и увидел, что это МакКормик затащил его туда. Кенни схватил Стотча за плечи и уже открыл рот, собираясь что-то сказать, но Баттерс перебил его, испуганно вскрикнув: — О нет, это ты! Кенни выглядел очень расстроенным внезапным возгласом Баттерса, и виновато проговорил: — Прости, но мне очень нужно с тобой поговорить, а ты меня избегаешь весь день. Вместо того, чтобы слушать Кенни, Баттерс предпринял бесплодную попытку оттолкнуть одноклассника; рукав бирюзовой курточки задрался, и МакКормик изумлённо уставился на оголившуюся руку мальчика. — Это синяк? Откуда? Баттерс начал сбивчиво отнекивается, но Кенни, не слушая его отговорок, уже расстегнул молнию и стащил с него куртку. Оставшаяся на Стотче футболка не защищала от холода и уж тем более не скрывала синяки, покрывавшие руки и шею мальчика. — Что случилось? Кенни встревоженно ожидал ответа. Баттерс надел куртку обратно, упорно глядя себе под ноги, и дрожащим тихим голосом ответил: — Родители запретили мне общаться с тобой. В глазах у МакКормика вспыхнули ярость и негодование: — Это они тебя побили?! Да они больные на всю голову! — Возмущение на его лице быстро сменилось сочувствием, и он осторожно приобнял Баттерса за плечи. — Ты из-за этого меня избегал? Но мы ведь общались раньше, и всё было хорошо. Почему они не хотят, чтобы мы дружили? Баттерс упрямо молчал и Кенни только опечаленно вздохнул. Он достал из рюкзака какую-то книгу, и молча протянул её Баттерсу, раскрыв на нужной странице. — Что это? — Я понял, почему ты не можешь узнать своего солулмейта. Этого нет в книгах о родственных душах, поэтому я начал читать литературу по онейрологии. — МакКормик спрятал лицо в ворот парки. — Тут написано, что если у тебя есть подавленные травмирующие воспоминания, то они могут проявляться во снах, иногда в изменённом виде. Так что, если ты видел что-то ужасное, но забыл об этом, то твоя память может подкинуть тебе это событие в кошмарах, немного замаскировав его и стерев некоторые детали, — МакКормик смерил Баттерса многозначительным взглядом, — например лицо того, с кем ассоциируется это плохое воспоминание. — А какие страшные воспоминания могут быть у меня связаны с моей родственной душой? Кенни мрачно нахмурился и с тяжелым сердцем начал говорить: — Баттерс, я должен тебе кое-что сказать. Я… Его прервала громкая трель телефонного звонка. Баттерс вздрогнул, достал телефон из кармана и с ужасом уставился на экран: — Ох ужас, это папа звонит! Прости, мне надо бежать. Стотч выскочил на тротуар, и побежал в сторону дома, оставив Кенни одного с грузом несказанных слов на душе.***
Несколько шагов, и лес остался позади. Баттерс покинул еловый бор и оказался на большой круглой поляне. Вокруг, пряча горизонт, возвышались вершины гор, покрытые тёмными деревьями, а над ними чернело густое ночное небо без единой звезды. На фоне мрачного леса сама поляна ярко выделялась: она будто сияла нежным тёплым светом, переливаясь белыми, розовыми и красными оттенками. Здесь стояли аттракционы, палатки со сладостями и вымощенные нежно-розовой плиткой тропинки, по которым прогуливались люди в свободной шерстяной одежде и масках разных зверей. Маски были настолько реалистичные, что Баттерс не был до конца уверен, люди ли перед ним, или на самом деле животные в человеческой одежде. — Привет. На качелях, размерами больше напоминавших скамейку, сидел мальчик в узорчатом свитере и полностью скрывающей лицо маске крысёнка. Баттерс неуверенно приблизился к нему и произнёс: — Привет… Крысёнок похлопал по сидению качели, приглашая Баттерса сесть рядом; Стотч плюхнулся на скамью, и мальчик в маске оттолкнулся ногами от земли, раскачивая качель. Он наклонил голову, и Баттерс заметил, как внимательно из-под маски на него смотрят два тёмно-синих глаза, после чего облегчённо выдохнул: по крайней мере он не был единственным человеком на этой поляне. Мальчик положил Стотчу ладонь на плечо и очень серьёзным голосом проговорил: — Я… хотел пропросить у тебя прощения. — Крысёнок замолчал, подбирая нужные слова, а затем стыдливо опустил взгляд вниз и принялся рассматривать собственные коленки. — Понимаешь, я всегда надеялся, что моей родственной душой окажется кто-нибудь, кто помнит о моём проклятии. И я так удивился, когда увидел тебя, Баттерс! Ты хороший, добрый и очень нравишься мне, но ты совсем ничего не помнишь! Но я всё равно рад, что это ты… Мальчик попытался улыбнуться, а у Стотча порозовели уши от внезапного признания его соулмейта. — Ты правда очень милый. И я не хотел, чтобы ты мучился, снова и снова видя мои смерти или переживая, что я не снюсь тебе. Всё было бы так просто, если бы ты помнил о них, но ты даже узнать меня не можешь! Я думал, что это нечестно… — Он тяжело вздохнул и нахмурился. — Когда я увидел твой кошмар с моими трупами, я понял, почему ты не можешь меня узнать. Просто со мной связаны слишком страшные воспоминания, а ты, к тому же, ещё и забываешь о моих смертях, так что все что тебе остается, это какие-то жуткие образы на подкорке сознания, связанные с моим лицом. И я не должен был обижаться на тебя из-за этого. Прости, я вёл себя как настоящая крыса! Он посмеялся над случайно получившимся каламбуром и улыбаясь поднял на Баттерса взгляд виноватых глаз. Тот взволнованно застучал друг о друга кулачками: — Я не понимаю, о чём ты говоришь… — Я знаю. Мальчик, видимо смирившись с капризами судьбы, не стал расстраиваться. Он протянул Баттерсу маску вроде той, что была на нём: мальчик надел её, скрывая лицо за милой кроличьей мордочкой. Крысёнок хихикнул, спрыгнул с качелей и подал Стотчу руку: — Давай погуляем. Баттерс согласно кивнул, и ребята двинулись вдоль прилавков, горящих мягким розовым светом. В основном это были лотки со сладостями или сувенирами и кассы, где можно было купить билет на карусели. Ни конфеты, ни аттракционы особо не привлекли внимание ребят, и они просто прогуливались по тротуарчикам, ныряя из одного светового пятна в другое. Тут Баттерс заметил, что кроме них с Крысенком на поляне больше никого не осталось. Свет от фонарей стал тусклее, а лес - намного ближе, кольцом обступая мальчиков: чёрные лапы елей тянулись к ним, словно намереваясь схватить их, а в воздухе повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь тоскливым воем ветра. Навстречу им из леса выступила высокая тёмная фигура. Очертаниями она напоминала огромного пса, гораздо выше человеческого роста, из пасти торчали длинные кривые клыки, а голодные злые глаза сияли зелёным светом. Зверь гулко зарычал и прыгнул в сторону детей. Крысёнок сориентировался быстрее; он толкнул Баттерса в сторону, а сам бросился в лес, преследуемый чудовищем. Баттерс вскочил на ноги, и несмотря на сковывающий движения страх, бросился вслед за зверем в самую чащу, однако быстро потерял его из вида. Он растерянно стоял среди стволов деревьев, и не знал, что ему делать дальше. Внезапно он услышал звериный рык в глубине леса. Он посмотрел туда, откуда он донёсся, и увидел, что чудище подбиралось всё ближе к прижавшемуся к стволу сосны Крысенку, а затем оно одним огромным прыжком оказалось рядом и схватило ребенка когтистыми лапами. Баттерса оглушил пронзительный вопль схваченного мальчишки, и он сам в ужасе закричал, глядя на то как зверь срывает с Крысёнка маску, открывая Баттерсу его лицо, а затем впивается в шею острыми кривыми зубами. — КЕННИ! Баттерс распахнул глаза и резко вскочил с постели. Сердце в груди колотилось так, что казалось, что оно вот-вот выпрыгнет наружу. Кенни. Всё это время это был Кенни. Мальчик в одной пижаме выскочил из комнаты и сбежал по лестнице на первый этаж, перемахивая через несколько ступенек, и бросился в сторону двери. Уже на самом пороге его настиг властный голос отца. — Куда это ты собрался посреди ночи, мистер?! Не оборачиваясь на возмущенный крик, Баттерс мимоходом бросил через плечо: — К Кенни! Стивен опешил от такой наглости. Он растерянно замер посреди гостиной, пытаясь сообразить, где его сын растерял свою покорность. — Немедленно вернись в кровать! Я запретил тебе видеться с ним! — Он — мой соулмейт! Больше не обращая внимания на кричащего ему вслед отца, мальчик выскочил на крыльцо, на бегу натягивая куртку и помчался в сторону железной дороги. Он бежал, едва касаясь земли ногами, и не видя перед собой дороги из-за хлопьями летевшего в лицо снега. Вдруг он сильно стукнулся о что-то лбом и упал на землю. Подняв взгляд, он увидел сидящего перед собой МакКормика, точно так же как и он потирающего ушибленный лоб. Баттерс схватил его за руку и воскликнул: — Почему ты не сказал, что ты моя родственная душа? Запыхавшийся от быстрого бега Кенни с заметным стыдом проговорил: — Я хотел вчера сказать, но ты убежал. — А до этого почему молчал? — Было настолько непривычно слышать от Баттерса серьёзный требовательный тон, что МакКормик чувствовал себя втройне провинившимся. — Ты пытался что-то объяснить во сне, но я ни слова не понял. Кенни открыл рот, и тут же закрыл его обратно, не зная, какие слова подобрать. Баттерс настороженно наблюдал за его душевными метаниями, и наконец, устав ждать, спросил: — Это из-за каких-то там страшных воспоминаний? — Кенни согласно кивнул, и Баттерс нахмурился. — Ладно, это не важно. Главное, что теперь я знаю, что это ты. Кенни виновато улыбнулся: — Я обязательно расскажу тебе, просто не сейчас. Баттерс примирительно вздохнул. Кенни наконец-то поднялся с асфальта, и взяв Стотча за руку, помог ему встать на ноги. Баттерс не стал выпускать его ладонь из своей, мягко сжимая и поглаживая чужие пальцы, будто пытаясь привыкнуть к мысли, что он теперь сможет постоянно держаться за руки с тем, кто предначертан ему самой судьбой. Кенни посмотрел на него так, словно на свете не было зрелища красивей, чем белобрысый заспанный мальчишка в пижаме, и по-хулигански прищурившись, предложил: — Хочешь поцеловаться? — Хочу. У Баттерса покраснели щёки. Он застучал друг о друга кулачками, и устремил на МакКормика полный смущения взгляд. Кенни осторожно подался вперёд, и когда его губы уже были в сантиметре от губ Стотча, тот внезапно потянул за завязки от его капюшона, так что снаружи остался только нос, а затем толкнул его в сугроб. Пока МакКормик, лёжа на спине, пытался понять, что происходит, Баттерс уселся ему на грудь, схватил за ворот парки и закричал прямо в лицо: — Это тебе месть! Ты хоть знаешь, как я волновался из-за того что думал, что ты не хочешь быть моим соулмейтом?! А из-за того, что боялся признаться тебе, что ты мне нравишься? Да ты мне все нервы вытрепал! Он потянул изумлённого до глубины души Кеннета на себя и прижался к его губам своими. Спустя несколько секунд он отстранился, позволяя Кенни полюбоваться ярким румянцем на его щеках и грозным взглядом светло-серых глаз. — Дурак! Не вздумай больше так надо мной издеваться, ты понял? Кенни ошеломлённо кивнул головой, после чего Баттерс заключил его в объятия. Кенни уткнулся носом ему в шею и умиротворённо прижался к белобрысому мальчику, который запустил пальцы в его длинные растрепанные волосы. Теперь им обоим стало ясно, почему соулмейтов иногда называли половинками: они чувствовали себя так, словно спустя годы неполноценной, изматывающей и страшной жизни наконец нашли то единственное, ради чего стоило терпеть любые лишения.