Малина

Я любил в нем абсолютно все: от безумно красных волос на голове до ободранного черного лака на пальцах ног. Мы познакомились, кажется, на Рождество, я не помню точно. Это он все запоминал, все даты, праздники и события. Я не знаю, зачем, это бред, как по мне. Он был немного странный. Нет. Он был больной на голову. Фриканутый художник не обращал внимания ни на что и лепил мир своими красками. Знаете, что он сделал в первую минуту нашего знакомства? Назвал меня Фрэнки и облил газировкой! Вот так запросто, незнакомого человека. Почему? Потому что ему тогда так захотелось. Он вообще был такой, делал то, что хотел. Делал так, как чувствовал. Вместо «извини» он мне, кстати, тогда шоколадку протянул. С орехами. Бред, как по мне. Он любил целовать мои коленки. Представляйте? Сидишь спокойно, читаешь книгу, а к тебе подходит такое чудо, садится перед тобой, обнимает за ноги и целует в коленки. Меня это жутко бесило. Наверное. Не знаю, но носить драные на коленях джинсы я не переставал. Но все это бред, как по мне. Помимо бешеной любви к краскам, мне и красному цвету он испытывал ненормальную страсть к шоколаду. Он мог есть его килограммами и хотеть еще. Только с орехами не любил. Когда я все-таки забывался и случайно покупал ему шоколад с орехами, он выковыривал их и кидался ими в меня. Он говорил, что шоколад его вдохновляет. Бред, как по мне. Где-то чуть больше чем шоколад он любил небо. Он мог часами лежать на холодном асфальте, пялясь в мерцающие звезды. Показывал мне разные созвездия, даже не всегда правильно, радостно дергал меня за руку и загадывал желание, когда падала звезда. Это бред, как по мне. Но больше всего он любил закат. Мы провели множество вечеров, лежа на пляже Оушен Бич, наблюдая, как последние лучи заходящего солнца окрашивают небо в красный, желтый, розовый. Точнее, это я называл цвет неба на закате «красный, желтый, розовый». Он же называл этот цвет «солнечным». Не передать словами, как он любил этот «солнечный» цвет. Но, что было очень странным, он никогда не пытался нарисовать его, как пытался нарисовать остальные вещи, что цепляли его. Он делал все, что ему заблагорассудится, был смелым и открытым для новых ненормальных идей, а нарисовать закатное небо не мог. Даже не пытался. Меня это всегда удивляло, но как-то он сказал мне: «Единственное, за чем невозможно угнаться – закат». Банальный, обыденный, предсказуемый, однообразный. Это я был банальным, обыденным, предсказуемым и однообразным. И он ушел. Он хотел раскрасить мир во все цвета радуги, а я хотел сидеть дома и читать книгу. Нет. Я тоже хотел взять кисть и стать художником своей жизни. Но я просто, наверное, боялся быть таким же безумным и смелым, как он. Он перевернул всю мою жизнь, а я все равно бурчал и говорил ему угомониться. И читал книгу. И он ушел. Я часто думаю о нем, сидя на берегу Оушен Бич и глядя на небо красного, жел… На небо солнечного цвета. И это не бред, как по мне.