Просто еще один язык, на котором мы говорим

Они вместе уже почти пять лет, когда Ники в шутку и без всякой злобы спрашивает, кто первый сказал «Я люблю тебя». Нил мгновение тупо смотрит на него и говорит: «Ни один из нас». «Что?» «Ни один из нас». Ники останавливается с напитком на полпути ко рту. На его лице страннейшая смесь ужаса и жалости. Нил игнорирует его и потягивает содовую. (сейчас он иногда выпивает, но только в присутствии Эндрю и редко с Ники. Несправедливо обвинять его за тот первый раз в Колумбии после стольких лет, но у Нила больше инстинкта, чем разума.) «Но», - говорит Ники, а затем: «Ты не можешь быть», прежде чем остановиться на бессвязном: «Но вы так долго были вместе». Нил смотрит на него и задается вопросом, действительно ли Ники такой невежественный. «Да, - говорит он, - но это Эндрю. Это я. Это мы». Ники поднимает брови. «И тебя это устраивает? Никогда ничего не говорить об этом?» «Да», - говорит Нил честно и незадумываясь. «Да, это так». Ники открывает рот, а затем закрывает его. Он смотрит на Нила, как на загадку. Это не новый взгляд, но Нил давно его не видел. Это почти ностальгия. Он растерянно качает головой, но оставляет эту тему, и когда Нил извиняется, чтобы вернуться в общежитие всего через полчаса, он не останавливает его. Дело в том, что Ники слишком человечен, слишком хороший. Несмотря на все грязные вещи, которые он говорит, и на все ужасные вещи, которые он видел, в нем есть чистота, которая никогда не исчезнет. Он не существует в черных пространствах, как Нил и Эндрю, и он думает, что только потому, что в наши дни они больше живут в тени, чем во тьме, они изменились. Может быть, так оно и есть. Во всяком случае, некоторые вещи. Эндрю научился давать больше пространства людям, находящимся рядом с ним, учится хотеть чего-то большего, чем воздуха в легких. Нил перестал убегать, и хотя доверие дается ему нелегко, он понял, что есть люди, которым он может его дать. Но Нил и Эндрю всегда были чем-то большим, чем эти вещи, чем демоны, которых они позволяют людям видеть, и вся стабильность в мире не сломит их от этого. Когда Нил возвращается, в общежитии темно, и, хотя он не пил, он достаточно устал, чтобы возиться с замком своей комнаты, дважды пытаясь открыть его не тем ключом. Это не совсем его вина, потому что с годами его брелок стал переполнен предметами. Вот ключ от дома Ники и близнецов, ключ от старой машины Эндрю, ключ от его новой. Вот ключи от корта, ключ от комнаты Кевина и Аарона, ключ от дома Тренера. Там есть ключ от Эбби, и лазарета, и запасной ключ от дома Мэтта и Дэн, который они дали ему сразу после переезда. Ключи от комнаты, которую он делит с Эндрю, которые всегда кажутся горячим на ощупь, и его пальцы наконец добираются до них. Он отпирает дверь в еще большую темноту, но когда закрывает ее за собой, то видит, как что-то шевелиться на диване. Нил сдерживает вздох, но не может сдержать улыбку. Несмотря на всю апатию Эндрю, как притворную, так и искреннюю, его было легко прочитать. Он не включает свет, когда снимает куртку и вешает ее у двери, отбрасывая обувь в сторону. Эндрю ничего не говорит и ждет, пока Нил не подойдет к нему. В тот момент, когда он оказывается на расстоянии вытянутой руки, он тянется к нему, неторопливо и скучающе, когда обнимает его сзади за шею и притягивает для поцелуя. «Ты не спишь», - говорит Нил ему в губы. «Я сказал, что буду», - говорит Эндрю, как будто это так просто. Самое смешное, что это действительно так. Когда он ушел раньше, Нил сказал, что я могу вернуться поздно, а Эндрю сказал, что я все еще буду на ногах. И так оно и было. Иногда люди переоценивают сложность того, что происходило в голове Эндрю. Нил снова целует его, и Эндрю обнимает Нила за плечи, прежде чем откинуться на спинку дивана, чтобы потянуть Нила за собой. Нил склонился над Эндрю, положив руки на подушки у его бедер, потому что Эндрю еще не дал ему разрешения прикоснуться. Он тоже думает, что Эндрю изменился таким образом. Требуется больше доверия, чем он когда-либо признавал, чтобы позволить Нилу возвышаться над ним. Это не совсем удобно, и Нил устал от слишком короткого сна и слишком большого общения, но он сказал Эндрю, что это всегда было «да», и он имел это в виду. Кроме того, для человека, у которого под одеждой было столько шрамов, как у Нила, боль в спине и лишние мешки под глазами завтра очень мало значат. Они целуются так долгие минуты, пока Эндрю не отстраняется. Нил позволяет ему, предполагая, что Эндрю закончил с привязанностью на эту ночь. Однако, секунду спустя, он чувствует, как Эндрю притягивает его, на этот раз к дивану, а не к нему. Нил поддаётся, слегка ошеломленный, карабкаясь вместе с ним, так что они лежат, втиснувшись на двухместном сиденье. Они оба достаточно низкорослы, чтобы им едва приходилось сгибать ноги, чтобы соответствовать. Нил старается держать руки при себе, и именно Эндрю тянет их вверх. Нил позволяет ему, сбитый с толку, пока не чувствует руки Эндрю на краю своей рубашки. Тошнотворный спазм в животе и паническое оцепенение его разума являются чисто инстинктивными. У него перехватывает дыхание, и ему требуется секунда, чтобы понять, что Эндрю ничего не делает. «Да или нет?» - спрашивает Эндрю мягче, чем то, как он все еще иногда спрашивает, когда собирается его поцеловать. «Да», - говорит Нил без колебаний, и он имеет в виду именно это. Губы Эндрю касаются его лба, а затем его руки двигаются, и рубашка Нила снимается через голову. Он чувствует, что замерзает, хотя объективно знает, что на самом деле снаружи тепло, но затем руки Эндрю оказываются на нем, не на обнаженной груди, а на запястьях, направляя хватку Нила туда, куда он хочет. Одна рука скользит под рубашку Эндрю, чтобы остановиться у его пупка, а другая опускается к бедру, чтобы остановиться примерно на талии его джинсов. Кожа Эндрю теплая, в основном гладкая там, где у Нила бугристая. Пустая, без шрамов, в то время как у Нила их полно. Он нежно поглаживает ее, и Эндрю вздрагивает. Только тогда он тянется к Нилу, останавливая ладони на расстоянии нескольких миллиметров. «Да или нет?» «Да», - говорит Нил, и Эндрю прикасается к нему. У него горячие руки. Не обжигающее железо, а приятное тепло, которое прогоняет озноб, застрявший в его костях. Он прогоняет шрамы, которые были частью Нила с тех пор, как они знали друг друга, и шрамы, которые накопились за время их знакомства. Это не первый раз, когда Эндрю прикасается к нему подобным образом, и смысл отличается от того, что было раньше. Это был еще один секрет для сделки. Вот это и есть доверие, но это также то, для чего у Нила нет слов. Близость, привязанность. Всегда написанное кончиками пальцев на коже друг друга. Он полагает, что самым простым ответом было бы назвать это любовью. Может быть, так оно и есть. Нил почти уверен, что так оно и есть на самом деле. Но это слово имело слишком большой вес, чтобы держаться между ними. Когда он сказал Ники, что ни один из них этого не сказал, он сказал неполную правду. Это реальность, что Эндрю никогда даже близко не подходил к тому, чтобы сказать это, а Нил даже не мечтал попробовать. Но, по крайней мере, для Нила, он думает, что в них есть гораздо больше, чем в словах, которые другие люди пытаются требовать, чтобы они говорили. Он думает, что это больше говорит о том, что в те дни, когда Нил не может заставить себя посмотреть в зеркало, именно Эндрю усаживает его и делает презентабельным. Что иногда бывают недели, когда Эндрю даже Нилу не позволяет прикоснуться к нему, и Нил делает все возможное, чтобы сохранить дистанцию между ними больше зависело от него, чем от Эндрю. Он думает, что они на пятом году отношений, против которых все его товарищи по команде делали ставки, должны сказать все. Нил знает, что у них никогда не будет слов для этого, даже если они доживут до старости и поседеют, но они говорят тысячу и одну вещь, между которыми есть взаимное согласие, и Одну Большую Вещь, которую они никогда не смогут произнести вслух, написана в пространстве между ними.