План-капкан

      Минги не строил особых планов на новогодние праздники. С его-то работой строить какие-либо планы в принципе, как бы противоречиво это не звучало, было недальновидно. Всегда находилось какое-то экстренное дело или ультра-мега-важное задание, которые никак нельзя было отложить. Поэтому он давно свыкся с мыслью о том, что позабыл каково это — наслаждаться атмосферой наступающего на пятки рождества или отнекиваться от шепчущего на ухо очередные несбыточные надежды нового года.       Однако, видя, как их любимые координаторы вовсю готовились к празднику, Сон почувствовал укол зависти. Ёсан и Уён уже украсили свои рабочие столы светящимися гирляндами и ёлочными игрушками (самой ёлки у них не было, что, впрочем, им не мешало) и хоть те и были одеты в простые офисные рубашки и брюки, у каждого было по ободку с оленьими рогами. Также и у того, и у другого стояли красные кружки, края которых обрамляли маленькие аккуратные снежинки, и как бы Уён не притворялся, что содержимым их был всего лишь кофе, спрятанная среди документов бутылка ликёра говорила сама за себя. Минги точно знал, что Уён будет болтать без умолку всё их «новогоднее» задание, и благодарил Санту Клауса, Бога или жертвенность своего напарника за то, что его координатором был Ёсан, который и трезвым был не так уж многословен, а подвыпившим бесповоротно замолкал и погружался в чертоги разума. Оставалось только надеяться, что долг службы вызовет в нём хоть какие-то муки совести и в экстренной ситуации Кан не оставит бедного Минги одного без какой-либо поддержки извне.       В общем, у Сона сердце обливалось кровью от зависти, и не только потому что новоиспечённая парочка, которая постоянно напевала «Я и Майкл», точно распределяя партии, была погружена в предновогодний раш. Он в целом завидовал тому, как экстравертный Чон Уён, от которого можно было устать за пару секунд, и весь такой вечно кринжующий и тихий Кан Ёсан начали встречаться. Избитая фраза «противоположности притягиваются» имела пару недочётов в отношении этих двоих, но они как-то уживались, что загоняло Минги только сильнее, ведь его дурацкая влюблённость в Пак Сонхва, по совместительству его напарника, была не такой же однозначной. В чём-то они были похожи, а где-то, наоборот, разнились, но этого было недостаточно, чтобы между ними возникло подобное тому, что было у таких разных Ёсана и Уёна.       Сону только и оставалось ловить недосказанности и игнорировать скромные то ли намёки, то ли «у меня мания преследования из-за проф. деформации, и на самом деле Сонхва не смотрит на меня, когда думает, что я этого не вижу». Со стороны так и вообще могло показаться, что у них были чисто профессиональные отношения, однако… Сонхва сильно заботился о Минги. Даже чересчур. Их работа не обходилась без рисков, и, вроде, у Пака теплилось в голове это понимание, как и осознание того, что Сон сам был здоровый лоб с каким-никаким опытом, однако перед каждой миссией Сонхва, как проповедь, говорил Минги о том, чтобы тот не шёл напролом, не рисковал зазря, не жертвовал в случае чего собой, не забывал, что ему категорически нельзя было залезать в вентиляционные трубы, потому что, как сказал Ёсан, «В одной серии Стального Алхимика Эдвард Элрик лазил по вентиляционным трубам, но он был коротышкой, и я считаю, что это максимально допустимый размер человека для таких действий, поэтому даже не думай», когда Минги попросил схему вентиляционной системы здания, где проходила одна из их операций и прочее, прочее. За дурачка его Сонхва не принимал, но относился к нему как к сугубо младшему, хоть и разница в возрасте между ними была незначительной.       Сегодняшнее же задание никаких ползаний по трубам не подразумевало. Дело было пустяковым, так как основную работу за них сделали координаторы. Им поступил заказ, суть которого сводилась к тому, чтобы покопаться в грязном белье одной крупной шишки. Шишка эта вела дела чисто, не вызывая каких-либо подозрений так, что никому и в голову не пришло бы на него рыть. Однако заказчикам как раз и пришло.       У шишки оказался сын, Чхве Сан — противоречивая личность. Будучи наследником, он только и делал, что появлялся на светских мероприятиях в окружении милых дам; об отце отзывался мутно, что было странно, для наследника-то.       Их невероятно талантливые Ёсан плюс немного Уён смогли выйти на человека, который тесно работал с Чхве – тот старался организовывать парню различного рода «встречи» с загадочными незнакомцами на одну ночь, но полностью реализовать свои планы у того никогда не получалось. Власть и контроль оставались за отцом, и бедный сын не имел возможности посещать свои тайные «совещания».       Когда Ёсан обозначил ситуацию, Минги понял… но не понял. «Тупица. Гей он, — красочно вмешался Уён, — но в то же время наследник дела своего отца. А значит, от него ждут, что он продолжит их род. На этой теме у него с отцом и тёрки, но на глазах общественности виду старается не давать. Мы не думали, что Чхве готов настолько пойти против отца. Кто знает, юношеский максимализм? Но он согласился выйти к нам напрямую со всей информацией. Только вот…»       Все мероприятия строго контролировал отец, поэтому следовало провести встречу незаметно. Они не дали Сану никаких указаний — было бы слишком подозрительно, если бы тот внезапно забросил свою праздную жизнь и начал заниматься чем-то иным. Всё, что тот должен был делать — продолжать ходить на свои любимые чаепития, праздники, благотворительные концерты, а они бы уже сами вышли с ним на контакт на одном из мероприятий.       Основная загвоздка состояла в том, что Чхве Сана не могли видеть в компании мужчины. И он уж точно не мог уединяться с ним в другой комнате. Поэтому Уён предложил план надёжный, как реплика швейцарских часов: «А в чём проблема? Оденем одного из вас как девушку, другой притворится телохранителем, и всего. Из вас двоих, Минги, прости, Сонхва-хён больше подходит на кандидатуру загадочной красотки, соблазняющей богатенького пиздюка»; после чего получил взгляд «минус тысяча баллов социального рейтинга» от Ёсана и равнодушно агрессивную мину от самого Сонхва, который однако через каких-то пять минут уже писал знакомому портному, чтобы тот срочно шил платье по его меркам с учётом того, что паковские плечи и шея должны быть замаскированы сильнее, чем прыщи Сона пару лет назад.       И теперь Минги просто ждал, пока Сонхва готовился к мероприятию – тому было нужно явно больше времени, чем самому Сону. Именно поэтому он сидел и наблюдал праздничную идиллию Ёсана и Уёна, основная работа которых подошла к концу, и поэтому Кан смотрел новогодний стрим на ФНАФ, а Чон время от времени пытался напугать парня, но пока удача была не на его стороне.       Уже устав думать обо всём и ни о чём одновременно, Минги вышел в уборную, покрутился там, умыл лицо, а, войдя обратно в офис, без задней мысли выдал: — Жил-был царь. И было у него косоглазие. Пошёл он однажды куда глаза глядят и порвался. — Эта твоя привычка рассказывать на месте несмешные анекдоты… весьма очаровательна, но, сука, какие же они тупые, — Уён повернулся к нему на своём фирменном кресле с колёсиками и наградил взглядом «минус пять баллов социального рейтинга», который не в полной мере перенял от Ёсана. — Какие анекдоты? — Кан только снял наушники, поставив стрим на паузу. — Жил-был царь-       Минги был беспощадно прерван, потому что Уён включил видео на ютубе с двумя серыми котятами под аккомпанемент песни «Я и Майкл». Сонхва как-то показал его Уёну, сказав, что эти котята – буквально они с Ёсаном; и Чон принял это сравнение слишком близко к сердцу, заразив ею своего парня: — Я и Мааайкл~. — Уоао~, — с выражением «я не должен получать от этого удовольствие, но почему-то получаю», подпел Ёсан. — На удивление надёжны~. — Уоао~, — Ёсан страдал и одновременно смеялся. Ему и правда нравилась концепция их отношений в качестве двух котят с замутнённым взглядом на синем покрывале под «Я и Майкл», где Уён был «я», а Ёсан – «Майкл».       Минги только оставалось разочаровано выдохнуть, думая о том, что никакого «Я и Майкл» ему самому не светило.       В ожидании он решил ещё раз посмотреть, что у них было на этого Чхве Сана.       Несколько видео, на которых тот по милому глупо улыбался, полностью закрывая глаза (что Минги безмерно понимал, потому, как и сам так улыбался, и сразу же проникся особенностью мимики незнакомца), и говорил приветственную речь гостям. Голос того был высоким, заливистым, а манера речи отдавала пафосом ребёнка, который знает, что его не воспринимают всерьёз. Он не был похож на филантропа, однако было много статей о том, как он участвовал во всяких благотворительных мероприятиях. Что-то подсказывало Сону, что Чхве действительно делал это от всей души.       Маленький очерк, откопанный с далёких сервисов, с фотографией в плохом качестве — Чхве Сан с неким мужчиной непозволительно близко стоят друг с другом — всё, что осталось от ещё не успевшего вырасти скандала, который был закопан пиар-менеджерами его отца.       И много, ужасно много жёлтой прессы. Чхве Сан в компании дочери губернатора. Чхве Сан строил глазки главе корпорации Н. Чхве Сан подал руку известной певице. И все они были старше. Он был тем типажом, которые шугар-мамми так и желали приласкать у груди, но даже такие вырезки, видимо, были лучше, чем правда о том, что бедный мальчик был геем. Для Минги это в своей степени было дико, но он и не жил в мире, где за любое чувство можно было поплатиться репутацией или оказаться под жёстким контролем со стороны семьи. Его мир был из разряда «я боюсь рассказать о своих чувствах, потому что мы работаем вместе на грани жизни и смерти, и лишняя неловкость убьёт всю нашу динамику крутых спец-агентов».       Пока Минги в очередной раз занимался псевдо-самобичеванием, а Ёсан с Уёном по кругу слушали «Я и Майкл», попарно называя друг друга оленями каждый раз, как кто-то делал ошибку в словах песни, потому что «английские песни какие-то дебильные», в их наполненный праздничным трепетом офис вошла звезда вечера.       Сон внезапно забыл о всех своих мыслях о милфах, любящих мальчиков помладше, и серых котятах. На самом деле когда ему принесли его собственный костюм — не слишком дорогой, но всё же приличного вида – он безмерно обрадовался, потому что уже отвык от этого чувства, когда надеваешь красивую одежду, делаешь хорошую укладку и чувствуешь, что можешь провести время в дорогой обстановке, не являясь при этом официантом под прикрытием. Всё же быть телохранителем — более почётно, и даже возможность воспользоваться духами Том Форд доставляла особое удовольствие. Слабое подобие роскоши, которое он был способен тогда себе позволить, но думал, что мог бы ограничиться и этим. Как он был не прав.       Платье Сонхва было совершенно на ином уровне. Чёрное, с подкладками у груди, высоким горлом и длинными рукавами; серебряные маленькие звёзды были рассыпаны на первый взгляд случайным образом, но, если вглядеться, можно было увидеть, что те аккурат проходили по контуру груди и талии. Внизу платья был вырез, раскрывавший тонкие икры ног в колготках в мелкую сетку, которые почти незаметно сияли похожим серебряным блеском. О, Сонхва, как долго же ты брил свои бедные ноги. Минги подумал, что решение с этим вырезом было дерзковатым, потому что ни с каким другим парнем это бы не проконало, но нечеловечески тонкие икры Сонхва не оставляли сомнений. В целом Сон никогда не горел желанием примерить платье, но… не дай Бог, Уён читал его очередные завистливые мысли в тот момент. В любом случае это было определённо платье Сонхва.       Также Пак был в закрытых туфлях на тонкой шпильке, и издалека было не совсем понятно, но, кажется, они даже сровнялись по росту, отчего сразу появились сомнения — не совсем складная девушка (какой бы изначально ни была филигранной фигура Сонхва, аккуратно подчёркнутая платьем), выше среднего роста — но он легко смог придумать этому объяснение. Может, она известная спортсменка? Или у неё просто такая фигура? Что же, все девушки должны быть с одинаковым телосложением?       Нижнюю часть лица закрывала плетённая из мелких металлических колец маска, спускающаяся вниз, как ткань. Сквозь неё всё ещё можно было разглядеть очертания, но не так чётко — достаточно, чтобы слишком тупой подбородок не бросался на глаза.       Макияж… Минги надо было перестать пялиться, но он действительно хотел рассмотреть каждую деталь. Зря что ли Сонхва убил на это всё так много времени? — Минги, моргни. Твои глаза не готовы к тому, что ты их так широко раскрыл, — посоветовал Ёсан. — Значит, выглядит достаточно правдоподобно? — спросил Сонхва своим бархатно низким голосом.       Его тёмные тени переливали холодными блёстками, а когда он взмахнул рукой, то подчеркнул внимание на том, что его пальцы огибали серебряные кольца-когти, напоминавшие часть средневекового доспеха. — На этом моменте ты получил минус миллион баллов социального рейтинга, — возник Уён. — Просто запомни — тебе ни в коем случае нельзя открывать рот. Хотя не волнуйся, я буду тебе постоянно напоминать об этом в твой микронаушник, партнёр, — Чон подмигнул ему, преподнеся свои руки к щекам, словно мог выглядеть милым.       Казалось, даже такое пустяковое задание уже было готово превратиться в отключение Минги от общего понятия сознательности, которое он так старательно пытался показать своему «старшему», и бесконечное напевание «Я и Майкл».