***
— Что ты делаешь? Как нашкодивший мальчишка, Лютик оборачивается и видит стоящую в дверях лаборатории Йеннифер. И если честно, облегчённо вздыхает при виде женщины. Будь на её месте Весемир, он бы и не знал, что делать. — Да так. Горло прихватило, а сама понимаешь, голос для барда — рабочий инструмент. — Практически не солгал он. — В таком случае, держи. — Внезапно в Лютика полетел пузырёк с темно-зелёной густой жидкостью, который тот всё же умудрился поймать. — Это что, какое-то чародейское зелье? — Спросил бард, боясь даже открыть склянку, чтобы попытаться распознать её по запаху. — Не дури, Лютик. Это сироп от кашля. Бард растерянно посмотрел на чародейку, а потом и на тягучую смесь. Решившись откупорить склянку, он сразу почувствовал приторный аромат сладости и трав. Вполне похоже на обычное лекарство, которое можно купить у травницы или лекаря. — Спасибо. Но как ты… — Ты кашлял. За завтраком. И за обедом. Ещё вчера. Трудно этого не заметить. — Всем бы быть такими внимательными как ты, Йеннифер. — С грустью отметил бард. Всего мгновение женщина не понимала, к чему это он, а потом, бросив взгляд на сумку позади Лютика, смогла сделать еще один вывод. — Ты уезжаешь? Кажется, в её голосе слышится беспокойство и это так неожиданно приятно. Когда ты хоть кому-нибудь не безразличен. Даже если это женщина, к которой ты ревнуешь самого важного для себя человека. Почему-то, после всего произошедшего она стала относиться к нему иначе. Словно бы на фоне схожего горя у них появилась некая связь. Вероятно, это симпатия. Видя похожие раны на другом человеке, невольно начинаешь ему сопереживать и вместе с тем видеть в нем новые грани. Лютик больше не казался ей слабаком, способным лишь прятаться за спиной ведьмака. Он был достаточно сильным, чтобы помогать эльфам, чтобы выпутываться самому из неприятностей, когда рядом никого нет, чтобы молчать под пытками. Он оказался сильным. Куда более стойким, чем о нём думает каждый знакомый с ним человек на континенте, и даже он сам. Йеннифер же перестала быть для него бесчувственной сукой. Кто бы знал, что под этой вековой штукатуркой ещё остались эмоции. Что там есть сердце, которое тоже можно разбить и поранить. И даже при том, что теперь она вновь рядом с Геральтом, её не хочется винить. Всё же, она помогла, спасла. Лютик это ценил. — Мне незачем здесь оставаться. — Но Геральт… — Ты сама всё слышала, Йеннифер. «Трое», не четверо. — Ты всё слышал. — Её голос звучит спокойно, но широко открытые фиалковые глаза выдают толику ужаса. Опять Лютику хочется горько усмехнуться. Кажется, теперь он практически на всё реагирует именно так — как смолой из-под древесной коры, сочащимися из него эмоциями. — Не стоит недооценивать слух барда. — Постучал пальцем за ухом. — Ты же понимаешь, это же Геральт, он не имел в виду ничего такого. — Постаралась сгладить слова ведьмака чародейка. Тогда она и сама не понимала, что в своих расчётах мужчина мягко говоря ошибся, опять нанося удар по одному разбитому сердцу. — Вот именно. Не имел в виду. Он меня не слышит, не видит, не помнит. И я его даже понимаю, найти себе семью дорогого стоит. Особенно для него, это же Геральт. Столько лет он отрицал наличие у себя чувств, а тут и за девочку беспокоится и тебя в глубине души наверняка хочет вернуть. Конечно из него и щипцами не вытянешь признание, что вы теперь как мать, отец и дочь. Но я это вижу. Работа у меня такая. Чувствовать за других. Повисло молчание, не прерываемое ничем, кроме дыхания самого Лютика, усталого и изнеможенного. Они оба понимали, — в чём-то бард прав. Геральт без него легко может прожить, тем более сейчас, когда в его жизни появились близкие люди, которые будут о нем заботиться, те, кто любит его и он может любить их в ответ. Жаль только, что Лютика оставили у обочины смотреть счастью в спины. Чародейке не хотелось его отпускать. Она чувствовала, что это будет неправильно, что его место обязано быть где-то рядом с ведьмаком. В конце концов, он был там раньше Цири, раньше неё самой, разве он этого не заслужил? Обычного счастья быть рядом с человеком, которого любишь. Ведь она прекрасно его понимала. Она испытывала то же самое, но в отличие от барда ей повезло. — Отсюда пешком ты вряд ли живым выйдешь. Зима, хищники, дальняя дорога. Было бы логично подождать до весны. — Ну уж нет. Ещё пары дней в этом унылом местечке я точно не выдержу. Лучше уж волки и метели, чем вот это всё. Они оба понимали, что под «вот этим всем» имеется в виду не иначе как Геральт, которому плевать на барда. — Я открою портал. — Заявила чародейка. — Но только завтра. Сегодня иди, лечись. Может еще передумаешь. — Хех, ну, тебе же лучше, если я уйду. По крайней мере одной проблемой меньше будет, а у вас их и так не мало, верно? Раздумывая, не отпить ли сиропа из бутылочки, бард никак не ожидал того, что чародейка нежно его обнимет, успокаивая, словно бы зная, как погано у него на душе и как сильно сейчас он нуждался в поддержке. — Мы стали как-то слишком часто обниматься! — Глотая воздух, удивился Лютик. Запах крыжовника и сирени окутывал его, принося как сладкое успокоение, так и липкие воспоминания. Геральт любил этот запах, остававшийся на простынях по утру. Он напоминал о прошедшей ночи, о фиалковых глазах, о страсти и любви. Для Лютика это был запах женщины, к которой он ревновал на грани ненависти. Сейчас же кажется, словно он должен принадлежать совершенно другому человеку, а не тому, чьи ладони, словно хрупкие крылья лежат на его спине. — При виде тебя, Лютик, я поняла, что тем, кого считаешь друзьями, нужно помогать. Будь то открытие порталов или простые объятия. «Какая прелесть, я завел себе в друзья чародейку!» — Хотелось ему съязвить, но он сдержался. Руки как-то сами потянулись обнять в ответ.***
За завтраком в обеденном зале довольно тихо, как в общем-то и всегда. Редкий стук ложек, хрипловатые мужские голоса, да треск непотухающего очага. Совершенно обычное утро, если забыть, как совсем недавно погибло несколько ведьмаков, и теперь в крепости, по мнению Геральта, осталось всего семь человек. Сегодня была не его очередь готовить, так что ожидать приличного варева на завтрак не стоило. Как и ожидалось, стоило наложить в миску практически остывшую кашу, так за ней потянулся рыжий волос. Да, видно характерную черту стряпни Ламберта. Когда на дне тарелки практически перестали красоваться неаппетитные остатки, то из дверей показались Йеннифер и Цири, несущие в руках подносы, которых на здешней кухне и в помине не было. Что уж говорить о том, что на них стояло. — Доброе утро, Геральт! Настроение у девушки было хорошее. Всё же вкусная еда, приготовленная явно не одним из ведьмаков, заставит любого радоваться. Нужно отдать должное чародейке, Геральту нравилось смотреть на уплетающую за обе щеки яичницу с беконом Цири. Сама же Йеннифер лишь пару раз улыбнулась девочке и дальше стала размышлять о своем. Мужчина не исключал того, что возможно ей сложно находиться рядом, имея на себе клеймо «непрощённой» за свою попытку пожертвовать девушкой, когда они ещё толком не знали друг друга. Остается лишь глубоко вздохнуть. Слишком много за последнее время в его жизни проблем с прощениями и извинениями. — А где…знаете… ну… бард? — Девушка всё никак не могла вспомнить имя того человека, что так внезапно стал одним из обитателей крепости, да только о его присутствии обычно напоминали одни лишь грустные аккорды лютни, доносящиеся со второго этажа. — Лютик? Да он может до самого обеда валяться в кровати. Так что ближайшие несколько часов ты его вряд ли увидишь. — Вообще, странный он такой. Молчаливый. И разве он не должен был уехать с краснолюдами? Геральт смотрел на девочку с удивлением, потому что каждое слово казалось каким-то бредом. Молчаливый Лютик? Да этот бард даже во сне умудрялся разговаривать, а от того, чтобы не поведать кому-то одну из своих песен, а позже увлечь ещё десятком, его никогда было не удержать. Сложно поверить, что молодой княжне все уши уже не прожужжали разными историями. — С чего ты вообще взяла, что он должен был уехать с гномами? — Я думала он путешествует с ними… — Ты не так поняла, Цири. Я тогда был вместе с Лютиком, когда мы наткнулись на них. Девушке казалось, словно Геральт говорит о вещах, которые не могут быть связаны с последними событиями. Просто потому что разве бард был как-то связан с ведьмаком? О нем ни разу не упоминали, да и она не видела, чтобы ведьмак за последние дни общался с тем человеком больше чем перекидыванием парой фраз. Неизвестный бард казался не иначе, как прибившимся чужаком, которого по неясной причине отсюда не гнали, просто оставив как есть. Но тут в разговор вмешалась раннее молчавшая Йеннифер, почувствовав, что нормально Геральт ничего не объяснит. — Они друзья. — Сказала она, глядя в ведьмачьи глаза. На секунду можно было увидеть искорку. Слишком часто мужчина избегал этого слова в отношении барда. Но сейчас он не смел отрицать. В его памяти всё ещё свежи воспоминания о том случае на горе. Когда он прогнал Лютика, когда ранил его чувства. Теперь он не посмеет кричать на барда, кажется, подобное даже в мыслях теперь невозможно. Потому что ему стыдно. Кто бы знал, что ведьмаку может быть настолько стыдно вспоминать то, каким мудаком он был. И оттого ещё ценнее тот факт, что Лютик вернулся к нему как ни в чём ни бывало. Не требуя даже извинений, хотя таковые и требовались. Геральт знал об этом. Только вот выдавить смог из себя одно лишь жалкое «прости». То ли от того, что ведьмаков никогда не учили по-человечески извиняться, то ли от того, что ему было стыдно слишком за многое. И уж лучше он будет вымаливать прощение поступками, нежели словами. — У тебя есть друзья?! — Удивилась девушка. — И как долго? — Двадцать лет. — Голос прозвучал тихо, словно бы мужчина поддался воспоминаниям прошлого. — Ого, это много. — Не то слово. Поражаюсь, как у Лютика сил хватило за ним столько лет таскаться. — Усмехнулась Йеннифер. — Раньше бы ты высказалась иначе. — Отметил Геральт, не задумавшийся до этого о том, что следовать за ведьмаком занятие не из лёгких. И если ему самому порой надоедали песни и баллады, особенно на своих первичных ужасных этапах звучания, и самого Лютика не раз приходилось вынимать из передряг, то чтобы, не задумываясь, следовать за Геральтом в логова кровожадных чудовищ, нужно быть либо ужасным глупцом, либо великим храбрецом. Особенно, когда по итогу тебя каждый раз отчитывают за то, какой ты идиот. — Признайся, тебе нравилось путешествовать в его компании. В ответ он лишь что-то неразборчиво проворчал в кружку. Про него можно было бы сказать «что, имевши не храним, потерявши плачем», да только он на целых восемь месяцев забыл кого потерял. И только тогда, когда они шли по тракту и Лютик передразнивал Геральта, он понял, что это вовсе не плохо. Даже приятно. Жаль только, время их совместных приключений истекло. На ведьмаке теперь слишком много ответственности. — Вы так говорите, словно этот бард всё знает о Геральте. Мне так и не терпится теперь расспросить его. Уверена, у него много историй, которые ты ни за что не захочешь рассказывать. — Девушка уже предвкушала, как разузнает какие-нибудь постыдные моменты из жизни ведьмака и сможет однажды его смутить. Геральт же представил себе, как будет затыкать Лютика, дабы тот случаем не обмолвился об одном из приключений в борделях, с него станется. Но внезапно взгляд Йеннифер стал более серьёзным, что не предвещало ничего хорошего. — Боюсь, уже не получится. Всего несколько слов, а руки ведьмака уже сжимают кружку куда сильнее должного, ибо «Боюсь. Уже. Не получится.» звучит не иначе как смертный приговор. — Йенн… — Он ушел сегодня утром. Решил, что прощаться нет смысла. Первое, что Геральт чувствует, это то, как сердце уходит в пятки и земля улетает из-под ног. Потому что произошло нечто в корне неправильное, то, о чём он никогда не задумывался в здравом уме — Лютик ушел сам. Такого не случалось никогда. Каждое их расставание до этого было заслугой ведьмака, бросавшего барда в трактирах, когда тот надоедал или, когда время поджимало и следовало гнать лошадь вперёд, а не дожидаться, когда идущий на своих двоих Лютик его догонит. Затем приходит осознание того, что на улице далеко не лето, до ближайшего селения чертовски далеко идти, а вокруг по ночам слышится вой волков. Даже медленное ведьмачье сердце начинает биться слишком часто от волнения. — Ты знала и дала ему уйти? Да вы оба сумасшедшие! На улице метель, он же замерзнет, не пройдя и километра! — В гневе выкрикивает Геральт, заставляя Цириллу поражаться внезапной смене настроения. Ноги уже сами несут его наверх за теплой одеждой, а потом седлать Плотву. Он не может дать дурости Лютика погубить себя лишь потому что у того шило в заднице. Нужно срочно найти барда, пока он не окочурился в лесу. Но не успел он выйти из главного зала, как строгий голос чародейки пригвождает его к месту. — С ним всё в порядке. Я открыла ему портал. Ведьмак обернулся, уставившись на Йеннифер, словно бы та вновь предала его ожидания. — На кой чёрт вы это сделали? Я ещё понимаю Лютик, у него ветер в голове гуляет, но зачем тебе было потакать его дурацким прихотям?! Здесь ему было бы куда безопаснее. — Сквозь зубы проговорил мужчина. И хотя Геральт ссылался на безопасность, на самом деле его волновало не только это. — Он посчитал, что ему лучше уйти. — В каком месте лучше?! — Ударил тот ладонями по столу, но женщина лишь аккуратно разрезала кусок бекона и отправила его себе в рот. — В любом другом, где он не сможет видеть тебя. Эти слова прозвучали как гром средь ясного неба. Отвратительные, пугающие, лезущие в душу. Практически то же самое, что однажды сказал сам Геральт. Чародейке не хотелось верить, ведь всё вроде бы было нормально, Лютик же тогда пошел за ним, разве это не значило, что теперь между ними нет размолвок? Однако, как бы он этого ни отрицал, рациональная часть его существа, являвшаяся большей половиной, понимала, что всё не могло быть так просто. За эти месяцы Лютик успел измениться. И дело не в отросшей щетине и волосах, а в глазах. Некогда яркие васильки превратились в пасмурное небо. Свет в них не померк, но стал угасать. Геральт не хотел этого видеть и признавать, так же, как и тот факт, что Лютик мог его не простить. С глухим стуком он вернулся на скамью. Прошлые эмоции мгновенно улетучились, оставив после себя тяжелую взвесь. — Это он тебе сказал? В, как сказал бы Лютик, янтарных глазах Геральта явно виднелось горькое отчаяние, скользившее по желтым радужкам. Сейчас он не хотел терять Лютика. Да, возможно их отношения стали сложнее, как и вся их жизнь, но он знал, что бард любил быть рядом с ним, а как иначе, если тот посвятил ему большую часть своей жизни. Так же Геральт точно знал, что будет неблагодарной мразью, если не сможет всё исправить. Возможно он бы отложил это на потом, когда стало бы легче, без Нильфгаарда на хвосте, без древних чудовищ. Без всего этого. Только вот, глядя правде в глаза… опасность никогда не уйдет. — Ему просто это нужно. — Значит, он так и не простил меня… — Проблема в том, Геральт, что он-то тебя простил, иначе и быть не могло. Но ему было плохо здесь. — Чародейка обвела взглядом каменные своды. — Здесь никто не мог подарить ему внимание. В то время, когда тебя не было рядом, его утешала толпа. Улыбки и смех, следующие за его песнями все эти месяцы, глушили его боль, от того, что ты его прогнал. Но здесь у него был только ты, Геральт, и тебя с лихвой хватило бы, не брось ты его снова. — Но ведь я был здесь, это ведь какой-то бред… Геральт не понимал, что сделал не так. Ни разу не кричал на барда, не высказывал едких комментариев, был настолько сдержанным, насколько возможно. Пока мужчина размышлял над своими ошибками, сбоку послышалось тихое: «Я, пожалуй, пойду.» — И Цири, встав из-за стола поспешила на выход. Слишком тяжелой была нависшая между ведьмаком и чародейкой атмосфера. — Геральт. — Позволила женщина обхватить мужскую ладонь своей собственной. — Всё проведенное здесь время он чувствовал себя ненужным, понимаешь? Единственное, что ты попросил, когда вы вновь встретились это, было не «вернись ко мне», не «прости меня», а помощь, когда он сам был в беде. Подумай, что он чувствовал, когда тебя не было, когда его пытали, а когда ты явился, то вовсе не спасать его пришел. Ты пришел не за ним, ты пришел за помощью. А потом игнорировал, просто-напросто забыл, когда он был прямо у тебя под носом. — Что ты имеешь в виду? — В горле застрял неприятный ком, который все никак не получалось сглотнуть. — Тогда на мосту ты сказал «нас трое». Ты представляешь, как больно ему было? Фиалковые глаза смотрели глубоко в его душу. Так, что хотелось отвести взор, выдернуть руку, объятую нежными пальцами. Йеннифер хотела, чтобы ведьмак почувствовал и осознал каждую свою ошибку, даже если объяснения придётся по очереди гвоздём вбивать в его голову. Но Геральту хватило, чтобы почувствовать, как дыхание перехватывает. Так, словно его ударили в солнечное сплетение, лишая возможности дышать. Приходит осознание сказанного. Может он и думал лишь о преодолении препятствий на пути, да и Лютик не должен был этого услышать, в конце концов его тогда не было рядом. Однако… даже стой он рядом, вероятно ничего не изменилось бы. Слишком часто Геральт впадает в крайности, то забывая о барде, потому что он не должен иметь ко всему происходящему никакого отношения, то не желая отпускать, потому что его присутствие рядом хотя и кажется неправильным, но является слишком привлекательным и успокаивающим. — Я должен его найти, объясниться. — Для начала тебе самому следует понять, чего ты хочешь от Лютика. Вместо того, чтобы оставаться рядом незамеченным, он решил поберечь себя и уйти. Если всё останется по-прежнему так, то тебе лучше забыть о нем. Геральт знал, что чародейка права. — Я не могу это так оставить. Но сердце требовало вернуть барда любой ценой. — Это ведь случилось вчера вечером? Сегодня утром? Открой портал, и я быстро его разыщу, пока что-то не стряслось. — Не могу. — Да ладно тебе, Йенн, я знаю, что у тебя достаточно сил. — Я не знаю куда он отправился! Он не желал, чтобы его в случае чего искали, потому место назначения представлял он сам. Так что, то могут быть и Оксенфурт, и любая кметская деревушка. Я могу открыть тебе портал хоть сейчас, могу позаботиться о Цири пока тебя нет, но найти Лютика ты должен сам. — Да будет так. Геральт знал, что бард предпочтёт комфорт, а значит остается только прочесать все крупные города на юге, не затронутые войной. Это ведь не самая сложная задача, да?***
Стоило Лютику выйти из портала, как ноги подкосились, а через пару секунд он почувствовал, как сильно его мутит. Словно после пары литров подозрительного вина в какой-нибудь провонявшей паршивым пивом таверне на краю света. С трудом поднявшись и отряхнув руки, он обнаружил себя в тёмном переулке. Не совсем то место, куда он намеревался попасть, однако, если магия чародейки сработала правильно, и он оказался в Вызиме, то ничего страшного. Как известно, все дороги ведут на центральную площадь, и как-нибудь он сориентируется. На улице было прохладно, однако здешний ветерок и слякоть под ногами ни в какое сравнение не шли с морозом Каэр Морхена. В такую погоду кожаный плащ был в самый раз. Лютик чертовски не любил зиму. Она всегда приносит с собой опустошение. Всё в мире замирает. Звери прячутся по норам, птицы улетают на юг, люди запирают двери домов, а ведьмаки уезжают в далёкую горную крепость. Бродягам вроде него самого приходится труднее всего. Пока на улице тепло ты можешь отправиться куда угодно, лишь бы ноги целы были. Путешествовать из деревни в деревню, заезжать в крупные города, ночевать под открытым небом, если ночь застала врасплох посреди пути, в конюшне или сарае, если денег не хватает на нормальный ночлег. Летом простая жизнь не приносит особых хлопот, однако зима — совершенно другое дело. Главная проблема в том, что, не имея дома нужно найти место для зимовки, а будучи бардом удача не всегда на твоей стороне. Оставаясь в одном трактире более чем на неделю, ты рискуешь приесться публике и тогда вскоре благодарность за песни в виде звонкой монеты иссякнет. Что до работы при знатных дворах, то не каждый день короли и лорды устраивают праздники, тем более сейчас — когда угроза наступления нильфгаардских войск столь реальна. Потому, Лютик решил пока остаться в Вызиме — в этом городе достаточно постоялых дворов, хозяева которых будут рады завлечь посетителей выступлениями знаменитого менестреля, дворян, на чьих празднествах должна играть весёлая музыка и просто людей, желающих скрасить балладой хмурое время. Ступая по мощёной дороге, бард наконец выходит из грязного переулка. Перед ним лежит широкая торговая улица, кишащая людьми. Такое родное зрелище. Но оно не приносит должного удовольствия. Прикупив пару яблок и лепёшек себе на обед, он уверенным шагом проходит мимо всех остальных лотков, отметив для себя, что на самом деле совершенно не голоден и дело вовсе не в перекусе сегодня утром. Просто за последнее время вкус еды стал каким-то особо блеклым. И только обжигающая выпивка лезла в горло. Приходится немного поплутать перед тем как найти нужное ему место, а именно таверну «Лисий хвост». Стоило открыть тяжелую деревянную дверь, чьи петли не издали и намёка на скрип, как сразу стало понятно, что это место нисколько не изменилось с последнего раза, как Лютик был здесь. В воздухе витал аромат только что приготовленного мяса, тушеных овощей и хмеля без намёка на кислинку. В каждом особо тёмном углу горели свечи, а меж столиков ходила парочка симпатичных девчонок-разносчиц, кидающих гостям тёплые улыбки, от которых руки так и тянутся за монетой в кошель. Стуча каблуками по дощатому полу, Лютик прошел через таверну, не забыв бросить взгляд на одну из девушек, от чего та не то засмущалась, не то притворилась, что ей приятно внимание гостя и продолжила убирать посуду со стола. Перед самим же бардом сейчас была натертая до блеска стойка, за которой можно было увидеть тучного мужчину, нависшего над учётной книгой. — Стефан, друг мой, как давно мы с тобой не виделись, а твое заведение всё так же лучшее во всей Вызиме! — Воскликнул Лютик, обращая на себя внимание двух крохотных глаз. — А? Ты ещё кто такой? Корчмарь явно не был доволен тем, как какой-то надоедливый тип мешает ему работать. В конце концов своих симпатичных официанток он нанимал именно для того, чтобы каждый гость отвлекался на их милые личики и формы бёдер, не мешая ему самому вести дела и наблюдать за всем со стороны. — Неужто тебя начала подводить память, и ты не узнаешь лучшего барда всего континента? — Да каждый из вас певунов так себя называет! Катись-ка ты от селя, коль попрошайничать пришел. — О, святая Мелитэле. Это я, Лютик! Припоминаешь? Пройдясь оценивающим взглядом отросшие волосы, щетину и кожаный плащ, через несколько секунд корчмарь в миг преобразился, поняв, кто всё же перед ним находится. — Лютик! Да ты изменился так, что мать родная не узнает. Где вот эти вот все рубахи расфуфыренные с рукавами как у баб? А лицо?! Нет, ну ты конечно возмужал. Прям и не скажешь, что тот же человек! «Да я сам себя не узнаю, чего уж там.» — Все мы меняемся, Стефан! В лучшую или худшую сторону, но сей процесс необратим. Я же, бесспорно, лишь хорошею. — Самовлюблённости тебе как всегда не занимать. Садись уж, рассказывай, какими судьбами в Вызиме. Года два ты не появлялся. Наконец Лютик отодвинул высокий табурет, скрипом прошедший по полу и уселся на него, чтобы потолковать с хозяином таверны. На самом деле за эти пару лет он не раз бывал в Вызиме, только вот не один, а в сопровождении Геральта. И он был бы рад остановиться в «Лисьем хвосте», да только знал, что ведьмак по обыкновению предпочтёт места более приземлённые, где кровать пожёстче, а похлёбка пожиже. В общем, он предпочёл экономить, в то время как этот постоялый двор сожрал бы половину его кошелька. И конечно же, Лютик не стал настаивать на остановке в том месте, в котором ведьмаку было бы жить в убыль. Хотя сам бард мог заработать за один вечер приличную сумму. — Ну так что, я выступаю, а ты делаешь скидку, идёт? — После слегка измененного рассказа о своих путешествиях предложил Лютик. — Ага, разбежался. За сегодня оплатишь по полной. Кто знает, может за эти годы ты уже все таланты растерял и хрипишь как ишак. Так что сегодня можешь играть вдоволь, а завтра я посмотрю, прибавится клиентов иль нет. Скину половину цены, если прок будет. — Хриплю как ишак? Да я соловья перепою! Так что будь готов сделать мне скидку. А на сегодня… — в голове проносились расчёты того, что он может себе позволить, — я займу комнату и к вечеру надеюсь там будет ванна. Оглядев Лютика и подумав, что тому и впрямь не мешало бы принять товарный вид, Стефан утвердительно кивнул, но потом бросил хитрый взгляд вглубь таверны, где разносчицы ходили меж гостей. — А может тебе к ванне ещё одну из наших девушек прихватить? Они у нас избирательные, знаешь ли, но со своим смазливым личиком думаю Милена тебе в услуге не откажет. Лютик обратил внимание, что златовласая красавица, которой он улыбнулся, зайдя в заведение, периодически заинтересованно посматривает на него. — Ох, я бы с радостью, да только моя муза не дремлет, нужно столько мыслей оформить в строки, что на вряд ли у меня найдется времени на сей цветок. — Хех, ну как знаешь.***
Впервые за пару недель Лютик принимал нормальную ванну. С горячей водой, маслами, сидя по грудь в воде. Никаких тебе тасканий воды из колодца, что находится чёрт знает где. В Каэр Морхене в лучшем случае он успевал набрать и нагреть себе небольшой таз, в который одни лишь ноги влезали, да обтереться влажным полотенцем, перед тем как повалиться с ног от беготни через всю крепость. Пот и грязь успешно отлипали от тела, принося с собой ощущение свежести, жаль только, что расслабиться не получалось. И в этом деле ему не поможет ни горячая вода, ни симпатичная девушка, Лютик прекрасно это знает. Последние несколько месяцев он провел именно так — не чувствуя облегчения ни на секунду. Чужие улыбки штукатуркой ложились на сердце, помогая выглядеть чуть лучше, но сердце внутри оставалось прежним. Разбитым и одиноким. Своя боль всегда сильнее, даже когда можешь чувствовать эмоции окружающих. Он всегда был понимающим человеком, а всё потому, что в чужих туфлях он стоял как в своих собственных. Испытывай человек ненависть, любовь или дружбу Лютик пропускал всё через себя, отдаваясь этому процессу без остатка, ведь тогда к нему нисходила муза и чудесные строки лились рекой из-под его пера. За свою жизнь он испытал так много чувств и эмоций, что его можно было бы назвать настоящим сомелье в этом деле. Потому, находясь рядом с Геральтом, он чувствовал нечто невероятное. Этот мужчина был просто поразительным. Он говорил, что у него отсутствуют эмоции, но Лютик насквозь видел, что на самом деле, это было вранье. Без эмоций ведь жить легче. Никакой вины, жалости или сожалений. Избавься от них и можно притвориться, что ты вовсе не человек и тогда то, что они тебя не принимают станет чем-то обыденным. Это важно для ведьмаков — не становиться сентиментальными в критический момент и идти напролом, пока не достигнешь цели. Только вот враньё самому себе не меняет душу. А у Геральта она была доброй, хотя и сварливой, как тысяча чертей. Не нужно много времени, чтобы по уши влюбиться в такого человека. Лютику хватило всего лишь дня спасения его тушки из эльфийского плена. Любить Геральта было легко, и любовь вкупе с жаждой приключений подгоняла его вслед за Плотвой, тянула через топи, проводила через леса и настойчиво требовала от него вновь найти ведьмака, чтобы принадлежать ему. Потому что только это могло помочь Лютику хоть как-то связать их судьбы. Ведь между ними не было ни Предназначения, ни магии. Только отчаянное желание Лютика быть рядом. Пусть Геральт трахается со шлюхами в борделях, пусть любит Йеннифер, коль таково его желание. Бард стерпит, захлебнётся ревностью, истерзает душу собственной ненавистью, но, если он будет рядом в качестве друга с которым ведьмаку не будет скучно, он готов мириться. По крайней мере, так было раньше. После воссоединения кое-что изменилось. Лютик не хочет оставаться на обочине, не готов быть лишь дворняжкой, всюду хвостиком следующей за ведьмаком. Он любит Геральта. Двадцать лет бард соскребал ржавчину с сердца ведьмака, давая тому волю. Лютик был первым, кто посмел попробовать подобное. И ему удалось заставить старый механизм работать. Жаль только, что, научив того любить, места в ведьмачьем сердце ему не досталось. Йеннифер, Цири — вот те, кого Геральт вспомнил на мосту, те, кого он взял под крыло и пообещал вместе преодолеть все трудности. У Лютика не осталось сил и времени ждать. Последние двадцать лет теперь ощущаются как партия в гвинт, оставившая его буквально ни с чем. И ему не нужно лишнее напоминание о том, что он остался ни с чем в виде Геральта, который может позволить себе ждать десятилетиями. Лютик человек, его время ограничено. Вода стекает на дощатый пол, когда мужчина наконец решает выбраться из бадьи и спешит обтереться полотенцем. Совсем скоро придет пора спускаться вниз, где он сможет дать волю голосу. Спасибо чудодейственному сиропу Йеннифер, который вполне себе мог оказаться настоящим колдовским варевом за то, что горло перестало болеть, как только склянка была выпита до дна. Глядя на себя в мутное зеркало, Лютик отметил, что было бы неплохо сходить к цирюльнику, если он хочет выглядеть чуть менее помотанным жизнью. Но, если честно, так даже лучше. Люди любят драму, а в сочетании с песнями о разбитом сердце его образ выходит довольно эффектным. Жаль, что всё не постановка. Шум собравшегося внизу люда заставляет выйти из комнаты на встречу со своим любимым делом. Кто-то был рожден, чтобы стать великим чародеем, иному предназначено всю жизнь бороться с монстрами и умереть от их клыков и когтей, а единственным истинным предназначением Лютика были песни. Лишь петь и играть он умел так завораживающе, что никто не мог с ним сравниться на целом континенте. В этом он был лучшим. «Только Геральту было все равно.» — Эй, Стефан, налей-ка чего-нибудь приличного! — Обратился он к трактирщику за стойкой. — Сейчас бы мне спаивать того, кому через четверть часа выступать. — Однако руки всё равно потянулись взять одну из кружек. — Ой, да ладно тебе! Всем давно известно, что истина рождается в вине, а в пиве не иначе, как лучшие таланты. — Крикнул он в спину, уходящему в кладовую мужчине. — В таком случае я боюсь представить, как тебя мать рожала. — Фыркнул он, ставя перед бардом стакан с пенной жидкостью. — О, вероятно то было занимательное зрелище. Как оказалось, Лютику налили сидра, и будем честны, вполне неплохого. Хотя, причина тому вероятно в том, что в «Лисьем хвосте» не подают пойла, похожего на ослиную мочу. Оно не было крепким, но на пустой желудок в голове быстро возникло ощущение лёгкости. А оно и к лучшему. Кто захочет слушать песни от хмурого барда? Как только на дне кружки осталась лишь белёсая пена, на небольшую сцену, привлекая к себе внимание вышел трактирщик, и подвешенным языком, словно не в его природе постоянно отпускать грубости, произнес приветственную речь. — Леди и джентльмены, секундочку внимания! «Лисий хвост» славится на всю Вызиму как лучший постоялый двор и питейное заведение, и, как полагается таковому, мы не можем оставить наших дорогих гостей тосковать холодной зимней ночью! Потому, дабы согреть Вас этим вечером, мы пригласили знаменитость, известную во всех дворах Севера. Встречайте, мэтр Лютик! Среди многочисленных посетителей послышались перешептывания, а несколько юных парней даже одобрительно засвистели, призывая барда начать своё выступление. Лютика о таком просить и не надо, он сам рвётся наконец сыграть, не важно даже, наберет он достаточно денег по итогу или нет, если люди вокруг оценят его творения. Оглядев публику, и обнаружив по большей части мужчин, он решил начать с чего повеселее, с песен, которые чаще всего поднимают кураж. Пей, пей, веселей! Уже убрали рожь с полей! Пиво льётся пьяною рекой, Утром точно мы с тобой, Не поднимемся, друг мой! Пей, пей, всё веселей! Малец, не страшись и не робей, Дева прекрасная станет твоей! Медовухи и вина Из рук твоих испьёт она. Стучат бокалы, пьются вина, В веселье нашем ночь повинна! Вокруг многие смеялись и попевали, слушая знакомые мотивы, а Лютик всё продолжал терзать свои пальцы струнами лютни. Ему нравилось то, как звучат песни, как некогда хмурые лица расплывались от улыбок и хохота. Порой девушки льнули к нему и заигрывали прямо во время исполнения очередного куплета, в котором повествовалось то о весёлых дураках, ведущих разгульную жизнь, то о красавицах, убегающих со своими возлюбленными. Всё вокруг крутится и вертится калейдоскопом, и он чувствует, как жизнь наполняется смыслом, а тело энергией петь хоть всю ночь напролёт, не подумывая даже о сне. Но с каждой новой песней он приближался к тем, что были написаны не с чужих жизней и душ, а с собственных. «Её сладкий поцелуй» буквально заставил девушек со всей таверны собраться вокруг него и вслушиваться в каждое спетое Лютиком слово, ловить аккорды, от которых сердца дам трепетали, подобно пташкам. Их кавалерам только и оставалось, что завистливо смотреть на барда, который смог собрать вокруг себя целый цветник. Однако, у всего есть свой конец, даже у такого прекрасного вечера. Порывом чувств Лютика, ставящим точку на сегодняшнем выступлении, стала ода разбитому сердцу. И хотя в песне «Сгорай, Мясник, сгорай», из стыда Лютик всё же заменил ненавистную Геральтом кличку на «ведьмака», она заставляла вернуться к тяжким воспоминаниям о былом. Единственная песня о Белом Волке за вечер заставляла каждого слушателя замереть и почувствовать боль в груди. Лютик желает, чтобы Геральта объяло пламя, ведь сам бард давно выгорел дотла. И будто бы в подтверждение тому, он более не носит голубые костюмы с малиновыми вставками, теперь он облачён в плащ цвета обожженной плоти. Он «сжигает воспоминания», да только дороже памяти о тех днях у него ничего нет. Даже голос… он бы пожертвовал им если бы перед ним стоял выбор. Эта песня не иначе как правдивая ложь или лживая правда. Всё перевернуто в верх дном в надежде показать себе, что всё нормально, «ты отлично справляешься без него!», но каждый слушатель слышит в ней мольбу не покидать барда, обернуться и извиниться за прошлое, пообещать, что дальше всё будет хорошо, не важно как, но мы преодолеем всё вместе, не зря же прошли все эти годы? Возникшую в конце тишину он прерывает собственным же восклицанием: «Вы просто невероятная публика! Спасибо вам всем и не забудьте оставить свою благодарность, если вам понравилось! Надеюсь встретиться с вами завтра в это же время!». Внезапно вся таверна разразилась одобрительными возгласами, среди которых были, как и просьбы выйти на бис, так и внезапные попытки незнакомцев поддержать его фразами на вроде «Твой ведьмак тот ещё козёл!», на что Лютик лишь удивленно вскидывал брови и порой усмехался, представляя, как бы Геральт среагировал на подобное. Нет его, конечно словами и похуже называли, да что уж там, откровенно говоря ведьмаков обыватели с грязью смешивали, сидя за кружечкой пива после рабочего дня, да только никогда, чтобы поддержать тем самым Лютика. Заглянув через добрые полчаса в раскрытый чехол от лютни, менестрель обнаружил там хорошую сумму, которой он сможет покрыть свои расходы и ещё останется. На данный момент всученные Йеннифер деньги, под предлогом того, что у барда ни гроша за душой, потому, что она тогда позволила ему быть схваченным городской стражей, подошли к концу в момент оплаты комнаты и ванной. «Ну что же, вполне себе можно задержаться тут недели на две.» — Подумал Лютик, неся свои кровные на обмен к хозяину трактира.***
Потихоньку зима в Тимерии начала вступать в свои права. Потребовалась всего неделя, чтобы на смену моросящим дождям и липким туманам пришли лёгкие пушистые снега, вуалью оседающие на полях и кронах деревьев. В городе же вся красота исчезала. Белизна превращалась в грязную кашу под ногами прохожих и лошадей, смешиваясь с типичными для здешних мест нечистотами. Скверное зрелище. Ничего общего с заснеженными вершинами гор на фоне старой крепости. Сегодня ярмарочный день. На площади собираются торговцы со всех окрестностей в надежде подзаработать до наступления настоящих заморозков, когда из своего родного села будет невозможно выбраться. Ноги несли Лютика по улице прямо в гущу толпы. Оживлённая атмосфера приносила чувство удовлетворения. Не важно, будет ли он сегодня выступать на публику или же просто пройдется по лавкам торговцев, тратя заработанные за прошедшие полторы недели в «Лисьем хвосте» деньги, день должен пройти хорошо. Со всех сторон его окружал народ. Бедняки, зажиточные крестьяне, купцы и ремесленники. Все выкрикивали свои предложения. Одни договаривались о продаже мёда и сушеных ягод, другие раскладывали по прилавкам последний урожай фруктов за год. Хуже всего конечно несло от продавцов рыбы: смрад разносился по всем окрестностям, а под ногами то тут, то там оказывались остатки потрохов. Однако, совсем не сюда нужно было барду. В первую очередь он хотел заказать себе шляпу. Раньше у него была одна. Красивая такая, из той же кожи, что и его плащ. Но ее постигла трагичная судьба быть утерянной в тот момент, когда его похитил Огнеплюй. И в отличие от лютни, Йеннифер решила ее по пути не подбирать. Так что, сегодня он решил возместить потерю. Всё же куда приятнее собирать деньги в неё, чем в футляр. Да и выглядела она эффектно. Он не знал, где находится лавка шляпника, да и трактирщик тоже — мало кто из его клиентов интересуется головными уборами, так что оставалось бродить по самым очевидным местам в поисках заветной вывески. Менестрель лавировал среди толп народа на главной площади, когда его взгляд зацепила доска объявлений. Она так и не изменилась с прошлого раза, когда они с Геральтом были в Вызиме и ведьмак взял себе заказ на монстра из городской канализации. По правде сказать, это один из тех раз, когда Лютик не напрашивался идти вместе, ибо никакие монстры его не пугают так же, как место, куда сливаются все нечистоты города. От одних мыслей аж передёргивает. Сегодня же, как ни странно, на видавшей и лучшее время доске висело в разы больше всевозможных объявлений, что привлекло внимание не одного Лютика. Рядом стояло несколько зевак, рассматривающих чьи-то портреты. Бард и сам не желал проходить мимо. «Может после того раза, когда маленькая княжна взбесилась, монстры не только в Каэр Морхене повылезали? Всё же зимой многие уходят в спячку, а тут словно бы какое-то нашествие.» Но стоило подойти поближе, как тут же стало ясно, что перед ним вовсе не заказы, а розыскные листовки «Твою же мать!» — Чуть не вырвался возглас удивления. На него смотрели черно-белые гравюры с портретами, смутно напоминающими знакомых людей, но подписи «Ведьмак Геральт из Ривии, так же известный как Белый Волк», «Чародейка полуэльфийка Йеннифер из Венгерберга», «Княжна Цирилла из Цинтры» и «Бродячий бард Лютик» делали предположения неоспоримыми. — Святая Мелитэле, да они решили собрать весь квартет! Стоящий рядом мужчина покосился на него своими заплывшими глазами и Лютик поспешил заткнуться и как можно быстрее ретироваться. На всю их компанию решили объявить охоту. Чёрт возьми, да его теперь, наверное, вся Темерия разыскивает, а всё почему? Конечно же каждая собака в подворотне уверена, что барду, распевающему повсюду песни о ведьмаке известно, где тот прячет пропащую княжну. А он и знает! И это просто ужасно, отвратительно и опасно. Не только потому что таких молодчиков как тот Огнеплюй, решивший до хрустящей корочки поджарить его пальцы станет в десятки раз больше. Нет, хуже всего то, что есть такие чародеи, как Йеннифер, которые могут залезть тебе в голову. Тогда сколько не пытайся, Лютик не сможет скрыть абсолютно ничего. Так что нужно убираться отсюда. Не просто из города, а желательно из страны, залечь в какой-нибудь глухой деревушке, а потом… потом он ещё придумает, что делать. «Хорошо хоть портрет действительности слабо соответствует, а то меня б ещё на площади повязали.» — Думал Лютик, проносясь по улицам. Автор явно никогда его не видел в лицо и по чужим описаниям нарисовал скорее мальчишку, коим он был двадцать лет назад, что не могло не радовать. Мало кому из тех, кто ни разу не был на выступлении барда придёт в голову, что он и есть тот человек. Йеннифер вообще больше похожа на какую-то из гадальных карт, что шарлатаны носят за пазухой. Никто в жизни не догадается, что это она, если женщина переоденется в менее приметную одежду и скроет цвет глаз. Вот Цири и Геральту по-настоящему не повезло. От одной вероятно остались придворные портреты с которых срисовали объявление, а ведьмака и до этого узнавали по белоснежным волосам, кошачьим глазам и крайне выдающейся фигуре, несущей на спине меч. «Надеюсь, они не решат выехать за пределы Каэр Морхена.» Возвращаться в «Лисий хвост» нет смысла. Из вещей в его комнате осталась лишь сумка с травами, прихваченными из запасов ведьмаков, да ночная рубашка. Всё остальное было с собой, даже несколько жестких лепешек и пара пожухлых яблок. Старая привычка таскать с собой все свои пожитки, появившаяся тогда, когда оказалось, что Геральт мог сорваться с места в любой момент, и ни о каких сборах разговоров даже не шло. Тем более возвращаться туда всё равно, что загнать себя в ловушку. Хозяева таверн, публичных домов, бань и других общественных мест всегда в первую очередь узнают о подобных вещах. Потому, с уверенностью можно сказать, что Лютику чертовски повезло, что сегодня он пошел на ярмарку и увидел то объявление. Ибо трактирщик сдаст его стражам и приберет к своим рукам вознаграждение как пить дать. Они может и знакомы, но лишь потому, что имеют общий интерес в виде заработка, на том их отношения кончаются. Благодаря скоплению людей на улицах он чувствовал себя чуть более уверенно. В толпе легче затеряться, это он усвоил ещё, будучи Свиристелем, помогающим эльфам бежать на Юг. Тогда он попадал в передряги, значит и сейчас справится. Разница лишь в том, что на этот раз ищут его, а не толпу остроухих за спиной. — Эй, бард! По спине пробегают мурашки, когда он слышит оклик и оборачивается. На противоположной стороне улицы он видит мальчишку, держащего в руках потрёпанный инструмент и смычок. В глазах того была паника, ведь с обоих сторон его обступила пара стражей, один из которых вцепился в рукав тонкой туники. «О боги…» — Было очевидно, что парнишку собирались схватить по подозрению бытием тем самым разыскивающимся Лютиком, что очевидно неправда, ведь сам бард смотрит на разворачивающуюся перед ним сцену и решает, стоит ли бежать, сверкая пятками, пока его никто не видит. В конце концов, спустя пару допросов все поймут, что он не может быть Лютиком. Как минимум по возрасту, ибо городская стража на вряд ли будет подобно экзаменаторам в консерватории оценивать его игру. «Я ведь об этом пожалею, верно?» — Прошу прощения, уважаемые господа, но не могли бы вы пожалуйста объяснить, что здесь происходит? Все трое с удивлением смотрят на незнакомца, внезапно прервавшего допрос парня, который стоит ни жив, ни мертв от волнения. Вероятно, с ним подобное происходит в первый раз. Молодой ещё, лет семнадцать с виду и кажется вот-вот расплачется, не зная, что делать. Хорошо, что от волнения из его рта ни писка не слышно, а то это могло бы доставить Лютику проблем. — Ты ещё кто такой? В этот раз тот факт, что его не узнали не уязвляет гордость, а скорее приносит облегчение. Только вот в последний момент он успевает заткнуть сам себя и не выдать ни одно из своих имен, смешав случайно оба в единое. — Я? Я — Джулиан, мы с моим другом вместе путешествуем, разнося по миру чудесные баллады, прославляющие Север! Уверяю, вам незачем арестовывать этого мальчика. Однако, если он что-то украл с прилавка, то я возмещу ущерб и будьте уверены, его ждёт хорошая трёпка. Так что он не стоит вашего времени, просто назовите цену и отпустите. Паренёк хотел было что-то сказать, но Лютик обхватил того за плечи и крепко прижал к себе, намекая: «Молчи. Ни звука иначе всё кончится плохо для нас обоих.» — Не знаю, что насчёт кражи, но мы ищем барда по имени Лютик. По описанию похож: вон молодой, глаза голубые, волосы тёмные, да и лютня имеется. — Выдал описание стражник. — Ну что Вы! Вы только взгляните! Это ль знаменитые васильковые глаза? А инструмент? Какая из этого лютня, господа, присмотритесь повнимательнее! Я лично учу его играть на жиге. Абсолютно никакого таланта, но ему тоже на еду зарабатывать нужно, так что чем проще, тем лучше. Какой из него Лютик — лучший бард на всём континенте? Доводы показались мужчинам разумными на столько, что каждый теперь с презрением вспоминал выданные им объявления о розыске с неумелыми портретами. — Ладно. — Махнул рукой другой мужчина. — Идите на все четыре стороны. Этот малец и впрямь играет так, что уши вянут. Не удивительно, что в кошеле у него пусто. — Да, спасибо вам, удачного дня, господа! — Схватил Лютик мальчишку за локоть и как можно быстрее попытался скрыться от взора стражников. Тот был в совершенной прострации, не понимая почему его куда-то тащат и что это за человек рядом, но он покорно давал себя вести. — Эй, как тебя там, Джулиан. Не лютня ль у тебя за спиной? А ну стой! — Крикнул другой стражник, пугая народ так, что все поспешили уйти у него с пути, который вел прямо к двум менестрелям. — Да вашу ж мать! — Выругался Лютик. — Бежим! — И они побежали что есть мочи. Погоня по улицам городов не была любимым занятием барда, особенно когда зачем-то решил взять на себя ответственность за мальчишку, с которым в итоге всё равно ничего не случилось бы. Ну отсиделся в камере несколько суток, с кем не бывает? Но жалеть о сделанном поздно, остается лишь говоря: «Простите!» сбивать чужие лотки, перепрыгивать через телеги и толкать прохожих на своём пути. Лютик быстрый и вёрткий, не зря же он преодолел тысячи километров пешком на своих двоих. Ему удается и парня за собой тащить, и заранее продумывать, куда повернуть, так, чтобы не оказаться в тупике. В итоге, на ум приходит, что даже если они продолжат зайцами скакать по городу, толку будет мало. Особенно учитывая то, что своими инструментами они выделяются из толпы, а бросать лютню бард не собирается. Она ему как родная. — Сюда! Не успевает парень понять, что происходит, как непрерывный бег прерывается чувством свободного падения и он с плеском плюхается в воду. Хотя, жижу под ними таковой можно назвать лишь с натяжкой. Вокруг сыро, темно и ужасно смердит. — Где это мы? — Городская канализация. Поздравляю с первым спуском туда, где оказываются все преступники в отчаянных попытках сбежать от наказания. — Но я не преступник, я ничего не сделал! — Ну, если тебя преследует куча наёмников, посланных мужем прекрасной герцогини, то вероятность оказаться здесь тоже очень высока. В общем, как бы Лютик ни ненавидел канализацию и не пытался её избежать, спускаться сюда ему было не впервой. Остается лишь надеяться на то, что здесь нет никаких монстров с зубами и щупальцами. По привычке хочется спросить Геральта, кого им здесь следует опасаться, а потом идти за его крепкой спиной, только вот нет рядом Геральта и из дерьма ему придётся вылезать самому. Не впервой, но всё равно обидно. — Коли мы вместе очутились в столь затруднительной ситуации, я бы не отказался узнать твоё имя. — Спросил Лютик, осматривая простёртый перед ним коридор и отчаянно пытаясь вспомнить, откуда они пришли и в какую сторону от сюда находится сток за городскими стенами. — Люпен. Меня зовут Люпен. У парня были зелёные глаза и каштановые волосы. Тонкие черты лица казалось выдавали в нем что-то эльфийское, но уши были вполне человеческие. Возможно в нем течёт кровь старого народа, но та разбавлена уже двумя или тремя поколениями людей. Остается только лишь усмехнуться, что в каком-то смысле он продолжает работу Свиристеля, хотя в данном конкретном случае толку было мало. — Зачем ты спас меня от тех стражей? — Считай это солидарностью. Я как бард не мог оставить подобного себе в беде. «Мне было совестно.» — Спасибо… наверное. Не понимаю, как они могли перепутать меня с бардом Лютиком. — Ага, я тоже. — Ответил Лютик, идя по канализации скорее на ощупь, так как из скромных отверстий наверху лилось слишком мало света. Лишь изредка он мог хорошо разглядеть своего собеседника. В такие моменты завидуешь ведьмакам и чародейкам, умеющим пускать свет и пламя из рук. Даже будь у Лютика факел, он бы не смог его зажечь. — Он ведь уже старый. — Как ни в чём ни бывало сказал Люпен. — Что?! Кого это ты назвал старым?! — Такого возмутительного оскорбления Лютик еще в своей жизни не слышал! — Так если подумать, он был известным ещё в те времена, когда меня в помине не было, то есть шестнадцать лет назад. Да он должен быть седым, как сам Белый Волк, не иначе… Ауч! — Послышалось позади облачённой в плащ спины, в которую врезался парень. — Ты…! — Вскинул палец бард, кажется его нервы сегодня не выдержат. — Послушай сюда, я собственными глазами видел Лютика, он всё так же прекрасен, как и двадцать лет назад! И между прочим многие девушки только спят и видят, как бы провести с ним хоть одну ночь, а мужчины захлёбываются желчью, видя, как им до него далеко. Сам себя не похвалишь — никто не похвалит. Это он после пирога без начинки понял. — Мой дядя говорит, что на самом деле сейчас вместо него выступает его ученик. Так ведь бывает, когда учитель передает своё имя по наследству. «Что за бредни вообще ходят среди народа? Какой ещё нахрен ученик?!» — …Точно, дядя! — Парень стал озираться вокруг, словно бы позабытый «дядя» каким-то чудом мог оказаться поблизости. — Джулиан, прости, но мне нужно вернуться за дядей. Он остался в таверне «Кот и мышь», ты не знаешь, куда мне идти? «Кот и мышь» была тем ещё клоповником. Помнится, тогда они с Геральтом поражались тому, как если поднести палец к одному из швов матраца, оттуда сию же секунду начинали вылезать клопы, тянущиеся своими гаденькими мордочками и усиками к протянутой руке. Зрелище настолько же захватывающее, насколько мерзкое. В тот раз они оба сошлись на том, что лучше спать на полу. — Да я без понятия. — Честно ответил Лютик. — В смысле «без понятия?», ты же нас сюда привел! — В мои планы входило поблуждать по коридорам, периодически выглядывая наружу, сверяясь с направлением, и там однажды выйти за пределы города. Найти таверну не в моих силах, уж прости. — Развёл он руками. — Вот как… Ну а, где просто какой-нибудь выход? — Растерянно огляделся парень. — Думаю тут недалеко, мы прошли уже достаточно от прошлого. Так и получилось. Вскоре одно из окошек под потолком оказалось куда больше прежних и через него можно было пролезть, только вот предназначалось оно не для людей в отличии от первого, а для смыва отходов, хотя по стене и шла череда крохотных железных ручек, образовывающих подобие лестницы. Тут-то они и решили разойтись, но Лютик не поверил своим глазам, когда парень снял с плеча мешок, в котором хранил свой жиг и смычок. — А как же… — Если меня вновь увидят с музыкальным инструментом, то ситуация повторится. Мне лучше избавиться от него. Если повезёт, то вернусь и заберу, если нет, то у меня ещё будет возможность купить новый. Всяко лучше, чем быть арестованным. Мало ли, что произойдёт в темнице, даже если попадешь туда по ошибке. Люпен ушел, а Лютик с грустью поднял оставленный жиг и осмотрел его. Инструмент был потрёпанным, местами дерево начинало рассыхаться без должного ухода, да и струны пора было бы поменять. Мальчишка явно не был из тех, кто отдал бы всё ради своей музыки. Вполне возможно, что у него просто не было иного выхода и единственное чему он мог научиться по жизни — это работа менестрелем. Было грустно осознавать, что кто-то может просто так бросить свой инструмент. Для Лютика лютня была продолжением его самого, не менее важным, чем рука или нога, хотя, если честно, первая была всё же нужнее, отрастить новую он вряд ли сумеет. Оставить её казалось чем-то постыдным или даже грешным. Словно бы предать друга. Потому даже сейчас, когда он мог просто без проблем пройти по улицам никем не узнанным, оставив свой инструмент где-то на помойке, он этого не делал. Слишком мало вещей было важнее лютни. Вероятно, только руки, затем голос, и на вершине всего его муза… как иронично, что ею он нарёк Геральта. Пальцы ловко орудовали у грифа, натягивая струны, как должно. Может быть этот инструмент забудут и более никогда не притронутся, а ему самому точно не стоит даже проверять результат своих усилий в канализации, в которой сильнейшее эхо, но оставлять всё как есть совершенно не хотелось. — Так-то лучше. — Будучи удовлетворённым итогом, Лютик наконец отложил жиг в сторону, обратно завернув в холщовый мешок и двинулся дальше. Как бы то ни было, оставаться в сем месте на долго он не намерен. Чтобы найти заветный выход потребовалось не мало времени и сверок своего местонахождения. Однако, когда на ночное небо взошли звёзды, он практически на ощупь смог добраться до самого, что ни на есть, анального отверстия города и практически не запачкаться. Обувь конечно после всего хотелось скорее выкинуть, но Лютик обошелся тем, что протёр сапоги лежащим на склонах зловонной канавы чистым снегом. Может быть и не идеальный результат, но в душе полегчало. А вот от осознания того, что сейчас ночь, его единственный источник света — это ломоть возрастающей луны, а ему предстоит дорога по леденелой земле без спальника и походного одеяла, наводило на дурные мысли. — Лютик, ты идиот! Хороший день? Как же, разбежался! Выбраться то он выбрался, но теперь предстояло удовольствие идти по тракту в максимально некомфортных условиях, которых он и хотел избежать, основываясь в городе. Даже тот раз на горе был чуточку лучше, ведь на улице было тепло. — Ну ничего, руки в ноги и пошел. — Больше же ничего не остается делать. Одно радовало — снег лишь слегка покрывал землю белой простынёй, а на небе не было ни облачка, значит не стоит страшиться осадков и промокнуть от таящих на теле снежинок, да и под ногами не будет мешаться ничего кроме привычных камней и выбоин. Едкий страх окутывал сердце при виде тёмной границы леса. Силуэт каждого дерева превращался в таинственного монстра, которого хотелось бы избежать, но Лютик лишь нервно сглотнул и продолжил путь. Ничего же ведь с ним не случится сейчас, верно? Он совсем близко к городу, да к тому же наступила пора многим чудовищам лечь в спячку, а разбойники не должны ютиться столь близко к городу, боясь патрулей. Пока всё нормально, а вот дальше… кто знает. Слушать тишину в обычное время можно считать по-своему расслабляющим занятием. Всё же даже в ней есть своя «мелодия», которой можно вдохновиться или же наоборот — очистить разум от прошлого произведения и с чистого листа начать новое. Только сейчас молчание мира ощущалось ширмой, за которой одинокого путника поджидает не одна сотня опасностей. Потому всю дорогу Лютик тихонько запевал то одну, то другую песнь. О снежных полях, о лунных ночах и несбыточных мечтах. Вот и сейчас, посреди чащи изо рта рвались некогда написанные на бумаге строки, пока тот аккуратно ступал по протоптоной множеством ног тропе: Шепот. Холодного ветра порывы, Колышутся ветви плакучей ивы, И тропа среди леса теней, А ты идешь все дальше по ней. Там нет людских дорог, и темный лес Укрыл все до сказочных небес, Лишь изредка, среди ветвей Увидишь блеск небесных зверей. Когда заплутаешь в чаще, Услышишь пронзительный вой, Беги скорее подальше И лучше на месте не стой. Человек с душою зверя Однажды в этот лес попал, Решил прилечь на время, Проснувшись волком стал. Проклятье не рушимо, Не снять во век его, Теперь такова судьба, Что ест он путников сердца. То были стихи, для которых он так и не придумал музыку. Совершенно сырые и недоработанные, они были записаны в песенную книгу несколько лет назад, когда они с Геральтом попивали пиво в одной из деревенских таверн на востоке Редании. От ведьмака несло запахом крови, но бадью с водой к тому моменту всё еще не подготовили и из доступного отдыха оставалось лишь смочить горло хмелем после выпитых эликсиров. В тот день он поборол волколака, годами терроризирующего местных, и настроение у него после этого было паршивым. Волчара оказался не проклятым, а рождённым таковым. Однако жажда крови пересиливала всё остальное, будь то сожаление или обычная человечность. Будучи разумным и имея над собой контроль, он предпочёл вкус человеческого мяса всему остальному. Монстрами называют всех тех, кто отличается от людей, но быть ли ему чудовищем, каждый решает сам для себя. Тот оборотень сделал свой выбор и ведьмаку не оставалось ничего, кроме как уничтожить угрозу. На самом деле Геральт не любил убивать. Мастерски овладел искусством рубить головы, резать глотки и ломая рёбра протыкать сердца, но лишь чтобы исполнить долг защитника человечества, за который платят прискорбно мало. — Сейчас бы его умение разжигать огонь не помешало. — Поёжился, скрипя кожаным плащом, Лютик. Ему было одиноко. Не только сейчас, идя по дороге незнамо куда, а все последние восемь месяцев после того случая. Геральт годами ехал впереди на Плотве, поторапливая несносного барда и даже в разлуке Лютик верил, что скоро они встретятся. Не потому что их связывает магия или Предназначение, а лишь благодаря его собственной жажде следовать за ведьмаком куда угодно. Она казалась связующей ниточкой, которой бард тайно обвил Геральта и тот даже не заметил. Сейчас же эта связь вновь требовала воссоединения, потому что её хозяину было паршиво. Сначала Лютику подумалось, что зрение его обманывает, когда в отдалении мелькнули всполохи огня, посреди серых силуэтов деревьев. Только стоило подойти ближе, как мираж приобрёл узнаваемый вид костра. Сердце затрепетало, и ноги сами понесли его к очагу. Хрустя валежником и прорываясь сквозь цепкие ветки деревьев, Лютик вышел к небольшой полянке, но заметив нескольких людей поумерил пыл. Можно было увидеть, как улыбка сползла с его лица. «И на что я только надеялся?» Вокруг костра сидело трое бродяг, кутающихся в протёртые дорожные одеяла. Старик кажется не заметил его, продолжая безучастно смотреть на языки пламени. Совсем рядом с ним стоит девушка, раннее подтыкавшая все края его кокона так, чтобы холодный воздух не залетел в одну из дырок. Сейчас же она уставилась на Лютика своими большими круглыми глазами, но не сказала ни слова. Но каково было удивление барда, когда на другой стороне обнаружилось знакомое лицо. — Люпен? — Джулиан?! — Так я погляжу ты выбрался из города и нашел своего дядю. — Присел рядом Лютик, не дожидаясь приглашения. Хотелось, как можно скорее отогреть озябшее тело и плевать на приличия. — Да. Дядя Осфо, дядя Осфо, смотри, это тот мужчина, о котором я говорил. Старик наконец вышел из оцепенения и посмотрел на незваного гостя. — Ооо, молодой человек. Спасибо, что помогли нашему Люпену в городе. — Прохрипел тот. — Не знаю даже, чем мы можем Вас отблагодарить, мы лишь бродячие музыканты, не более. — Не волнуйтесь, мне хватит и простого отдыха у костра. — В таком случае, милости прошу. — Внезапно старик зашелся в приступе кашля и как только ему полегчало, проговорил. — Анна, у нас ещё должны были остаться травы. Завари, пожалуй, и на нашего гостя тоже. Девушка в ответ лишь кивнула и, найдя среди пожитков походный чайник, отошла в сторону набирать в него чистый снег. — Это Анна, моя сестра. Она немая, так что ответов от неё не жди. — Произнёс сбоку парень. — Вот как. Такая красавица. Вы с ней как две капли воды. — Отметил Лютик. А ведь и правда девушка практически его копия: высокие скулы, каштановые волосы, которые, как оказывается завиваются в очаровательные кудряшки. Можно поспорить, глаза тоже зелёные, цвета сочной летней листвы. — Они близнецы. — послышался голос с другой стороны костра. — Мать их умерла ещё при родах, а брат мой был человеком мягко говоря ветреным, в тягость ему было оставаться рядом с детьми. Сердце моё не выдержало, и я забрал их с собой в странствия. — Дядя, тебе лучше отдохнуть, не перетруждай себя. — Куда тут отдыхать, когда в мире творится хаос. Север охотится на эльфов, эльфы на людских детей, Нильфгаард подступает с юга, а по королевствам начали вылавливать бардов и допрашивать маленьких девочек, только потому что они блондинки. Кажется, скоро все те, кто отличается, вымрут с лица земли. Осталось лишь ратовать на то, что можно будет найти приют в Новиграде до конца зимы. — Вольный город значит… Лютик думал, чтобы отправиться туда ещё, будучи в Каэр Морхене, но видеть море не слишком хотелось. Да, корабельные порты и тихие заводи близь хуторов и деревень вещи совершенно разные и бард мечтал именно о втором варианте. Однако предложение, сделанное Геральту, отправится к морю всё еще будоражило глубины сердца и доставать волнения на поверхность совершенно не хотелось. Только вот в сложившейся ситуации он не видел иного выбора. Если их разыскивают в Темерии, то скорее всего подобное происходит по всем королевствам. Осталось лишь надеяться, что в Новиграде его не будут искать для допроса. — Думаю, мне следует отправиться с вами. Ночь прошла довольно тихо. Никаких монстров или бандитов. Только треск костра, чай из листьев мяты и смородины, а также истории из жизней троих бродячих музыкантов, сводящих концы с концами и не знающих, как им раздобыть денег на новые инструменты взамен оставленных в городе. Ему даже пожертвовали одно из одеял, больше смахивающих на тонкие посеревшие простыни. Но Лютику хватало. Следующий день они провели на ногах, спеша по тракту на север. Даже умудрились по пути наткнуться на деревеньку, в которой смогли пополнить свои запасы еды. Те старые лепёшки и яблоки в сумке Лютика были сгрызены на завтрак. Не ведавший нормальной еды организм жадно просил ещё, надеясь тем самым спастись от холода. Погода позволяла не останавливаться с ночёвкой в трактирах, на которые большей части группы не было денег, а Лютик и не возражал. Лишь прикупил себе у одной старушки собственное одеяло, от которого пахло только шерстью и сушеными травами. Иногда, когда тишина начинала угнетать, а тем для разговоров не оставалось, он доставал лютню и играл, пока пальцы не онемеют от морозного воздуха. Среди всех путников он оказался единственным, кто умел петь и все охотно спрашивали, может ли он исполнить то или иное. — А ты знаешь, ну эту про чеканную монету, там ещё строчки были «ведьмаку заплатите…» Лютик лишь усмехнулся в ответ. Давненько он её не исполнял. В его репертуаре последнее время хитом стала «Сгорай, Мясник, сгорай!», которую жаловали где бы ни услышали. Но почему-то, идя по дороге навстречу будущему, о котором ничего не известно, ему страсть как захотелось исполнить просьбу мальчишки. И он запел. Песня из старых времён, призывавшая отплатить Геральту добром за добро наконец вновь стала греть душу. — А у тебя красивый голос. — Впервые заговорил о его творчестве старик. — У меня такого никогда не было, да и на лютне я играл посредственно. Потому жаль, что только этому я мог научить детей. — Обратил он взгляд на идущих впереди парня и девушку. После всего услышанного Люпен продолжал чирикать на ухо безмолвной сестре о том, как он тоже сможет сочинить песню, да такую, что её будут горланить на каждом шагу по всему континенту. — Не знаю, заметил ли ты, но в них ещё течёт эльфийская кровь. Совсем чуть-чуть конечно, даже у их матери на четверть эльфийки уже были обычные людские уши, и она ничем не выделялась, однако боязно мне за них. Сам же знаешь, гонения, казни, убийства. А они же дети, и ни в чём не повинны. — Согласен. Творящееся… по истине нечеловечно. — Тебе тоже следует быть осторожнее. Найди-ка лучше своего ведьмака и затаись с ним подальше от этого всего. — Что, как вы…! — Чуть не поперхнулся воздухом Лютик. — По твоим песням всё понятно. Слишком много души для того, кто бы просто повторял чужой текст. — Спасибо? — Он не знал, как правильно расценивать слова Осфо и как на них реагировать. — Не за что тут благодарить. Скорее тебя жалеть надо. Но я удивлён. Ты не такой молодой, каким описывают и не на столько старый, как я себе представлял. Видать и ученика никакого не существует. — Именно! Не распространяйте всякие странные слухи! — Ха-ха-ха. — Прохрипел старик с трудом переставляя ноги.***
На пятый день совместного путешествия погода стала значительно хуже. Снег валил с неба хлопьями, застилая обзор и неприятно оседая на волосах, превращаясь в капли воды. Идти дальше пока не было особой проблемой, всё же осадков выпало пока мало, и колени в нём не утопали, да и ветра не было, от чего температура казалась терпимой, а вылетающий изо рта густой пар всего лишь забавным зрелищем. Однако к вечеру всё может измениться. — Эх, говорила мне гадалка, жди беды, коли в лес зимою сунешься. Надеюсь мы сможем набрести на какую деревеньку по пути. — Вздыхал парнишка. — Это короткий путь, ничего тут на десятки верст не встретишь. — Крикнул ему в ответ старик. — Тут единственный выход попытаться из того, что есть шатёр на ночь соорудить. Лютик и сам пожалел, что не отговорил Осфо идти «коротким, проверенным путём». Каждый раз подобные людские инициативы кончаются тем, что никто до места назначения в итоге не добирается. Геральт всегда твердил, что Лютику в одиночку лучше идти самыми людными дорогами, на которых его точно не будет поджидать никакая лесная тварь. Сейчас же наступает чувство нарушения всех тех заветов. Идти без остановок просто невозможно — у старика больные ноги и явные проблемы с лёгкими и горлом, которое тот регулярно полощет травяным отваром. Даже обидно, что у Лютика не осталось ни капли того зелья Йеннифер, возможно оно бы хоть немного облегчило жизнь новому знакомому. В чаще находится скромная полянка, поросшая вокруг облетевшими кустами ежевики. Совсем крохотная и явно никем до этого раннее не обхоженная, тут то они и решают остановиться передохнуть, развести костерок и выпить чаю с хлебом, купленным несколько дней назад. Девушка как всегда начала готовить всё для отвара, Люпен пошел искать более или менее сухие дрова, на сколько то возможно в заснеженном лесу, а Лютик раскладывал вещи, одним глазом приглядывая за Осфо. — Давно я не был в этих местах. — Начал тот вспоминать одну из историй былых лет. — Молодым ещё был, путешествовал с труппой бродячих актёров. Вот же времечко было. Играть на лютне, пока под пение Марии актёры кружатся на сцене… — Я погляжу Мария была особенной, раз через столько лет Вы её запомнили. — Улыбнулся Лютик, попутно отряхивая один из пледов от налипшей грязи и стараясь свести её снегом. На самом деле он не хотел сейчас стоять на месте, ведь близилась темнота, в отдалении даже послышалось уханье совы, однако возраст спутника давал о себе знать. — О, Мария была прекрасной девушкой. Яркой, как тысяча солнц и нежной, подобно цветку лилии. Таких я больше никогда не видел… Тишину зимнего леса нарушил тихий, пронзительный свист, за которым последовало чваканье. Звук знакомый и он не предвещает беду. Всё уже случилось. В отдалении послышался глухой стук — чайник выпал из рук Анны, когда та увидела произошедшее, а в чаще леса раздалось пронзительное «Ааау!». «Хорошо, Люпен хотя бы жив и Анна рядом.» — Лютик мгновенно поднял руки, показывая на сколько он смиренен и доброжелателен. Даже при том, что сейчас он смотрит на Осфо, так и не успевшего дорассказать свою историю. Стрела прошла через голову. Стрелявший попал в самый центр, размозжив переносицу и задев глаз, изуродовав лицо старика. — Мы не опасны, давайте как-нибудь договоримся! Не стоит сразу же браться за оружие! — Лютик осторожно оглянулся вокруг, выискивая взглядом нападавших, попутно молясь, чтобы его не решили пристрелить так же внезапно. — Жалкие людишки как всегда вымаливают о сохранении их жизни. Наконец из-за дерева показалась высокая фигура блондина с луком наперевес. «Ну конечно же долбаные эльфы, кто ж ещё!» — Давайте все успокоимся и просто поговорим. Я бард, мне нет дела до политики и многовековой ненависти, а оставшиеся двое просто дети, их незачем…- слово всё крутилось на языке, но выходило из горла с трудом, — убивать. — Заткнись! Всего лишь дети? Мы тоже так говорили о своем потомстве, но люди севера убили первое эльфийское дитя за сотни лет! Тетива уже натянулась для повторного выстрела и Лютик думал, как будет рвать отсюда когти, прихватив с собой остолбеневшую девушку, как из-за деревьев показалось еще несколько пар глаз. Большинство наблюдало с интересом, но лишь одни распахнулись в удивлении. — Серицел, подожди! — Послышался оклик и вперед выбежал кучерявый парнишка. — Дара, какого дьявола ты защищаешь этого человека? Прикончить, и дело с концом. — Однако лук всё же опустил. — Это о нем я рассказывал! Он Свиристель! На этот раз все незримые наблюдатели решили явить себя. Пятеро эльфов окружило Лютика и Анну, один из них волок за собой бессознательное тело Люпена. Хотя тело и не двигалось, тот факт, что его не бросили подтверждал догадки барда — мальчишка просто оглушён. — Хочешь сказать, это вот он помогал бежать в Цинтру? — В сомнениях переспросил Серицел. — Да. — Уверенно кивнул парень, а затем обратился к барду. — Ты ведь помнишь меня? Таких вот подростков Лютик видел десятками, и окажись на месте Дары один из них, ответ был бы: «Извини, от этого конечно зависит моя жизнь, но не припоминаю.» Однако тот вечер несколько недель назад он запомнил прекрасно. Йеннифер и нильфгаардец прошедшие через сточные воды не в пример хуже Лютика, похищение, обожженные пальцы. Эльф, которому он пожелал удачи остался в памяти благодаря невероятной неудачи того дня. — Да, тогда на корабле, когда я провожал группу эльфов и нильфгаардца, чародейка с вами не поехала. Прости, но к сожалению, я не помню твоего имени. Эльфа этот факт ни капли не расстроил. — Вот видишь, это он. Блондину понадобилось несколько секунд раздумий, чтобы принять решение. Слишком хотелось убить людей на месте, утолив свою жажду крови, но если поступить так с тем, кто спасал жизни его народа, то он опустится до их же уровня. — Отведём их к Францеске. Пусть решает она, что с ними делать. Связать! — Ой, да ладно вам, я сам прекрасно могу идти. — Простонал Лютик, когда его запястья крепко обвила бечёвка. Когда его уже повели прочь, он окинул взглядом поляну: труп, старые одеяла… и о Святая Мелитэле, его вещи! — Парень, я умоляю тебя, прихвати с собой лютню! Она лежит там, рядом с сумкой! — Да заткнись ты! — Одёрнул Лютика Серицел. Позже, идя по лесу, он заметил, что Даре доверили вести за собой Анну, но на спине того можно было заметить и чехол, и дорожную сумку Лютика. На том он спокойно выдохнул и продолжил путь периодически спотыкаясь. По пути, в голову лезла куча разного рода мыслей. «Я же как-нибудь выкарабкаюсь, верно? Мне что, впервой в плен к эльфам попадать? Обычное дело для первого числа каждого месяца, верно?» «Нихрена не верно.» — Ответил он сам себе. Двадцать лет назад с ним был Геральт. Сегодня, хочется истерично смеяться от одной мысли: он вместо Геральта и обязан вытащить с собой двух ребят, не смотря на свою трусливую натуру. После внезапной кончины Осфо он мог попытаться сделать для них хотя бы это. Честно сказать, умудрись Лютик сбежать, его совесть бы с потрохами съела. После получаса ходьбы им на пути стали появляться другие эльфы, заинтересованно смотрящие на процессию, ведущую пойманных людей в лагерь. Каждый встречный не стеснялся выразить своё презрение или плюнуть в их сторону. Приятного в происходящем было мало, но порой на лицах некоторых эльфов проскальзывало удивление и узнавание. Скорее всего именно заслугами Лютика они жили на свободе вплоть до сего дня. Вокруг стояли шатры, горели костры. Жизнь кипела похлеще чем в Вызиме в будний день. Можно было лишь поражаться тому, как отличается увиденное двадцать лет назад от представшего сейчас перед взором барда. Тогда эльфы воровали зерно у деревенских, сегодня они разбили военный лагерь в лесу. Их ведут в один из шатров, перед которым стоит стража из парочки эльфов, на бедрах которых красуются ножны с клинками. Серицел толкует с ними несколько мгновений, после чего левый дозорный скрывается внутри и все замирают в ожидании. «Похоже и впрямь та самая Францеска!» — Стало понятно из услышаного на Старшей речи диалога. — Что… происходит? — Стонет приходящий в себя Люпен, которого всю дорогу протащили по земле. — Готовимся встретиться с самой красивой женщиной на континенте. По крайней мере так её описывают в балладах. — Нервно хмыкнул Лютик, переминаясь с одной ноги на другую. Руки ужасно затекли, но только от одних попыток ослабить верёвки, те впивались с большей силой. Наконец из шатра показался стражник и, бросив неодобрительный взгляд на людей, кивнул пленившим их эльфам. Судя по тому, что в спину прилетел удар, приглашающий зайти, аудиенции они всё же удостоятся. Стоило сделать в шатёр шаг, как ему и Анне нанесли удар под колени и те повалились на пол. Люпена же просто кинули рядом, особо не заботясь о церемониях. — Ну можно ж было культурно на колени попросить встать, я не понимаю в чём проблема? — Начал было жаловаться Лютик, но тут увидел стоящую перед ним эльфийку. Все знали, что Маргаритка из Долин — первая красавица всего континента, самая прекрасная женщина, чьи голубые глаза, как два омута. В них можно по-настоящему утонуть и более не вернуться в реальный мир. Сильная и гордая — главная гордость и надежда эльфийского народа. Мало кто видел её в живую, так и Лютик представлял себе образ с карт в гвинт. Конечно, внешность разительно отличалась — как по одним лишь слухам можно нарисовать кого-то столь нечеловечно восхитительного? Но дело было вовсе даже не в разительном отличии волос или черт лица: женщина перед ним источала силу, власть и… бесконечную усталость. Она кажется нерушимой башней, но держится лишь на упрямстве, гневе и мести. — Одинокие путники, которым не следовало бы покидать своих домов в разгар зимы, наткнулись на моих охотников. Не понимаю только, почему эти люди всё ещё дышат. — Обратилась она к эльфам за их спинами. — Госпожа Францеска, я сожалею, что трачу Ваше время, но к сожалению, в нашей группе разошлись мнения, стоит ли прикончить этих людей. Дара утверждает, что этот бард помогал нашему народу бежать от северян. — Так точно, госпожа! Этот человек известен, как Свиристель. Он лично помог мне бежать. И не только мне, можете опросить лагерь, десятка два эльфов непременно подтвердят мои слова. Кроме того, — Парнишка понизил голос, не зная, стоит ли говорить дальше. — Кажется, он не особо поддерживает Север. Понимаете, тогда он привел с собой беглую чародейку… и командующего Кагыра. Лютик сам был в шоке от того, что оказывается был причастен к помощи завоевателю Цинтры. Как-то очень неловко вышло. «Но Йеннифер, ты-то с чего с ним возилась?!» После произнесённых Дарой слов, женщина впервые посмотрела на Лютика и кажется даже не считала того пустым местом. Скорее странной зверушкой, от которой не ясно, чего ожидать. — Зачем же ты всё это делаешь? — Обратилась та напрямую. — Я уже говорил вашим людям… эльфам, что я всего лишь бард. Я не хочу воин, кровопролитий, вражды и ненависти. Я предпочёл бы, чтобы они все остались в старых легендах и песнях. Если в моих силах кому-то помочь, то я это сделаю. Вот чему я научился у одного моего хорошего друга. Францеска оглядела его с головы до ног, не зная, отпустить или казнить. Перед ней человек, но он помог многим эльфам бежать от опасности и забиться под её крыло. Платить ли злом на добро исходя из кровной родовой ненависти? — Что здесь происходит? Задний полог шатра распахнулся и внутрь зашел мужчина. Длинные золотистые волосы аккуратно ниспадали с его плеч, а походка была во истину королевской, несмотря на то, что судя по всему по положению он находится чуть ниже могущественной эльфийской волшебницы. Взглядом окинув пленных, он встал за Францеской, однако продолжал рассматривать барда. — Как видишь, к нам привели пленных. «Он эльфов всех прогнал за дальний перевал Высокие горы на вечный привал…» Лютику потребовалось несколько секунд, чтобы понять — стоящий перед ним эльф кажется смутно знакомым не потому, что все они похожи, а потому что он встречал его раньше. — Филавандрель! Эй, Филавандрель! Сколько лет, сколько зим? Честно, за это время ты так похорошел, что и не узнать! Стоило начать голосить, как и старый знакомый осознал, с кем имеет дело спустя годы. Не сказать, что ему это понравилось — все окружающие в шоке ожидали, что он сейчас голову отрежет барду, угадавшему имя эльфийского короля перед ним и посмевшему вести себя столь фамильярно. — Бард Геральта из Ривии? — Устало спросил он, понимая, что теперь не отвертеться. — Ты помнишь! Честное слово, благодарен тебе за тот день. Если бы не ты, то я бы не встретил Геральта. А моя самая известная песня? «Чеканная монета» была вдохновлена как раз тем самым приключением. — Его кто-нибудь угомонит? — Произнесла Франциска и немедленно в спине раздалась боль от нещадного удара ногой либо одним из стражников, либо Серицелом. — Филавандрель, может быть расскажешь, кто он такой? Мужчине не оставалось ничего, кроме как объясниться. — Двадцать лет тому назад, он попал ко мне в плен. Вместе с ведьмаком — Геральтом из Ривии. Тогда Белый Волк привел достаточно доводов, чтобы отпустить их. — Вот значит, как, Геральт из Ривии… — Теперь её уже не волновали вопросы убийства из ненависти. Перед ней сидит зацепка к куда более важному делу. — Решено. Детей убить, барда же следует допросить. Тут то Лютик понял, что облажался по полной. — Стойте, нет, нет, нет, вы что не видите, в них тоже течёт ваша кровь, совсем мало, но всё же! — Затараторил он в отчаянии. Прямо сейчас сбываются оба худших сценария. — Какое это поколение? Третье, четвёртое? Может быть даже пятое. Эти дети были рождены людьми и никогда не ведали традиций своих предков. Не стоит взывать в нас жалость столь незначительными вещами. — Равнодушно бросила Францеска. Один из стражников угрожающе вынул меч из ножен. Неизвестно, решил ли он тем самым принудить детей выдвигаться на улицу, где бы их ждала непременная кончина, или же в его планы входило окропить покои жрицы людской кровью, но некогда поникшая Анна бросилась прикрывать собою Люпена. Всё бы ничего, но из её глотки послышался оглушительный крик, от которого заболели барабанные перепонки. Смысл был вполне уловим, она кричала «Нет!» Тело девушки пошло рябью, нещадно изменяясь, приобретая сперва расплывчатые комковатые черты, словно бы всё её тело под кожей превратилось в кашу, а позже начало приобретать вид самого Люпена, находящегося за ней. — Не трогайте его! — Кричало существо, в отчаянной попытке защитить себя и парня, в которого оно превратилось. Палатка погрузилась в тишину, прерываемую лишь нервным дыханием двойника. Даже сами эльфы не были уверены, что им следует делать. — О святая Мелитэле… Она же допплер. — Прошептал пораженный происходящим Лютик. Эльфийского короля заинтриговало происходящее. Не каждый день он видел допплера, защищающего чью-то жизнь. В итоге, он подошел поближе и смерил взглядом двух одинаковых мальчиков, и обратился к оригиналу. — Что ты чувствуешь, обнаружив, что та девушка на самом деле подделка? Обычно допплеры принимают облик мёртвых, заменяют их, находя тем самым место в жизни. Разве тебе не больно, не хочется уничтожить этого монстра? Однако в глазах валяющегося на земле мальчика не было ни капли удивления, один лишь страх. — Не убивайте её. — Дрожащим голосом произнёс он. — Что? — Удивился эльф. — Не убивайте. Анна ведь не человек, вам незачем её убивать. — Ты совсем выжил из ума, не видишь, что это вовсе не она? — Моя сестра Лора умерла двенадцать лет назад. Она утонула в речке. Анну привел мой отец, зная, что мне будет сложно жить без сестры близнеца. Но Анна всегда была Анной, а не Лорой, хотя и приняла её облик. Когда отец ушел, это стала только наша тайна, дядя не знал о произошедшем. «А отец видать не смог для себя заменить дочь допплером и ушел.» — Додумал историю Лютик. — Так что, если надо, то убейте меня, но не её. — Взмолился парень, пытаясь встать хотя бы на колени. — Отпустите их. — Внезапно заговорил Лютик. — В их смертях нет ни капли смысла. Оставьте мальчишку и его допплера. Пусть живут, по-настоящему вам нужен лишь я. — Перевел всеобщее внимание на себя бард. — Я знаю, что вы ищите Геральта ради Цириллы. Прямо, как и весь этот чёртов континент! Всё желаете использовать ребёнка в своих целях, а ведь единственное, чего она желает — просто жить спокойно, как и все мы. Хотите влезть ко мне в голову и узнать, где она? Давайте, я не против! Вам все равно её не достать. Хотите расскажу, кто рядом с ней? Геральт из Ривии, победивший немыслимое число чудовищ, а также все ведьмаки школы Волка и не только. Ах да, как я мог забыть Йеннифер из Венгерберга, зажарившую нильфгаардскую армию в Соддене. О её магических способностях и говорить нечего, уверен, она кого хочешь отделает. Так что даже если вы и узнаете, где девочка, вам это ничего не даст. Они уже спасли её от безумной лесной бабки из избы на курьих ножках, как-нибудь и с остальным справятся. Лютик остановился перевести дыхание, ожидая, что кто-нибудь всё же решит вдарить ему по челюсти, выбив тем самым ряд его прекрасных белых зубов, но того не случилось. Все внимательно слушали речь. — Просто дайте им жить хоть чуточку спокойнее. У них и так полно проблем. Вы верите в предназначение? В судьбу? Тогда оставьте девочку в покое. Сейчас она не имеет ничего против вас, несмотря на то, какой была её бабка, но что будет, если в попытке получить её себе, лишая тех крох дорогого, что у неё остались, вы лишь заставите её себя ненавидеть? Вы верите в её могущество, так не обратите его против самих себя. Он был горд своей речью. Если умирать, то хотя бы красиво. С одной стороны лежал потомок эльфийской крови, прикрываемый телом допплера, слева от него сидел бард, которому было словно бы всё равно на неволю и возможную близкую кончину, рядом Филавандрель, который при всей своей ненависти к людям однажды его уже отпускал по доброй воле и к тому же есть мальчик, рассказывающий небылицы, что вот этот человек его спас. Слишком много спорных моментов, с которыми не хочется связываться. Лучше бы они сегодня вообще не встречались. — Делай с ними, что хочешь. — Произнесла женщина перед тем, как встать со своего места, и гордо шагая выйти из шатра. Невозможно было не почувствовать облегчение от того, что Лютик похоже… выиграл? — Отпустите мальчишку и допплера. Пусть идут на все четыре стороны. «Фух, отлично, ты молодец, Лютик!» — Что насчёт барда… Дара, пригляди пока за ним. Можешь развязать руки. «Ну или почти отлично.» Двух «Люпенов» вывели из шатра, пока эльф возился с веревками на его руках. По крайней мере допплер шел сам, таща оригинала на спине. За них можно не волноваться. Как-нибудь справятся. Возможно им дадут переждать ночь в лагере, а на утро те вернутся на старое место стоянки, попытаются предать тело Осфо земле, соберут свои вещи и отправятся далее в путь. Его привели к одному из множества разведённых в лагере костров, однако, только завидев пленника с одним из своих товарищей, сидевший там эльф поспешил уйти. Возможно не хотел находиться так близко к человеку. — Вот, держи. — Когда они разместились на поленьях, служившими скамьями, произнёс Дара. В своих руках он протягивал лютню и походную сумку Лютика. — О, благодарю! Не знаю, что бы я без тебя делал! — Произнёс бард, осматривая лютню на наличие повреждений. — Нет, правда, спасибо. — Произнес он уже более тихо, но в словах чувствовалась искренняя благодарность. — Вполне возможно без тебя я уже был бы мёртв. — Не стоит, Свиристель. Ты помог мне, я же должен был отплатить тебе тем же. Теперь мы квиты. На улице начало смеркаться. В тени леса лагерь казался ещё более диким, чем он есть на самом деле. Везде горят костры, местами висят шкуры животных, а большая часть его обитателей если не сидит и не точит оружие, то как минимум носит с собой пару клинков. Однако, ни один разговор не доносится до чутких ушей Лютика. Словно бы эльфы все поголовно предпочитают дело слову. — Кстати, то что ты говорил в шатре. — Что именно? — мужчина наговорил с три короба, потому понять сразу, о чем толкует парнишка довольно сложно. — По поводу Цири. Она в порядке? Я был с ней, после того, как пала Цинтра. Но нам пришлось разделиться. — Маленькая княжна? Да, вполне себе живёт и здравствует. Не как при королевском дворе, но заботы Геральта вполне хватает, чтобы она нашла в нем утерянную семью. — Вот как… Это хорошо. Вскоре Дара принёс перекус, состоящий по большей части из съедобных трав и кореньев, от чего Лютик решил, что лучше уж пожевать старый хлеб, и заодно пригласил разделить его с мальчишкой. «Будто бы это не я тут в плену или вроде того.» Днём они боялись, что ночь окажется снежной и им придётся искать укрытия. Сейчас же, глядя на небо, Лютик видел лишь ветви деревьев, да сверкающие за ними яркие созвездия. — И почему вокруг тебя всё время крутятся одни нелюди. — Послышался голос из-за спины. — Наверное потому что мне нет дела до того, человек рядом или нет. — Дара, можешь идти. — Произнёс Филавандрель, присаживаясь у того же костра. Откланявшись, маленький эльф поспешил скрыться в глубине лагеря, оставляя мужчин наедине. — Неужели тебе совсем не страшно окружать себя столь «другими» созданиями? Лютик помедлил с ответом, всматриваясь в трескающийся перед ним огонь. — Страшно. — Признался он, на что эльф лишь хмыкнул, думая про себя насколько это по-человечески бояться всего, что отличается, но дальнейший ответ его удивил. — Для меня они становятся всей жизнью, я же — лишь мгновение в их собственных. Лет через пятьдесят обо мне начнут забывать. Может быть вспомнят какие-то строчки из песен или только то, что я был ужасно назойливым, но не более. А они пойдут дальше все вместе, втроем, позабыв о глупом барде Лютике. Филавандрель задумчиво взглянул на мужчину перед собой. С первого взгляда такой весёлый и энергичный, пышущий энергией и никогда не унывающий. Только это маска. Внутри он разбит и мало что сможет вернуть все осколки на должные места. — Ты одинок. И боишься остаться таковым даже после смерти. — Подвёл для себя итог эльф. — Таков, наверное, мой удел. — Вздохнул Лютик. — Геральт, Йеннифер и Цири будут жить столетиями. Правильно, наверное, то, что он не принял меня в свое сердце. Я умру, они останутся. Так что буду просто наблюдать со стороны их историю, сколько успею. — Значит, ты хочешь, чтобы ему было больно без тебя. Чтобы на его сердце остался шрам, когда ты уйдёшь? — Я хочу, чтобы ему было больно уже сейчас. — А как же ты сам? — С годами привык, как-нибудь справлюсь. Почему-то сидеть и обсуждать дела сердечные с эльфом, которого видел единственный раз двадцать лет назад, и в обоих случаях Лютик оказывался на месте жертвы, казалось совершенно естественным. Наверное, потому что им обоим плевать друг на друга, но настоящей вражды между ними нет. Бард правда оказался просто бардом, не принимающим ни чью сторону, не стремящимся к каким-то великим целям. Он просто пел, таково было его Предназначение. Нести радость каждому, кто отплатит благодарностью. — А лютня всё та же? — Спросил мужчина, без спроса поднеся руку к чехлу. — Да. Кое-что конечно пришлось заменить, подкрутить, покрыть лаком, но корпус всё тот же. Филавандрель провёл рукой по пузатому боку инструмента и передал его владельцу. — И впрямь. Я уже и позабыл, что однажды даровал эльфийский инструмент человеку. Лютик хотел было посетовать на дырявую эльфийскую память, но отмел все мысли, как только услышал следующую просьбу. — Ты можешь подыграть? — Чему угодно. Только начни и я подхвачу мотив. И тут эльфийский король запел. Его голос был подобен сияющей в небе звезде, хрусталю и воздуху после грозы — чистый, без единого изъяна. Можно было услышать отзвуки древних времён, еще до того, как людская нога ступила на территории дивного народа. Старшая речь была чувством, пронизывающим каждую частичку тела, проникающая в душу и сердце. Люди не могли петь подобным образом. Те времена не застыли в их сердцах, подобно янтарю, сохраняющему поддельную молодость всему мёртвому. Но Лютик чувствовал, о чём поёт Филавандрель, не имея возможности описать это словами. Потому, пальцы побежали по струнам лютни, рождая музыку, которую он бы никогда не смог написать сам.***
Казалось бы, плёвое дело — собрать вещи, оседлать Плотву и отправиться в путь. Обычно у Геральта на подобное уходило минут двадцать. Только при условии, если он один, а не когда все ведьмаки твердят: «Ну и зачем тебе носиться за ним словно тот баба какая?» и уговаривают его остаться в крепости. На них можно не обращать внимания, но, когда Весемир упомянул Цири, и что ей он куда нужнее, Геральт резко перестал собирать сумки. Девочку не хотелось оставлять на попечение Йеннифер, а чтобы брать с собой, подвергая опасности, о таком и речи быть не может. Чародейке он не доверяет до конца. Их отношения слишком сложны и непредсказуемы. Женщина всегда была эгоисткой, до мозга костей. Порой она помогала, потом предавала. Какое-то время считали себя возлюбленными, затем любовниками, не возбраняясь переспать с кем-то ещё по прихоти. А сейчас… она утверждает, что может отдать жизнь за Цири, за девочку, которую Геральт будет защищать с упорством раненого волка до последней капли крови. Кто бы мог подумать, что ребёнок, с которым он не желал никогда встречаться внезапно врастёт в его душу и без единой запинки он будет говорить, что она «его». Стягиваемые узами предназначения он стал её защитником, она его… дочерью? Нет, даже это слово не показывает связь Белого Волка и Львёнка из Цинтры. Потому, не смотря на всё, что было между Геральтом и Йеннифер, он принимал тот факт, что чародейка близка к девочке. Как-то так из-за ребёнка-неожиданности у него появилось странное подобие семьи. Но обособленно от всего стоит Лютик. Бард, который был с ним двадцать лет. Первый, кто попытался стать частью его жизни, а не лишь одним из знакомых, для которых проблемы ведьмака лишь пустой звук. Слишком добрый и открытый. Таких судьба обычно не жалует, стараясь выбить из них всю прыть и жизнелюбие. Как доказали прошедшие годы и кучи передряг, из которых Геральт его вытаскивал, единственной удачей на пути барда было существование ведьмака, который не показывал, как сильно любит улыбку на лице Лютика. И как же ужасно было то, что сам Геральт сломал его. Годами защищать кого-то, чтобы потом заставить страдать, потому что тебе самому плохо, но надавить так сильно, что тот треснул. Геральт знает, что это сродни предательству, даже хуже. Тогда, завидя Лютика в камере, не увидев в голубых глазах былой яркости, лишь штормовое небо, он понял, что наделал. Своими словами он убил часть того, кто верил в него без остатка. Почему-то жизнь ведьмака разделялась на две половины: та, в которой существовала Цири вместе с опасностью из других миров, угрозой войны и просто разрушением всего того, что он знает, и та, в которой существует Лютик. Во второй он жил обычной жизнью, насколько это вообще возможно для ведьмака. Убивал чудовищ, получал деньги и шел дальше, пока рядом за ним следовал бард. Второй мир кажется куда лучше, привлекательнее и заманчивее. Нужно лишь быть с Лютиком и по-настоящему его ничего не побеспокоит. Только вот сейчас у него нет подобной роскоши. На него взвалилась невероятная ответственность, которую он ни за что не собирается с себя скидывать. Потому, в его вовсе не каменном сердце затаен страх. Геральт боится даже назвать Лютика своим другом, словно произнеси он это вслух, как на барда обрушится его собственная непростая ноша. Лучше выпнуть его из своего сердца, совсем позабыть и не дать к себе приблизиться, чтобы того не утянуло в реальность, которая трещит по швам. Лучше пусть продолжает петь свои песни как можно дальше, где-нибудь, куда не дойдёт война, где люди будут кричать в восхищении от его игры, и он не будет знать забот. «Будто бы подобное место существует.» Казалось бы, Лютик ушел, сам, отправился на запад, так далеко от Геральта, что даже слухов о нём он не услышит еще долгие годы. Однако… грубое ведьмачье сердце нестерпимо болело. Он знал, что бард ушел не потому, что был счастлив, а потому, что продолжал умирать изнутри, потому что Геральт не давал тому места в новой жизни, поставив Йеннифер и Цириллу на места, созданные бардом. До Лютика Геральт был таким, каким люди считают ведьмаков. После Лютика, он уже не мог прятать от себя эмоции. Бард научил ведьмака любить. Ведьмак боялся любить человека и загадал джину любить чародейку. Двадцать лет прошли за зря и теперь, когда они оба тонут в страданиях, Геральт более не может отталкивать Лютика. Они нуждаются друг в друге, только вместе находя счастье. Теперь он более не хочет говорить о том, что бард для него никто, что тот просто плетётся за ним, а ведьмак позволяет. Они должны идти вместе. Потому Геральт пока оставит Цири на попечение Йеннифер и Весемиру, а сам пойдет исправлять накопленные за последние двадцать лет ошибки.***
На следующий день на зелёной поляне близ Цидариса открылся портал, из которого показалась фигура ведьмака, ведущая лошадь под уздцы. Увидь кто сие зрелище, обязательно посчитал бы его причудливым, всё же редко сюда заходят подобные персоны. Геральт решил начать свои поиски именно с этого королевства по одной простой причине: Лютик хотел поехать к морю. Он всё еще помнил, как тот предложил эту идею, но тогда не придал ей значения. Они могли бы отправиться к морю в любой момент, всё же в бродячей жизни не сложно просто взять и куда-то сорваться. Он бы просто повёл Плотву на запад, а когда Лютик спрашивал бы, зачем им туда, то просто отмахивался и находил отмазки, чтобы в итоге сделать сюрприз. Правда они вряд ли бы отправились в Цидарис. Проходить болота Велена вместе с бардом слишком опасно. По пути можно собрать весь букет прелестей ведьмачьей жизни: трупоедов, призраков, кикимор. А утопцев и разбойников там больше чем крестьян в деревнях. Но Лютик имел такую роскошь, как портал и мог попасть куда угодно, так почему бы ему не выбрать богатый прибрежный край, известный своим вином? Столица государства оказалась симпатичным городом, сильно отличным от того же Новиграда. В портах пахло рыбой и тут же рыбаки продавали свой улов. Там же, где разгружали торговые суда почему-то не было ощущения опасности, какое обычно бывает в подобных местах. Геральт может поклясться, что если в городе есть порт, то все самые тёмные делишки обязательно будут происходить именно в нём. Цидарис же спокоен, даже слишком. Ведьмаку словно бы здесь не место, но Геральт обхаживает за несколько дней все здешние таверны. Ни в одной из них нет Лютика, хотя кто-то порой узнавал имя барда. Когда понятно, что здесь нечего делать, он выезжает за пределы города, пожалев, что не попросил Йеннифер отправить его в Бремервоорд, чтобы дважды не ходить теми же дорогами. Ехать вдоль побережья было довольно освежающе, даже зимой, когда небо вовсе не такое яркое, как он запомнил с прошлого раза. Он ведь уже был в этих местах, разбирался с водяными. Лютику нравились загадочные истории о морских народах, поклоняющихся иным богам. Он находил в них чарующую тайну. Для Геральта то была очередная проблема, с которой нужно разбираться в реальности. Он проезжал по местным деревушкам, в которых не было ни страха войны, ни типичных для всего севера волнений. Блаженное спокойствие, прерываемое парочкой монстров то тут, то там. Чаще всего попадались утопцы — оно и не мудрено, всё же когда рядом море невозможно их избежать. И как бы Геральт не спешил проехать как можно больше вёрст за день, он не мог отказаться от заказов на этих монстров, всё же платить за еду и кров приходилось. За две недели он прочесал всё побережье. К тому времени, как он закончил с Цидарисом, Геральт сделал два вывода: Лютику тут бы понравилось, а также то, что барда тут и в помине не было. На душе было неспокойно, когда ведьмак въехал на территорию Велена. И не потому что каждый день он наталкивался на монстров, истощающих его запас эликсиров, а от того, что теперь Лютика будет сложно найти. Стоит ли искать его у морских поселений, в захудалых деревеньках или может крупных городах? Он мог оказаться где угодно. Если подумать, то хоть в Нильфгаарде, но бард не на столько опрометчивый. Посреди топей то тут, то там вечно появлялись кикиморы, да туманники, потому, натыкаясь на любую деревеньку, Геральт непременно оставался в ней на ночь, предлагая свои услуги в качестве ведьмака. Всё равно ведь по пути с этими монстрами столкнётся. Однако местные жители, больше похожие на ходячих мертвецов, из которых все соки высосали, редко соглашались платить за головы монстров. Они слишком устали и привыкли к подобной жизни. Они уже утратили всю надежду и веру в лучшее. Не везде на территории болот были одни лишь топи. Среди трясины порой бывали и лесистые участки, проходя по которым ноги лошади не месили грязь, а сапоги Геральта не норовили сползти с его лодыжек. Однако, лишь ступив на более или менее приемлемую, твёрдую землю, сразу стало понятно, что жди беды. Так и получилось. Стоило проехать чуть глубже, как чуткий слух уловил подозрительный шелест, а позже и свист арбалетного болта. Конечно же разбойники засели в засаде, намереваясь подстрелить незадачливого путника, забредшего на их территорию. Однако, второго выстрела не последовало. Вместо этого семеро мужчин повылазило из своих укрытий, сверкая сталью клинков. — Это же Геральт из Ривии! — Послышались голоса с нескольких сторон. — Раз узнали, то может отпустите подобру-поздорову? — Предложил Геральт, вполне осознавая, что на самом деле драки не избежать. Скорее всего кровопролитной. Но попытаться стоило. — Схватим его и заберём награду в Дориане! «Награду?» — Удивился Геральт. Разбойники были лишь крестьянами, пошедшими по кривой дорожке, да может быть отступившими от закона стражниками, бежавшими от наказания из ближайших городов. Единственное, что перебороло их страх перед ведьмаком — это жажда наживы и надежда на то, что всемером они как-нибудь управятся. Геральту претила мысль убивать людей, но если те были излишне настойчивы в поиске смерти от рук ведьмака, то в этом он им не отказывал. Так и в этот раз. Несколько разбойников сбежало, поджав хвост, двое других, видимо умевших держать в руках меч так и не отступили. На вряд ли на болотах найдётся тот, кто сможет залечить их раны, так что мужчин уже можно считать трупами. Самый же молодой паренёк, у которого с собой не было ничего кроме мясницкого ножа, в шоке забился под раскидистые корни дуба, дрожа от страха. К нему то, протерев меч от крови, и решил подойти Геральт. — Нет. Только не убивай! — Закричал он, выставляя вперед руки, надеясь, что они его как-то спасут. — Успокойся. — Прорычал ведьмак. — Объясни о какой награде идёт речь? Я тебя не трону, если не решишь сморозить глупость. Юноша попытался унять дрожь в голосе и начал спешно рыться по карманам. — По всей Темерии разыскивают Геральта из Ривии, и награда просто фантастическая. Есть ещё девчонка, за неё и вовсе дают титул. Вот… — наконец-то найдя в своих пожитках скомканные бумажки, он протянул их Геральту. Развернув листы, на которых от сырости потекли чернила, он обнаружил смазанные портреты с подписями. «Йеннифер, Цири, я… Лютик.» — На последнем портрете он лишь нервно выдохнул. Рисунок был слабо похож на реальность, но тот факт, что его разыскивают, приравнивался к катастрофе. Ничего не сказав вжавшемуся в землю разбойнику, он взял поводья Плотвы и пошел дальше. Всё было очень плохо. Не один лишь Нильфгаард нынче разыскивает Цири. Похоже, каждый паршивый король и князь севера хочет ею воспользоваться. Теперь охоту объявили на неё и на всех, кто с ней связан, а также на тех, кто знаком с Геральтом. «Зараза. Лютик, именно этого я и не хотел.» Столько лет, он отрекался от барда, надеясь, что тот не влезет в проблемы, которые ведьмак не сможет порубить своим мечом. В итоге все вышло по худшему сценарию, потому что Лютик вляпался в дерьмо такого рода, с которым Геральт ненавидел иметь дело — политические игры. Монстров можно убить. Огромное чудовище в виде человеческой системы, пошедшей против тебя — нет. Хуже того, Лютик был не из тех, кто может просто взять и затаиться. Выступая в тавернах и трактирах, он обязательно растрезвонит каждому, кто он такой, чтобы каждый зевака знал, чья песня засела у него в голове. Бард любит бахваляться, распевать песни о ведьмаке и делать так, чтобы его заметил каждый. И если Лютик узнал о том, что его разыскивают слишком поздно, то его уже должны были схватить, подвергнуть пыткам и проникнуть в голову с помощью магии. Хотелось гнать лошадь во весь опор, лишь бы достигнуть какого-нибудь города и разузнать, поймали ли уже барда или нет. И в этот раз прийти на выручку вовремя, чтобы больше не сожалеть, что не смог уберечь его пальцы от ожогов, что не спас тогда, когда он ждал. Однако, в Темерии его разыскивают. Нет смысла останавливаться ни в одном городе, селе или деревушке. Его либо обнаружат, либо он ничего не сможет узнать. Лишь одно из двух. В таком случае оставалось ратовать на чудо. В Цидарисе их никто не разыскивал. Возможно, что не каждый лорд Редании пока определился со своим решением. Тем более, если совсем прижмёт, то Лютик мог бы вернуться к личине Юлиана Альфреда Панкраца виконта де Леттенхоф. Лучше так, чем попасть к королям и магам. «Надеюсь он тоже это понимает.» Но Лютик упрямый. Он опробует все способы остаться бродячим бардом. Потому, самым логичным решением было забыть пока о Темерии и попытаться разобраться что к чему, отправившись в Новиград.***
Вольный город встретил его неслыханным доселе шумом. Новиград славился, как самый крупный и беспокойный город Севера, в котором царит преступность, которую никогда не побороть. Ведь на ней стоит вся здешняя система. Потому, проходя по улицам следует быть осторожнее — может быть официально никто здесь не разыскивает ни Геральта, ни Лютика, однако охотники за головами повыпрыгивали как грибы после дождя, узнав, что во многих королевствах за ведьмака и барда дают кругленькую сумму. За себя то Геральт постоять может, он привык. А вот о Лютике остается лишь беспокоиться в попытках вытянуть информацию. Он остановился в давно знакомой корчме «Нигде», сразу же ловя на себе несколько подозрительных взглядов. Кто-то просто наблюдал за такой диковинкой, как ведьмак, до других же доходили слухи о награде. Однако, многие жители Обрезков не решились бы нападать на Мясника из Блавикена. Жизнь дороже эфемерной награды, за которой пришлось бы уехать из города, прихватив с собой груду рождённых для убийства мышц. Заказав кружку пива, он принялся размышлять, как следует поступить дальше. В голову пришла очевидная мысль — для начала следует пройтись по всем тем местам, в которых любил выступать бард. Всё же у Лютика не так много выбора: либо зарабатывать самому, либо пригреться у чьей-то юбки. Второй вариант не слишком приятный, да к тому же последние годы Геральт не помнил, чтобы тот к нему прибегал. Так и не допив то, что плескалось в кружке, он вышел из корчмы, накинув на себя плащ. В этом городе многим не хотелось привлекать к себе внимания, ему и подавно. Все улочки города соединялись в лабиринты, пройти по которым, не заплутав не мог ни единый приезжий без сопровождения. Но подобное Геральту ни к чему. Сколько раз ему приходилось решать здесь свои и чужие проблемы так просто и не вспомнишь. Корчмы, трактиры, бордели — ему кажется, что он повидал каждый из них, а их здесь десятки. Однако, только несколько можно выделить как «те самые, в которых собирается приличная публика», ну или хотя бы щедрая на благодарность. Одним из таких мест был «Зимородок», куда Геральт и отправился в первую очередь. Здание в центре города выделялось среди остальных своими широкими верандами, на которых даже днём можно было увидеть отдыхающих клиентов. Стоило только зайти, как в глаза сразу же бросалась разница с тем же самым «Нигде». Деревянная мебель покрыта лаком. Натёрта и отполирована, на полах не валяются ошмётки с прошлого ужина, а среди гостей нет бедняков. Помимо всего прочего, здесь есть самая настоящая сцена, на которой в данный момент на скрипке одиноко играла девушка, создавая в заведении приятную атмосферу. Проходя мимо оглядывающихся посетителей таверны, он направился к стойке, у которой можно было увидеть мужчину средних лет — хозяина заведения, которого Геральт смутно припоминает. Всё же Лютик таскал несколько раз его на свои выдающиеся выступления, как бы Белый Волк не пытался того избежать. — Оливер, верно? — Привлек он к себе внимание. — Верно, чего желаете? — Спросил корчмарь. — Пинту эля. — Пить совершенно не хотелось, но задавать вопросы, не оставив в кармане заведения ни гроша, никому язык не развяжет. И все же, появившийся перед ним напиток был хорош. — Не подскажешь, не тут ли выступает бард по имени Лютик? — Лютик? Ох уж этот Лютик. Ко мне уже давно не захаживал. Не понимаю, почему только появившись в городе он предпочёл моему заведению какого-то там «Золотого осетра»?! — По тому, как нервно корчмарь начал натирать стаканы, для него это судя по всему оказалось больной темой. У Геральта перехватило дыхание от услышанного. — Что ты сейчас сказал? — Да в «Золотом осетре» он! Мария говорит видела его там неделю назад. Развлекал моряков своими песнями, а сюда, как она говорит, на отрез идти отказался. Но вы в обще-то для чего спрашиваете? — Опомнился мужчина и наконец взглянул на гостя. — Я его хороший знакомый. — Ответил Геральт, сверкая янтарными глазами из-под капюшона. Спустя несколько секунда на Оливера снизошло озарение. — Ооо, точно! Вы ведь тот ведьмак, Геральт из Ривии, главный герой его песен! Вы еще захаживали к нам вместе с Лютиком лет так пять назад. Каюсь, память уже не та, совсем позабыл. — Ничего страшного. — Пробурчал ведьмак. Для него сейчас куда лучше быть неузнанным. К тому же его интересует совсем другое. — Говорите Лютик сейчас в «Золотом осетре»? — По крайней мере ходят такие слухи, и Мария его видела. Вроде как дал несколько выступлений, но после ни слуху, ни духу. Я лично протирал там штаны с неделю, надеясь пригласить его к нам, это же Лютик — лучший бард континента! Но так ни разу не застал. Как сквозь землю провалился, ей богу! «Конечно Лютик куда-то намылился, как только я приехал в Новиград. Прекрасно блять.» — По крайней мере Геральт надеялся, что тот сам покинул город, и его не схватили охотники за головами, что было куда вероятнее. — Спасибо. — Оставив деньги за выпивку, он поспешил покинуть таверну — Если его встретишь, скажи, что его ждут в «Зимородке»! — Крикнули ему вслед. Передавать это Геральт точно не планировал. Как только он найдет Лютика, то им придётся спасаться от проблем, а не потакать глупостям, которые могут стоить жизни. Вообще, лучше бы бард выступал в этом приличном заведении, нежели в таверне, основные посетители которой моряки, да рыболовы. Шансов, что кому-то там взбредёт в голову поймать Лютика и получить за него награду куда больше. В этом ведьмак смог убедиться сам, когда к вечеру добрёл на порог питейного заведения из которого вылетело одно мужское тело, а за ним второе, решившее продолжить лупить противника кулаками по лицу уже снаружи. Обойдя драку, вокруг которой же успели столпиться неравнодушные зрители, кричащие слова поддержки то одной, то другой стороне, Геральт зашел в таверну. Несмотря на то, что множество людей вышло развлечь себя завязавшейся потасовкой двух моряков, все столы оставались забиты местными гуляками, по мере возможностей своего опьяневшего организма подпевать какому-то парню, играющему корабельную песнью. »…Ветер западный с моря приносит Деву прекрасную от груди до хвоста Поцелуй твой последний попросит И ты, моряк, уйдёшь навсегда…» Кажется, и сам Геральт когда-то её слышал, но вот принадлежит ли авторство Лютику, он не знал. На самом деле с точностью он мог определить только «Чеканную монету», ибо она стала его самым настоящим кошмаром. Игнорируя поющий и пьющий народ, он пробрался к трактирщику, который и сам кажется, был вовлечён в происходящее. Редко такое можно увидеть. За долгие годы работы в подобных местах они обычно начинают лишь беситься с шумных бардов и их подпевал. Но мужчина, сидящий за стойкой всё повторял эти строчки, словно они заели у него в голове и выкинуть их не представлялось возможности. — Корчмарь! — Окрикнул того Геральт. Весь окружающий шум ужасно мешал говорить. — А? — Наконец-то отвлекся от песни мужчина. — Скажи, у вас выступал бард Лютик? — О, так вы тоже пришли его послушать? К сожалению, ушел он неделю назад, но вы только послушайте нашего Мило! Это он у Лютика текст песни попросил. Красота. Уже неделю её слушаю, и всё не надоест. — А не подскажешь, куда он ушел? — А это, молодчик, вопросы не ко мне. Просто взял и не появился одним вечером и следующим тоже. Да и знай я, куда тот пошел, тебе б точно не рассказал. Взгляни на себя, да по тебе стразу видно, что ты наёмник! Так что знаешь, иди-ка ты от сюда, обслуживать тебя я не собираюсь. — Недобро на него прищурился трактирщик, будто бы он не был в два раза тоньше Геральта в плечах и на две головы ниже. Ведьмак настаивать не стал. Всё же корчмарю и впрямь было нечего ему рассказать, что было крайне скверно. Если Лютика поймали охотники за головами целую неделю назад, то сложно представить, как его выискивать по всем возможным дорогам, ведущим в Темерию или Аэдирн. Да что там по дорогам. Вполне возможно, что уже в том же Третогоре за них заплатит король, даже если в розыск официально они не объявлены. Но коли поднесли на блюдечке с голубой каёмочкой, то почему бы не забрать себе всеми желанную добычу? Время близилось к полуночи, на улицах осталось не так много людей, но Геральту не хотелось возвращаться в «Нигде». Сна не было ни в одном глазу, а всё потому что он волновался. «Лютик, ну и куда тебя черти дели?» — Задавался он вопросом, ступая подошвами сапог по землистой дороге. Было ещё одно место неподалёку, в которое он собирался наведаться. Но не чтобы воспользоваться его услугами. Вскоре на горизонте показалось море. Совсем не такое, как в Цидарисе. Кажется, что здешние покрытые тонкой рваной плёнкой льда воды хранят в себе вовсе не загадку, которую мог бы восхвалить в своих балладах Лютик, а одну лишь грязь. Пороки и отходы. Кстати о пороках. Наконец он дошел до ничем не примечательного дома, проходя мимо которого обычный путник ничего подозрительного не заметит. Если конечно он слепой и его взгляд не упадет на одну из девушек, обычно завлекающих клиентов на пороге в бордель. «Хромоножка Катарина» не самый приятный публичный дом в городе. Не мудрено, ведь здешние шлюхи по цене одни из самых доступных. И хотя его с Лютиком нельзя назвать постоянными клиентами сего заведения, знакомы они были со многими здешними барышнями. По тем или иным причинам. В этот раз он пришёл сюда, предполагая, что раз Лютик предпочел «Золотого осетра» «Зимородку», то вполне возможно, что если он решил провести ночь не с чьей-то женой, то возможно он вместо «Стратоцвета» зашел в заведение куда более приземлённое. Внутри помимо обшарпанных стен его ожидала одна из старых знакомых, которая рассчитывала максимум встретить какого-нибудь мелкого изменщика, сбежавшего ночью от жены. Сегодня её ждал интересный сюрприз. — Неужели сегодня к нам занесло самого Белого Волка? Как давно ты не был у нас, ведьмак? Неужели соскучился по женскому вниманию? У встретившей его путаны были чёрные волосы и приятные черты лица, однако несколько светлых родимых пятен на нем портили всю картину. Корсет поддерживал грудь, кожа источает резкий запах духов. Женщина была недурна собой, по мнению Геральта, будучи самой симпатичной из здешних проституток. — Зюзя, ты прекрасно выглядишь. — Решил для начала сделать комплимент ведьмак. — Знаю. Ну так что, ты пришел ко мне или хочешь посмотреть остальных свободных девочек? — Сегодня я пришел… не по этому вопросу. — Вот как. — Сразу же отпрянула от него женщина. Ей даже стало обидно — всё-таки Геральт был одним из самых интересных её клиентов. — Так в чём проблема? Если в окрестностях завёлся игоша, то это не к нам. Давно из наших никто не носил, и пусть пока всё так и останется. — Нет. Скажи мне, к вам в последнее время Лютик не наведывался? Я слышал, что он был неделю назад в Новиграде, но потом исчез и никто не знает куда. Сперва девушка удивилась, но стоило ей посмотреть в глаза Геральта, так тут же усмехнулась, словно бы нашла для себя ответ на какой-то вопрос. — Был ли он здесь? Да я тебе больше скажу, этот дурачок зачем-то решил остаться у нас вместо нормальной таверны или постоялого двора. Кто в здравом уме захочет жить в притоне шлюх, но недавно до меня доползли слухи, что тебя и его разыскивают по всем королевствам? Не уж-то правда? Теперь ясно, с чего твой бард с разбитым сердцем скрывался в подобном месте. — Как он… — Паршиво. Он может и пытался выглядеть как ни в чём ни бывало, но я, Геральт, повидала достаточно людей, страдающих от любовного недуга. Он пример одного из самых запущенных случаев. Ему бы полегчало, ненавидь он тебя, как поётся в одной его песне, но тебя он ненавидеть не умеет. То, как Лютик относится к нему, ведьмак не хотел слышать от путаны. Слова были в точности подобны её духам — резкие, говорящие всё прямо в лоб. С одной стороны, о прекрасном, но лишь с упрёком по отношению к обоим. — Так ты можешь сказать, где он сейчас? — Ах, всё тебе вынь, да положь. Но знаешь, мне не жалко, должен ещё будешь. — Усмехнулась она. — Всё, что угодно, только мне нужно найти его. — Хорошо. — Девушка села в одно из кресел, стоявших в комнате, забросив одну изящную ножку на другую. — Ты навряд ли знаешь об этом, но в предместьях Новиграда есть одна маркиза, поговаривают, старая она, как белый свет. А если быть серьёзной, то не припомню у нее ни детей, ни родителей, ни мужа. Так вот. Иногда она заказывает к себе девочек из борделей… ну и мальчиков тоже. На самом деле кажется, что ей совершенно безразлично, кого именно и на возраст тоже плевать, главное только, чтобы до этого они у неё ни разу ещё не были. Я сама как-то у неё была, думала, что может быть ей нравятся женщины или она устраивает оргии со всеми теми, кого к ней привозят, но ничего подобного. Нас привезли, выдали одежду, отмыли, причесали и оставили просто поболтать. Не знаю, почему все говорят, что ей больше сотни, на вид не больше пятидесяти. Там мы провели всего три дня, по очереди разговаривая с ней, ничего более, а потом нас отпустили с щедрым вознаграждением. И вот неделю назад к нам приехали за девочками, посылать было особо некого, все либо уже были, либо опасаются слухов. Так Лютик, узнав, что происходит, сам вызвался поехать. Видите ли, ему стало интересно. А мы ему кто, чтобы останавливать? Только вот, что странно. Спустя три дня он не вернулся. Не знаю, может ей приглянулся или дальше поехал странствовать. «Лютик блять.» — Можешь рассказать, где она живет и как её зовут? — Устало вздохнул Геральт. «Чародейка? Вампирша? Брукса? Лютик, чем ты думал, когда решил, что это прекрасная идея поехать к подозрительной древней маркизе?!» — Хотелось дать тому подзатыльник за то, что лезет туда, куда не стоит, да только найти бы его ещё. Желательно живым, о других состояниях речи не идет. — Называют её вроде Еленой…***
— Маркиза Елена Аргайл оказывается та ещё затворница. Перед Геральтом простирался вид на небольшой замок, находящийся глубоко в лесной глуши. Уже сам факт того, что старая женщина живёт в подобном месте настораживает. Дальше только хуже, потому что стоит приблизиться к воротам, так они оказываются открытыми, лишь цепь перекинута через прутья, обрамлённые кованными цветами. Однако, несмотря на отсутствие какой-либо стражи двор оказывается вполне ухоженным. Розы укрыты на зиму, а на земле нигде нет опавших листьев. Геральт оставил Плотву за пределами поместья, двор которого наполнен разве что статуями, смотрящими со своих помостов куда-то в даль. Вокруг тишина. Лишь нетронутый снег хрустит под ногами, напоминая о том, на сколько вымершим кажется это место. Однако, он спокойно доходит до широких дверей с большими львиными головами-молотками. Для Геральта пользоваться такими было в самый раз, но представить, чтобы подобные двери постоянно отпирались и закрывались было сложно. Три раза он ударил молотком о дубовый массив. Кажется, что по всей округе пробежал громкий гул, словно перед ним был огромный колокол, не способный издать звона. Только глухое эхо. Несколько долгих минут всё было неизменно. Только с неба начали падать невесомые снежинки, оседая на седых волосах ведьмака. Но холодно не было. Кровь текла по жилам, гоняемая непривычно быстрым биением сердца. Всё еще не человеческое, но куда более взволнованное чем должно. Геральт уже начал думать, как можно пробраться внутрь не через парадный вход. Отойти подальше и в наглую выбить окно? Да только на них решетки. Однако, за дверьми послышались лёгкие шаги и шуршание и через несколько секунд, она вздрогнула и со скрипом начала отворяться. — Чем я могу Вам помочь? — Спросила миниатюрная девчушка по возрасту не сильно старше Цири. На ней был надет скромный костюм горничной, однако, не смотря на всю природную худощавость, на щеках играл здоровый румянец. — Возможно ли увидеть маркизу Аргайл, у меня к ней есть одно дело. — Ответил Геральт, всматриваясь в пространство за спиной девушки. Оглядев того с ног до головы, она пригласила зайти и подождать в фойе. Внутри было довольно прохладно, но светло. Повсюду, куда через витражные окна не проходил свет, горели свечи в изящных серебряных канделябрах. Здешнее убранство и вовсе изобиловало сим металлом. Геральт видел и серебряные зеркала, и декор стен, а самое главное — даже в декоре балюстрады лестницы использовались цветы, отлитые из серебра, но потемневшие от времени. От того казалось, что он попал в нечто сродни хрустальному дворцу, перемешанному с оружейной комнатой. Красивое помещение, но совершенно холодное и бездушное. Наконец вернулась служанка. — Пройдемте, маркиза никогда не отказывается от гостей, кем бы они ни были. Она ждёт вас в гостиной. «Никогда не отказывается от гостей? Кажется больше, чем обычное гостеприимство.» На стенах коридоров висели картины с пейзажами, а полы покрывали богатые ковры. Только одно было странно, что в замке помимо горничной никого нет. — У вас всегда так пусто? — Решил задать вопрос Геральт, не ожидая на него ответа. — Нет, совсем недавно у нас было много гостей, госпожа частенько устраивает приёмы, но после попросила остаться только… — Девушка резко замолчала, поняв, что возможно говорит лишнего. — У нас остался только один гость, а все остальные разъехались. А когда в замке остается только маркиза Елена, ей не нужен больше никто кроме меня и нашей кухарки. — В таком большом поместье лишь двое слуг? — Да. Но летом она обычно нанимает ещё садовника. Вы могли видеть, что во дворе растёт множество роз. Госпожа рассказывала, что её семья множество поколений выводила новые сорта, тем самым и заработав свои первые сбережения. Только потом деду даровали звание. — Последнее время девушке не с кем поговорить, вот она и рассказывает всё как на духу первому встречному. Все же первое правило её хозяйки — принимать любого гостя. — И не страшно жить в лесу без какой-либо охраны? — А, я понимаю о чём Вы. Когда я устраивалась к ней горничной, единственным моим опасением было, как бы однажды ночью сюда не забрались воры или еще кто по хуже. Но уже три года прошло и ничего подобного не случилось. Наверное, дурные слухи, ходящие о госпоже, сыграли свою роль… Вот мы и пришли. — Девушка остановилась у белоснежных резных дверей, рисунок которых похож на вьющийся по стеклу иней, жестом предлагая мужчине пройти вперед. Перед Геральтом была просторная зала с высокими потолками и окнами, уходящими в пол, за которыми открывался вид на внутренний сад. Вероятно, летом там всё цвело сотнями роз, а в знойный день можно было отдохнуть у фонтана, ныне собирающего в себе снег. В помещении в отличии от коридоров, не было ни ковров, ни шкур, только лишь белоснежный мрамор, от которого веяло холодом, несмотря на огромный камин, внутри которого несколько поленьев сражались заведомо проигранном бою против пламени, пышущего жаром. Совсем рядом, у небольшого столика на витиеватых ножках, на столешнице которого было изображено двенадцать разных цветов, сидела женщина. Волосы, в которых было больше седины, нежели когда-то родного чёрного цвета были убраны в высокую причёску, однако не украшенную ни единой заколкой. Кажется, словно они просто сплелись где-то внутри в аккуратное гнездо и на том решили больше никогда не рассыпаться. На покрытом глубокими морщинами лице застыло уставшее, но высокомерное выражение, а в серых глазах сквозил холод. Как и от всего в округе. Её платье цвета бордо было единственным ярким атрибутом во всём замке, выделяя женщину на фоне всего остального, подчёркивая её статную фигуру, не поддавшуюся времени. Она не потрудилась встать и поприветствовать гостя, но с другой стороны, допустила его во внутренние покои замка, не имея понятия о его намерениях и целях, но стоило ей взглянуть тому в глаза, как в зеркальной глади проскользило понимание. — Алина, почему же ты не сказала, что наш гость ведьмак? — Спросила она, постукивая ногтем по холодному камню. — Я… Извините, госпожа, я не заметила. — Промямлила девочка, сразу же изменившись. Теперь она боялась, как наказания от госпожи за невнимательность, так и неожиданного гостя. — Можешь идти. — Хорошо. — Только пискнула она, как в мгновение исчезла за дверью. Не дожидаясь обращения к себе, Геральт прошел к маркизе и присел на второй стул, бывший у столика. Похоже, он стоял там специально для него. — И со всеми своими непрошенными гостями вы общаетесь лично? — С каждым. — Честно ответила женщина. — Будь то он честный человек, убийца, стар или млад, богат или беден. Я непременно беседую с каждым из них. — И не боитесь Вы смерти от одного из подобных гостей? — Усмехнулся Геральт. Всё же женщина перед ним не была нечистью. В дворце столько серебра, что не дотронуться просто невозможно, а кто захочет жить в вечном страхе обжечься о любой предмет? — Признаться, некоторые пытались убить меня, но лишь изуродовали мои платья и корсеты. Нынче смерть для меня будет лишь в радость. — Вы прокляты. Геральт понял, что с женщиной что-то не так, как только увидел. Глаза человеческие, но такие старые, что сам Весемир бы подивился. И, раз она человек, но совсем необычный, то вероятнее всего, на ней висит проклятье. — Именно, ведьмак. Но тебе его не снять. — Что же на этот раз, не подали хлеба бедняку, осудили невиновного или может осквернили священное место? — Все богачи зачастую совершат одни и те же ошибки, за которые их карает какой-нибудь проходящий мимо колдун. — Будь оно так, я бы обратилась к одному из вашей братии за помощью, только я уже знаю и причину и то, как его снять. — Произнесла женщина. — «Если не достанешься ты мне, то не достанься никому!», таковы были его слова двести лет назад. Чтобы снять проклятье, мне нужно либо полюбить того колдуна, и наконец умереть от старости, либо просто полюбить и наконец отойти на покой. Любовное проклятье. Гадкая штука, с которой зачастую невозможно разобраться, ведь сердцу, как говорится не прикажешь. Не может же ведьмак заставить кого-то влюбиться. — Потому приглашаете к себе проституток из города и не отказываете в приеме проходимцам — надеетесь найти свою любовь. — Именно. Я уже стара, мне трудно путешествовать по свету или участвовать в балах и вечерах. Остается лишь надеяться на случай. — Потому оставили у себя Лютика. Надеетесь, что он станет тем самым? Женщина улыбнулась, поняв, что теперь ведьмак подошел к настоящей причине появления его здесь. — Лютик конечно же мил и очарователен. Не удивлюсь, если у него много поклонниц и поклонников, но я приютила его у себя по другой причине. Когда он прибыл сюда, то упомянул, что на самом деле его ищет множество опасных людей и был бы очень признателен, позволь я ему здесь остаться. Всё же старый замок всеми позабытой маркизы отличное место для подобного. Я же согласилась, почему нет? Прославленный менестрель с лёгкостью может скрасить своими песнями холодный вечер. Даже жаль, что его сердце уже занято. — Где Лютик?! — Прорычал Геральт. Ему надоело слушать болтовню тогда, когда где-то рядом должен находиться «его» бард. — Когда Алина доложила, кто стучится в мою дверь, она упомянула лишь то, что мужчина вооружен и носит доспех. Конечно я подумала, что за Лютиком пришел один из головорезов, потому попросила, её отвести его к заднему ходу. Боюсь, что сейчас он бежит в попытке спасти свою жизнь? «Зараза, только не снова!»***
Лютик рассчитывал провести у маркизы Елены как можно больше времени. Желательно вплоть до окончания зимы. Всё же она была приветлива к нему, не смотря на свой стальной характер. Ей нравилось слушать его игру на лютне и рассказы о его прошлом. Да, женщина конечно молчалива, но разве он не привык к подобному? Он вполне и сам мог говорить за двоих. Однако сейчас он был вынужден в спешке уходить из уютного замка, прекрасно гармонирующего своей обстановкой с заснеженными просторами за его пределами. Кстати о снеге, его хотелось проклинать на всех известных языках. За ним вероятнее всего гонятся, а тут следопытом быть не надо, чтобы понять, куда он идёт, оставляя кривую дорожку из следов. Кроме того, он даже не был уверен, куда ему идти, в какой стороне Новиград, где вообще хоть какое-нибудь людское поселение? Даже солнца за облаками толком не видно, хотя в какой стороне север, в какой юг определить всё же можно, да только толку мало, если он замёрзнет по пути. «И почему я сам не предложил просто спрятаться в каком-нибудь тайном ходе замка или винном погребе? Если и прощаться с жизнью, то в усмерть пьяным, а не окоченевшим от холода.» — И почему надо было сразу бежать?! — Жаловался он, продолжая брести среди деревьев. Однако, стоило замолчать и прислушаться к лесу, как вдалеке послышался хруст веток и стук копыт по оледеневшей земле. «Мне точно конец! Нужно было оставаться в том поместье!» Прятаться было негде. Все здешние осины и берёзы были тоньше самого Лютика, а в рельефе местности ни оврагов, ни холмов — бард как на ладони и даже бежать смысла нет, однако спешит «куда-нибудь» он пуще прежнего, пока к треску веток и стуку копыт не прибавляется человеческий голос. — Лютик, зараза, стой! И Лютик остановился, как вкопанный. Это словосочетание он слышал очень много раз за последние двадцать лет. Иногда правда, «зараза» заменялась на «блять», но суть от того, чей голос произнёс его имя, не менялась. Он наконец обернулся. — Геральт? Метрах в двадцати всадник спешивается с лошади и вместо того, чтобы привязать ту к дереву, спешит ему на встречу. Простой чёрный плащ, под которым виднеется лёгкий доспех, белые волосы и кошачьи глаза. Нет в мире такого же человека и даже существуй, Лютик бы в два счёта отличил его от Геральта. Ведь глаза, устремившие на него свой янтарный взор, пылали. И в них была вовсе не жалость, как в прошлый раз в камере. — Лютик. Их отделяет друг от друга всего несколько шагов и каждый сделанный навстречу друг другу чувствуется как тысячи вёрст, пройденных во время разлуки. Лютику сложно дышать и ни о чем не хочется думать. Как всегда, после разлуки с Геральтом всё плохое отходит на задний план. Хочется просто уткнуться носом в его шею и почувствовать привычный запах ромашки и полыни. — Нашелся. Ромашка и полынь перестают быть лишь фантазией, когда крепкие руки сжимают его в тёплых объятиях. В этот раз его держат не как стеклянную вазу, готовую вот-вот разбиться, нет. Геральт не отпускает, наслаждаясь воссоединением. Потому что он нашел, догнал Лютика, «его» барда. — Не уходи больше без предупреждения. Никогда. Шепот касается ушей Лютика, вызывая сотни мурашек по телу. Ему кажется, что ведьмак не может так говорить ему. Может быть подобного удостаивалась Йеннифер после очередной ночи, может быть ещё кто-то. Хочется верить, что это не обычное беспокойство за старого знакомого, а нечто большее. Но Лютик не смеет обнадёживать себя. — Ты же сам всегда бросал меня. — Дрожащим голосом произнёс бард, чьи руки невольно цеплялись за широкую спину ведьмака, словно это последний раз, когда ему будет позволено подобное. — Больше я ни за что не стану так поступать. — Но ведь я тебе не нужен и вновь буду лишь мешаться под ногами. Лютик не желал повторения прошлого. С него хватит. Он не выдержит, если Геральт вновь вернёт его себе, но всё, чего удостоится бард — лишь наблюдать со стороны. — Ты мне нужен. — Ой, да не мели чушь, Геральт! — Решил он наконец выбраться из объятий. Не мог ведьмак так просто изменить своё мнение о нём, хотя в то хотелось верить. — Я тебе всегда был по боку! Ты даже другом меня не называл, а в последний раз и вовсе забыл о моём существовании, потому что у тебя есть Йеннифер и Цири! — Лютик, послушай меня… — Всё ещё удерживая барда за плечи, произнёс Геральт, но того было не угомонить, слишком долго он таил в себе эмоции. — Это ты послушай меня, Геральт из Ривии! По-твоему, двадцать лет для человека — это шутка? Да я всю жизнь тебе отдал, не прося ничего взамен, но сейчас я так больше не могу. Если всё, чего ты хочешь, это просто вернуть меня в Каэр Морхен, чтобы я днями и ночами лишь думал о тебе, пока ты трахаешься с Йеннифер, я не хочу! Лучше поблуждаю по самым гнилым кварталам Новиграда, по самым глухим деревням, в которых никто не слыхал о княжне Цирилле, потому что всё что угодно теперь лучше, чем видеть тебя, но не иметь возможности получить. Да, я стал жадным, но лишь потому, что сломался тогда на горе, а увидев тебя вновь больше не смог притворяться, что мне хватает всего лишь быть рядом безвольным призраком… Лютик не смог договорить, ведь крепкие руки притянули его к себе, а страстные, неожиданно нежные губы впились в его собственные. Геральт поцеловал его так, как никто до этого — с искренней любовью, которой бард добивался много лет. Здесь была и нежность, и страсть, тоска и радость воссоединения. Это был Геральт со всеми его скрытыми эмоциями и чувствами, которые Лютик ловил своими губами и мгновениями срывающегося дыхания. Ему наконец стало тепло. — Многие нуждаются во мне, Лютик, но только в тебе нуждаюсь я сам. — Наконец произнёс ведьмак, смотря своими янтарными, плещущимися жизнью глазами в глаза Лютика. Васильковые глаза, которые наконец оттаяли после стольких месяцев холода и боли. — И как долго ты знал, что я люблю тебя? — Наконец спросил бард, уже не желая покидать объятья ведьмака. Только лишь раствориться в них. — Всегда. Но решился ответить только сейчас. — Ты даже не представляешь, как сильно ты мне теперь должен, Геральт. Тот в ответ утвердительно забурчал. — Даже не представляешь… — Вновь на выдохе произнёс Лютик, вспоминая прошедшие годы. — Поэтому я сейчас поеду на Плотве. — Вновь вернул себе привычный озорной настрой бард. — Нет. — В смысле нет?! А как же вот эти «Угу, Лютик, я так виноват перед тобой, прости меня, пожалуйста.» — Начал он передразнивать ведьмака. — Не было такого. — Ах не было? Так, а ну скажи, кто любовь всей твоей жизни? — Ты, Лютик. Подобного ответа бард не ожидал, он ведь его лишь дразнил, а теперь, замерев, во все глаза смотрел на посерьёзневшего Геральта. — И, я обязан извиниться за всё, что сказал, сделал и не сделал за эти годы. — Он взял холодные руки барда в свои собственные. — Но слов не будет достаточно, потому я обещаю, что заглажу свою вину, как только ты захочешь… и ладно, ты можешь ехать на Плотве, до замка. — Стоп, что, правда?! — Если Геральт разрешает ехать на своей лошади не в случае смертельной опасности, то это уже можно считать чудом. — Только в этот раз. — Усмехнулся ведьмак, направляясь обратно к Плотве вместе с Лютиком. Тот живо запрыгнул на лошадь, смотря на то, как Геральт ведёт её под уздцы. — Не думаешь, что было бы неплохо остаться здесь до конца зимы? Ну или хотя бы пока не найдем какую-нибудь чародейку, которая откроет портал. А то я слабо себе представляю, как мы умудримся проделать такой путь незамеченными. — До конца зимы навряд ли, но, зная, как работает магия, нас скоро обнаружит Йеннифер. — Йеннифер… — На сердце кольнуло после упоминания женщины, с которой ведьмак был совсем недавно. — Как ты думаешь, Геральт, а может мне влюбить в себя маркизу? А что, получили бы наследство, было бы неплохо. — Ага, и ты бы у нас помимо виконта де Леттенхоф, скрывал титул маркиза Аргайл. — Ладно, ладно, я тебя понял, можешь не продолжать. Немного помедлив, Лютик всё же не удержался и принялся рассказывать обо всём, что с ним произошло за последний месяц. -…Ты представляешь, Филавандрель лично вывел меня из леса!..А Францеска Финдабаир не такая уж красивая, как о ней поют. Надеюсь, она никогда не услышит, что я только что сказал. Они шли по заснеженному лесу обратно в замок старой графини. Теперь ни один из них не будет бежать за лошадью или решать проблемы поодиночке, оставив второго. Теперь они вместе и того не изменит ни магия, ни Предназначение. Связь чувств крепче всего остального.