Звёзды над Пантеллерией

      Мирон долго не отводил взгляда от серой макушки Вани. Евстигнеев смотрел в покрытое многолетней пылью окно автобуса, вглядываясь в зарождающийся закат, который стремился воссоединиться с бесконечным морем. Кажется, что в поисках прекрасного он совсем забыл о своём учтивом друге, с которым отправился в этот отдалённый от суеты край мира. Друг от друга их отделяла полненькая мадмуазель со смешными рыжими кудряшками и запахом приторного парфюма. Автобус медленно едет по серпантину, голоса, разговаривающие на абсолютно разных языках, заполонили весь салон. Фёдоров провёл тыльной стороной ладони по мокрому лбу, откинувшись на кресло и прикрыв глаза. Голова, уже долгое время находившаяся в состоянии не состояния, нещадно болела, оставляя в себе только мысли о проклятиях. Пусть будут прокляты необходимость человека во сне, немного, совсем чуть-чуть фест и ещё меньше перманентно плохое настроение Ивана Евстигнеева.       Последние разговоры с Ваней превращались в странные мелкие конфликты. Они будто стали двумя противоположными частицами, которые при любом взаимодействии отдаляются друг от друга так же быстро как сталкиваются. Мирон старался найти причины такому поведению, Женя назвала это «ссорой двух педиков».       Путь до кровати в отеле был довольно тяжелым. Их поездка на Пантеллерии была запланирована месяца два назад, месяц назад поступило обращение в тур-агентство, а буквально вчера был фест Booking Machine. За последние сутки не было сна ни в одном глазу, из-за чего слегка скрипящее отельное ложе казалось каким-то еле достижимым райским местом. Мирону хватило силы лишь на то, чтобы натянуть на себя одеяло, и он, не дождавшись Ваниных шагов, мигом провалился в сон.       На острове он, кажется, уже третий раз. Когда-то давно ему хотелось абстрагироваться от внешнего мира, и он, молодой парень, был восхищён этим местом. Пантеллерия казалась ему парадизом в этом грешном земном мире, с её убаюкивающими звуками, запахом соли и вкусом цитруса, невероятными природными видами и арабским антуражем. Во второй раз он приехал сюда куда более опытным и взрослым и был разочарован: то волшебство, которое дарил ему остров, уже пропало, из-за чего его душа затихла, не издав трепета. Наверное, именно после выбора места для своеобразного отпуска их отношения с Рудбоем пошли по касательной, потому что сам Ваня ну очень хотел сюда попасть, и Фёдоров старался выпытать хотя бы причину, но тот молчал, отшучиваясь и отнекиваясь. На его «Да че ты как тёлка ломаешься, это куда лучше твоих застроенных и душных вариантов» Мирон вздыхал и отводил взгляд. Что он не увидел там за две поездки? Может, он упустил стаю златогривых львов, ходящих вдоль водоёма? Или экзотических птиц, опускающихся на высокие пальмы? Впрочем, если Ваня хочет, то Ване надо, а значит и ему тоже.       Его разбудил будильник. Фёдоров не знает, на кой чёрт поставил его на три ночи, но сейчас по местному времени час, а он, злой и уставший, пытается заснуть снова. Вдруг он резко осознаёт отсутствие товарища рядом и поворачивается к его постели. Даже не расправлена. Мирон резко встаёт с кровати, начиная потихоньку поддаваться панике. Он накидывает куртку, всовывает ноги в шлепки и опускается к ресепшну, попутно обдумывая, как можно организовать поиски человека в другой стране. Уже спускаясь к первому этажу, на лестничной площадке он встречает Ваню, который выглядит очень уставшим и сонным. Кажется, он догадался по встревоженному лицу Мирона, что его потеряли и хотят побить за отсутствие объяснений или предупреждений.       — Прости что задержался, у меня там проблемы с документами возникли, а я спать хочу пиздец, так что процесс замедлился, — Евстигнеев потёр рукой глаз и зашагал дальше, не обращая внимание на пытливый взгляд, — тут, кстати, очень красиво. Не понимаю, почему тебе не понравился мой варик.       — Я же говорил, что был здесь уже два раза. Куда ты идёшь, кстати? Ты не знаешь, что технологический прогресс дошёл до сюда и здесь есть лифты?       Ваня отмахнулся и пошёл дальше, игнорируя недовольное лицо товарища и стук колесиков о ступеньки.       Фёдоров думал, что друг последует его примеру и сразу ляжет спать, но, похоже, никотиновая зависимость всё же сильнее желания подремать, потому что он просто закинул вещи в номер и пошёл к выходу. Мирон ещё какое-то время сидел на кровати, собираясь с мыслями, и после плюнул где-то в сердцах и пошёл вслед за Ваней, надев эти неудобные шлёпанцы из отеля.       Ночь здесь довольно тёплая. Негромко шумел ветер, был слышен всплеск находящихся недалеко волн. Мирон осторожно ступал по громко скрипящему гравию, следуя за Ваней во внутренний сад, территориально принадлежащий отелю. Фонари по какой-то причине были отключены, поэтому ему приходилось пробираться в основном по звуку, ориентируясь на лунный свет. Низкорослые пальмы и деревья откидывали длинные тени, всё вокруг слилось между собой во тьме. Лишь звёзды и отель сзади светили все так же ярко.       Ваня остановился у самого конца, дойдя до обрыва. Он опёрся о низкий забор, расположенный по периметру, и закурил. Выходящий изо рта дым поднимался к самым звёздам; казалось, будто он не растворялся, а присоединялся к облакам, дополняя лепнину на кромешно-тёмном потолке. Мирон выглядел забавно в халате, пижамных штанах и ветровке, набережно накинутой на плечи. Между его бровей легла морщинка. Он последовал примеру Вани, облокотившись о забор, и глядел вдаль, на воды Средиземного моря. Внизу россыпью расположились каменные даммузо. Ваня поёжился, укутавшись сильнее в свою серую толстовку. На попытку Мирона снять с себя ветровку бросил короткое «Да не надо».       — Если честно, у меня действительно есть причина быть здесь, — первым нарушил тишину Евстигнеев, повернувшись к своему другу, который все это время не сводил с него взгляда. Тёплый ветер ласкал лицо, принося с собой запах мокрого песка. Этот взгляд серых глаз, наполненных лунным светом и отражением Ивана в них, создавал какую-то умиротворяюще-интимную атмосферу, — ты рассказывал, что именно здесь когда-то вдохновился на написание пары песен. Я хотел своими глазами увидеть вещи, которые мотивируют тебя творить.       — Ты сейчас серьёзно? — слегка хрипло отозвался Фёдоров, удивлённо подняв брови. В пальцах закололось желание взять ещё одну сигарету.       — Да. Теперь живи с этим. — Ваня постарался придать своему голосу как можно более ироничный тон, вновь поднимая глаза к нависшему над ними неоднородному тёмному небу. Мирон ещё с первой поездки заметил отличие между Петербургскими и здешними звёздами. Первые были блеклые, появлялись на ночном небе по настроению. Звёзды же над Пантеллерией были огромные такие, невероятно яркие, отпечатывающиеся надолго в памяти. Он видит их в отражении Ваниных глаз, и их свет отзывается у него где-то в душе жарким трепетом. Казалось, весь мир замер, и в этом тягучем отрезке времени только он и Ваня, стоят на маленьком острове и смотрят на звёзды, любуются.       Волшебно.