Небывалое

      Весь вечер Майк пил безалкогольное пиво.       Перед выходом из дому они с Нанабой подбросили монетку, и Майк проиграл, значит, был на этот вечер водителем. Нанаба от всей души ему посочувствовала, а после наслаждалась любимым имбирным элем и теперь была, так выразиться, навеселе, и Майку пришлось немного поторопить её.       — Пора домой. Завтра…       — Помню, — отозвалась Нанаба, опираясь на руку Эрвина, чтобы подняться. Не так уж она была и пьяна, шутила просто. — Завтра едем к бабушке.       Бабушка София запекала большую утку на луковой подушке, к утке прилагались картофельный салат, выдержанный штоллен и ещё полтора десятка наименований, не посрамивших бы и ресторанное меню. Они знали, что завтра им ехать, но как же пропустить такой вечер, не поздравить Леви, которого угораздило родиться в самое Рождество.       — Отлично провели время, — Нанаба наклонилась, чтобы поцеловать Эрвина в щеку, а затем, потянувшись, чмокнула Леви в макушку, тот в ответ только заворчал. — Приятно было познакомиться, — обернулась она, зачем-то понизив голос, к новичку в компании, немного смущенному Моблиту. Рядом с Моблитом, навалившись на подлокотник диванчика и устроив голову на столешнице около бокала сидра дремала — да уже не дремала, а вовсю дрыхла! — Ханджи.       Моблит ответил, что и ему приятно, и пожал протянутую нанабину руку.       — Ты её минут через пятнадцать всё равно разбуди, — посоветовал Майк, — ей хватит, чтобы до дома добраться. Помогите человеку, — напутствовал он Леви и Эрвину, по очереди стукаясь кулаком в их поднятые кулаки. — Здорово посидели, спишемся.       На другом конце зала зазвенели стаканы, какая-то не особо шумная молодежь проводила там вечер за настолкой, тогда как их взрослая компания по старинке выбрала покер. Иногда они срывались на мафию или крокодила, но покер всё равно был лучше всего, тем более Моблит оказался неплохим игроком.       Больше в зале, стилизованном под старую таверну и украшенном ветками омелы и ели по случаю Рождества, никого не было.       Майк шагнул от диванчика и тут же зацепился головой за висевший на низкой потолочной балке ловец снов, легкая конструкция из переплетенных ниток закружилась, крашеные перышки поднялись, как от ветра, и медленно опали. Майк огляделся, чтобы не треснуться обо что-нибудь потяжелей, и пошел к выходу, через пару секунд его нагнала Нанаба. Она крутила в руках свой шарф, с явным сомнением, стоит ли его надевать, чтобы сделать десяток шагов до машины, и всё-таки набросила, перекинув концы за плечи.       Перед дверью Майк зевнул. В кафе хорошо, тепло, а за дверью зима, холодрыга, до дома ехать сорок минут по пустой дороге, и меньше всего на свете Майку сейчас хотелось садиться за руль. День выдался долгим, поскорее бы добраться домой и лечь.       Нанаба обернулась и напоследок помахала компании, Эрвин и Моблит помахали ей в ответ, Леви кивнул, Ханджи, не заметив их ухода, спала.        Прежде чем Майк толкнул дверь, Нанаба взяла его под локоть, и не зря: когда дверь открылась, мира за ним не было.       Серая завирюха свистела и кружилась по квадратной площадке парковки, предоставляя только догадываться, где Майк с Нанабой оставили машину пару часов назад. Справа? Да, там стоял знак «место для инвалидов», и Майк занял соседнее. Знак пропал, как никогда и не было, хуже того, машина пропала тоже, и двор, и даже открытое крыльцо, на котором они вот теперь стояли. Ни перил, ни ступеней.       — Кажется, — подала абсолютно трезвый голос Нанаба, — передавали небольшой снег. Я ещё порадовалась, что в Рождество.       Майк в ответ потер затянутой в перчатку рукой мигом заиндевевшие усы и, аккуратно шурша ботинком, попытался нащупать лестницу, и это ему удалось. Нанаба взялась за его локоть крепче, и они по-крабьи принялись преодолевать то ли две, то ли три ступеньки, отделявшие вход в кафе от земли. Две или три? На третьей нога Майка соскользнула, и он едва не свалился на идеально застеленную снежную перину, качнув за собой и Нанабу, которая, конечно, вцепилась в него мертвой хваткой, чтоб удержать.       Одного шага хватило, чтобы провалиться в сугроб Майку выше колена, только это был не сугроб, а дорожка к парковке. Так, упорно продвигаясь шаг за шагом, они добрались до своего седана, чтобы убедиться, что он засыпан снегом по самые окна, и тогда только Нанаба сказала:       — Мы отсюда не выберемся.       — Значит, — ответил Майк, — мне можно и нормального пива выпить.              Им не сразу поверили, и первым не поверил Моблит, который их не знал и понятия не имел, что такие шутки не в духе Закариасов.       — Снегопад? — переспросил он.       — Не снегопад, а апокалипсис, — ответила Нанаба, разматывая ставший белым из бирюзового шарф. Глядя на сладко спавшую Ханджи, которую Моблит накрыл пледом, снял с неё очки и теперь держал их в руке сложив дужку к дужке, Нанабе тоже безумно захотелось спать. Пяти минут снаружи хватило, чтобы, попав обратно в тепло и сумрак с шуршанием и потрескиванием дров в камине, захотеть завернуться в плед и уснуть. В конце концов, куда им теперь деваться, уехать невозможно.       Моблит смотрел с недоверием, тогда Нанаба приподняла край своего длинного свитера и показала:       — Вот, — её голубые джинсы наверху оставались голубыми, а от бедра и до самого низа приобрели насыщенный синий цвет от талого снега.       Леви словами никаких сомнений не выражал, а просто выбрался из-за стола и направился к дальнему, выходившему на дорогу окну.       — А я ещё думал, — поделился он, вернувшись к столу, — фонарь, что ли, перегорел, темень такая.       С фонарем было всё в порядке, просто его свет не мог пробиться сквозь снежную стену.       — Хозяин! — окликнул Майк дремавшего за стойкой пожилого мужчину, но, подумав, направился к стойке сам. — Бокал темного эля, пожалуйста. — И когда хозяин, он же бармен, он же официант, взял бокал и потянулся к крану, спросил: — Видели, что творится?       — А что творится? — переспросил тот, усмехаясь в седые усы, на его лысой голове танцевали отвеченные огоньки висевшей над баром гирлянды. — Снег? Так уже третий час валит, хлопья, как кирпичи.       — Так вы видели?       — Не слепой же.       — А почему не сказали?       — Сдурел я, что ли, гостей выгонять?       Хозяин по-доброму усмехнулся, и Майк не удержался от улыбки в ответ: вот хитрый жук.       — И что думаете, когда расчистят?       К тому моменту к стойке подтянулась вся компания за исключением безмятежно спавшей Ханджи, и ещё долговязый паренек от столика у стены, который как будто понял, что что-то творится, но пока что не распознал — что.       Хозяин дал каплям эля стечь и передал бокал Майку.       — Когда? Ну, это дело такое. Часам к восьми надо звонить в администрацию, раньше толку нет. Праздники! Будет только дежурный, а он раньше восьми не явится. Да пока машину пришлют. В городе-то то же самое, а мы на отшибе, пока до нас очередь дойдет… Ну, не раньше полудня, как ни крути.       Моблит подался вперед, всё ещё сжимая очки Ханджи в руке и сказал вполголоса:       — Как к полудню! Это невозможно, у нас завтра рабочий день.       Все с сочувствием посмотрели на бедолагу. Работать после Рождества и после попойки. Ученые, что с них взять. Ханджи преподавала в университете, Моблит был её ассистентом. Надо было посмотреть на этого парня один раз, чтобы убедиться: Ханджи вызывает в нем восторг и благоговение едва ли не каждым своим словом и действием. Что она для него — богиня. Ханджи-то богиня, кто бы спорил, однако студенты, которым она читала органическую химию, хотя и уверовали в неё все поголовно, не будут счастливы явиться в послепраздничный день, многие в подарочных свитерах с елями и оленями, чтобы не застать преподавательницу на месте. Без жалоб не обойдется, и это Моблит не то что предчувствовал, а твердо знал.       — Позвоните с утра на кафедру, объясните обстоятельства, — утешил его Эрвин, философски отнесшийся к новости о том, что они застряли в загородном кафе, запертые снегопадом. Это значило только, что праздник продолжается, а Эрвин, сам в декабре перерабатывавший по тридцать часов в неделю, мог этому только порадоваться.       Меж тем сновавшая от окна к окну, а после и вовсе вышедшая в уборную Нанаба вернулась и объявила, что связи нет.       — То есть — нет? — переспросил Леви. Он полвечера принимал поздравления, и телефон, даже переведенный в беззвучный режим, под конец вечера уже всерьез его раздражал.       — Ну нет, — повторила Нанаба и показала всем телефон на вытянутой руке, пирамидка связи не просто была пуста, а ещё и перечеркнута красным крестиком. — Только экстренные вызовы.       — Можно позвонить в 911, — тут же предложил Моблит, и все посмотрели на него с сочувствием.       — Ты с ума-то не сходи, — посоветовал Леви.       Нанаба положила руку Моблиту на плечо и то ли похлопала, то ли покачала. Она и сама не знала, что теперь делать. Бабушка будет их ждать, у бабушки уже всё готово. Сегодня у неё гости, но она ждет любимую внучку завтра, а внучка мало что не приедет, ещё и не сможет об этом предупредить. Ба расстроится, будет переживать. В поисках поддержки Нанаба взглянула на Майка, а тот, насладившись наконец ароматом эля, подмигнул ей и сделал приличный глоток, как бы говоря: а что мы можем поделать, наслаждайся моментом.              Когда Жан вернулся к своему столику, компания как раз доигрывала партию в монополию. Эрен разорился, а Микаса боролась с Армином за владение гостиницей, но шансов у неё было не много.       — Сходим к машине, — сказал Жан.       Эрен взглянул на него, не сразу поняв, что это к нему обращаются, моргнул и ответил:       — Тебе надо — ты и иди.       Жан скрипнул зубами.       — Надо выйти, говорю, — всё-таки повторил он. — Давай, не ломайся.       Эрен неспешно взял свой стакан со столика и откинулся на мягкую спинку кресла. Жан заскрипел зубами и на сей раз почувствовал, как они стираются в крошку, будь его воля, он бросил бы этого мудака за городом, и пусть бы тот возвращался назад пешком, но они приехали сюда на машине Жана, и он должен отвезти компанию назад. Всех, включая Эрена Йегера. Это вообще была дурная затея — праздновать в его компании Рождество. Стоило не корчить из себя скромника и соглашаться на приглашение Марко, у того большая семья, Жана и не заметили бы, и никому бы он особо не помешал. Жалеть об упущенных возможностях было поздно, и к тому же Жан боялся, что Армин, пока что увлеченный игрой, вот-вот окончательно выиграет и тогда наконец заметит сборище около стойки.       — Мне не компания твоя нужна, — произнес Жан, обращаясь к сидевшему с нахальным видом Эрену, — а помощь.       Сперва Эрен поднял брови. Подумал и поднялся сам, ему доставляло странное удовольствие видеть, как Жан психует, но в какой-то момент интуиция подсказала Эрену, что это и правда неудачный момент пререкаться.       — В чем дело? — спросил он, притормозив около выхода, чтобы набросить куртку. Поднял голову, боясь прищемить подбородок замком и увидел, что они стоят под венком из омелы. — Даже не вздумай, — предупредил он.       — Кому ты нужен! — огрызнулся Жан, отметая против воли закравшуюся мысль, что надо было позвать с собой Микасу. От неё и толку было бы больше.       Он толкнул дверь, и оба они оказались посреди холодного белого облака, из глубины которого, как из пасти призрачного кота, светил медово-желтым светом фонарь.       — Что?.. — опешил Эрен. — Какого?..       Значит, всё правда. Минуту назад Жан ещё тешил себя надеждой, что он всё неправильно понял. Что у других гостей просто сломалась машина, и они хотели вызвать такси, но едва Жан оказался на крыльце таверны, всё встало на свои места. Он всё понял правильно. Их замело снегом. По-настоящему замело, как в кино. Как горный отель в «Сиянии», как страны на планете Зима в романе Урсулы ле Гуин. Жан выругался себе под нос. Он думал, что вместе с Эреном они смогут дойти к машине, и даже если её замело, вдвоем расчистить съезд с парковки, но теперь даже такая короткая прогулка потеряла смысл, тут и дураку ясно, что никуда им не выехать.       Вот это рождественское чудо откуда не ждали! Очень своеобразное, надо сказать.       Громко ругаясь, словно отказывался верить собственным глазам, Эрен ломанулся вперед, позабыв про ступеньки, и Жану показалось, что снега навалило выше человеческого роста, потому что Эрен вдруг пропал из виду, словно накрытый высокой пенной волной.       — Куда?! — заорал он. — Суицидник!       Эрен вынырнул из сугроба, фыркая и отряхиваясь, как большой пес, все волосы у него были в снегу, снег забился за ворот и в рукава куртки, но это не остановило его и, рассекая снежную гладь мощным гребками, Эрен двинулся к стоянке. Снег был ему почти что по пояс.       — Стой! — крикнул ему вслед Жан. — Что толку туда ходить, и так всё ясно!       Кажется, Эрен обернулся, но Жан не до конца был в этом уверен. На секунду его накрыла странная, даже пугающая мысль, что если дурачок Йегер пропадет в этом снежном мареве, никто никогда не поверит, что Жан не нарочно его туда затащил.       — Вернись, баран! — увещевал он с крыльца. Плюнул, крепче запахнул пальто и направился за мелькающей в белом вихре черной фигурой.       Кое-как, набрав полные ботинки снега, они добрались к машине, но, расчистив багажник, поняли, что не к той, и Жан понял бы это раньше, ему бы увидел знак, указывающий места для инвалидов, но знак уже совершенно пропал в снегу.       — Твою мать, — раз за разом, не замолкая повторял Эрен. — Мать твою. — В конце концов он остановился, поглядел на свои замерзшие онемевшие руки без перчаток, посмотрел на заметенную по окна чужую машину, после в сторону потерявшейся на заметенной стоянке машины Жана, и по-детски растерянно спросил: — А что теперь делать?       Жан выдохнул:       — Возвращаемся.       Светящиеся окна таверны обозначали единственный безопасный островок в этом мире ветра и снега.              Армин сказал только: «я пропал», и лицо у него стало страшное. Такое, что даже Эрен, который вырос с ним на одной улице, поежился. Сейчас ещё возьмет лопату для снега и всех их тут по очереди укокошит, даже тех здоровых джентльменов за другим столиком.       — Но ты же не виноват, — попыталась утешить его Микаса.       — Ну само собой, — подхватил Жан. — Утром позвонишь и…       — Связи нет, — напомнил Эрен. — Да какая разница. Посмотришь, ещё и преподы до универа не доберутся.       — Да уж вряд ли они повально надираются в баре за городом! — Армин пребывал в тихом отчаянии. Он склонился над столиком, запустив руки в волосы, его губы растянулись в жуткой ухмылке, то ли он собирался расхохотаться, то ли заплакать. Микаса ласково погладила его по плечам, но слов утешения уже не нашла.       Армин отказывался ехать, они уговаривали его все вместе. Что же, интуиция Армина не подвела.       Компания взрослых отнеслась к сложившейся ситуации философски. Майк допивал свой бокал эля. Он вытянул ноги и полулежал на мягком диванчике, наслаждаясь почти домашним уютом, Нанаба легла головой ему на колени. Она переживала о завтрашнем дне, но толку было от этих переживаний? Можно подумать они могут дружно взяться за лопаты и точно снежные кроты прорыть себе дорогу до города. Майк поглаживал её по волосам, и Нанаба уже почти поддалась накрывающей мысли дрёме.       Моблит сидел напротив, по-прежнему держа очки в руках и поглядывая на спящую Ханджи. Казалось, он мечется между желанием разбудить её и спросить, что же им теперь делать, и благородным желанием дать ей выспаться.       — Брось, — вполголоса сказал ему Майк. — Ничего ты с этим не сделаешь, воспринимай всё как приключение.       — Угу, — ответил Моблит тоном: приключений мне только и не хватало. Но по большому счет Майк был прав и всё, что Моблиту оставалось, это охранять сон Ханджи, беречь её очки и, может быть, заказать себе кружку темного пива с чесночными гренками.       Эрвин в это время сидел за стойкой и болтал с хозяином, по правую руку от него устроился Леви с бокалом лагера.       — При самом пессимистичном апокалиптическом сценарии, — поинтересовался Эрвин, — как надолго нам хватит провизии на…— он обернулся на компанию молодежи, мысленно прибавил к ней свою, —…на одиннадцать человек. — Хозяина он, естественно, посчитал тоже.       — Меня зовут Дот, — представился хозяин прежде чем ответить и поднял глаза к потолку, мысленно подсчитывая свои запасы. Он пожал протянутую через стойку руку, кивнул на короткое «Эрвин Смит» и заключил: — Пять дней в сытости и семь — в пьянстве.       Леви шутка очень понравилась, и он улыбнулся себе под нос. Снегопады в его день рождения случались, конечно, и раньше. Мама рассказывала, что в год, когда он родился, выдался настолько снежный декабрь, что горожане пробивали тоннели между домами, а около здания городской администрации школьники слепили такого огромного снеговика, что вместо ведра ему на голову подошел только синий пластиковый бак для бумажного мусора.       — Неужели никак отсюда не выбраться? — неожиданно раздался растерянный голос. Леви и не заметил, как подошли два парнишки, тот длиннолицый, который терся у стойки раньше, прислушиваясь, и его субтильный приятель с глазами маньяка. — Снегоход или съемные цепи на колеса? Что угодно. Мы не можем остаться здесь до завтра, у нашего друга с утра экзамен.       Друг, у которого, видно, и был экзамен, молча кивнул, казалось, ему судорогой свело губы.       — О-о-о, парень, — посочувствовал Дот, взглянув на субтильного, но казалось, что сказанное повеселило его, как веселит чужая не смертельная неприятность, которая никак не может коснуться лично тебя. Быть наблюдателем порой веселей, чем участником.       — А что вы бухаете, не сдавши экзамены? — спросил Леви, даже не потрудившись прикрыть сквозившее в голосе: во молодежь пошла!       — Мы сдали, — возразил ему другой, только что подошедший из той компании парень, смуглый, лохматый, одетый в уродский свитер с оленями. — У Армина много предметов. Здесь не до шуток, нам надо быть в городе до утра.       — Свистни, — посоветовал Леви. — Может, Санта тебя подкинет.       Майк и Нанаба, услышавшие шутку со своего диванчика, рассмеялись.       Эрен заскрипел зубами. Хотел бы он высказать этим шутникам всё, что у него на уме, но тут ему на плечо положила руку подошедшая неслышно Микаса, и Эрен отвернулся, бросив только:       — На пенсии всё смешно, — но его едкое замечание неожиданно вызвало только новый взрыв хохота.       — Слушайте, — сказал Леви, всё ещё пребывая в благостном праздничном настроении, — нет смысла рыпаться, гляньте в окно, снег вовсю валит. Возьмите по пиву, да радуйтесь празднику.       — Если вам есть двадцать один год, — тут же прибавил Эрвин, взглянув на хозяина, который, впрочем, и глазом не повел.       Леви только глаза закатил, и все поняли, что он имел в виду: когда он в молодости хотел пива, никто не интересовался, сколько ему лет, хорошее было время.       Не дожидаясь новых заказов, Дот Пиксис, владелец маленького загородного кафе вот уже последних пятнадцать лет, поднял палец, выдал красноречивое «о!» и скрылся за дверью подсобки.       — Вернется с дробовиком и всех нас перестреляет, — сказал Эрен, и все разом, исключая спящую Ханджи, взглянули на него со смесью досады и неодобрения. — Что?! — возмутился Эрен, оборачиваясь за поддержкой к Микасе. — Кино не смотрели? Так всё и начинается.       — Только это меня оправдает, — с безнадегой в голосе сказал Армин, и следом за его словами открылась дверь и вернулся Дот с довольной лисьей улыбочкой, его точно натертая маслом лысина так и блестела, и половина запертых снегопадом посетителем, взрослые в том числе, невольно вообразили, что именно с такой вот улыбочкой и можно тюкнуть человека топором по затылку.       Хозяин прятал что-то за спиной, словно собирался показать фокус, и это вполне ему удалось, поскольку когда он, залихватски крякнув, стукнул о дерево стойки донышком здоровенной бутылки с закупоренной крышкой, невозможно было понять, как он спрятал эдакую бадью.       — Собственного производства, — с гордостью объяснил Дот. — На черной смородине из нашего сада.              — Мы так договорились, — объяснил Армин, пригубив из маленькой рюмочки без ножки. Домашняя настойка хозяина заведения была сладкой, почти сиропной, пилась легко, зато крепко ударяла в голову. — Я не успевал до Рождества, и она согласилась принять меня после. — Армин обвел сидящих за столиком ясным взглядом и пояснил ещё раз, для тех, кто не понял: — Преподавательница. Она приедет, а я нет. А я даже позвонить не могу!       — Да объяснишь ты всё. Не выдумал же ты этот снегопад. Там, наверно, полгорода завалило, гляди ещё и не явится твоя преподша, сама извиняться будет, — поддержал парнишку Майк, и Нанаба взглянула на него с благодарностью. Майк умел говорить самым легким и уверенным тоном, и все произнесенные им слова казались в этот момент не меньше, чем истиной, и теперь он безошибочно этим тоном воспользовался.       Однако Армин всё равно тяжело вздохнул и взглянул на Нанабу, с которой они сразу нашли общий язык, да так, что она, стащив у Дота кувшин с домашним алкоголем, подсела за столик к молодежи, а следом за ней Майк и Леви. Эрвин остался сидеть за стойкой, развлекая хозяина разговорами, Моблит так и сидел на диванчике около спящей Ханджи и, казалось, сам уже задремал.       — Как так вышло, что ты, такой ответственный студент, бухаешь накануне экзамена? — всё-таки поинтересовался Леви.       — Это мы его притащили, — объяснил Жан.       Армин снова пригубил из рюмки, настойка была густой и сладкой, как патока. Нанаба подвинула к нему бутерброды с сыром.       — Ребята не поехали домой, чтобы я не остался один в Рождество.       Микаса в ответ на эти слова приобняла Армина за плечи, Эрен закатил глаза, а Жан отчего-то смутился.       — Если бы не остались, — заявил Эрен, — торчали бы сейчас, может, посреди снежного поля, а так хоть в тепле.       — Приезжие? — спросил Майк и коснулся плеча Нанабы: гляди, совсем как мы, хотя что тут могло быть удивительного.       Бедолаги-студенты, которые должны возвращаться в праздники по домам, к теплу семейного очага, к подаркам и вязаным бабушкиным носкам, выбрали остаться в этот день с другом, потому что никто не должен быть один в Рождество. Может быть, Нанаба чуть переборщила со смородиновой настойкой, но её это страшно растрогало.       — Ага, — рассказал Эрен. — Четыре часа поездом, а потом ещё автобусом часа полтора, если отец не встретит, а он бы не успел встретить, у него прием. Он врач. Я тоже врачом буду, травматологом-ортопедом.       — Все мы будущие врачи, — пояснил Жан.       — А вот ты какого черта с нами приперся? — обратился Эрен к нему. — Ты местный. Мать тебе штолленов напекла, утку в духовке, салат с помидорами, чего тебе ещё надо?       — Я вас сюда привез, — хмуро напомнил Жан.       — И мы тут застряли теперь! Армин на экзамен не попадет!       Армин зажмурился и помотал головой, Жан взорвался:       — Да ты рот закроешь, безмозглая каракатица?!       Эрен вскочил, Эрвин с хозяином обернулись от стойки в их сторону. Жан тоже поспешил подняться на ноги.       — Нет, ты мне объясни! — заорал Эрен. — Мы встречаем Рождество с другом детства, а ты откуда взялся?!       — Кто эти «мы», хламидия? Микаса — отдельный от тебя человек!       Эрен, которому это, похоже, в голову не приходило, взглянул на Микасу, которая сидела вместе с Армином ровно между ними двумя, та подняла глаза и усталым голосом сказала обоим:       — Замолчите и сядьте. Эрен, — она взглянула на него, словно именно от Эрена парадоксальным образом ожидала большей ответственности.       — Что я тут делаю?! — сорвался Жан. — Встречаю Рождество с теми, кто мне дорог, и меньше всего хотел застрять тут вместе с тобой!       Микаса поднялась на ноги и мягко положила руку Эрену на предплечье, затем, более уверенным жестом, коснулась запястья Жана. Те ещё немного посверлили друг друга глазами, разом отвернулись: Жан к стойке, Эрен к двери, и уселись на место.       Эрвин покачал головой и вернулся к прерванному разговору. Дот как раз рассказывал, что вообще-то ему в кафе помогает дочка, но она уехала к матери на Рождество. Теперь, конечно, будет переживать. Глядя, как стремительно пустеет бутыль, притом, что сам Эрвин выпил две неполные рюмки, Эрвин с уверенностью полагал, что переживать несчастная дочка будет как раз о том, что запасы алкоголя к её возвращению изрядно поредеют.       — Как ты ловко с ними, — восхитилась Нанаба, но Микаса отвела глаза.       — Станете драться, — предупредил Леви, — рассажу вас по углам.       — Во-во, — подхватил Майк, — Леви может. Он воспитатель в детском саду, не такие конфликты решал.       Эта шутка, хотя шуткой она не была, отчего-то очень понравилась Микасе и Армину, они переглянулись, словно обменялись мыслями, и засмеялись, Жан, не выдержав, заулыбался тоже, но Эрен только ещё сильней отвернулся к двери.       — Карла будет переживать, — сказала Микаса. — Это мама Эрена. И мы никак не сможем связаться. Твоя тоже, Жан?       Жан кивнул. Он обещал хотя бы позвонить маме. В эту минуту он впервые задумался: а не дурак ли он, раз предпочел компанию друзей, пусть даже здесь и Микаса, теплому вечеру в кругу семьи, со всеми тетушками, двоюродными братьями-школьниками, ореховым пирогом и пряными свиными ребрышками.       — Все мы в таком положении, — Нанаба коснулась руки Майка, ища у него поддержки, и тот обнял её за плечи. — Мы должны были ехать к моей бабушке, она тоже живет в другом городе. Эрвин — к отцу. Леви?       — Мама сама приедет, у неё есть ключи. А черт знает, как она приедет теперь, почистят дороги, не почистят.       Нанаба сочувственно похлопала его по руке.       — А этим двоим, — кивнула она на другой диван, — вообще на работу. Видишь, Армин, ты такой не один.       Тот вежливо улыбнулся в ответ, но то обстоятельство, что не он один не в силах наслаждаться снежным рождественским приключением, похоже, не слишком его утешило.       — Ну, — сказал Эрен, — на работу — это другое. На работе ты взрослый человек и никто тебя не имеет.       Все дружно на него посмотрели, и взрослые, и студенты. Одни с сочувствием: сколько же у тебя впереди разочарований, другие с солидарностью: вообще-то да, во всяком случае у тебя есть свободное время и ты можешь распоряжаться им, как угодно.       — Раз уж мы здесь застряли, неплохо бы найти конструктивное занятие, — сказал неслышно подошедший Эрвин, он оперся на спинку дивана позади Майка и смотрел на всех сверху вниз, как потерявший костюм и бороду Санта, готовый, однако, организовать присутствующих для рождественского веселья.       Нанаба обернулась и обнаружила, что хозяин, добрый человек по имени Дот, сложил руки на стойку, а голову на руки, и вряд ли они сумеют до утра его добудиться.       — У нас есть монополия, — негромко сказала Микаса, — и ещё одна настолка, но она шумная.       — У нас покер, — ответил Леви. — В покер играете, детишки?       Оказалось, что все играют, но для одновременной игры людей всё-таки слишком много. Нанаба попросила посмотреть вторую игру, и Микаса уже протянула было коробку, когда они разом едва не выронили её, рассыпав карточки по столу, от хриплого крика, раздавшегося с другого конца зала.       — Я что, уснула?! Времени сколько уже? — дальше, надо думать, последовал взгляд на часы. — Моблит, ты с ума сошел, выдвигаемся!       Моблит что-то сонно забормотал в ответ, когда как в замедленной съемке, Армин поднялся из-за стола на деревянный ногах и робко позвал:       — Профессор Зоэ?              Им пришлось всей компанией вывалиться на заваленное снегом крыльцо, чтобы Ханджи убедилась, что это не розыгрыш. Они действительно заперты в маленьком загородном кафе с камином, и никто им не помешает весь следующий день варить глинтвейн в огромной кастрюле, запечь картошку в большой печи, играть в покер на то, кто будет чистить машину, когда снегоуборочная техника наконец до них доберется и расчистит дорогу. Отдыхать, веселиться и по очереди спать на диванах, накрывшись мягкими пледами.       Снег перестал валить сплошной стеной и падал крупными пуховыми хлопьями. В желтом свете фонаря парковка с погребенными в белом пуху машинами, заметенные ели с опущенными от тяжести лапами и люди в шапках и шарфах, высыпавшие на крыльцо низенького домика, походили на рисунок с открытки. Из тех открыток, которые посылают друзьям и близким на Рождество.       Нанаба сняла целую снежную шапку с перил крыльца и слепила крепкий снежок. Может быть, они и не станут лепить снеговика прямо посреди ночи, но ничто не удержит их от того, чтобы следующим утром построить две крепостные стены и устроить снежную баталию.       Ханджи, всё ещё слегка сонная, зевая похлопала Армина по плечу:       — На кафедре не поверят.       — Ну, нам вдвоем может быть поверят, всё-таки? — с надеждой возразил Армин.       Ханджи со смехом нахлобучила шапку ему на глаза.       Следующие три дня, а ровно столько понадобилось, чтобы расчистить последствия небывалого снегопада, они провели, подбрасывая дрова в камин, играя, рассказывая истории, страшные и веселые. И запасы домашнего алкоголя, как и опасалась дочь Дота Пиксиса, заметно поредели к тому времени, как все наконец разъехались по домам.