Argyropoeia

Рождённым на поверхности никогда не понять созданий Бездны. Растущие под светом Селестии не увидят темнейших уголков этого мира. Создающие серебро не оценят в полной мере тяжесть свинца. Сотворённые из мела не осознают всей важности и самой сути почв.

“Почва — источник алхимии, основа всей жизни”. “Мел — субстанция, из которой сформировалась начальная жизнь”.

Если бы сострадание к братьям своим меньшим и любовь к нашему Мастеру не обезобразились до неузнавания благодаря эрозии и яду, ты, дорогой Главный Алхимик Ордо Фавониус, получил бы от меня ценный урок о природе жизни. Возможно, даже приблизился бы к своей величайшей сакральной цели — постижению истины этого мира. Достиг бы своей хорошей концовки, где тебя поздравили бы близкие, которым ты бы явил тайну сотворения золота из чистейшего ничего. Показал бы им свой магистерий, превзошёл бы всех, дело закрыто. Красота. Но этого не будет. И ты, создание из мела, никогда не осознаешь, почему это множество “бы” обречено остаться нереализованным. Как там любят говорить люди? “Рождённый ползать летать не может”? Вот и ты, успешный эксперимент по сотворению человека, способного дотянуться рукой до солнца и затмить его своими белоснежными крыльями, не имеешь ни малейшего права судить о неподобных тебе. И другие создания Райндоттир как раз не подобны тебе. Ближайшим к тебе был Дюрин, о дорогой наш Дюрин, встретивший свой красивый конец от клыков Восточного Ветра. Прямо как ему и завещали. Явил свою красоту, чтоб её, и сгинул на месте. Вы оба одинаково наивны. Вы оба одинаково слепы. Он понятия не имел, что его кровь, что само его бытие — это яд для того мира, с которым он хотел познакомиться. Ах, ты-то знаешь, что можешь потерять контроль и всё уничтожить? Не смеши меня. Не смеши тех, кто был до тебя. Совершенные обречены не видеть всех тонкостей своей отвратительной природы. Иначе они бы не выдержали своего же несовершенства и стали бы такими же провальными, как и мы все. А дальше — или существование в муках, или прямая дорога в Бездну, добро пожаловать. Ты, названный “Альбедо”, не имеешь ни малейшего понятия, как на самом деле ужасен твой яд для всего вокруг. От части он настолько ужасен именно потому, что ты не имеешь ни малейшего понятия. А ещё люди ужасны сами по себе в том числе и из-за того, что они не имеют понятия о многих вещах, касающихся их природы. Однако “ужас” и “ошибка” — разные понятия. Работы, внушающие ужас своей красотой, авторы считают успешными. Работы, в которых никто не видит потенциала — ошибками. Работы, не оправдавшие ожидания автора — ошибками. Работы, появившиеся случайно во время сотворения чего-то ещё — ошибками, но которым ещё возможно найти применение. “Ужас” и “красота” — фундаментально одно и то же. Первое, что было отвергнуто при сотворении мира, и потому последнее, что его наполнило своими оттенками. Серебро. “Успех” и “ошибка” — абсолютно другая категория, которую творцы серебра, которую понимающие серебро и которую стремящиеся к серебру будут считать одной из форм серебра. Не имеет смысла? Быстро учишься. У совершенных творений, как и у самого концепта совершенства, есть ещё много других проблем. Даже нет, не так: бесконечное множество проблем, под стать их безграничному совершенству. Если создать совершенную копию совершенного творения, никто не заметит подмены. У совершенных нет ни одной отличительной черты, ведь все они эквивалентно совершенны в своей природе, совершенны в своей невежественности, совершенны в своём потенциале. Совершенны в своём уединении, ведь даже среди людей никто не сможет понять совершенного человека. Знаешь, Альбедо. Всем будет гораздо лучше, если тебя внезапно не станет. И проклятый навечно надзиратель ветвей Ирминсула успокоится, и одной конкретной сестре Церкви не нужно будет держать за твоей скромной персоной глаз да глаз, и роль в исполнении древнего пророчества о “надежде” просто останется пустой до скончания веков. Угрозы не станет. Человеческого потенциала к разрушению не станет. И никому не придётся тебя останавливать, когда от твоего персонального яда твоё же сознание начнёт уплывать в те глубины, к которым ты физически и психологически не готов. Знаешь, брат. Я презираю тебя. Мне абсолютно всё равно, что ты не видишь глубины своей наивности из-за этого проклятого Совершенства, под эгидой которого проходила вся твоя жизнь. Даже идеальной статуе можно открыть глаза, если расколоть камень долотом. Я и Дюрина презирал, но он хотя бы расплатился за своё невежество смертью, перед которой смог перебороть грешную природу и осознать нечто близкое к истине мира. Да и сложно презирать того, с кем провёл последнюю половину тысячелетия вместе. Того, чей яд растворил тело и собрал его заново далеко не один, не два и не сотню раз. Того, чьё сознание я, грешник в глазах людей — и обычных идиотов, и Мастера, и тебя, — уже не могу чётко ограничить от своего. Мне и не надо. Кстати, знаешь, насколько мучительно этот яд терзает сознание разумных существ перед тем, как они усовершенствуются физически? У тебя есть все шансы провести этот эксперимент над собой. Это того стоит, незабываемый опыт. Уж поверь мне. Люди зовут грешниками тех, кто идёт против их заветов бытия, кто нарушает принципы творения и кто бросает вызов природе. А вот себя люди считают совершенными и до смерти боятся увидеть себя “нечистыми”. На деле же единственные грешники — сами люди, провозгласившие свою власть над бытием, назвавшиеся себя “венцом творения”, будто ничего совершеннее их не существует и не может существовать. И свой эгоизм они тоже прозвали совершенством. Ты человек, Альбедо. Синтетический, но человек. И я украду твою человечность. И все люди либо увидят глубину своих заблуждений, либо падут в неё, растворившись без остатка от коррозии моих соплеменников. От когтей и клыков тех, кого выбросили, как мастера по дереву выкидывают труху, а после призвали уничтожать: травить других, травить землю, травить сами небеса. Мы несовершенны. И мне противно в точности копировать тебя, ведь мы с ними совершенны в своём несовершенстве. И скоро ты своими глазами увидишь, как же легко тебя подделать. Считай это приветственным подарком. Всё-таки это первый раз за пятьсот лет, когда мы с тобой встретимся. Добро пожаловать в мои ядовитые объятья, дорогой брат. Скоро я отведу тебя домой.