Когда за окном метель

      Все началось с того, что Фил Лестер заболел. Заболел не как ребенок, игриво прикрывая нос пропахшим мармеладом одеялом, а по-настоящему. С тяжёлым грудным кашлем, зелёными соплями, бессонными ночами и прочим, прочим, прочим... На самом деле, он находил это даже смешным. Заболеть ровно за месяц до Рождества! Какая нелепость! Послушайте, разве это не тема для сотни богохульственных шуток?              Очевидно, его родители считали иначе. Одного (справедливости ради, не слишком хорошего) каламбура было достаточно для того, чтобы мать ахнула, вздрогнула и замахала руками. Отец хлопнул крышкой ноутбука, грохнул рукой по столу, и Фил был таков. Простуженный и посаженный на домашний арест.              Искать благодарного слушателя среди одноклассников оказалось не намного легче. Первое время они действительно смеялись, и записывали отрывистые голосовые в WhatsApp с этим дрожащим "нкх-гх-гы", потом стали дольше отвечать на сообщения и, наконец, затихли вовсе. И если Фил шутил, они молчали порядка пары часов, а потом писали, что было в школе и что о его пропусках думают преподаватели. И ещё о фильмах. Всегда о фильмах. Не о тех, которые крутили по телевизору, который включал отец Фила после ужина, и не о тех, которые по подписке на Netflix смотрел он сам, обняв огромную кружку с разведённым в теплой воде лекарством, а о тех, которые крутили в кино.              Теперь Фил понимал, почему его шутки имели такой недолгий и печальный эффект. Незавидное состояние его организма обеспечивало завидное пребывание дома, в тепле и покое, пока его одноклассники были вынуждены просыпаться засветло и собираться на контрольную по естественным наукам. Так что поначалу слушать его было смешно, а потом — как-то непросто. В самом деле, Фил, сколько можно отдыхать и дразнить, как льва куском мяса, своими поздними пробуждениями и маминой пастой?              Когда кто-нибудь заходил в гости и поднимался по узкой лестнице в комнату Фила, расположенную почти под чердаком, он не мог не заметить смятого галстука в углу стола и распятой на стуле рубашке. А ещё гирлянд, двух маленьких ёлок на полках книжного шкафа и коробки конфет. В конце концов, чем ему ещё было заниматься?              Рассказы про кинотеатр, парк развлечений и даже этнографический музей стали будто бы местью. Фил не мог их выносить уже через неделю. Нет, он по-прежнему внимательно читал, слушал и смотрел всё то, что ему присылали, но, как говорят, не от всего сердца. Дома было хорошо, но где-то там, среди закладывающего уши гомона школьных коридоров, было лучше.              Ну, по крайней мере, теперь казалось так.              Так что вскоре Филу надоело. Красный квадратик на календаре сдвинулся уже на двадцатые числа декабря, а врач все так же разводил руками: делаю всё, что в моих силах, но прогнозов нет. Классическая история. А классику Фил не любил еще больше, чем эти долгие вечера перед экраном ноутбука, заполненные безразличным треском клавиатуры: шутки, поднадоевшие одноклассникам, он скармливал аудитории Twitter. Она, правда, состояла всего из тридцати человек, почти никто из которых не реагировал на его записи, но…все равно лучше, чем ничего.              В канун Рождества ситуация стала совсем критической: впервые за две недели у Фила поднялась температура (видимо, окно ночью все же стоило закрыть) и оттого шутки из него сыпались, как блестки с елочных игрушек, но, как назло, именно теперь вся Великобритания вдруг подорвалась искать подарки. Итак, интернет был мертв.              Фил обновлял страницу ежесекундно, но, как ни странно, ничего не происходило. Может, все же барахлит Wi-Fi? В такую погоду (а на улице метель была такая, что дом через дорогу потерял даже свои примерные очертания) это было бы неудивительно. Фил покосился на вкладку, которая проигрывала музыку. Потом, стянув с головы наушники, он на всякий случай прислушался к шорохам, доносившимся с первого этажа. Кажется, родители все ещё не легли спать. Может, прятали подарки или пили глинтвейн — Фил не слишком интересовался. Он ушел к себе ещё вечером, сославшись на плохое самочувствие, и заперся в комнате. Ничего страшного не произошло, он просто не слишком хотел общаться. Общаться с родителями, если быть точным. Последнюю неделю они особенно много работали, сына видели только перед сном, так что праздничный ужин стал бы отличным поводом наконец-то спросить, как у него дела. Как одноклассники? Что пишут учителя?              Фил бы только мотал головой да отшучивался: ну что в школе может быть нового? Ну, Чарли наконец-то расстался со Стейси, которая, конечно, и не догадывалась, что они в отношениях, но это другой разговор.              И кому это, черт возьми, интересно?              Время перевалило за полночь. Фил закрыл блокнот, в котором набрасывал какой-то скомканный текст (он думал о том, что когда-то эти тексты сделают его знаменитым, это было бы интересно; сколько улыбок в ответ на собственную может получить человек, стоящий на сцене? сколько зрителей вмещает Альберт-холл?), опустил крышку ноутбука и побарабанил по ней пальцами. Спать, несмотря на болезненное состояние, не хотелось.              Точнее, не так. Тело изнывало от желания закрыть глаза и натянуть одеяло до носа, но...спать в Рождественскую ночь? Это позволительно, только если тебе восемь.              Филу уже восемь лет не было восемь.              В прошлом году, например, почти весь класс праздновал на заднем дворе у Кэтрин. О, как злился тогда отец! Конечно, Рождество — это семейный праздник, но, в конце концов, кто осудит подростка за желание частью этой семьи не быть?              Фил вполне осознавал, что идёт на поводу и гормонов и образов из всех фильмов и сериалов, что смотрел в детстве. Ну и что? Ему было классно.              Если бы только не эта болезнь.              Дик приглашал их в клуб. Возможно, Фил бы впервые в жизни по-настоящему напился, чтобы утром проснуться в объятиях незнакомого человека. А? Это должно было быть весело.              А теперь оставалось довольствоваться только фотографиями в социальных сетях. Эрика уже выложила свой страстный поцелуй с пышногрудой блондинкой, которая, судя по слою макияжа, вполне могла оказаться их новой преподавательницей по математике, которая как раз должна была приехать в город с неделю назад.              Вот смеху-то будет, когда все вскроется.              Фил дёрнул головой в такт музыке.              И вдруг понял, что никакой музыки нет и быть не может: ноутбук ведь выключен, а наушники валяются на столе. Он осторожно осмотрелся и прислушался снова. На первом этаже было тихо. Из-за стены изредка доносились глубокие прерывистые вздохи — колеблющийся храп матери.              А потом ритмичные глухие удары, похожие на барабанный бой, повторились.              Фил дёрнулся, машинально прижимая руку ко лбу. Неужели у него уже начались галлюцинации?              И в этот момент за оконным стеклом показалось лицо.              Фил отпрянул от стола, примыкающего к узкому подоконнику, и чуть не упал со стула. Нога потянула за провод от ноутбука. Он натянулся, вилка с треском вышла из розетки и ударилась об пол.              Внезапный гость, со своей стороны окна, тоже смущённо отстранился, так что его лицо почти перестало напоминать размазанный по стеклу белый блин.              Страшнее всего было то, что Фил этого человека знал. И он был последним, кого стоило ждать в гости на Рождество.              Нелюдимый. Замкнутый. Бесшумный и быстрый.              Дэн Хауэлл был сосредоточением всего того, что пугает и отторгает подростков.              И вот теперь его тень маячила у Фила за окном.              Вообще-то Фил был одним из немногих, кто всегда оставался в стороне, когда Дэна начинали дразнить и мучить. Он не защищал его, но и жестоким шуткам не вторил. Однако вряд ли бы это оправдало его, соберись Дэн наказывать обидчиков.              Фил осмотрелся: в комнате не было, кажется, ничего лучше ножниц, чтобы защититься. Надо будить родителей и звонить в полицию. Может, в другом порядке. Скорее всего, в другом порядке. Дэн тем временем постучал снова и что-то проартикулировал непослушными губами.              Какой же на улице холод!              Фил успел только подумать об этом, как его пробрал мороз. А Дэн торчит там, похоже, минимум четверть часа. Ну все, теперь он точно вскроет ему горло. Или живот. Или и то, и другое. Он снова заговорил, Фил заметил, как двинулись по подоконнику, с обратной стороны, руки в тканевых перчатках. Как сильно к ним, должно быть, липнет снег.              По крайней мере, теперь Фил ясно видел, что в руках у Дэна ничего не было. И за спиной, кажется, тоже, хотя в темноте было видно плохо. Может, что-то случилось, и он пришел звать на помощь? Но, в конце концов, была же дверь. И Фил бы точно услышал, если бы кто-то звонил или стучал, даже несмотря на музыку. Глупость какая-то.              Дэн точно был галлюцинацией. Оставалось только понять, почему его воспаленный мозг воплотил все тайные порывы подсознания в этом неуклюжем теле. Которое рисковало вот-вот сорваться вниз, прямо на колючие кусты.              Галлюцинация или нет, Филу было его немного жаль. Может, даже не немного. Он приблизился к окну (с каждым его шагом улыбка Дэна становилась все шире) и не смело приподнял стекло, тут же вздрагивая от холода. Нескольких секунд хватило, чтобы на подоконник намело снега, а грудь свело судорогой и кашлем. Фил отстранился, закрывая рот рукой, сгорбился, пытаясь подавить приступ, и, щуря глаза в обрамлении влажных от слез ресниц, принялся искать свитер, чтобы накинуть на плечи. Он же весь вечер висел на стуле! И где те…              Фил почувствовал ледяное, как у какого-нибудь мистического дракона, прикосновение к ладони и следом жесткую шерсть свитера, вложенную в скрюченные пальцы. Он резко выпрямился, пятясь снова, и просто упал на кровать. Плюшевый медведь, изрядно потрепанный за двенадцать лет непростой жизни в доме с двумя мальчишками-подростками, пискнув, завалился на подушку.              — Прости.              Дэн, призрак или видение, повернулся к окну, со стуком затворил его и прижался спиной к стене. С его одежды на пол, только вчера вымытый матерью Фила, капала вода. Каждый шаг оставлял грязные разводы, и по краю зеленого ковра уже неотвратимо расползалось черное пятно. Завтра утром их убьют обоих. Фил застонал, напрочь забыв про свитер, который теперь нелепо болтался в его руках.              Почти так же нелепо, как Дэн. Смешной, неуклюжий, как он только умудрился сюда залезть. И, главное, зачем?              — Ты хочешь меня убить? Задушить?!       — Что?!              Фил моргнул. Дэн, словно передразнивая его, тоже. И неловко засмеялся.              Подумать только, его будут убивать с улыбкой. Ну нет, на такое Фил был не согласен. Он положил свитер и сжал кулаки, почти в отчаянии глядя на свои тонкие запястье и такие же ничтожно хрупкие ладони. Такими даже кошку не обидишь (не то чтобы он собирался), а тут целый человек. Крупнее Фила раза в полтора, широкоплечий, высокий, твердо стоящий на ногах. Пожалуй, теперь ему тоже хотелось рассмеяться.              — Эй, эй, — с неловкой растерянностью заговорил Дэн и поднял руки. — Почему я вообще должен тебя убивать?       — Потому что ты пришел ночью в мой дом.       — И?       Фил вскинул брови. Что «и»? Ему-то все казалось предельно ясным.       — Разве только убийцы приходят в дом по ночам? — продолжил Дэн, теряясь еще больше.       Если бы Фил мог поднять брови еще выше, он бы непременно сделал это. Но, увы, его лицо достигло пика возможного выражения удивления, так что вместо этого Фил нахмурился и опустил руки. Нет, не только. Еще в дом по ночам приходит Дэн, и сложно сказать, что из этого неожиданнее. В случае с убийцей он хотя бы знал бы, как себя вести.              И вдруг Дэн вскрикнул, хлопнул себя по лбу и снова раскрыл окно, высовываясь наружу почти по пояс. Фил даже испугался, что он вот-вот выпадет. Ноги в сбитых черных кроссовках почти оторвались от пола, и ровно в этот момент Дэн, издав странный сдавленный звук, скинул на пол увесистый рюкзак. Тот шумно плюхнулся в полуметре от многострадального ковра. У Фила сердце пропустило удар.              Дэн закрыл окно и принялся копаться в рюкзаке. Его влажные пальцы не слушались, соскальзывали. Фил, отодвигаясь к стене, на всякий случай обозначил:       — У меня дома родители.       Дэн оторвал взгляд от рюкзака, не прекращая рыться в его темных недрах, и понимающе кивнул.       — Я знаю.       Фил даже удивился, что это фраза не произвела на него никакого пугающего эффекта. Он просто принял ее как должное. Ну, в конце концов, в этой информации в самом деле не было ничего секретного. Куда страннее было бы, окажись он дома один, а так… Классика. Фил хмыкнул и поднял ноги на кровать, скрещивая их перед собой. Страх уступил место любопытству. Он уже почти поверил, что переживет эту ночь и оставалось только выяснить, что же, в таком случае, понадобилось Дэну? Почему он пришел? С чем?              Из красного рюкзака показалась не менее красная толстовка, которую Дэн повязал на плечи, и наскоро заклеенная красной упаковочной бумагой, с оленями, коробка. Точнее, Фил предполагал, что это коробка, исходя из формы и примерно веса. Хотя его угадать, конечно, было сложно.              Дэн звучно откашлялся, потом хрипло рассмеялся и погладил невидимую бороду. Она получилась на редкость жидкой, состоящей, наверное, из всего пары волосков.       — Так лучше? — спросил он прежним голосом, таким звонким, будто он и не начинал ломаться.       Фил опасливо прислушался к звукам за стеной, но, похоже, сон родителей, проспонсированный алкоголем из магазина в соседнем квартале, оставался по-прежнему крепким.       — Санта обычно приходит через камин, — как можно более безразлично заметил он. Впрочем, даже в этой шутке его радость читалась превосходно. Ну, по крайней мере, Фил надеялся на это, иначе ему было бы слишком неловко. Обижать незваного гостя ему почему-то совсем не хотелось. Хотя вообще-то как потревоженный больной он, наверное, имел на это полное право.       Дэн заметно растерялся и даже погрустнел. Право, какое же у него детское лицо. В школе оно обычно не выражает ничего, кроме глубокого разочарования, злости или боли, а тут такие эмоции. Фил даже забывал о том, что перед ним стоит тот самый Дэн, который вечно прячется в свои большие наушники и всегда носит в сумке вату и перекись.              Пластырь над бровью, конечно, забыть окончательно не давал.              — Я не был уверен, что смогу протиснуться. У вас совсем тонкая труба, — отозвался Дэн и как-то виновато окинул самого себя взглядом. Чувство юмора оставляло желать лучшего. Фил отмахнулся и перевел тему:       — И что же, ты решил проверить, насколько возможно одарить за ночь наш город? Или район? Или хотя бы класс? Это твой проект по физике? — он склонил голову к плечу и задался вопросом, был бы он столь же наглым, если бы не температура? Может, он бы и вовсе не рискнул впустить Дэна, если бы не этот гудящий туман в голове. Но пока, вроде, все было хорошо.              Дэн окончательно принял облик провинившегося пса и отвернулся, бездумно цепляясь взглядом за разбросанные в комнате вещи. Филу даже стыло за этот бардак. Он машинально расправил рукой сбитый плед.              — Вообще-то, — Дэн снова откашлялся, и стоило бы опасаться: не сказалось ли нам нем это времяпрепровождение в метель и мороз на улице, — я пришел только к тебе.              Ох. Что ж, похоже, пришла очередь Фила смущаться. Он как-то неловко покачнулся на месте, потряс головой (мысли от этого пришли только в больший беспорядок) и нахмурился. И какой вопрос ему задать дальше? Или просто поблагодарить? Или…что?              — А, — выдавил он, потирая шею. — С-спасибо? — он вскинул голову, испытующе глядя в краснеющее лицо Дэна. — А почему?              Похоже, ответ Дэн заготовил заранее. Он весь подобрался, как кот перед прыжком, и выпалил:       — Я узнал, что все собираются в «Чикаго», а ты сидишь дома из-за болезни. И решил, что тебе будет одиноко без друзей и подарков.       Фил сосредоточенно моргнул. Он почувствовал, как снова коченеют руки, на этот раз от волнения. Дэн пришел к нему только потому, что все остальные не могли? Только потому, что из всего класса они остались вдвоем, как никому не нужные поломанные игрушки? Но Фил сломался всего месяц назад и должен был рано или поздно восстановиться, и Дэн… Дэн был таким с самого начала. И Фил лишь теперь осознавал, насколько же бессмысленно все это было.              — Я не знал, что ты любишь, но подумал, что сладости любят все, так что… — Дэн принялся вертеть в руках подарок. Потому вдруг почти кинул его на стол и сделал шаг к окну, пытаясь рукой зацепить рюкзак.       Фил закивал, подскакивая на ноги.       — Какой чай ты любишь?       Дэн раскрыл рот, потом захлопнул его, затем снова открыл и, кривя губы на одну сторону, ответил:       — Черный. Без сахара.       Фил улыбнулся.       — Подожди две минуты.              На кухне он захватил чашки, пакетики чая, коробку конфет и швабру. Электрический чайник давно переехал в его шкаф, родители купили себе собственный еще летом. Он бы захватил еще пакет молока и сахарницу, но спускаться второй раз не хотелось. Один раз в году можно попить и просто чай. Фил надеялся, что его не вывернет после первого глотка.              И еще он надеялся, что Дэн услышал его, а не вылез обратно за окно, едва закрылась дверь спальни.              Фил просто подумал, как нелепо бы это было. И очень неловко. Вероятно, им пришлось бы разъехаться по разным городам, чтобы никогда больше не встречаться даже взглядом. Или взять и обсудить это «рождественское чудо», как только они встретятся в школе, но это уже чересчур.              К счастью, Дэн действительно остался. Более того, он совсем не сдвинулся с места и по-прежнему высился посреди комнаты, как какая-то облетевшая ель. Фил не сдержал усмешки.       — Тебе не хватает стеклянного шара в ухе, — заметил он, проходя мимо. Посуда со звоном опустилась на стол.       — Что?! Почему это? — Дэн как-то подозрительно свел брови, словно готовясь защищаться. Фил вздохнул. Меньше всего на свете он любил объяснять шутки, но чего только ни сделаешь, чтобы сохранить в равновесии чужое спокойствие.       — А еще ты такой же колючий, — заметил Фил чуть позже, когда чайник уже вскипел. Они молчали целых пять минуть, безумный для Фила срок, но, как ни странно, неловкости в том почти не ощущалось. Сопение Дэна за спиной будто было на своем законном месте. Нет, он действительно простыл.              Фил втиснул в его обветренные ладони горячую чашку и хихикнул от издевательского удовольствия. Конечно, в первые секунды тепло обжигало. Но потом станет лучше, приятнее. Дэн попытался сделать глоток, но чай был еще слишком горячим. Он зашипел, но чашки из рук не выпустил. Будто она бы испарилась, коснувшись поверхности стола.              Чувства Фила метались между сочувствием и снисходительным весельем.              — Мне пришлось, — неожиданно проговорил Дэн, не отрывая взгляда от чашки.       — Что пришлось? — Фил посмотрел на него, но, не заметив ничего интересного, вернулся к подарку, который пытался вскрыть. Живот в предвкушении заурчал.       — Стать колючим, — бросил Дэн. — Иначе не получилось бы.       Фил виновато поджал губу. Конечно, глупый вышел вопрос. Он открыл коробку с тортом, заглянул в нее и не почувствовал ничего, кроме глубокой вины.              — Послушай, — Фил откашлялся. Потер шею ладонью. Посмотрел на телефон, мерцающий индикатором уведомлений. И протянул Дэну раскрытую ладонь. — Я читал, что Санта пользуется помощью эльфов. Не уверен, что я вышел формой ушей, но в остальном... Могу я пройти собеседование?