— Не важно, как ее звали,
важнее, что я из стали,
она — из пастилы.
Важнее, что мы совпали.
Важнее, что мы устали
от правил чужой игры.
Важней, что она красива,
и пахнет цветущей сливой,
но жгучая, как крапива,
и легкая, как туман.
И это победа Пирра,
когда я теряю силы,
целуя ее курсивом
и веря в ее обман.
Вот мы говорим о софте,
о людях другого сорта,
о том, что нельзя любить.
Как вдруг прорастают когти
и тянутся к ее кофте,
выдергивая нить.
И рядом сидит нагая,
о выдохе забываю,
и руки цветного мая
касаются ее ног.
А в воздухе пахнет гарью,
и я обращаюсь тварью,
голодной и жадной тварью,
целуя ее в висок.
Танцует цветное лето
и плавится вся планета,
и звери бегут из клеток,
и кружится голова.
На коже чернила меток,
и я сокращаю метры,
касанья подобны ветру
и вымучены слова.
Не важно, как ее звали,
не важно, что разрываю
когтями цветастый лён.
Не важно, что я из стали,
и даже не идеален,
важнее, что я влюблён
Он выдыхает, не сводя глаз с Полины. Это для неё. Всё сейчас для неё. Она замирает, не понимая, что должна сделать. Хотелось разрыдаться прямо тут при всех одноклассниках и при нем. Поля помнит весь десятый класс, помнит все свидания и встречи. Помнит, как на расстеленных простынях читала ему стихи, которые выписывала себе в маленький блокнот. Помнит, как он целовал её потом. Помнит, как считал родинки на её обнаженном теле. Полина всё помнит, а он так просто предал их чувства. Она подарила ему свои 16 и девственность, а он кинул её и сбежал. — Первая любовь описана многими поэтами, особенное место имеет в лирике и писателей тоже. Это глубокое, нежное и трепетное чувство. Испытываешь ли ты сейчас то, о чем нам так хорошо рассказал? — интересуется вчерашняя выпускница педагогического, поправляя край пиджака. — Да, — кивает головой он. Девчонка смотрит на него и не верит. — А предмет твоих страданий об этом знает? — Знала когда-то, но… А потом слышится хлопок двери и громкий плач прямо за кабинетом. Полина убежала. Она не могла больше слушать его, не могла смотреть и думать о нем тоже не могла. Девчонка тихо встала, пока учительница хвалебно высказывалась о выборе произведения и сбежала. — Поля! — Соловьеву было плевать на урок, на весь класс, но на Полину ему не плевать. Он тут же выбежал за ней, желая остановить её и объясниться. — Соловьев, вернись на место! — кричала вслед Анна Олеговна, парень её игнорировал, — Соловьев! Дальше следовал школьный пустой коридор и громкие всхлипы одноклассницы. Ренат быстро её нашел и остановился рядом, желая, чтобы всё оказалось страшным сном. Он не любил Полинины слёзы, потому что у него сердце от них разрывалось. А сейчас разрывалось еще сильнее обычного. Полина сидела на кафельном полу у подоконника, закрыв лицо обеими руками и уткнувшись в колени. Она захлебывалась рыданиями загнанная в угол собственными страхами. — Поля… — тихо шепчет Соловьев, аккуратно присаживаясь рядом с ней на корточки. Он медленно вытягивает вперед руки, стараясь коснуться ее плеча. — Не трогай меня! — гневно кричит девчонка, одергивая его руку. — Поль… — Ренат, уходи, — спокойнее говорит Полина, открывая лицо. Красное и опухшее с потекшей тушью и черными кругами под глазами. Но не менее прекрасное, чем всегда. — Я не уйду, — уверенно говорит Соловьев, убирая большим пальцем слезы с её лица, — я теперь никуда не уйду. — Ты бросил меня, к чему теперь вся твоя хваленая забота? — девушка обхватывает колени и пронзает одноклассника жертвенным взглядом. — Я дурак, — парирует он, опуская глаза в пол, — Поль, выслушай меня хотя бы сейчас, пожалуйста. — Я не хочу. — Пожалуйста, — умоляет темноволосый, наконец-то глядя ей в глаза. — У тебя минута, — вторая волна слез подкатывает незаметно, но уже не так активно, как в первый раз, — и она пошла. — Мне сказали, что ты параллельно встречаешься с Сашей. Я взбесился, хотел поговорить, приехал к тебе, а дверь мне открыл он в одних трусах, посмеялся и сказал, что ты в душе. Полина, что я должен был подумать? — одиннадцатиклассник говорил быстро, но четко, словно речь была отрепетирована миллионы раз, — я поступил, как урод, я в курсе, но я был зол. А потом Стрела сказал, что этот гаденыш всё специально подстроил. С каждым его словом Поля рыдала всё активнее и активнее. Он обидел её, ранил, ничего не объяснил, бросил перед толпой друзей, а потом исчез на всё лето. Осенью он конечно же вернулся и вел себя, как последний идиот, избегая встреч. Но трудно избегать друг друга, когда вы одноклассники, да? — Саша тогда притащил моего пьяного брата после попойки и уснул у нас в зале. Меня даже дома не было, идиот. — Я тебя до сих пор люблю, Поль, — Соловьев говорит тихо, гладя девчонку по волосам цвета ржи Сэленджера. Ему нравились её волосы, потому что они смешно вились от влаги и пахли персиковым шампунем. И она, содрогаясь от рыданий, доверчиво жмется к его плечу. Он источник ее боли. Он же и единственный, кто может утешить. Потому что в этой проклятой грани больше никого нет. Никого, настолько на него похожего. — Прости меня, — выдавливает он, обнимая её и позволяя девичьей голове упасть ему на плечо, — прости, прости, прости. — Ты мудак, — безэмоционально подытоживает она, вытирая слезы с раскрасневшегося лица, — ты же мог просто поговорить со мной. — Сойдемся на том, что я не просто мудак, но еще и не самый сообразительный, — улыбнулся наконец-то школьник, улавливая оттенки спокойствия в её голосе. — Ты так сильно мне не доверял? — Тебе доверял, но не Саше. — Мы с ним больше не общаемся, кстати, — успокоившись, отвечает Полина. — Это замечательная новость, — усмехается Ренат, а затем его лицо становится серьезнее, — Поль, ты с кем-то встречаешься? — Тебя больше не должно это волновать, помнишь же? — Но меня волнует. — Нет, — ухмыляется девчонка, заводя за уши волосы, — после тебя я ни с кем не встречалась, но это ничего не меняет. — Поль… давай попробуем еще раз? — Чтобы всё кончилось так, как в прошлый раз? Спасибо за предложение, Ренат, но я вынуждена отказаться. — Я обещаю, что основа всего — доверие, а разговор — средство решения проблем. Дай хотя бы шанс, прошу. — А мне обязательно давать ответ сейчас? — на секунду задумалась школьница. — Нет, — Соловьев встает с места и качает головой из стороны в сторону, — подумай и дай мне ответ, когда будешь готова. Я приму любой. Он помогает девушке встать, подавая ей руку. А затем неспешно удаляется в сторону кабинета, где еще не закончен урок литературы. Соловьев прокручивает в голове всё, что им может сейчас сказать Анна Олеговна, но не может придумать оправдание. У него мельтешит только одна мысль: «Полина его выслушала». А это уже огромный успех, учитывая, что утром они еще даже не разговаривали. Сегодня был последний шанс на исправление всех ошибок, а Соловьев не привык упускать возможности, посылаемые судьбой. Тянуть разговор больше некуда, потому что через 2 дня последний звонок. И если всё кончится дерьмово, то они больше никогда не увидят друг друга, всё будет кончено. И школьник окажется ни с чем. Только с горсткой антрацитовых углей, оставшихся от сгоревшей к ней любви. — Ренат… — тихий шёпот раздирает глотку. — Что? — он оборачивается и смотрит на неё, склоняя голову. — Я подумала, — девушка кусает губы и неловко переминается с ноги на ногу, — я согласна попробовать еще раз. Анна Олеговна права: первая любовь — потрясающий спектр эмоций, особенно, если всё обоюдно. Соловьев в одну секунду подходит к Поле и целует её розовые губы, которые мечтал целовать каждый день за последний год. Им не нужно ничего больше говорить, потому что оба всё знают. Оба друг без друга не могут, хотя почти целый год пытались. Потому что всё не имеет смысла. Ничего сейчас не имеет смысла, кроме их любви.