Хороший мальчик

      С самого утра было что-то не так.       Во-первых, Цветков спал на рабочем месте. Что было, в принципе, простительно, так как уснул он еще вечером, подложив под голову стопку нераскрытых дел (а спать на работе кое-где даже считалось показателем трудолюбия). Вот только весь отдел уже полчаса как работал, будильник на столе Кости звонил уже который раз, а его самого… не было.       Цветков проснулся от того, что кто-то прошел совсем рядом. Затем выключился будильник, а Костя лениво приоткрыл один глаз и хотел продолжить спать, но тут же понял — что-то поменялось. Вместо экрана компьютера перед его лицом возникли ножки стула.       Может, спать на работе и не возбранялось, но спать на полу — уж точно странно. Цветков зажмурился и открыл глаза снова, надеясь, что это всего лишь дурацкий сон. Ножки стула действительно исчезли. Вместо них возникли лакированные туфли, а затем кто-то заглянул под стол. Костя только приготовился объяснять, как он попал под стол (что, на самом деле, даже ему было не до конца понятно), как вдруг девушка отпрянула и закричала. — Это же… это… — бормотала она, указывая под стол. Цветков поморщился — похоже, к полудню весь отдел будет знать о том, что Костя предпочитает спать на полу в полицейском участке, — Это собака!       Что? Собака? Где — собака? Костя даже огляделся, но ничего, кроме привычного стола, рядом не обнаружил. — Что случилось? — к лакированным туфлям подошли еще одни. По голосу Цветков узнал Зайцеву. Она тоже заглянула под стол и пожала плечами, — Подумаешь, собака. Наверное, кто-то из кинологов заходил и забыл. Ну-ка, вылезай оттуда. Давай-давай, иди сюда — сейчас узнаем, кто ты у нас такой.       Костя вздохнул и попытался подняться. Ну да, очень смешно, назвать его собакой. Вот только руки и ноги слушались как-то не так, как обычно, и все было слишком… слишком большим. Девушки казались такими высокими, стул высился где-то над головой, а потолок был недосягаемым, как большое белое небо. Цветков опустил голову и к своему ужасу увидел две темных собачьих лапы. Вот, что за собака. Он — собака.       Ксения бесцеремонно ощупала его шею и нахмурилась. — Ошейника нет, — она обернулась к коллеге и пожала плечами, — Где ошейник потерял, дурень?       Цветков попытался что-то ответить, но вместо этого из его горла вырвался хриплый лай. Зайцева погрозила ему пальцем и ласково почесала между ушами, от чего Костя опустил морду и действительно затих. Ксения вздохнула: — Отведем его к другим, а там решим, что делать. Пошли, красавец, — она поманила пса пальцем, и Костя пошел за ней, оглядываясь вокруг. Видеть привычный отдел с такого ракурса было слишком странно — помимо того, что все вокруг казалось слишком большим, оно стало еще и очень громким. А стоило принюхаться, как Цветков даже замер, морщась и пытаясь понять, как такое давно знакомое место могло стать таким новым.       Зайцева снова пощелкала пальцами, привлекая его внимание. — Ну-ка рядом, — строго произнесла она, и Костя послушно подошел к ее ноге. Неужели никто не понимает, что это не просто собака? — Смотри, команды знает. Значит, точно чей-то.       Стоило показать пса остальным, как Цветкова тут же обступили. Кто-то рассматривал, кто-то потрепал по морде, чьи-то руки оказались на спине. Новые запахи окутали Костю, и он жмурился и отворачивал морду, пытаясь скалиться. Оставался, пожалуй, один вопрос — какая он собака? По темным лапам было не особенно понятно, а зеркало никто не предлагал. Костя обернулся, пытаясь хоть что-нибудь увидеть, и увидел… Что-то непонятное. Оно мелькало перед глазами, и прежде чем Цветков успел что-то понять, он уже гнался за этим чем-то.       «Дурень» — мелькнуло в голове, когда Костя услышал чей-то смех сверху, — «Это же твой хвост!».       Кажется, он не очень умная собака.       Цветков заставил себя остановиться и сесть, смущенно отворачивая морду. В воздухе вдруг появился новый запах — пахло дождем, грязью и чем-то съедобным. Костя поднял морду, принюхиваясь: шаверма. Он тут же вспомнил, что со вчерашнего вечера не ел ничего, кроме позднего обеда — двух разогретых бутербродов. Запах был таким ярким и потрясающим, что Цветков приоткрыл пасть и вытянулся, пытаясь понять, откуда он исходил.       Гром. Ну, конечно.       Игорь с недоумением протиснулся сквозь толпу к своему столу и заметил собаку. Запах шавермы стал еще сильнее, но Цветков уже не принюхивался, а отвел морду и попытался сделать вид, что он здесь просто для красоты. — Это что такое? — Костю снова почесали, и он еле сдержался, чтобы не завилять хвостом. Ксения пожала плечами. — Нашли под столом, приблудился откуда-то. Ошейника нет, — вопреки этому Гром сунул пальцы в густую шерсть, еще раз проверяя шею. Цветков помотал головой и оскалился, — Команды знает, но чей — неизвестно.       Когда Игорь еще раз машинально прошелся по холке, а затем потянулся, чтобы почесать живот, Костя отпрянул и предупреждающе зарычал. Уж если Гром не понимает, что он не обычная собака, то как еще об этом сказать? Навсегда оставаться псом Цветкову не хотелось. Костя беспомощно огляделся, пытаясь придумать хоть что-то, и вдруг заметил карандаши на столе. Если получится стянуть бумагу, взять карандаш в зубы и хоть что-нибудь написать… Вот только стол был слишком высоким, чтобы просто так до него дотянуться.       Цветков присел на задние лапы и приподнялся, цепляясь передними за стол. До него дошло, что лапами карандаш схватить не получится, и Костя попытался цапнуть его зубами, наклоняя морду и пачкая слюной какие-то бумаги. Карандашница с грохотом свалилась, ручки разлетелись по столу, а Цветков потерял равновесие и запоздало отпрыгнул, прижимая уши.       Да что же такое! Увидев, что к нему снова потянулся Гром, Костя попятился и на весь отдел хрипло гавкнул. — Нельзя! — раздраженно бросил Игорь и все-таки схватил пса за холку, — У нас здесь полицейский отдел, а не приют для животных. Пошли!       Костя пытался упираться, но Гром крепко вцепился в него и почти потащил за собой куда-то вглубь коридоров отдела. Цветков хотел цапнуть его за руку — не смог — и покорно тащился рядом. Он мог только крутить головой, пытаясь понять, куда Игорь его тащит. Все было непривычным. Слишком громким, слишком большим, слишком пахнущим. Костя принюхался и уловил запах алкоголя, грязи и крови.       Изолятор.       Игорь подтащил упирающегося пса к пустой камере, швырнул туда и закрыл на ключ. «Посидишь тут, пока не придумают, что с тобой делать».       Цветков обошел изолятор, принюхиваясь и морщась, устроился на полу и положил голову на лапы, прикрывая глаза. Холка все еще болела от хватки Грома, в желудке было пусто, откуда-то с пола тянуло холодом и сыростью. «Так и останусь собакой» — тоскливо подумал Костя, вспоминая свою неудачу с карандашницей, — «Пристроят к кинологам, наденут шлейку, а меня даже искать не станут — подумают, что взял и уволился. Никому ведь даже в голову не придет…» Дальше Цветков подумать не успел — от переживаний его веки стали тяжелыми, он несколько раз лениво моргнул и провалился в сон.       Проснулся Костя снова от чьих-то шагов и того, что дверь камеры открылась. Зевнув во всю пасть, он приоткрыл глаза и увидел перед собой чьи-то ноги. Цветков принюхался, различив уже знакомый запах Грома и какой-то еще. Пахло кофе (так сильно, что почти перебивало остальные запахи), пылью и архивом. Цветков поднялся на ноги, перебирая в голове тех, кто работал в отделе. Кто мог так пахнуть? — Красавец какой, — восхитились сверху, и Цветков от неожиданности прижал уши и отпрянул. Дубин. Вот ведь «повезло». — Красавец, пол-отдела перепугал, — фыркнул Гром. Костя помотал головой, пытаясь сказать, что тот уж точно преувеличил, а затем к нему потянулись руки с ошейником, — Осторожнее, он агрессивный. — Ксюша сказала, что команды знает, — хмыкнул Дима, подбираясь ближе к Цветкову с ошейником, — К ошейнику тоже привык, наверное. Да, собака?       Костя не стал сопротивляться — смысла не было, и ошейник застегнулся на его шее. Ощущение было непривычным, странным, ошейник немного давил, как слишком туго затянутый шарф. Цветков сглотнул и не сдвинулся с места. Раз уж он собака, то хотя бы воспитанная, а не «пол-отдела перепугал». Дима склонился к нему снова, и Цветков услышал щелчок где-то сзади. Поводок. — Будешь Мухтаром, — улыбнулся Дубин и почесал пса между ушами, — Или Мухой… Это мальчик или девочка?       Гром пожал плечами. — Не знаю, он не даётся, — Цветков в подтверждение его слов оскалился и попятился. Унижения с тем, что его поведут на поводке, уже хватило. — Значит, Мухтар, — кивнул Дубин и несильно потянул за поводок, — Пойдем?       Улица встретила новыми запахами и новым шумом. Пахло всем и сразу — Цветков понюхал даже снег, у которого был стойкий аромат бензина и соли. Дома пахли едой, люди пахли сигаретами и метро. Дима все еще стойко пах кофе. У пешеходного перехода Цветков остановился — машины стали страшными, проносились еще быстрее, чем раньше. Тяжелые, пахли едко, перебивая все остальные запахи.       Дима наклонился к нему и снова почесал между ушами и под ошейником. — Откуда же ты такой взялся? — спросил он у пса, высунувшего язык и пытавшегося поймать снежинки, — Красивый, умный… Защищаешься. Ты же от Грома защищался, да?       Цветков потряс головой, стряхивая с себя капельки от растаявших снежинок. Слышать то, что Дима упорно не верил в его «агрессивность» было почему-то приятно. И даже ошейник с поводком не казались такими уж унизительными. Лучше так, чем в холодном изоляторе. Он покорно шел рядом с Дубиным, стараясь не отвлекаться на запахи, колкие маленькие снежинки и чужих людей. — Может, тебя правда кинологи забыли? — снова заговорил Дима, когда они уже поднимались по лестнице. Цветков неловко прыгал со ступеньки на ступеньку — как следует обращаться с четырьмя лапами сразу он еще не научился, — Тогда почему никто не пришел? Ты же с улицы не мог забежать… Не мог. Таких красивых на улице не бывает.       Косте очень хотелось спросить, есть ли у Дубина зеркало. Не мог же он какого-нибудь чихуахуа так расхваливать? Да и коллеги подумали, что кинологи забыли… Какие у них там собаки на службе? Цветков едва не споткнулся на последней ступеньке и уткнулся носом в темную обивку двери. Даже так он мог различить стойкий запах кофе и какой-то выпечки — желудок тут же свело, будто в напоминание, сколько Костя не ел. Дима распахнул дверь, пропуская пса внутрь, и запах кофе усилился, окутывая — к нему примешивался химический аромат порошка для стирки и снова пыль. Книги, должно быть. — Не так быстро — Дубин аккуратно придержал его за ошейник, когда Костя хотел уже направиться вглубь квартиры, — Сначала помоем лапы… И тебя, наверное, тоже надо помыть.       Лезть в воду после прогулки по холоду — даже густая шерсть не спасала — Цветкову не очень хотелось. Он опустил уши и сел, отказываясь куда-то идти, даже зарычал, когда Дубин потянул его за ошейник. Дима засмеялся и стянул куртку, а затем сел на корточки, заглядывая в умные темные глаза. «Я знаю, не хочется» — кивнул он и прислонился лбом к мягкой шерсти, — «Но надо. Пойдем, а? Я тебя покормлю потом. Голодный, наверное…»       Цветков согласился, пожалуй, только из-за этого обещания. — Молодец, — кивнул Дима и отстегнул поводок, — Лапу дашь?       Костя вздохнул, но все-таки протянул лапу. За то, что его покормят и не выгонят на улицу он готов был поиграть в послушного дрессированного пса, даже если дрессировать его будет Дубин. — Вот видишь, — Дима улыбнулся и показал Цветкову испачканную ладонь, — Точно надо мыться. Пошли, пошли.       Костя запрыгнул в ванну, поморщился от холодной — сначала показалось, холодная — воды. Дима продолжал болтать, и этот фоновый шум успокаивал, словно радио. Цветков прикрыл глаза и решил не думать о том, что вся его шерсть сейчас мокрая, лапы оставляют грязные разводы в белой ванне, а все запахи, даже химические, перекрывает кофе. И Дубин то ли размазывает шампунь по шерсти, то ли чешет где-то у живота. — …а у меня же вообще выходной сегодня. Я купил, что нужно, шампунь какой-то, мне же даже породу не сказали. Корм, игрушки… Если тебе интересно, конечно. Ты же вроде взрослый, да? Приехал тебя забирать, а ты спишь и совсем не агрессивный, — Дима перевел дыхание и стал смывать шампунь с шерсти, подставляя руку под потоки воды — не слишком ли горячая, — Всё, закончили почти. Эй, не виляй хвостом! Я из-за тебя весь мокрый!       Не- что? Цветков открыл глаза и тут же прекратил это делать; если бы собаки могли краснеть, он бы покраснел точно. «Дурак» — подумал Костя, понимая, что последние минут пять он самозабвенно вилял хвостом, как довольный пес, которого чешут. Цветков с наслаждением встряхнулся, обдав Диму тучей мелких брызг, от которых тот поморщился и отпрянул. «Ну, вот это было лишнее» — усмехнулся Дубин, растирая его большим полотенцем. От полотенца тоже пахло кофе.       Вскоре Костя выпрыгнул из ванны и, все еще периодически встряхиваясь, пошел вслед за Димой в кухню. Перед его мордой оказалась миска, в которую насыпали корм — сухой, пахнущий чем-то хоть и вкусным, но все же не настолько, чтобы такое есть. Цветков поднял морду и недоумевающе посмотрел на Диму. — Чего? — тот хмыкнул, опираясь на стол, — Ну… можно? Ешь давай.       Костя снова опустил морду к миске и принюхался. «Можно». Вот ещё, спрашивать на что-то разрешения. Тем более, спрашивать разрешения у Дубина… Нет, есть такое — окончательно потерять хоть какое-то самоуважение. Дима тем временем взял пакет с кормом и вчитался в состав, хмурясь и приближая пачку к глазам. — Субпродукты, животные жиры, ароматизаторы, консерванты… Понятно. Я бы тоже такое не ел, — Дубин наклонился и убрал миску, потрепал пса по морде, — Подождешь немного? Приготовлю тебе кое-что получше.       Цветков смирился и лег прямо на полу, а затем его осенило. Зеркало. Ну хоть где-то должно быть зеркало? Свои попытки объяснить, что он не просто собака, Костя оставил еще на неудаче с карандашницей — тогда стало ясно, что даже подцепить такую мелкую вещь, как карандаш, а еще взять в зубы и написать хоть что-то внятное не выйдет. Хотелось хотя бы посмотреть, что же он за пес такой. — …а там в рецепте пропорции перепутали, и у меня все к кастрюле прилипло. Выкинуть пришлось потом, конечно, так присохло, что ничем не отмоешь…       Костя незаметно выбежал из кухни под бормотание Дубина и заглянул сначала в комнату (диван, телевизор, журнальный столик с разбросанными бумагами и книгами), затем в ванную (ничего нового, до зеркала не допрыгнуть), а затем вернулся в прихожую. Подбежав к зеркалу и забравшись передними лапами на старое покосившееся трюмо, Цветков заглянул в зеркало и замер.       Оттуда на него смотрела красивая мокрая овчарка. Впрочем, насчет «красивой» он приврал — но Дубин не преувеличивал, когда хвалил: ровный окрас, густая шерсть, вокруг глаз темные пятна, ровно стоящие уши. Шею стягивал мягкий кожаный ошейник с жетоном, на котором, впрочем, ничего не значилось. Цветков смотрел себе же в глаза и не мог поверить, что это он отражался в зеркале. Костя повернул голову — собака тоже повернула, от чего одно ухо упало, и вид стал немного придурковатым. — Вот ты где! — Дима взял его за ошейник и покачал головой, — Любуешься?       Цветков потрусил за ним, все еще думая о своем. Овчарка. Он — овчарка. Это всё не дурацкий сон, не какой-то бред и затянувшийся розыгрыш. Он действительно собака, собака с ошейником и хозяином, пусть и временным. Да лучше бы Гром его в изоляторе оставил! Да лучше бы он так и сидел у себя же под столом! Лучше так, чем… Чем это пахнет? Костя остановился и принюхался. Чем-то горячим, мясным — по-настоящему мясным. — Это получше, чем корм, да? — Дима сел рядом с псом и улыбнулся, наблюдая, как тот ел, — Завтра будем искать твоих хозяев.       После еды снова потянуло в сон. Костя почувствовал себя тяжелым, от тепла разморило, и хотелось только одного — лечь, заснуть и ни о чем не думать. Он доплелся до гостиной и попытался забраться на диван, но Дубин снова взял его за ошейник. Цветков вяло взглянул на него — что не так? Не на полу же спать. — Нельзя, — неожиданно строго сказал Дима и махнул рукой куда-то в угол, — Лежанки у меня нет, но я там плед постелил. У тебя шерсть теплая, не замерзнешь.       Пожалуй, Костя слишком устал, чтобы возражать.       Когда прозвенел знакомый будильник, Цветков открыл глаза, надеясь, что весь вчерашний день был просто дурным сном. Он поднялся, надеясь увидеть перед собой все тот же отдел, экран компьютера и нераскрытые дела, но увидел собственные лапы, чужую гостиную и диван, на котором ему так и не дали переночевать. Костя тоскливо зевнул — начинался второй день его унылой собачьей жизни. Впрочем, скучать ему было некогда, потому что перед ним возник Дима: сонный, немного растрепанный, но уже одетый. — Гулять, — Дубин зевнул и присел к псу, чтобы погладить его. Цветков не выразил никакой радости, но хвост предательски завилял, когда Дима почесал пушистый живот, — Тоже не любишь рано вставать, да?       На улице было по-утреннему холодно, снег хрустел под лапами. Как только поводок отщелкнули, Костя отбежал в кусты и вернулся почти сразу, надеясь, что после этого он вернется в тепло, но Дима не собирался отпускать его так быстро. Они наворачивали круги по дворам, пока на небе только-только загорался рассвет. Дубин снова что-то рассказывал, и Костя поймал себя на том, что слушал — только потому, что было скучно, разумеется. — Интересно, что чувствуют собаки, когда они «на работе»? — Дима стряхнул снежинки со спины пса и повернул за угол, — Им кто-нибудь когда-нибудь говорил, что они недостаточно хорошие, чтобы служить? Нюх недостаточно острый… Лапы не такого размера. Лают слишком громко — или слишком тихо. Хотя, собакам, наверное, все равно, да? Как будто ты бы стал кому-нибудь доказывать, что заслуживаешь ловить преступников и обязательно научишься лаять громче. Может, ты поэтому сбежал?       Цветков остановился и поднял морду. Команды «рядом» не было, но он все равно подошел к Диме и ткнулся мордой ему в колено, прикрывая глаза. Дубин тоже остановился. Стряхнул снег с шерсти, почесал за ушами и посмотрел на часы. «Мне на работу пора» — виновато хмыкнул Дима и снова щелкнул поводком, — «Я вернусь, и мы еще погуляем. Только не разнеси мне квартиру, хорошо?»       Костя чихнул, что значило — он обещал.       Впрочем, вечером они не погуляли. Цветков слонялся по квартире — стащить карандаши больше не пытался, (обещал ведь «не разнести»), не трогал бумагу, забрался на диван, но почему-то ушел оттуда и с виноватым видом провел полчаса на расстеленном пледе. От скуки погрыз тот самый корм и пришел к выводу, что если не думать о том, что именно он ел, то даже неплохо. Но вскоре стрелки больших настенных часов указывали семь, а Димы еще не было.       Он не появился и в восемь, и в девять. Только когда Цветков отчаялся и задремал прямо в прихожей, дверь, наконец, распахнулась. — Мухтар! — Костя резко поднялся на лапы. Шум, запах холода, чужих сигарет и кофе разбудили его даже быстрее, чем громкий голос, — Прости, я задержался… А ты даже не погрыз ничего? Умница.       Холодные руки зарылись в шерсть, щелкнул поводок, и вскоре Костя быстро прыгал со ступеньки на ступеньку, предвкушая хоть какое-то разнообразие. Быть собакой оказалось гораздо скучнее, чем он себе представлял. Цветков шуганул дворовую кошку, смылся в кусты и вернулся «к ноге», готовый выслушивать очередную болтовню, но Дима молчал и наворачивал круги по двору, уткнувшись в шарф и глядя себе под ноги.       Костя ткнулся носом ему в колено и сел на задние лапы, подняв морду. «Что случилось?». Но Дубин расценил это по-своему. — Замерз? Тогда пошли домой.       Лежа в своем углу и наблюдая за тем, как Дима что-то напряженно искал в компьютере, Цветков думал, что же он сделал не так. Не мог же он превратиться в собаку просто потому, что так кому-то захотелось? Должен ведь быть какой-то способ отменить это… проклятие. Костя задремал, так ничего не придумав, и проснулся спустя несколько часов — в гостиной ничего не изменилось, только погас свет (наверное, Дима заметил, что он спал), и теперь комнату освещало только голубоватое сияние экрана. Цветков, стараясь не стучать когтями по полу, прошел в прихожую и прищурился, пытаясь разглядеть, который час. Половина третьего.       «Я не думал, что ты так много работаешь».       Дни стали похожи один на другой. Утром Костя просыпался от чужого будильника, сонно плелся по двору, ловил снежинки и даже полюбил бегать за кошками. Дима возвращался по-разному, но Цветков всегда ждал его в коридоре, уткнувшись мордой в лапы и прикрыв глаза — вскоре он начал понимать по слабому запаху, что дверь вот-вот распахнется, и холодные руки станут гладить, трепать шерсть, чесать где-то за ушами и между лапами.       Одним вечером Цветков расположился под журнальным столом, почти засыпая под мерный стук пальцев по клавишам. Вдруг стук прекратился — Костя поднял морду, пытаясь рассмотреть, что происходило — и послышался тяжелый вздох. Цветков вылез из-под стола, машинально виляя хвостом, заглянул в лицо Диме — тот потер глаза ладонью, сняв очки, и надел их снова. — Ты-то чего не спишь? — Дубин заметил пса и подозвал к себе, чтобы потрепать по ушам. Цветков покосился на диван, и Дима вздохнул, — Можно, залезай. Надоело, наверное, в углу спать?       Костя ткнулся мокрым носом в его руку и поджал лапы под себя, устраиваясь рядом. Дима машинально гладил его по голове и вдруг обнял, уткнулся в шерсть, еще мокрую от вечерней прогулки, стянул и куда-то отложил очки. — Мне тоже надоело, — глухо проговорил он, обнимая собаку, — Надоело, что никто не замечает. Разберись с этим, у вас же с Громом такое было… Сделай это — только до вечера, успеешь? Успею, сделаю, с Громом же получалось. Даже тебя забрать попросили, потому что Гром вспомнил. Конечно, на кого же еще всё скинуть — все заняты. У всех своя работа.       Костя почувствовал, как шерсть стала мокрой и горячей. — Я тоже хочу «свою» работу. Не чужую доделывать, просто потому, что у Игоря такое было — значит и ты справишься. А если не будет Игоря? — Дима отстранился и растер лицо — Костя подобрался ближе, положил лапы ему на колени, — Кто-нибудь вспомнит о том, что я существую? Я, не «стажер-который-с-Громом», а просто я… — Дубин горько рассмеялся, глядя на часы, — Поздно уже. Пойдем спать, Муха?       Цветков спрыгнул с дивана и хотел уйти в свой угол, но остановился и посмотрел вслед Диме, все еще ссутулившемуся от долгой работы. Тихо цокая когтями, Костя прошел вслед за ним в спальню и замер у кровати. Еще две недели назад он бы прыгнул, даже не раздумывая, но теперь прижал уши, ожидая разрешения. Дубин взглянул на него и рассмеялся — под усталыми глазами появились забавные морщинки. — Раз на диван разрешили, то и сюда захотелось? — Дима сел на кровать и похлопал по месту рядом с собой, — Залезай, красавец. Можно.       Костя свернулся на мягкой кровати и долго смотрел в окно на безоблачное, бесснежное небо. Он думал о Дубине, которого… Да все считали его приложением к Грому. Почему бы Цветкову становиться исключением? Так даже удобнее, есть за кого спрятаться в случае чего. Игорь отмажет, Игорь заступится, Игорь нарычит так, что не тронут. Только, оказалось, Игорь и работу свалит, и «спасибо» не скажет потом. Костя прикрыл глаза, проваливаясь в сон, и сквозь подступающую пелену почувствовал, что Дима обнял его, утыкаясь в теплую шерсть. А может, это ему уже снилось.       Еще через неделю у «Мухтара» появился жетон с адресом — хозяев ему так и не нашли, а может, Диме просто расхотелось их искать. Несколько раз, гуляя с Дубиным, Костя видел объявления с собственной мордой — ветер трепал их, на некоторых недоставало нескольких отрывных кусочков с номером телефона. Все искали Мухтара, но никто, казалось, не искал Цветкова. Дима ничего об этом не говорил (впрочем, он ведь не думал, что пес сможет его понять), а объявлений о собственной пропаже Костя ни разу не замечал. «Наверное, они просто подумали, что я уволился и решил никому не говорить» — таких мыслей становилось все меньше.       В конце концов, жить у Димы было не так уж плохо. Костя привык к корму, привык проводить свое время, наблюдая за редкими людьми из окна, даже научился неловко гонять мяч по квартире (тогда он все-таки нарушил обещание и свалил вешалку, но прижатые уши и действительно виноватый вид избавили его от всякого наказания). Привык выслушивать истории во время прогулок и ночной работы.       Привык засыпать рядом и просыпаться не от будильника, а от чужих рук, чешущих живот.       Поводок больше не казался унижением — Костя покорно сидел около магазина, привязанный к перилам, и ловил редкие снежинки, иногда рассматривая людей. Все они пахли по-разному, но Цветков научился различать один неизменный запах. Кофе, архивы, пыль — и что-то домашнее. Привычное.       Это был самый обычный вечер. Из пакета пахло мясом и фруктами, в воздухе — холодом и чьими-то сигаретами, Дима шел рядом, уткнувшись в шарф и спрятав руки в карманы: становилось все холоднее. Цветков трусил рядом и вдруг что-то услышал. Уши тут же поднялись, он насторожился, прислушиваясь, и различил невнятную пьяную брань.       В нос тут же ударил сильный запах алкоголя, грязи и… крови. Костя зарычал, остановился, шерсть на загривке поднялась — он не знал, почему среагировал так, но идти вперед не хотелось. Поводок натянулся, будто Дубин даже не обратил внимания на то, что пес остановился. «Пошли, Мухтар» — бросил он, и Цветкову пришлось послушаться. Запах стал сильнее — через секунду Костя понял, почему. Из подворотни выплыли две едва стоящие на ногах фигуры и пошли прямо на них.       «Сделай что-нибудь. Отстегни поводок. Куда ты идешь?» — растерянно думал Цветков, скалясь и то и дело поднимая морду к Диме, — «Ты что, не слышишь?». И вдруг он понял. Не слышит. Дима был в наушниках, смотрел в землю — на работе тяжелый день, как же иначе. В преддверие Нового года все дни становились одинаково-тяжелыми. — Смотри, мусор идет, — заржал один. Костя оскалился, из горла вырвалось глухое рычание. Ну же, Дубин, тебя не учили, что надо смотреть по сторонам, когда идешь по темным переулкам? — Че мусор сразу? — Смотри, собака какая, — они подошли совсем близко — Цветков поморщился от того, каким сильным был запах алкоголя, — Слышь, мент, сигаретки не найдется?       Дима, разумеется, не услышал. — Я к тебе обращаюсь, мусор бля, — крикнул другой, — Че, гордый слишком? Проблем хочешь?       Костя чувствовал, как сильно у него билось сердце. Где-то рядом замигал и снова погас уличный фонарь — этой маленькой вспышки было достаточно, чтобы он разглядел в руке одного из мужиков острое лезвие. Думать было некогда. Цветков рванул поводок и с оглушительным лаем помчался на них, глотая ледяной зимний воздух. От собственного лая закладывало уши, саднило горло, земля под лапами ощущалась, как пружинистое болото. Ошейник врезался в шею, но затем все прекратилось — видимо, Дима выпустил поводок.       Костя подпрыгнул и вцепился в руку, державшую нож. Никогда раньше он не чувствовал такой ярости, такой сильной и яркой, что зубы болели от желания укусить. Он старался разгрызть, порвать куртку, повалить мужика на землю и тогда добраться до горла. Чтобы больше не думал… — Мухтар! Муха! — Дубин, наконец, вытащил наушники и ринулся к псу. Нож вылетел из руки пьяницы и проскользил по льду прямо ему под ноги, — Муха, нельзя, фу!       Цветков усилием воли разжал зубы: один из пьяниц бросился бежать, оскальзываясь на льду, сразу же — другой отполз, стоило псу выпустить его руку. Горячее дыхание собаки маленькими белыми облачками поднималось в темное небо. Костя чувствовал, как у него дрожали лапы и как рухнул на колени рядом с ним Дима. Он держал в руках нож с кривым заржавевшим лезвием. — Пошли домой, Муха, — холодные дрожащие пальцы осторожно потянули ошейник. Ненужный поводок валялся в снегу, как мокрая змея.       В теплой привычной квартире Косте было холодно, будто на улице. Дима молчал — молчал, когда кинул глупый пакет куда-то в угол, когда вымыл лапы, когда рухнул на диван. Ничего не сказал, когда Цветков запрыгнул туда же и лег рядом, заглядывая в глаза. Дубин дрожащими руками погладил его прижатые к голове уши, и что-то щелкнуло внутри. — Ты герой, — прошептал Дима, обняв собаку. Цветков замер — собственная дрожь внутри успокаивалась, уходил адреналин, — Ты же меня спас, я же… Я даже не заметил. А еще полицейский, — Дубин рассмеялся, но его губы все еще дрожали, — У них был нож, а ты… Ты герой, Муха. Это ты их всех порвал, а я стоял там, как дурак, и не знал, что делать. Я не знал, что делать, представляешь? Мне просто стало страшно. Как тогда, на митинге, они тоже были пьяные, только тогда меня никто не спас. А теперь у меня есть ты.       Дубин всхлипнул и запоздало снял очки, уткнувшись в теплую шерсть. Морда пса лежала у него на плече — Костя дышал через раз, не смея шевельнуться. Если быть собакой означало иметь возможность защитить, то он готов был остаться собакой. Плевать на всё. — Ты хороший мальчик, Муха, — сквозь слезы рассмеялся Дима и наощупь потрепал пса по ушам, — Ты очень хорошая собака…       Костя прикрыл глаза и, может, поэтому не почувствовал, как комната стала меньше, а он сам — больше. Впрочем, и Дубин не заметил, что плакал не в привычную собачью шерсть, а в чью-то синюю форменную рубашку, и не когтистые лапы цеплялись за одежду, а человеческие руки обнимали его. Осторожно, чтобы не навредить. — К-костя? — пробормотал Дима, когда отстранился. Цветков отпрянул тоже, рассматривая себя — такой же, каким был почти месяц назад. Брюки, рубашка, жетон на груди.       Дубин потянулся за очками и даже в них еще несколько секунд моргал. Нет, ничего не изменилось. Пожалуй, только одна вещь осталась от прежнего Мухтара — кожаный ошейник с именной биркой и номером телефона, который теперь болтался где-то у воротника. «Спасибо, что не голый» — мелькнуло в голове Цветкова, и он вздохнул — похоже, объяснять придется очень многое. — Спасибо, — вместо вопросов пробормотал Дима и стер остатки слез со щек, — Спасибо, что спас. Я думал, ты меня ненавидишь. — Я тоже, — кивнул Костя, опуская глаза, — Я тоже раньше так думал.