***
Гриффиндорская гостиная — вся в новогодних тонах — нравится Рону особенно сильно. Джинни и остальные девчонки постарались на славу, и теперь все стены и камин украшены еловыми веточками и большими красными носками, в которых, если повезёт, окажется что-то сладкое, а не кусочек угля. Ёлка стоит чуть дальше камина, возле стены, и даже с лестницы Рону видно, как она переливается волшебными игрушками, а на самой её верхушке трепещет крылышками золотой снитч. На рождественские каникулы решили остаться все восьмикурсники (что означало, что и слизеринцы тоже остаются, хотя на памяти Рона они почти всегда уезжали на каникулы в свои богатые огромные мэноры. Впрочем, сейчас почти все поместья разрушены, так что выбора у них особо нет). Рон осторожно спускается по лестнице и оглядывает гостиную — Гермиона мягко желает ему доброго утра, отрываясь от очередной книги. Он улыбается ей совсем искренне, почти забывая про кошмары и качая головой. Гарри вряд ли так везёт: кажется, он помнит каждую секунду ночного безумия, судя по его отсутствующему взгляду. Миона, замечая его хмурое выражение лица, только грустно опускает взгляд и пожимает плечами. Кажется, Гарри снова не возвращался этой ночью.***
На завтраке непривычно шумно. После войны, ещё в сентябре, в Большом зале стояла мёртвая тишина. Казалось, никто и не смел лишний раз вдохнуть или сдвинуться с места, и в итоге все столы зияли пробелами отсутствующих учеников, что уже никогда не сядут на свои законные места. Он отгоняет мрачные мысли и привычно здоровается с Дином и Симусом, машет рукой Луне; кто-то из рейвенкло передает ему проигранные галлеоны, и Рон победно ухмыляется, засовывая их в карман. Рейвенкловцы, конечно, умные, но порой Рон оказывается умнее. Особенно в шахматах. Плюхается на привычное место на скамейке, между Гермионой и Гарри, Миона привычно раскрывает «Пророк», а Рон щедро наливает себе и ей полные стаканы тыквенного сока. По правде говоря, рождественские угощения в Хогвартсе что надо (не то чтобы лучше, чем у Молли, но они того стоят), и Рон накладывает себе индейку с апельсинами и запечённый картофель. Когда Рон добирается до десерта и рождественский пудинг просто тает во рту, рядом на скамейку опускается Гарри. Рон осторожно на него косится и поскорее всё проглатывает, потому что у лучшего друга снова встрёпанные волосы и мешки под глазами всё больше с каждой ночью. Что ж он там в своих коридорах делает по ночам, с Василиском, что ли, дерётся? Потому что у Гарри немного красные глаза, как будто от слёз (а может, и правда от слëз?..) и дрожащие руки, которыми он пытается налить себе сок. Рон, впрочем, тут же спохватывается и помогает ему: и налить сок, и положить на тарелку его любимый пирог с патокой, и дотянуться до вилки с другой стороны стола… Рон привык, так что ему не сложно, но Гарри всё равно каждый раз виновато улыбается и говорит, что не стоит. Он не согласен. Он готов вообще-то для него, наверное, на всё что угодно. В разумных пределах, конечно. Гермиона что-то говорит, но Рон её не слышит, доедая прекрасные лакричные палочки. Эльфы в это Рождество явно постарались на славу! Однако его девушка продолжает говорить чуть громче и явно не ему, но он всё равно оборачивается на её голос и видит обеспокоенный взгляд. Она пытается заглянуть Поттеру в лицо, но тут и Рону ясно, что ничерта он не видит и не слышит. Гарри… Гарри по уже какой-то ненормальной, въевшейся под кожу привычке пялится на слизеринский стол. Рон вздыхает. Рон уже давно догадался о причине этих долгих тоскливых взглядов лучшего друга. Рон совсем не глупый, нет. Просто когда начал замечать, пришло непонимание. Потом, возможно, гнев. Да, Рон злился, долго сжимал кулаки, не мог понять, почему, как, когда. В какой момент Гарри, тот самый Гарри, его лучший друг, стал таким. Потом злость ушла. Испарилась, как неудачное зелье из котла на уроке Снейпа, не оставила и пятнышка, только в груди с тех пор заворочался комок беспокойства и жалости. Рон знал, Гарри не любит, когда его жалеют, но смотреть на его состояние день за днём уже просто невыносимо. Рону иногда хочется встать из-за стола, протопать прямо к слизеринскому, схватить змеёныша за мантию, поднять над столом и прошипеть в самое лицо: «Вот ты гадина, Малфой, мало было тебе Гарри раньше мучить, так нет же, ты продолжаешь» так громко, чтобы слышали все. И чтобы противные малфоевские дружки смешно пооткрывали рты. О, Рон бы над ними посмеялся. Стоял бы один в молчаливом зале и хохотал, кажется, до слёз. Рон, конечно, так делать не станет. Знает, каково потом будет Гарри. И вот угораздило же его влюбиться… в Малфоя. Да, Рон долго этого принять не мог в основном из-за того, что не понимал, как Гарри вообще мог влюбиться в этого… Хорька. Да он же жизнь им портил! Обзывал Гермиону грязнокровкой, его самого — нищебродом, а Гарри так вообще по носу на шестом курсе досталось! И как только он может мечтать о, прости господи, поцелуях с этим белобрысым ублюдком. Гарри ещё не рассказывал, нет. Просто однажды, когда Рону уже надоела вся эта мишура с ежедневными переглядываниями, он решил наконец с этим покончить и без раздумий пошёл к лучшему другу «на серьёзный разговор». Но в гостиной его остановила Гермиона. Попросила ничего не говорить, видимо, сама уже давно догадалась, судя по её обеспокоенным глазам. Сказала, что Гарри сам расскажет, когда будет готов. Рон не знал, когда он будет готов, потому что, судя по невнятным объяснениям Гермионы, у Гарри это уже давно. Кажется, курса с шестого. Он тогда, правда, думал, что друг реально просто выслеживает Малфоя, так что не ввязывался в это всё, но кто же знал, что дойдёт до такого… Поэтому Рон смирился. И с больными взглядами на завтраках, обедах и ужинах, и с видимым беспокойством Гарри, когда Малфоя не было в Большом зале, и с его ночными прогулками… Рон уже настолько устал видеть друга убитым просто до невозможности, что готов хоть вечно смотреть, как эти двое целуются. Ну, может, только пять минуточек, а то он совсем не выдержит. Малфой после войны, кстати, изменился. Даже извинился перед Гермионой в начале года и неловко пожал Рону руку, прежде чем трусливо сбежал в свои подземелья. Гермиона тогда очень долго краснела, а он разглядывал собственную ладонь, будто видит в первый раз. Больше Малфоя они не встречали. Или он их не встречал. Избегал специально, обходил, кажется, метров за пятьдесят. А еще заметно было очень хорошо, что они с национальным героем объявили «перемирие». Хотя Рон, справедливости ради, назвал бы это «Тотальный Игнор». Да, вот так, с большой буквы. Не то чтобы Рон жаловался… Совсем наоборот, было просто замечательно не видеть противную рожу хорька каждый божий день. А потом начались все эти ужасно грустные взгляды их национального героя, так что теперь Рону совсем не замечательно. Рон устал и просто хочет спокойно доесть свой рождественский пудинг, а не смотреть на несчастное лицо лучшего друга. И что он, в конце концов, в нём нашел? У Малфоя волосы больше не блестят даже, кожа на лице будто посерела, а сам он стал настолько тонкий, что Рону кажется, его легко сдует холодным декабрьским ветром. Глаза потухли и стали безжизненными, совсем как у Гарри, и, может, в этом они были похожи. Два сломленных войной мальчишки, повзрослевшие слишком рано. Вообще-то, все они, на самом деле, но Рон же тут конкретный случай разбирает. Действительно, на завтраке же больше делать нечего! Ему бы сейчас спокойно доедать кусок вкуснейшего пирога с почками, а не решать судьбу двух придурков, которые дальше своего носа ничерта не видят… Собственно говоря, почему двух. Малфой, очевидно, тоже был в Гарри влюблён. Рон это высчитывал долго и упорно, то и дело посматривая на него в Большом зале. Слизеринец в основном неохотно ковырялся вилкой в еде, иногда что-то отвечал Забини или Паркинсон, но в основном сидел, опустив взгляд в тарелку. Рону даже по началу скучно было, Малфой порой не двигался по несколько минут, и он даже собирался прекратить эту глупую слежку, пока… Пока Малфой не поднял глаза. Вскинул голову, и тогда Рон увидел, как его взгляд заметался по всему Большому залу, пока не остановился на их столе. Тогда он заметно успокоился и начал осторожно скользить взглядом по гриффиндорцам, словно кого-то выискивая. Рон тогда прикрылся чёлкой, чтобы его не заметили, но Малфою, кажется, было плевать. В следующее мгновение, когда Рон осмелился снова взглянуть на него, слизеринец упорно на кого-то смотрел, и в глазах у него стояла такая тоска и горечь, что у Рона даже непроизвольно защемило сердце. И на кого это Хорёк мог так смотреть с его родного факультета? Да он же терпеть не может всех гриффиндорцев! У Рона дрогнуло и сжалось сердце, когда он проследил за чужим взглядом. Малфой прожигал дыру прямо рядом с ним, чуть левее, и Рон неверяще обернулся в сторону лучшего друга. Не может быть! Гарри сидел совсем рядом и совсем ничего не подозревал, обречённо накалывая на вилку печёную картошку и размазывая по тарелке масло. Он вопросительно поднял на него грустный взгляд, но Рон только мотнул головой и поспешно отвернулся назад, успевая заметить полный ненависти малфоевский взгляд, ещё минуту назад такой болезненно-нежный, что Рон даже не сразу всё осознал. А уже потом, на Истории Магии, пока Пинс бубнил что-то про восстание троллей в Шотландии, до него дошло, что для Гарри, возможно, не всё потеряно.***
С тех пор прошло месяца полтора, но с каждым днём Рон в своей теории убеждается всё больше и больше. Малфой, несомненно, тоже… смотрит. И не совсем важно, как именно, на самом деле. Рону достаточно даже самого факта. Потому что взгляды, пусть и полные фальшивой ненависти, совсем не вписываются в установленный ими глупый нейтралитет с игнорированием. Будь воля Рона, он давно бы уже запер их в одном из тех пустующих классов Трансфигурации на третьем этаже, и пусть разбираются в своих проблемах там, подальше от него, но к Малфою так просто не подступиться. Тот всегда исчезает сразу, как прозвенит звонок, и из Большого зала ускальзывает ещё до конца, когда Рон даже не успел выпить утренний кофе. Просто несправедливость! Рон совсем не хочет страдать весь оставшийся восьмой курс из-за глупых, глупых придурков, к тому же, его теория требует подтверждения. В конце концов у Рона созревает отличный план, и он опасно ухмыляется.***
Подловить Забини после завтрака оказывается легче, чем Рон себе представлял. Он даже пару раз прокручивает в голове варианты событий — что делать, если Паркинсон помешает ему или сам Блейз просто откажется с ним говорить, или даже если потолок обрушится на них сверху и придавит Рона (на этот случай, кстати, есть Гермиона и её прекрасные заживляющие чары (даже если от Рона и мокрого места не останется, она всё равно его вытащит)), — прежде чем поднимается из-за стола и уверенно шагает в сторону змей. Гермиона пару раз пытается остановить его, но не то чтобы очень уж старается и вскоре снова утыкается взглядом в учебник. Тем лучше. Забини на удивление спокойно поднимается из-за стола и забрасывает на плечо сумку, когда Рон останавливается прямо напротив него. Не убегает позорно, не пугается, даже не опускает взгляд, как большинство из них, вернувшихся на последний курс слизеринцев, а только приподнимает изящно бровь и чопорно интересуется: — Уизли? Чем могу помочь? Рон фыркает от этой фальшивой вежливости в его голосе и старается не рассмеяться прямо посреди Большого зала. Они все такие смешные, когда пытаются играть с ним в вежливых, уважающих друг друга людей, но это ничего, Рон тоже любит играть. — Забини, — он легко кивает в знак приветствия, — надо поговорить. — О, — бровь у Блейза подскакивает выше, к самым волосам, но он тут же берёт себя в руки и противно скалится в улыбке. — К твоему счастью, герои сегодня в почёте. Чем могу быть полезен? Даже несмотря на неподдельный яд в его голосе, Рон несколько удивляется и застывает на пару секунд. Что ж, стоит ли говорить, что он представлял их «милую беседу» куда более напряжённой. Думал, придётся силой тащить слизеринца из Большого зала в ближайшую нишу, а там, возможно, даже угрожать веритасерумом или ещё чем похуже… Но нет, Забини стоит тут и даже не думает вырываться и убегать, хотя Рон его даже и не держит. Кажется, сегодня удача всё же на его стороне. Он бесцеремонно хватает его за запястье и тащит на выход из Большого зала. Кажется, этим они создают небольшую шумиху: Паркинсон кричит что-то сзади о том, что она обязательно его, Рона, проклянёт, и требует отпустить Блейза; Гермиона удивлённо и чуть с укоризной на него смотрит, но Рон абсолютно точно знает, что делает. В конце концов, Забини шипит и пытается выдернуть руку ровно до того момента, пока они не минуют тяжёлые двери и не оказываются в заброшенном коридоре, где Рон запихивает их в первую попавшуюся нишу. Тут же выпускает чужое запястье и загнанно дышит от волнения и адреналина: сердце стучит как бешеное. Ему, возможно, совсем немного стыдно, когда он поворачивается к Блейзу и слышит весь поток ругательств: — Чёрт возьми, Уизел! Убить меня вздумал? Так и знал, что не зря поговаривают, что вся ваша семейка полоумная. Что это, боггарт тебя задери, сейчас было?! Я думал– — Успокойся, Забини, — спокойно говорит Рон и чуть ухмыляется. — Сказал же — поговорить надо. — А почему, чёрт возьми, нужно было устраивать всю эту сцену? — шипит он ему в лицо, а Рон на самом деле слушает всё вполуха, накладывая на их маленькое убежище заглушающие. А то мало ли ходят тут всякие. — Я же сказал, успокойся, — повторяет Рон, изо всех сил стараясь сохранять спокойный тон и потирая виски. Кажется, стоит попросить Миону поставить за него свечку в конце этого курса. «Покойся с миром, Рональд Билиус Уизли» — будет высечено на его надгробии, а все ученики Хогвартса соберутся вокруг его скромной могилки и будут ронять слёзы, потому что Рон правда был достойным другом, прилежным учеником и героем войны. А впереди всех на коленях будет рыдать Забини и умолять Рона воскреснуть, потому что он точно сейчас скончается на месте от раздражения и усталости одновременно, особенно если Забини сейчас же не закроет свой рот. Рон решает не тянуть и вывалить на него всё и сразу. Без прелюдий и долгих объяснений, а вот так вот одним вопросом: — Что Малфой чувствует к Гарри? — и смотрит прямо на него. Во-первых: Блейз тут же замолкает, что не может не радовать. Во-вторых: Рон в процессе выполнения плана узнаёт о себе много нового, например, что ему чертовски нравится наблюдать за эмоциями людей, чем он сейчас, собственно, и занимается. Лицо Забини сначала смешно вытягивается, а потом на нём расцветает шок вперемешку с удивлением, но в конце концов черты его лица заостряются, и весь он словно снова замыкается и холодно бросает: — Не твое дело, Уизел. С какой стати я должен отчитываться перед тобой в делах моих друзей? Рон, впрочем, чего-то подобного ожидает, поэтому хватает его за плечи и притискивает к стене. Оглядывается по сторонам, как будто кто-то может их услышать, и наклоняется близко-близко, так что вырывающийся и шипящий до этого Блейз вздрагивает и замирает. Рон даже мысленно усмехается и хлопает сам себе, радуясь маленькой победе: Гриффиндор — один, слизерин — ноль, но тянуть больше нельзя. Поэтому Рон набирает в лёгкие побольше воздуха и выпаливает ему в лицо: — Слушай, Забини, я не мастер красивых речей и прочей чепухи, которой вы все, аристократы, так гордитесь, но послушай меня хоть раз, потому что я говорю абсолютно серьёзно: Гарри с ума сходит по твоему Малфою, и честно? Мне это всё уже поперёк горла стоит! Все его ужасно тоскливые взгляды в любой момент времени и его постоянно несчастное лицо! Я уже жалею, что вообще вернулся на этот чёртов восьмой курс… — Рон опускает голову, переводя дыхание, а потом продолжает с новой силой: — Я уже не могу смотреть, как он приходит каждый день в гриффиндорскую гостиную, словно сражался с Пожирателями весь чёртов день, но всё это из-за вашего белобрысого ублюдка! Поэтому, Забини, если Малфой хоть ЧТО-ТО чувствует к Гарри, скажи мне об этом немедленно, и я, возможно, оставлю тебя в живых. Рон знает, что Забини в этой ситуации просто не сможет оставаться спокойным. И оказывается прав: у Блейза смешно округляются глаза (снова), а потом в них маленьким огоньком загорается надежда (Рону хочется верить, что это именно она, потому что… Всем им сейчас нужна надежда. Особенно Гарри Поттеру). А потом Забини снова убирает с лица все эмоции и смотрит на него с такой ненавистью во взгляде, что Рону даже начинает казаться, что он сейчас сказал что-то не то. Может это он так реагирует на угрозы смерти? — Клянусь, Уизли, если это одна из твоих очередных тупых шуточек… — начинает он, а Рон думает, что не такой уж у него и плохой юмор. Слышал бы Блейз его шутки в рождественские ночи в их гриффиндорской спальне мальчиков, потом бы не говорил такие ужасно глупые вещи. — …уже говорил, что не обязан отчитываться перед тобой в том, что связано с моими друзьями. Да и вообще ни в чём. А теперь отпусти меня, и спасибо, всего доброго и счастливого Рождества, — едко добавляет Забини с противной ухмылочкой. Голос его то и дело срывается на высокие ноты, и видно, что он явно взбешён. О, Рон тоже не любит, когда отнимают его драгоценное время, но это для его же блага. — Чёрт возьми, Блейз! — Рон использует коварный приём «назови врага по имени, чтобы сбить его с толку», хотя какие они, к Мордреду, враги. Так, просто сокурсники, поддерживающие нейтралитет. — Послушай меня! Ты правда думаешь, что я буду шутить ТАКИМ? Я же сказал, у меня это уже поперёк горла стоит, и я вижу, какие взгляды твой Малфой бросает на Гарри, когда… — Ничего ты не видишь! — Забини вырывается у него из рук и сам пригвождает Рона к стене потемневшим взглядом: — Ты нихрена не видишь и не знаешь об этом! Проваливай обратно к своей заучке и золотому мальчику купаться в славе, а меня и Драко, будь добр, оставь в покое! — последние слова он рычит ему в лицо, щёки раскраснелись, грудь часто вздымается от сбившегося дыхания — Рон почти готов аплодировать стоя. Когда Блейз собирается уходить, поворачиваясь к выходу, Рон хватает его за плечо, пользуясь коварным приёмом номер два: «долгий взгляд прямо в глаза». Он его дёргает и пялится, кажется, в самую душу (Рону даже не по себе от того, как это, наверное, выглядит со стороны), и это срабатывает. Плечи у Забини внезапно расслабляются, и он сам весь будто обмякает разом: лицо становится усталым и обречённым, а между бровей появляется беспокойная складка. Он глубоко вздыхает, и Рон в этот момент чертовски сильно с ним согласен. В конце концов, здесь можно только вздохнуть. Он осторожно отпускает его запястье, как будто боится, что Блейз сейчас вырвется и убежит, но тот лишь совсем не аристократично потирает затылок и поднимает на него взгляд. — Да, — просто отвечает он, и Рон победно улыбается. Всё же он был прав. — У меня от этой мишуры уже голова кружится просто, — Блейз показательно трёт виски и снова вздыхает. — Его постоянные разговоры уже просто… Да что я буду тебе рассказывать, ты и сам наверняка знаешь, — он машет рукой и смотрит в сторону, а Рон невольно вспоминает шестой курс и их постоянные беседы о… Малфое, что б его. Упаси Мерлин вернуться в те времена. Забини переводит на него взгляд и, видя его хитрую улыбку, тут же меняется в лице. — Я надеюсь, это действительно правда, а не твоя тупая шутка, Уизел, иначе… — Да успокойся ты уже, сказал же — правда, иначе стоял бы я здесь, как думаешь? — раздражённо спрашивает Рон и тут же смягчается, потому что Блейз, кажется, наконец-то расслабляется и небрежно бросает: — Ладно, рыжий, твоя взяла. Что делать будем? Оооо, на этот случай у Рона уже готов План. Он решает, что это План с большой буквы, потому что он действительно грандиозный, и, судя по всему, Рон собирается спасти это Рождество для двух придурков в общем и для себя в частности. Поэтому План, разумеется, нуждается в названии. Рон не хотел выбирать что-то слишком грандиозное или пафосное, но, Мерлин, как же великолепно звучит: «Идеальный План Рона Уизли». Возможно, позже он добавит туда и имя Забини, но он решает, что это зависит от того, как слизеринец будет себя вести. Блейз на план реагирует скептично и не очень-то воодушевлённо. Рону даже обидно как-то, он пять минут жизни потратил на объяснение его Плана, включающего в себя исключительное право Забини видеть его замечательную жестикуляцию. Кто же виноват, что у них на Слизерине все такие придирчивые. — Главное, будь добр, притащи сюда своего ненаглядного Малфоя перед ужином, а там что-нибудь придумаем. Бывай, — Рон подмигивает ему и наконец аккуратно отодвигает тяжёлую штору, оглядывается по сторонам в поисках случайных свидетелей и, убедившись, что коридор пуст, тихо выскальзывает из-за гобелена, оставляя Забини одного. Что ж, пора приводить «План» в исполнение.***
К вечеру снега наметает так, что студенты, высыпавшие сейчас во внутренний двор, утопают в нём по колено, и Рон тоскливо смотрит в окно гриффиндорской башни, завидуя стайке хаффлпаффцев, играющих в снежки. Ему бы сейчас сходить в Хогсмид, выпить сливочного пива и перекинуться последними новостями с Розмертой: она бы обязательно спросила, как поживает его дорогая мама, а он бы поинтересовался её планами на предстоящие праздники. Вместо этого всего Рон отчаянно стонет и спускается в гостиную, где, как он видел, спал его лучший друг. Идея уговорить Гарри спуститься вниз под предлогом зайти на кухню и украсть пару кусочков фирменного рождественского пирога хогвартских эльфов венчается успехом, хоть и поначалу Гарри пытается неуверенно отмахнуться от него рукой. Рону удаётся в основном благодаря его несомненно великолепному актерскому мастерству, потому что, очевидно, Гарри соглашается идти с ним в тот момент, когда Рон в красках описывает, каким воздушным, должно быть, кремом будут пропитаны коржи. Рон хватает его за руку и горячо шепчет на ухо, что Гарри будет просто в восторге, а сам хихикает в кулак, потому что в восторге Гарри будет совсем от другого… Мерлин, он не хочет об этом думать! Гарри, видно, что нехотя перебирает ногами и бурчит под нос, что это плохая идея вообще отрывать его от рассматривания одной точки в камине (по крайней мере, Рон расшифровывает его бубнёж именно так), пока сам он улыбается почти безумно и тащит его по лестнице вниз. Мерлин, неужели сегодня его страдания кончатся? Коридор на первом этаже привычно пустует в час перед ужином: все наверняка сейчас доделывают последние подарки или всё ещё зависают в Хогсмиде, но Рону уже почти наплевать, потому что в его руках сейчас, возможно, судьбы двух глупых придурков, которые никак не могут признаться друг другу в любви. Не то чтобы с Гермионой было просто и без заминок, но уж явно на осознание и принятие чувств им обоим понадобилось куда меньше времени, чем этим двоим. Идиоты. Рон внезапно тормозит, так что Гарри врезается ему в спину и чертыхается, потирая свободной рукой шрам, потому что напротив из-за угла выглядывает Забини и весело подмигивает. Рон азартно кивает ему и ловит в глазах слизеринца ответный озорной огонёк. Что ж, теперь он торжественно объявляет, что «Идеальный План Рона Уизли» готов к исполнению. Последний раз весело переглянувшись с Блейзом, он берёт Гарри за плечи и толкает прямо в темноту коридора, освещенного факелами и гирляндами. Из-за угла Рон видит, как Гарри неловко шарит руками по полу, ища очки, а потом, когда водружает их себе на переносицу и поднимается на неустойчивых ногах, нос к носу сталкивается со злющим Малфоем. Тот что-то истошно орёт себе через плечо, а потом оборачивается и застывает с открытым ртом. Щёки у него мгновенно краснеют, и Рон это видит даже в вечернем полумраке коридора. Гарри стоит к нему спиной, но он может поклясться, что у него алым залилась даже шея от смущения. Они пялятся друг на друга несколько секунд, а затем Малфой, наконец, пускает в ход свой острый язык. Рон морщится. — Смотрите-ка, сам Национальный Герой преградил мне дорогу! — он показушно улыбается и тут же скалится в ядовитом шипении: — Не попадайся мне на глаза, чёртов Поттер, видеть тебя не могу. — Больно надо, — тут же вскидывается Гарри, и Рон молится, чтобы не завязалась драка, иначе его «План» пойдёт не по плану… Но, видимо, у Гарри слишком плохое настроение, чтобы отвечать на выпады Хорька, поэтому он просто задевает его плечом и делает шаг вперёд, пытаясь обойти Малфоя и продолжить путь к гостиной хаффлпаффцев, туда, где Рон обещал ему украсть пару кусочков пирога. Нет-нет-нет, всё идет совершенно не по плану! Он не планировал, чтобы всё кончалось так… быстро. Поэтому Рон хватается за волшебную палочку и шепчет заранее выученное заклинание. Подслушал у девчонок в гостиной, и, честно, оно сейчас очень кстати. На потолке прямо над парнями тут же расцветает зелёными веточками зачарованная омела. Крупные белые ягоды искрятся от любовной магии и огней, и Рон расплывается в довольной улыбке. Гарри тут же дёргает невидимая сила, и он отлетает назад на несколько шагов и, чтобы снова не упасть, хватается руками за малфоевскую отглаженную рубашку. Тот, естественно, тут же вскидывается и шипит рассерженной змеёй: — Убери от меня свои руки, Поттер! И так проходу от тебя нет, так ты ещё и цепляешься. Он, конечно, врёт. Сам ведь Гарри постоянно избегает, а ещё жалуется. Ну ничего, Рон ещё вдоволь над ним посмеётся. Потом. Может быть, если останутся силы. В конце концов, он чертовски устал. Малфой отцепляет от себя растерянного Поттера и пытается шагнуть три раза вперёд. Получается только один, а потом всё та же сила отбрасывает его назад прямо в Гарри. — Что это за херня?! Поттер, убери это немедленно! — кричит в край доведённый слизеринец и испытующе пялится на гриффиндорца. — Откуда я знаю, что это такое? Сам и убирай, раз такой умный. И вообще, Малфо… Оооо… О чёрт, — Гарри поднимает голову вверх и так и застывает с открытым ртом. Рону хочется рассмеяться на весь коридор. Неужели заметил наконец. — Что, Поттер, открытые рты вошли в моду? Или у вас на Гриффиндоре все такие невоспитанные придурки? — Малфой складывает руки на груди, и в голосе у него скачут недовольные нотки. Посмотрел бы на него Рон, когда он поймёт, в чём, собственно, дело. — Малфой, — серьёзно говорит Гарри, — кажется, у нас проблемы. — Проблемы тут только у тебя, Потти, а если ты считаешь… Гарри без лишних слов поднимает палец вверх, и слизеринец наконец замечает под самым потолком омелу, приветливо сверкающую зелеными листочками. Рон наблюдает за реакцией. Рону чертовски интересно, что будет дальше. Малфой медленно опускает взгляд и смотрит прямо на Гарри. Ему хорошо видно из своего укрытия, как осознание медленно проступает на бледном лице, как скулы вспыхивают новым румянцем, как учащается его дыхание. В установившейся тишине Рон даже, кажется, слышит, как трепыхается трусливое малфоевское сердце. Наверное, у Забини вид открывается не хуже его: смотреть, как краснеет Гарри Поттер, то ещё удовольствие. Но за Драко Малфоем наблюдать в любом случае куда интереснее. «Идеальный План Рона Уизли» работает как надо, только вот эти два придурка конкретно так его тормозят. Прошло уже, кажется, минут пять, а они всё так и стоят в пустом коридоре и пялятся друг на друга невозможно долго. Рону в конце концов надоедает настолько, что он высовывается из-за угла и кричит изо всей силы: — Да целуйтесь уже, боггарт вас раздери! Кажется, его услышали, хотя и видно, что обоим абсолютно плевать, чей это голос и откуда исходит. У Гарри напрягаются спина и мышцы на руках, когда он сжимает руки в кулаки и делает глубокий вдох. Ну, Рон, по крайней мере, так думает потому, что знает, каково это — целовать человека в первый раз, потому что их первый поцелуй с Гермионой… Но Гарри не целует, нет. Поднимает руку и осторожно касается самыми кончиками пальцев малфоевской щеки. Тот вздрагивает и дёргается, как от удара, но Рон видит, как глаза у него в секунду наполняются той самой горькой надеждой и тоской, от которой стискивает сердце и грудь и становится трудно дышать. Малфой прикрывает глаза и льнёт ближе к руке его лучшего друга, и Рону теперь почему-то смеяться совсем не хочется. Теперь хочется уйти и не мешать им двоим совсем, поэтому, когда Гарри хватает его за шею и тянет на себя, а Малфой только молчаливо ему сдается и придвигается совсем вплотную, Рон отворачивается и закрывает глаза. Он знает, что Гарри сейчас целует его, возможно, неловко и неумело, но с таким энтузиазмом, что у Малфоя наверняка подкашиваются ноги, а сам он зарывается пальцами в лохматые поттеровские волосы и портит его причёску пуще прежнего. Поэтому, когда Гарри вернётся сегодня после полуночи, растрёпанный и с красными щеками, Рон совсем не удивится и сделает вид, будто ничего не замечает. А на вопросительный взгляд Гермионы только загадочно улыбнётся и покачает головой. Пускай потом мучается, у Рона тоже должны быть свои секреты. Он знает, поэтому отходит на пару шагов и думает, что теперь действительно может собой гордиться. Спасти Рождество для двух идиотов — непростая задача, но он в конце концов с ней справился (и не совсем в одиночку, поэтому он ещё обязательно подумает, стоит ли включать в название «Плана» имя Блейза Забини). Рон открывает глаза и улыбается. Что ж, «Идеальный План Рона Уизли» действительно прошёл идеально. И пока он будет лакомиться первыми кусками восхитительного рождественского пирога, а эти придурки целоваться до умопомрачения и опухших губ, это Рождество наверняка будет для него самым счастливым.