Каштановые Кудри

Со старой, жёлто-коричневой – от времени – фотографии на девушку смотрела супружеская, скорее всего, пара. Худощавый мужчина лет сорока был одет во фрак и шёлковую рубашку. Он был гладко выбрит – на бороду или усы не было даже намёка. Чёрные волосы были собраны в хвост. Выражение лица было будто слегка удивлённое: большие светлые глаза были широко распахнуты, а чёрные тонкие брови приподняты. Правой рукой, на среднем пальце которой был серебряный перстень с агатом, он опирался на кресло. В кресле сидела женщина точно младше – ближе к тридцати годам. Черты её лица были тонки – губы, нос, глаза узкого разреза. Взгляд её был печальный и как будто очень уставший. Лицо было спокойно и никакой яркой эмоции не выражало. Из высокой причёски каштанового цвета с двух сторон были выпущены две пряди волос. Они обрамляли лицо и придавали её облику «декадентско-измождённый» шарм. Одета женщина была в глухо закрытое тёмное платье, на левой стороне которого блестела круглая брошь с тёмной «рамкой» и чуть более светлым камнем. Аля придерживала фото пальцем и не могла понять: почему её так привлекла именно эта фотография? красота ли пары, притягательность во внешности обоих? Или же с трудом поддающееся описанию чувство того, что что-то необычное стоит за людьми на фотографии? — Интересно, кто это... — наморщила Аля лоб. Тут же пришла мысль позвать бабушку, бывшей историком и страстно горевшей своей профессией. — Баб Нин! Подойди сюда, пожалуйста! «Раз она так хорошо разбирается в чужих перепитиях, то и историю своей семьи должна знать». Нина Аркадьевна всё никак не подходила, и Алина уже решила подойти сама, думая, что из-за возраста и размеров квартиры её просто не услышали, как села обратно, услышав стук маленьких каблуков. — Аля! — женщина покачала головой. — Какой беспорядок! Аля, поднявшись с пола и почему-то странно потупившись (ей было стыдно за то, что она разворошила шкаф, но не настолько же!), протянула прабабушке фотографию. — Извини... Я хотела спросить: кто это на фотке? Нина Аркадьевна одной рукой поправила очки, а другой взяла фотографию. Прищурившись, она сказала: «А это, Аля, мои бабушка и дедушка, а твои — прапрапрабабушка и дедушка. Дмитрий Абдулович Хакимов, историк, умер в 50 лет на Первой Мировой – и его супруга Ксения Валерьевна...». — Ого... —удивлённо выдохнула Алина. Такой истории она не ожидала. — А какого года фото? А от чего именно умер? — Тысяча девятьсот четвёртого, а умер от ранения, — вздохнула Нина Аркадьевна, и, хотя её не спрашивали, начала углубляться в историю жизней четы Хакимовых. — Она из мещан, поступила в Александровский институт благородных девиц (её для этого перевезли из Нижегородской губернии в Петербург), закончила его хорошо, потом работала гувернанткой... А он — из купеческой семьи выходец, отправили учиться... — Ба, всё это прекрасно, но... как они познакомились? — спросила Аля, которую более всего интересовали человеческие отношения. — Я не помню, деточка... бабушка об этом в переписке, судя по всему и если я хорошо помню, не упоминала, а дедушкина... может, там упоминалось, но не помню, где она... Но вообще Ксения несчастлива была в браке: все отдушины — стихи, музицирование да переписка с институтскими подругами. Она его не любила, — женщина криво усмехнулась. — А он её? — Не знаю. Понимаешь, я делаю вывод из рассказов мамы, а той сама бабушка говорила. Непрофессионально, но... — Нина пожала плечами. — Мне не важно... А у тебя эти письма... ну, к подругам — сохранились? — у Али загорелись глаза от интереса. — Больше всего ответов от некоей Татьяны, видимо, с ней активнее всего велась переписка — от неё есть. И, кстати, бабушкины дневники тоже сохранились. — Бабушка, дай почитать! Это же так интересно — какие люди были твои предки... а она тем более стихи писала! — Я поищу, а в следующий раз придёшь — отдам, если найду, — подмигнула Нина Аркадьевна внучке. — Кстати, ты не... Всего остального Аля не слышала. С этой минуты она жила в ожидании погружения в Совершенно Другой Мир.