Обман

      «Руки дрожат» — отстраненно подумал Апшер, глядя рассеянным, остекленевшим взглядом на свои изуродованные безумным доктором ладони, покрытые кровавыми разводами, которые уже не отмывала вода. Черная дымка, ранее окутывавшая тело непрестанно, сочившаяся из так и оставшихся незажившими дыр в груди и рта при каждом выдохе, уже была не так заметна, он постепенно учился контролировать наниты достаточно хорошо, чтобы их не становилось еще больше. Сейчас их прекрасно хватало и без новых.       «Нужно… нужно прийти в себя».       Это с каждым налетом «чистильщиков» Меркофф становилось все сложнее, а какой был по счету сегодня? Майлзу казалось, что его и несчастных, выживших в условиях Маунт Мэссив, психов никогда не оставят в покое. Конечно, Меркофф же всегда убирают за собой следы, иначе про их деятельность прознали бы задолго до его приезда сюда. А информации не было никакой. Он проверял. Значит…       Чужой голос раздался в голове привычно внезапно:  — Что, кроет?  — П-пошел к дьяволу, Хоуп, — пробормотал второй хост, жмурясь. — Как т-ты меня зад-достоебал.  — О-о-о, неплохо, Майли, тебе действительно нужно прийти в себя, ты теряешь концентрацию на речи, это нехороший знак, — деланно-сочувственно покачал головой призрак, укладывая ладони на плечи репортера, и ухмыльнулся. — Где ты оставил нож?       Апшер поморщился, закатывая рукав куртки и молча показал своей бесящей галлюцинации рваную рану на руке, от локтя до запястья, от столового зазубренного хлебного ножа, затянутую блестящей застывшей кровью и наживую кое-как заштопанную грубой ниткой, — говорить действительно было трудно, словно он отвык… Впрочем, у него ведь и впрямь не было здесь собеседников (кроме его личного демона), только разбросанные по зданиям остатки архивов, записи Вернике и другие документы, которые ему удалось собрать. Но с бумажками вслух не поговоришь. Он же не сумасшедший.       Пока что.       Вроде бы.  — Что, уже не помогает? Хм. — первый хост обошел нынешнего, вольготно расселся на прорезанном и заляпанном кровью диване, задумался, загибая пальцы. — Нож пробовали, ножницы пробовали, по-моему, один раз даже пробовали забить тебе в ладонь гвоздь — не везет твоим рукам! Что еще было… Ожоги от сигарет я вообще не считаю. С этим ты даже без меня справляешься. Похоже, ты все ближе к безумию, — с каждым словом на лице Хоупа расплывалась довольная жестокая усмешка. — И сам уже ничего не можешь сделать, чтобы его отдалить.  — П-пошел к дьяв-волу, — повторил Майлз, опираясь спиной на стену и закрывая глаза. Ему в голову пришла слишком похожая мысль.       Хоуп вскинул голову, щерясь еще довольнее. — Точно. Я лучше отведу к нему тебя. Посмотрим, что получится… Я не знаю, что случится. Мо-ожет, ты будешь жить…       Апшер встряхнул головой, пытаясь понять, что имеет в виду первый хост. Тот поднялся с дивана и вплотную подошел к своему преемнику, положил ладони ему на плечи, словно поправляя на том куртку, невесомо, щекотно коснулся шеи — Майлз сглотнул. Повеситься он пытался в первую же очередь… Сломанные позвонки восстанавливались недолго, но каждое прикосновение бросало в это воспоминание.  — Ну что, пойдешь… сам?  — Н-никуд-да я не п-пойду.  — Что ж. Придется вести…       Лицо Билли приблизилось так, что в черных, затянутых потусторонней тьмой, глазах, от которых начали расходиться черные «трещины», Апшер заметил то, чего быть не могло — отражение собственных глаз, таких же черных, распахнутых в немом ужасе. Шевельнуться он никак не мог, словно что-то сковало его по руками и ногам, а потом…       Мир расплылся привычными пятнами Роршаха. И он, против собственной воли, сделал шаг за медленно отходящим Хоупом. Тот усмехнулся, разворачиваясь, и издевательски махнул рукой, приглашая и без того следующего за ним второго хоста продолжать идти. Майлз качнулся, сопротивляясь, но его словно связали нити кукловода — медленно ломая сопротивление разума, тело сделало само по себе еще шаг, и еще…       Под кожей пробежали мурашки. Апшер хотел закричать, но рот словно плотно зажала ладонь. Остановиться — но он только дергался, продолжая идти. Ощущение беспомощности, предчувствие чего-то ужасного зарождалось в груди под ребрами, колотящееся сердце билось где-то в горле. В какой-то момент, медленно шагая по коридорам, дергаясь, словно испорченная марионетка, он почувствовал обреченное смирение — и тут же зверски разозлился. Потянулся к этому чувству как к последней надежде — убить себя с помощью Волрайдера было единственной настигнувшей его идеей, как избавиться от неожиданно появившейся у галлюцинации власти — а галлюцинации ли? Или Майлз так не хотел признавать Хоупа реальным, так сопротивлялся этой мысли, что сам дал собственному сумасшествию силу и рассудок? Иначе… как иначе…  — Можешь пытаться сколько угодно… — произнес насмешливо предмет его мучительно отчаянных размышлений, поворачивая ключ в двери, отделяющей мужское отделение от профессионального. — …но сейчас ты абсолютно беззащитен и беспомощен. Снова. Даже наш «хороший друг» тебе не поможет. Кстати, ты всерьез хотел снова убить меня, или?..       Апшер уже понял, что всего его страха, всего желания умереть и освободиться, всей решимости и отчаяния почему-то не хватает. Для убийств раньше было достаточно ярости и желания отомстить. А теперь… Сила словно была перекрыта.       Или контролировалась кем-то другим. Но как мог бы контролировать ее тот, от кого осталось воспоминание?! А может быть… Да нет. Не может!..  — Эй, Эдди, где ты там? Считай, у тебя сегодня день рождения! — сложив руки рупором, выкрикнул Хоуп, заходя в отделение. У Майлза вздрогнуло и еще быстрее забилось сердце. Мало того, что голос его личного безумия прозвучал непривычно снаружи головы, но и это имя…       Эдди.       Эдди Глускин?       Он читал про него, толстая была папка с документами, хоть и обгоревшая, с половиной выдранных листов и кучей отвратительных фото. Один из Вариантов, не подошедший к своему везению на роль хоста для Волрайдера. Ужасная судьба и какая-то неведомая случайность, превратившая жертву в убийцу-маньяка. Но ведь… он должен был быть мертв?       Билли обернулся, ухмыльнулся, издевательски-ласково взяв свою «марионетку» за руку — и его рука почему-то вдруг ощутилась как живая, тяжелая, настоящая. Майлза внутренне повело от снова накатившего волной ужаса — неужели он уже настолько не в себе, что принимает за реальность то, что реальным быть просто не может? Он же убил его, чудом каким-то, но убил! Иначе Волрайдер не стал бы менять владельца!  — Знаешь, Майли, этот человек — настоящий дьявол, — прошептал Хоуп, потянув второго хоста следом за собой. — Но вот что он действительно умеет — это причинять боль.       «Почему он вообще жив?» — металось в голове у Апшера, пока он не услышал медленные спокойные — слишком спокойные — шаги невдалеке. После этого мысли стихли. Остался только сжимающий сердце когтистой рукой до боли ужас.       Хоуп остановился, заставив второго хоста замереть в темноте возле стены.  — Ты можешь идти быстрее? — раздраженно громко произнес он — и из-за угла коридора практически тут же вывернул мужчина. Высокий — Майлзу пришлось бы задрать голову, чтобы взглянуть ему в лицо, отмеченное волдырями аллергического ожога, — в неловко сшитой белой рубашке и залатанной белыми нитками и заплатами разных оттенков серого жилетке. В опущенной руке у него поблескивал нож.  — Все же пришел, выблядок — остановившись в двух шагах, усмехнулся он, и бывший репортер вздрогнул. В этой усмешке не было заметно ни крохи здравого рассудка.       И… он не только слышал Хоупа, он его ВИДЕЛ?       Апшер не поверил себе.       Как кто-то еще мог видеть его личное сумасшествие? Даже если псих, но Хоуп ведь был связан с Волрайдером!.. не мог же он быть коллективной галлюцинацией.       Майлз дернулся, надеясь, что контроль над разумом и управлением телом снова принадлежит ему… не вышло, тело только чуть покачнулось.       Зато это движение заметил Глускин. Обернулся резко… склонил голову к плечу и улыбнулся.       Почти нежно.       Эта улыбка вызвала очередной спазм в груди, и второй хост едва не задохнулся. От страха, сжавшего сердце, потемнело в глазах.  — А, собственно, вот и единственная причина моего прихода, — рассмеялся Хоуп. — Подарок для тебя. Знакомься — мой… скажем так, второй пилот. Майлз Апшер. Я называю его Майли, он не против.       «Потому что я считал. что эту пародию на свое имя слышу только я!» — мелькнуло отчаянное, но тут же исчезло за новой волной ужаса: Эдди медленно подошел — близко, слишком близко, — поднял руку и коснулся похолодевшего лица.  — Майли… — чуть мечтательным тоном произнес он. — Почему она не двигается, больное ты чудовище? Что ты с ней сделал?! — мужчина гневно развернулся к первому хосту. Тот пожал плечами.  — Я держу его сознание, только и всего. Иначе бы он уже сбежал. Хотя, впрочем, с него сталось бы попытаться поговорить…  — Отпусти мою дорогую немедленно! — прорычал Глускин, подступая обратно к Хоупу и поднимая нож. Тот только ухмыльнулся, не двинувшись с места, даже когда лезвие коснулось его шеи.  — А еще, Эдди, это он разрывает в клочья спецназ Меркофф каждый раз, как они сюда наезжают. Он, а не я, — тихо, с заметной угрозой в голосе, произнес «призрак», не спуская с губ злую кривую ухмылку. Майлз захотел обреченно закрыть глаза, понимая, что оба этих существа — больные дьяволы, чудовища, до которых даже ему ох как далеко. А он еще сравнивал себя с самими врачами-экспериментаторами Маунт-Мэссив…       Глускин замер, задумчиво склонив голову, но так и не убрав нож от шеи первого хоста.  — Мне нравятся сильные женщины, — медленно произнес он, — таких интереснее всего ставить на место. Но это ты, ублюдок, от боли тащишься. Я беспокоюсь за нее…       Ухмылка Хоупа стала еще шире, а Майлз осознал, что уже совсем ничего не понимает. Насколько же был с самого начала реален его «призрак», если неизвестно как выживший Жених говорит о нем так уверенно и так… физически? Как может столько знать? Непонимание приводило в состояние безумной, спутывающей сознание растерянности, пугающей не меньше ситуации снаружи его разума. На несколько секунд у него словно выключилось сознание, застланное помехами, а когда он очнулся, Хоуп стоял рядом, за спиной, и держал в такой живой и ощутимой руке его поднятую левую ладонь… и что-то насмешливо говорил.  — …недостаток — понимаешь, так вышло, что он у нас не совсем целый. Думаю, шрамы и пять дыр в груди тебя не побеспокоят, но… — парень цокнул языком, заставляя вновь дернувшегося слабо второго хоста расправить изувеченную левую ладонь и оставшиеся пальцы — отсутствующий по первую фалангу безымянный фантомно заболел. Эдди вырвал его руку из мягкой хватки Билли и сжал в своей. До боли сильно, неприятно царапая жесткой мозолистой кожей ладони короткие мелкие шрамы и срывая тонкий слой едва нарастающего рубца на «срезе». Майлз сглотнул ставшую горькой, как ужас, объявший все тело, и вязкой слюну.  — Ужасно. Кольцо, увы, не надеть. Но ничего, я что-нибудь придумаю. — Глускин растянул снова губы в своей этой якобы нежной улыбке. — Все равно ведь придется исправлять…       У Апшера подкосились бы окончательно ноги, если бы не контроль Хоупа. Он слышал, что Жених делал с теми, кто попал в его руки.       «Ни за…»  — …Что, — еле слышно удалось прохрипеть ему, и он сам поразился, как жалко звучит его дрожащий голос. Путы чужого разума медленно спадали, а голос Хоупа смехом звенел в ушах — определенно, только у самого Майлза, — и наконец прошептал привычно внутри его головы:  — А теперь, Майли — беги.       И Апостол, вырвав руку ценой короткой боли, побежал.