Конечно, Сашенька

Саша лежал на постели в своей комнате номер 14, спать не хотелось. Впрочем, как и не хотелось спать вчера, как и позавчера. В голове слишком было много мыслей, об учёбе, о том, что хорошо бы извиниться перед Кюхлей за то, что вчера снова назвал его стихи бездарными, о том, что стоит вызвать его на дуэль, если тот не примет извинений. Но самые большие переживания у него вызывали чувства. Чувства, которые появились у него по отношению к юноше, который прямо сейчас, наверняка, спокойно спит в своей кровати, в комнате, которую отделяет от Александра лишь тонкая стена. Пушкин сам не понимал, как и когда такое влечение к лучшему другу у него могло появиться. А главное – что ему с этим делать? За последний месяц Саша не мог писать стихи ни о чём, не потому что было нельзя, а потому что голова была совсем другим забита. Можно было пойти по старой схеме и написать (хуй на стене) любовное письму Пущину. Но письмо красивой даме, которая привлекала лишь ухоженным видом и умением молчать и слушать, и письмо лучшему другу, в которого влюбился по уши – это две совсем разные вещи. В общем, сон не шёл совсем. Полежав так еще недолго, и подумав о том, что завтра снова будет учебный день, Александр всё же решил, что целесообразней будет уснуть сейчас. Не успел он об этом подумать, как всё его желание было безжалостно отбито несколькими ударами по стенке у кровати Александра. – Не спишь? - послышалось через тонкую перегородку между комнатами Пушкина и его лучшего друга – Ивана Ивановича Пущина. – Нет, - ответил Пушкин, после того, как зачем-то немного помолчал, - Что тебе? – Я просто думаю. – О чём же ты можешь размышлять в столь поздний час, мой милый Пущин? Наступило недолгое молчание, но оно было нужно им обоим. Хотелось просто помолчать. Все привычные шутки друг над другом сейчас были совсем не к месту. – Знаешь, - после тишины начал Пущин, - любовь не даёт мне покоя Немного помолчав, Пушкин всё-таки ответил: – Мне тоже. И снова тишина. На этот раз – очень громкая. Для обоих юношей она была неуютной. Тишина, словно томящая. В голове было столько вопросов, на которые никто не мог сейчас дать точного ответа. – Саш, - наконец сказал Иван – Да? – Скажи, какая она? – Она.. этот человек мне очень дорог, мы общаемся каждый день, мы друг друга отлично понимаем, я никогда не встречал такого человека раньше, я действительно люблю его, - Александр замолчал, только сейчас он понял, что сказал слишком много. Слишком много, потому что Пущин всегда видел его насквозь, и сейчас тоже увидит. Поэтому сейчас он может потерять не только лучшего друга, но и человека, которого любил всей душой, – Прости, Ваня, я слишком много наговорил, ты устал, наверное – Саша, – резко перебил однокурсника Пущин, заставив того замолчать, – Я сейчас к тебе приду, подожди, пожалуйста, немного, я сейчас «Это конец» – пронеслось в голове у Александра. Иван, если ничего не понял во время диалога, обязательно всё поймёт сейчас. Он всегда понимал. Ждать долго не пришлось, практически сразу Александр увидел, как входная дверь в его комнату открывается, и на пороге стоит этот невероятный парень, с глазами, в которые Пушкин мог смотреть вечно. «Господи, чёртов Иван Иванович! Что же ты со мной сделал?» – Саша, я тебя люблю, - достаточно громко сказал Пущин, предварительно закрыв за собой дверь Пушкин уставился на друга большими глазами. «Что? Это сейчас правда случилось? Иван сейчас это сказал? А может я сплю? Или я болен, и мне это всё лишь кажется? Хотя я чувствую себя совсем не плохо. А вдруг он и правда любит меня? Но если так, насколько правильно будет быть нам вместе? Однополая любовь – это ведь ненормально? Не может быть такого, что двое мужчин любят друг друга. А то, что я в него влюбился – это лишь моя проблема, я сам ненормален. Но я не могу впутывать его в это..» – Саша! - своим голосом Иван вывел Александра из раздумий Пушкин всё ещё не мог сказать что-то внятное, и с удивлением смотрел на друга, когда тот стал подходить к его кровати. – Саша, - повторил молодой Пущин, на этот раз нежно и спокойно, не получив ответа, он продолжил, - если ты хочешь, я могу уйти. Я понимаю, что то, что я сейчас сказал, было неожиданным для тебя, прости, я не должен был – Нет! - очень резко сказал Александр и посмотрел Ивану в глаза, - я сам хотел тебе это сказать. Ваня, я тоже люблю тебя Иван, который уже сидел на краю кровати, навалился на Пушкина всем весом, крепко обняв того за талию, и уткнулся лицом чуть ниже груди Александра. – Ох, Пушкин, мой милый Пушкин Александр заметил, что на глазах у парня выступили слёзы. – Чем же я заслужил тебя, Сашенька? - Саша никогда раньше не видел, как его друг плакал, а уж тем более говорил такие вещи Пушкин крепко обнял Пущина, и зарылся лицом в его отросшие волосы. – Ах, Ваня, ты даже не представляешь, сколько ты всего сделал, - и на его глазах стали появляться слёзы, - каждый раз, когда у меня случалось несчастье – ты был рядом, ты всегда протягивал мне руку помощи и был готов поддержать. Если ты думаешь, что ты должен был сделать что-то, чтобы украсть моё сердце – ты ошибаешься, ты уже сделал достаточно, – он сделал паузу, - хотя, знаешь, мой милый Пущин, я думаю, что если бы ты вёл себя рядом со мной неподобающе, не помогал мне, даже если бы я попросил, и не лез вон из кожи, ради меня – я бы всё равно тебя полюбил, я сам не знаю причину, но у меня никогда не было таких чувств к кому-то, какие я испытываю, находясь рядом с тобой. Продолжить говорить Александр уже не смог, его прервали, очень нежным, но таким желанным поцелуем. Это был совсем не французский поцелуй, о каком Пушкину рассказывала бабушка, нет. Целовались они неумело, за свои 16 лет жизни делать это им приходилось всего несколько раз с молодыми девушками, которые жили близь лицея, да и поцелуи эти была всегда на спор или из интереса. А сейчас по-другому. В этот раз всё было по-настоящему. Пущин отстранился первым. Он всё ещё лежал в максимально неудобной позиции, шея, должно быть, затекла. Он снова уткнулся лбом в грудь Пушкина, щёки которого сейчас пылали. – Спасибо, Сашенька, - слёзы счастья лились, не переставая у обоих парней, - спасибо, Саша. Александр крепко обнял Ивана, опять зарываясь носом в его волосы. Уснули они в том же положении, разве что Пушкин переместился из положения сидя на спину. Рано утром, когда Пушкин открыл глаза, в комнате №14 он уже был один. На мгновение он даже подумал, что это всё был дивный сон, но не мог же он помнить сон настолько подробно. Александр стал собираться на утреннюю молитву, из головы не выходила ситуация, случившаяся сегодня ночью, да и как, чёрт возьми, он мог думать о чём-то ещё? На молитве Пущина не оказалось, встретились они только на занятиях, где Ивана отругали за прогул. На уроках они так и не поговорили. Из-за того, что ученики всегда находились под надзором учителей, им было тяжело остаться наедине. Во время обеда Саша и Ваня всегда сидели рядом, как и сейчас, но юноши не говорили друг другу ни слова. Аппетита не было совсем, Пушкин старался не смотреть в сторону возлюбленного, он сам не мог понять, почему боится как-то с ним взаимодействовать. Ведь у них всё взаимно, он знал это, но что-то не давало покоя. Им нужно поговорить, обязательно. С трудом проглотив кусок хлеба, Александр уже хотел уходить, но к его правому боку прижался другой человек, и начал шептать ему на ухо: «Саша, мы можем поговорить?». Было не трудно догадаться, кто только что сказал эти слова. Пушкин не очень заметно кивнул, давая Ивану своё согласие. – Хорошо, - в голосе Пущина ощущалась детская радость, - давай обсудим всё на прогулке? Ты же не против? Александр понял, что Ваня тоже боится, боится не меньше него, а может, всё-таки и меньше. Но, как бы то ни было, в душе Саша был очень рад, он боялся первым подступиться к Пущину от страха быть отверженным. Но предстоящий разговор напрягал. На всех уроках перед прогулкой Пушкин чувствовал себя лучше, даже начал отвечать на некоторые вопросы учителей. Он не перестал переживать из-за предстоящего разговора с Пущиным, но старался максимально отвлечься от мыслей о ней. В 17 часов Саша был весь на нервах. Он много раз прокручивал в голове, что он будет говорить Ване, но ничего действительно стоящего в голову так и не пришло. Выходя на улицу, парень смотрел себе под ноги, продолжая размышлять. Он максимально был погружён в свои мысли, что не замечал того, что происходило вокруг него. Пушкин прошёл ещё несколько шагов. Но тут он был резко остановлен тем, что врезался во что-то. Что-то очень тёплое и с прекрасным, родным запахом. – Саш, - начал Пущин разговор, но потом огляделся по сторонам, схватил ничего непонимающего Пушкина за руку, и потащил от толпы, не обращающей на них внимания, одноклассников. Александр пришёл в себя, когда сидел, облокотившись на ствол уже пожелтевшего дуба. Дул холодный, осенний ветер. Обычно в конце октября не бывает приятной и тёплой погоды. Впрочем, как и тогда. Саше не нужно было поворачивать голову, чтобы понять, что слева от него сидит он, Иван Пущин. Каждому было тяжело что-то сказать. Хотя, каждый из них знал всё заранее. Просидев так ещё какое-то время, Саша, очень неуверенно и осторожно опустил свою голову на плечо Вани. Пущин вздрогнул от неожиданности, но не сопротивлялся. – Саша, господи! - Александр резко поднял голову, подумав, что сделал что-то не то. Тогда Иван понял, что испугал Пушкина. – Прости, - сказал Пущин, и нежно надавил на голову парня, чтобы он вернулся в прежнее положение, - ты не так понял, я просто хотел сказать, что сейчас очень холодно, а ты в одной школьной рубашке, Сашенька, подожди, пожалуйста, приподними голову на секунду, - Саша сел ровно и стал наблюдать за тем, что делает его лучший друг. Ваня стянул с себя пальто, оставляя на себе тёмно-оранжевый свитер, и накинул его на плечи Саши. – А ты не замёрзнешь? - спросил Пушкин, снова, уже не так медленно положив голову обратно. – Всё хорошо, - сказал Ваня, зарывшись лицом в кудрявую макушку Саши и обнял его за плечи. – Ваня, - обратился Пушкин к нему – М? – Мы будем вместе? – Конечно будем, - сказал Пущин спокойным голосом, а потом добавил, - знаешь, я ведь думал, что никогда не понравлюсь тебе. Пушкин сильнее вжался в объятья сидящего рядом парня. – Я тоже так думал, - сказал Саша, - я не собирался тебе признаваться даже, потому что мы бы даже общаться не смогли, а я ведь очень дорожу нашей дружбой. Знаешь, ты ведь мой единственный друг. Они просидели так ещё некоторое время. Тяжело сказать, сколько, может пять минут, а может и десять. – Саш, - прервал тишину Пущин, - я думаю, нас давно ищут, нам нужно уже идти. Александр поднял голову с плеча, шея затекла, поэтому он наклонил голову в другую сторону. – Можно я тебя поцелую? - Пушкин сказал это как-то очень резко, так что Пущин не ожидал этого. – Ээ, - Ваня смотрел на Сашу, который теперь думал, что снова наговорил лишнего, но в его глазах была надежда, - да, Сашенька, - сказал Пущин, - конечно можно