Дживс и самое лучшее рождество

— О бог мой! Дживс! Это же, выходит… — Да, сэр. — И мы не сможем!.. — Именно, сэр. — Но это же не здорово! — Верно подмечено, сэр. Так я понял, что мы с Дживсом не сможем встретить вместе наше первое рождество. Фактически оно было третьим, но в том кодексе, что я имею в виду… Мне нужно слово «кодекс» или «контекст»? Дживс подсказывает мне, что я снова принялся путать моего дорогого читателя. Но в самом-то деле, Дживс, времени до прибытия всего час! Я не могу начать повествование с рокового поцелуя у рояля! Обещаю, я напишу эту занимательную историю, когда не буду столь занят своим редактором, камердинером и сердечным другом в одном лице. В эту же минуту вам достаточно знать, что мы с Дживсом обнаружили себя на распутье пять месяцев назад: либо мы сходимся в романтической, сносящей любые доводы разума — даже Дживса! — манере, либо мы расходимся и всю жизнь страдаем, любя друг друга секретно. Как вы можете догадаться по большой, тёплой ладони, придерживающей моё бедро прямо сейчас, мы разрешили ситуацию с рациональной элегантностью, присущей нашей паре. Но в чём же проблема нам встретить Рождество вместе, спросит мой дорогой читатель. Ваш слуга по своей старинной привычке допустил просчёт, когда тётя Делия пригласила его, то есть меня, и Дживса, то есть моего мужчину, к себе на Рождество. Мне было абсолютно всё равно, где праздновать, но тётя Делия сказала: — Бла-бла, Анатоль приготовит нечто особенное, бла-бла. Фуршет в исполнении Анатоля так ярко предстал перед моими глазами, что я дал свой ответ ещё до обсуждения с Дживсом. Пока мой мужчина сохранял свою спокойную оболочку (но не путайте с нравом, он у него звериный!), потакая моим желаниям, я и не догадывался, к чему всё идёт. В Бринкли-Корте Дживс настаивал на осторожности, он даже продолжал сэркать, но не преминул… преминовал… преминулил… Не упускал возможности красть вашего покорного слугу время от времени, чтобы украсть у него поцелуи. В руках моего домушника я не ощущал приближения абзаца. Лишь когда настал праздничный ужин, я начал понимать, что что-то не так. Нет, не поймите превратно, Анатоль был на высоте, но даже с фуа-гра во рту я заметил, что Дживса нет в комнате. Прислуживала лишь пара виночерпих. — Тётя Делия, я вернусь через пару минут. — Иди, Аттила, всё равно приличия в тебя уже не вдолбить, — отмахнулась понимающая тётя. Я нашёл Дживса в крыле для слуг, в комнатке, где прислуга встречала рождество праздничной курицей и разбавленным вином. — Разбавленное вино? — ужаснулся я, переступив порог. Дживс, образец элегантности, выглядел лишним в серых стенах, со стаканом, не фужером, в руке. Он и его два метра роста высились над ситуацией, недовино в его руке было не пригублено, осанки он не терял, хотя прислуга была навеселе, показушничать было не перед кем. Когда моё возмущение заставило всех сурово замолчать, Дживс услужливо спросил: — Сэр, вы что-то хотели? — к концу вопроса мы уже были где-то в коридоре благодаря его магии. — Дживс, почему ты здесь? — Где бы вы хотели меня видеть, сэр? — Со мной, дружище! В праздничном зале! — Боюсь, это невозможно, сэр. Слуги не допускаются к празднеству в главном зале, только к уборке после него и заботе об опьяневших хозяевах. — Но ты же… не… Вымолвить «слуга» я так и не сумел. Очевидно, Дживс остаётся моим слугой для всех вокруг — и за закрытыми дверьми Бринкли-Корта он зовёт меня «сэр». И что же это получается… Я буду вкушать шедевры Анатоля, греться у камина и слушать рождественские пластинки, пока Дживс будет глотать разбавленное вино в холодных комнатах и ждать, когда ему позволят убрать за своим хозяином? И не только Дживс будет несчастен в этом случае! Ведь камины и пластинки не имеют смысла, если мой мужчина где-то там, за непреодолимыми коридорами феодализма. [Спросить у Дживса, правильно ли это написано.] Дживс лишится Рождества, а я лишусь его поцелуев, нежных объятий и не по-комердинеровски страстных, жадных ладоней. Я ахнул — и прижал пальцы к губам. Дживс обеспокоенно разглядывал моё лицо. — Сэр? «Сэр»! В рождество! Да это же… бесчинство! Святотатство? Ну пасквиль точно! — О бог мой! Дживс! Это же, выходит… — Да, сэр. — И мы не сможем!.. — Именно… Впрочем, это вы уже знаете. И вот тогда Бёрти Вустера посетила идея-венец его мозга, откормленного бренди с содовой. — Через пять минут будь в главном зале, Дживс! Что может сделать обычный человек, то есть не Чудо Дживс, за пять минут? Выпить коктейль, выиграть в булочный крикет, столкнуть мальца Глоссопа в пруд. Но в этот момент Бёрти Вустер не был простым человеком, он был мужчиной, готовым на всё ради любви! А потому я украл свеклу, собрал чемоданы и применил к своей физиономии все познания грима, на которые был способен. Взлохматил волосы и даже намочил воротник! Посему через пять минут перед Дживсом предстала больная версия его хозяина, правда, с чемоданами, которые Дживс тут же отобрал — носить тяжести он мне не позволял. — Как это понимать, сэр? — У меня лихорадка. Тебе срочно нужно увезти меня домой! Я и на ногах с трудом стою! С этими словами и ярчайшей улыбкой я завалился Дживсу на плечо и, признаться, так расчувствовался от скорого счастья, что прослезился. Это, по словам Дживса, помогло убедить всех гостей, что я по-настоящему болен, а не измазан свеклой. — Сэр, вам не кажется… Но договорить Дживс не успел, потому что я шагнул в зал и драматично стёк на ближайшее кресло. — Что-то мне нехорошо… — Бёрти? — вопросила тётя Делия, не отрываясь от паштета. — Ты плохо выглядишь. Говард, — позвала она виночерпия, — вызови Бёрти врача. Его, похоже, продуло и следует соблюдать постельный режим. Останешься у нас на неделю, если обещаешь ныть негромко, чтобы слышал один только Дживс, — ткнула она вилкой в сторону любимого племянника. Неделю?! Но так нельзя! Ну как же они все не понимают, что нам с Дживсом срочно надо домой! Словно пение ангелов, над моим ухом раздалось деликатное покашливание. — Говори, Дживс, — кивнула тётя. — Мадам, если судить по потоотделению мистера Вустера, дело не в простуде, а в вирусе. Взгляните на его воротник. Только после этих слов тётя Делия отложила вилку, подступила поближе, а разглядев воду на воротнике, отбежала подальше. — Дживс, в самом деле! Забери его отсюда немедленно, пока он не перезаразил нас всех! — Сию минуту, мадам. И уже спустя рекордные две минуты нас и след простыл. Сложив чемоданы в багажник, Дживс взял меня под руку, открыл мне дверь и бережно усадил на пассажирское сидение для пущей достоверности. Хотя теперь Дживс заметил, что сделал он это из собственного удовольствия, так что это можно вычеркнуть, а Дживса — поцеловать. Когда Бринкли-Корт остался только огоньком вдали, я наконец не выдержал и бросился расцеловывать Дживсу лицо, скулы, брови, побольше внимания я уделил приподнятому уголку губ и в конце концов самим губам! Риск потерять голову был велик, так что Дживс правильно поступил, уклонившись от более глубоких, любовных поцелуев. — Бёрти, — прошептал он, возвращая глаза на дорогу, — по приезде. — По приезде на поцелуях я не остановлюсь, — зардевшись, пококетничал я. — Я не стану останавливать тебя. Дживс настаивает, чтобы я написал про немужественное хихиканье, которое я издал под его тёмным взглядом, но я категорически против! За окном выла вьюга, и метель разбросала снег по лобовому стеклу, но я не боялся ничего. Не боюсь, поскольку мы уже на въезде в Лондон. Я бы спросил у Дживса, в каком времени теперь мне писать, но я занят. Если вам не претят чувственные описания, то вам будет приятно знать, что я едва ли смотрю за окно и даже в листы, когда пишу, но не отрываю глаз от Дживса — строгого носа, выдающегося подбородка, чёрных как уголь волос и его голубых, мудрых глаз. Восьмое чудо света, ну в самом ведь всамделешном деле! И это восьмое чудо света везёт меня домой четвёртый час, чтобы сжать в своих объятиях и шептать мне на ухо всё то, о чём Рози М. Бэнкс и помыслить не может. — Дживс, а ведь тётя Делия всем теперь раструбит, что я заразный. — Верно, Бёрти. — Это, получается, мне не выйти за порог ещё неделю. — Да, Бёрти, — на этих словах Дживс поднимает мою руку и оставляет на ней нежный поцелуй, — признаюсь, это самая лучшая часть твоего плана. — Но что же я буду делать неделю взаперти?! — оторопел я, но руку не вырвал. Ну уж ни за что! — Я обещаю тебе, мы не будем скучать. Что, о немужественном румянце мне тоже писать?! Теперь уж за полночь, в эту рождественскую ночь у нас не случилось ни камина, ни пластинок, да и поесть мы так и не успели. Мы едем сквозь пургу посреди кромешного ничего, но пока ладонь Дживса сжимает моё бедро, а плечо его так идеально подходит моей щеке, я абсолютно ни о чём не жалею. И пускай это покажется помпезным и вычурным, но я считаю, что в жизни есть вещи поважнее шедевров Анатоля. А если вы не согласны, то Дживс — шедевр, и это официально.