Ручной

      Они оба ловят себя на мысли, что не очень-то и пожалеют, если такая близость в их дружбе вдруг станет известна каждому.       Рома наглым образом соврёт, сказав, что Валера его ничуть не превосходит в физической силе. Эндерианец смотрит уверенно и хищно, едва скалясь и вжимая в матрас тело подростка после очередного долгого дня. И целует он максимально властно и жадно, не стесняясь вгонять язык поглубже, пока не увидит Роминых слёз. Прикусывает нижнюю губу, параллельно впиваясь ногтями в молочную кожу на плечах, стараясь напомнить этому резвому парнишке, где на самом деле его место.       Хотя Лололошке невпервой испытывать на себе животность нрава друга: например, когда Челлендж разрывает поцелуй, на губах младшего нервная полуулыбка, а в глазах — издевающийся блеск, будто он безмолвно провоцирует: «И это всё, на что ты способен? Слабак!». И Рома не может не нарадоваться, когда гибрид ведётся на эту скрытую издёвку. Выверенные движения, крепкая хватка, молниеносная реакция — Лололошка мокрыми глазами следит за его действиями, и Валере нравится, как спокойно он терпит эти нередкие всплески союза злости и желания. «Хороший мальчик» – в очередной раз подмечает про себя эндерианец.       Челлендж бы не поверил, что под ним сейчас так жалко и унижено извивается тот, кому было под силу собственноручно свергнуть внегласную владычицу Края. В один момент это перевернуло что-то в сознании старшего. Что-то сжалось внутри него, приятно-приятно и одновременно мучительно, до тошноты больно. Валера впервые почувствовал, что он был к кому-то привязан — странно видеть в лице самого себя такой великолепный пример чистейшей запутанности и неопределенности, с которыми разобраться попросту не хватало сил.       Его чувство сломить бесконечную гордость подростка сравнимо с наркотической ломкой — данное всегда будет всплывать в памяти и рисовать в измученном временем разуме абстрактные образы, оказавшиеся для него до дрожи манящими и чарующими.       Интересно прижимать к себе гибкое тело, пытаться его обездвижить и оставить новые царапины. Интересно клыками хвататься за бледную кожу на шее, оставляя яркие, чёткие отметины зубов и пятна голодных засосов. Интересно наблюдать, как в определенные моменты их близости Рома безнадежно выгибается и чуть ли не скулит, подобно щенку, когда Челлендж уже не скрывает своих истинных эмоций и улыбается не обычной доброй улыбкой, а другой — хищной, полностью отражающей его нечеловеческое начало.       И хоть младшему редко когда удавалось оказываться сверху, он ничуть не жаловался на жестокость своего партнёра. С горячим интересом вызывающе глядел в глаза, когда его запястья до синяков крепко сжимали над головой, когтями украшая новой порцией свежих порезов. Зубами сжимал наволочку подушки, пока хватали за загривок и резко тянули вверх, буквально обращаясь с ним, как с вещью. Интересно и до чёртиков приятно наконец снимать маску лидера и главной звезды и давать волю тому, о чем он и подумать не мог.

***

      Голос этого пленённого всеми богами смерти существа заполняет мыслимую пустоту в ушах, и подросток-полукровка по-усталому щурит фиолетовые глаза, пронизывая взглядом крайне уставшего мальчишку, что ослабленно держался за эндерианца и уткнулся лицом в грудную клетку давно знакомого товарища. Неоново-лиловые зрачки каждый раз, в начале их полуночных игр, и по их окончанию, когда их тела безмерно уставшие и неприятно липкие, оглядывают его, внимательно изучая, словно под прицелом.       Челлендж, осторожно водя когтистой рукой по спутавшимся каштановым кудрям, изредка зарываясь в них пальцами, кажется спокойным и невероятно умиротворённым. Приглушенно нашёптывает что-то, едва уловимо из-за ночного ветра, издающего рык и свист, а Лололошка и не думает перебивать — не смеет.       Рома чуть отодвигается и приподнимает голову, глядя со смесью сдержанного любопытства и лёгкой растерянности, когда больше не чувствует мягких поглаживаний, тщетно пытаясь предугадать, что произойдет дальше. Валера усмехается, наблюдая за ним: Лололошка реагирует так, как ему хотелось.       Младший выжидающе глядит на его мягкую и открыто снисходительную улыбку, и в следующий момент растерянно замирает, ощутив нежное прикосновение губ ко лбу. Наверное, Челленджу просто захотелось подразнить внезапными нежностями уставшего шатена и увидеть на его лице искренне смущение, которое его сейчас так радует? Вопрос риторический.       И он реагирует почти моментально, тепло, но невероятно мелодично. Это бесконечно восхищает эндерианца — то, как раскалённое теплом всех спектров эмоций и чувств голое тело жмётся к нему с новой силой, заключая в объятия, почти что тая.       Наверное, то и есть настоящее человеческое счастье.