На ушко

— Милохин, на первую парту, быстро!!! — кричит обозлённо Ирина Ивановна, хлопая тетрадью по столу. Женя устало морщится, уже заранее подвигая пенал с учебниками. Стаси сегодня не было, так что Милохина снова в ссылку к ней. — Привет, — вздыхает подползший к парте Даня и плюхается на стул. — Привет, — неопределённо машет рукой Женя, потому что за семь лет учёбы в одном классе, за четырнадцать лет жизни она так и не определилась, что она думает про одноклассника. Милохин вроде нормальный, а вроде и сидит в трусах на уроке, потому что «не успел переодеться». Милохин вроде и спокойный, но недавно подрался с кем-то из-за фигурки с человеком-пауком. Что именно случилось — никто не знает, просто причина — человек-паук. Милохин вроде умный, но на уроках страдает фигнёй и пуляет бумажки в потолок. Но Жене всё равно. Главное, что не воняет — во всех смыслах. Так что в наказание за тишину до конца урока его решено оставить здесь до конца четверти. Стася, ну за что именно сегодня, мысленно стонет Женя, пока новый сосед что-то сосредоточенно вырывает из тетради. Но, что приятно, пока они сидят вместе, он почти не бесится и за игрушки не дерётся. Зато: — Дашь списать? И смотрит огромными честными глазами, словно знает, что Женя не сможет отказать. — Последний раз, — предупреждает Женя уже саму себя и нехотя придвигает к Милохину тетрадь. — Привет, Женечка! — слишком позитивный для первого урока, подруливает к парте Даня, скидывая рюкзак. — Привет, — отзывается Женя и чувствует что-то неосязаемо-невидимое, скользящее по волосам — она передёргивает плечами, и ощущение спадает. Даня раскладывает учебники. — Милохи-ин, ты геометрию сделал? — не глядя спрашивает Женя, просто по привычке — вопрос без вопроса, навязший на языке. В ответ молчание, и Женя недоумённо оборачивается — Даня ухмыляется неизвестно чему и неизвестно как — в никуда и насквозь. — Зови Даней, пожалуйста, — ухмыляется ещё шире, слегка беспечно и беззащитно. — Если хочешь, конечно. — Ага, — удивлённо соглашается Женя и утыкается взглядом в прополотые грядки цифр и букв — тоже насквозь и в никуда. По имени как-то непривычно. — Привет, Даньчик! — Милохин, здоров! — Чувак, как всё? Как только Даня перестаёт быть носящимся на фоне пятном — спустя неделю с насильной пересадки — то Женя начинает замечать его везде. Потому что он, оказывается, и есть везде: с ним все здороваются, занимают ему очередь в столовой, зовут гулять в сотню мест, крича через весь коридор — и Даня на всё отвечает светясь как лампочка. Он же на лампочку похож… что за глупости, Жень. — Как дела? — вдруг гулко звучит за спиной — там белокурая лампочка-Даня ярко улыбается. — А у меня растёт свекла, — серьёзно отвечает Женя и смеётся с него, потерявшегося на минуту. — А у тебя как дела? — Поцелуй меня сперва, — нелепо рифмует Даня тоже и, весело хрюкая, просто стартует с места и уносится в коридорные дали. — Вау, — убийственно нейтрально отмечает Стася таким тоном, что Женя уже заранее знает — стебать её будут ещё месяц. У самой разлезается непрошеная улыбка. — Стась, вот не надо даже! Просто потому что кто-то дурачок. Вот Даня вроде и всем друг, но почему-то Женя видит, как после школы он идёт один, как видит, как сидит на заднем крыльце в одиночестве. — Ты что тут один? Женя знакома со всей школой не была, во всех компаниях не прописывалась и вообще считала себя человеком закрытым — но у неё всегда были Стася, Даша, Никита, и этого вполне хватает, чтоб быть довольной жизнью. — Да просто так, перекур, — небрежно откликается некурящий Даня и подталкивает камешек ботинком. — Холодно на бетоне сидеть, вставай. Ветерок, слетающий с серого неба, облизывает щёки. — Не хочу. Женя не знает, что ещё сказать. Кажется, что Дане хочется побыть одному, но ей не хочется уходить. Ну и ладно, думает Женя, не захочет — уйдёт. Обидно конечно будет, но недолго. И несильно. Так что Женя садится рядом. Даня не уходит, только хмыкает недовольно и раскидывает ещё пару камушков. На бетоне действительно прохладно. Даня всё время ей что-то на ухо шепчет. Это такая дурацкая и такая приятная манера, и Женя совсем не может вспомнить, когда это успело стать для них обычным делом — стебаться над ними начал уже даже Никита. — Всё рассказал? Может, и мне расскажешь теперь? — Только Евгении я говорю всё, — отмахивается от Нагорного Даня. Женя даёт ему подзатыльник. — Же-ень, можно тебя на секунду? — окликает Даня её в коридоре. Притягивает за рукав осторожно, заставляя потоки людей их огибать, и шепчет: — Шнопсель. И фыркает от хохота, наваливаясь ей на плечо. Женя сама начинает смеяться, хотя что смешного-то? — Может, всё же штепсель какой-нибудь? — Нет, — с серьёзными искрами в глазах отрицает Даня, — шнопсель. Шнопсель так шнопсель. Даня нашёптывает ей на ухо реально какую-то хрень, захлёбываясь смешками и дёргаясь в сторону, когда математичка отворачивается от доски. Женя замечает за собой, как склоняет голову всё ниже, как теряет канат объяснений, но всё себе прощает — это такое странное новое чувство. Так нельзя, но так очень смешно. Она вообще не разбирает, что он там бормочет, но они вдвоём булькают от смеха, и Женя не выдерживая утыкается Дане куда-то в плечо, сползая по стулу. Училка поворачивается уже окончательно: — Милохин! И… Медведева! Не ожидала от тебя совсем! Выходите из кабинета, вы мешаете вести урок! Женя хочет начать извиняться, конечно же, но вместо этого в унисон с Даней вылетает: — Ладно. Их выставляют с урока в коридор. Они молча перегдядываются и — взрываются хохотом. Даня всё ещё хихикает, а Женя уже словно очухивается. Её впервые в жизни выгнали с урока. Трындец. — Из-за тебя нас выгнали! — Но ты тоже смеялась! — защищается мгновенно Даня. — Так это ты фигню всякую говоришь! — возмущается Женя. Даня смирно выдыхает и капитулируется. — Да ну, пойдём со мной. Покажу одно место, — подмигивает он и хватает её за локоть. Женя почему-то разрешает потащить себя в это самое одно место. Почему — непонятно. Лестничные пролёты убегают из-под ног, и они оказываются на четвёртом этаже в самом его дальнем закоулке. — Мы что, на крышу попрёмся? — Не, — отмахивается Даня и достаёт из кармана ключи от крыши. Пока он возится с замком, Женя уже сто раз успевает пожалеть об этой затее, повысматривать на шухере учителей и пару раз придавить довольнейшую улыбку — откуда-то где-то радостно прыгает заброшенная Женя-авантюристка. — Во, — устало фыркает Даня, толкая отпёртую дверь. — Прошу, дамы вперёд! — придурошно и галантно уступает ей дорогу, подавая руку. Женя деловито хмыкает и проходит мимо без джентельменских услуг. За спиной слышится тяжёлый вздох джентельмена — ну и ладно, пусть не зарывается. Перед ней расстилается раскатанное небо в рассыпчатых как ледяной рафинад облаках и просевший, изрезанный домами горизонт. Тут так свободно и легко дышится, хотя то же самое небо, сто раз приевшиеся виды — но только сейчас акварельно прорисованные заново. Женя радостно оборачивается и замирает отчего-то — Даня стоит столбом как дурак и смотрит только на неё — цельно, тихо, рот разинув. Женя чувствует, как краснеет. — Чего уставился? — Красивая потому что, — просто отвечает Даня. Женя предпочитает услышать «красиво», чтобы спокойнее спать сегодня ночью. — Снова двойка, Милохин! — ругается классуха. — Ты когда за голову возьмёшься? Даня рядом надоевше вздыхает и бормочет что-то невразумительное. — Кто-то должен взять над ним шефство, подтянуть по предмету, — всплёскивает руками уставшая от всего этого женщина. — Давайте я, — удивлённо слышит свой голос Женя и так же удивлённо ловит Данин взгляд. — Ты серьёзно будешь на меня время тратить? — без слов спрашивает Даня. — Буду, — подтверждает Женя. Конечно, она может себя защитить. Об этом думает Женя, когда противный чувак, Гоша Соколов, специально толкает её на перемене, отчего она роняет стопку тетрадей, которые её попросили отнести в кабинет. — Дебил, — спокойно обзывается Женя и с размаху шлёпает его тетрадью по лбу — и тут всю эту ерунду замечает какая-то учительница, которая заставляет Соколова всё поднять и вручить обратно Жене, и хорошо. Где-то в толпе среди полулиц и макушек она спотыкается об Данин безветренный взгляд. Женя отворачивается почти сразу, чтоб не захотелось подойти. А подойти всё равно хочется. Но она не будет. На следующий день Соколов приходит с синей щекой и подбитым глазом — в общем, выглядит совершенно несчастно. А по классу, как это всегда и происходит, по воздуху передаётся слух-разговор, что почему-то это сделал Даня. Почему Даня, злится Женя. Что, других пацанов в школе нет, которым подраться охота?! Почему сразу Даня? И вообще… — Это на Милохина так не похоже, — щебечет сидящая рядом Стася. — Я вообще не помню, чтобы он с кем-то дрался, ну, всерьёз. А ты? — А я… — медленно откликается Женя. На душе у неё подскрёбывало, что это из-за неё. Что Даня навалял ему из-за неё. Спросить у Дани? Да он не скажет ничего. Ухмыльнётся, весело приобнимет и давай пороть чушь какую-нибудь, чтобы её заболтать. Может, тогда спросить у побитого? Он же потерпевший, ему скрывать нечего. Женя подлавливает одноклассника в уголке рядом со столовой и пройти решительно не даёт — пока не даст ответы на вопросы. — Да это вся школа знает, — зло буркает Соколов, отбрасывая в сторону тёмный взгляд. — Что знает? — не понимает Женя. — Что Милохин в тебя втюрился по уши. Тум-тудум. Тум-тум-тудум. Женя чувствует себя огромным сердцем, самим пульсом. Загорается все от кончика носа до кончиков пальцев, под воротником душно и колюче. Как перед годовой контрольной, только почему-то ещё сладко щемит в груди. — Кто тебе такое сказал? — пытаясь строго, но невольно слетая в шёпот, требует ответа Женя. Соколов смотрит на неё непозволительно снисходительно — хочется подбить ему вторую щёку. Женя, в принципе, готова. — А ты сама не знаешь, что ли? — Знаю, — Женя говорит это из гордости, нереальной гордости, потому что она всё должна знать. Но только почему внутри всё дрожит россыпью фортепьянных отзвуков, почему трепетно скользит крыльями по щекам, почему в груди теснится острый выдох, почему так хочется чего-то странного и близкого? И Даня находит её первее — прибегает минуты через две, запыханно перехватывая ее в коридоре и беря за руки. Женя поднимает на него взгляд, и на секунду ей кажется, что они оба всё знают. Даня, глубоко вдохнув, спрашивает: — Можно тебя проводить после уроков? Идти после школы с Даней так беззаботно и светло, как мгновение весеннего выходного утра — без времени и с пением на сердце. Он всё-таки уламывает Женю на понести её рюкзак и тащит их, довольный, как мешки с картошкой. Жене с него забавно и тепло — и это так ново. Но жаль, что она так близко живёт к школе — даже выбрав самую длинную дорогу, они доходят уже минут через десять. — Ну, до завтра, — бодро прощается Даня, не двигаясь с места. — До завтра, — щурится Женя. — Только рюкзак отдай. — А я… просто так не отдам! — вдруг заявляет Даня, рассветая в ухмылке. — За вознаграждение. И смотрит на нее смущённо, будто всю храбрость на эти слова израсходовал. Но Женя несмело подтягивает его за пиджак и тянется к щеке, как тут — — Женя, может, позовём молодого человека пообедать? В подъездных дверях стоит мама с Тофу на поводке — удачно они вышли погулять, боже мой. — Пойдёшь? — смущённо и уверенно спрашивает Женя. Солнце светит в глаза. Даня задорно улыбается и кивает.